banner banner banner
Где-то там, в долине Большого Анюя
Где-то там, в долине Большого Анюя
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Где-то там, в долине Большого Анюя

скачать книгу бесплатно

Дорога предстояла длинная и не быстрая, нужно было готовить зимник к зиме. В вагончике была небольшая железная печка, нары, типа полатей, стол и широкая скамья, на которой тоже мог лечь человек. Закупив продукты и все погрузив, мы отправились в дальний путь. На каждом бульдозере у нас было 2 человека, у дорожников – по одному.

К моему бульдозеру подцепили дорожный клин, другой же, должен был по ходу засыпать промоины и неровности. Зимник проходил всегда по одному месту и за этим строго следили: тундру нужно беречь, на ней нельзя нарушать растительный слой и мхи, иначе летом будет большая оттай-ка.

Тундра это сложные слои грунтов и линз, которые глубоко протаивают летом и образуются провалы. Для оленей это большая опасность, зимой, при переходах на пастбища, они попадают в промоины и ломают ноги. Дорожники на своих тракторах тащили дом-вагончик и сани. По дороге в темное время суток нам попадалось много зайцев, которых мы отстреливали, и у нас всегда было свежее мясо. Заяц животное глупое и всегда бежит по свету фар, не сворачивая в темноту.

Надо сказать, что зайчатины я наелся до самой смерти. Сейчас не могу есть крольчатину. У нас была лицензия на сохатого, но он нам не попался, так что пришлось довольствоваться зайчатиной и консервами – тушенкой и рыбными. Так же у нас была свежая картошка, лук и капуста. Один член команды был поваром.

Так мы потихоньку ехали и делали зимник. По пути следования были установлены домики для отдыха водителей, в них круглый год жил обслуживающий персонал, как правило, это была семья. Так же были и большие гостиницы для отдыха водителей зимой. В них были душ и столовая, можно было посмотреть какой-нибудь фильм. Это были небольшие поселочки, один между Билибино – Зеленым мысом, и между Весенним – Билибино. В то время для водителей старались создать какой-то комфорт, так как растояния были большие, и зимник – это не асфальт.

Таким образом мы шли 300 километров целый месяц. Пришли в средине октября только в Билибино, а нам еще нужно было гнать свой бульдозер до Весеннего, а это еще 300 километров Но это был уже другой экипаж, который сменил нас в Билибино. За этот месяц я заработал 1200 рублей, это была самая большая зарплата, у меня на Чукотке. Это было в 1978 году.

Северное сияние

Я работал эту зиму на расчистке зимника на участки где были золотоносные россыпи и на полигонах, где делали зимнюю вскрышу торфов. То-есть убирали верхний слой грунта, до золотоносных песков. Зимник был нужен для завоза всего что требовалось для жизни и работы участка. На зимнике всегда работало два бульдозера и четыре машиниста посменно, то есть двое – рейс, двое – второй. Был сильный снегопад, потом снег прекратился, небо очистилось и загуляла поземка по распадкам, заметая зимник. Мы выехали с утра, до участка Темный было 60 километров пути, а на бульдозере с дорожным клином быстро не поедешь. Да на сопке быстро по любому не разгонишься. Так потихоньку доехали до фактории, переночевали у знакомого охотника, утром двинулись дальше. День прошел нормально, и мы поднялись на высокий перевал, зимник шел именно через него, другой дороги не было. Поднявшись на самую макушку, решили поужинать и продолжить наш путь.

До Темного оставалось 10 км. Погода стояла тихая и ясная. Мы заглушили бульдозеры и вышли размять ноги. На небе высыпали звезды, и казалось – протяни руку и вот она – Полярная звезда. Вдруг на небе появились всполохи, вначале такие небольшие всплески, они разгорались все ярче. Начиналось северное сияние: прямо у нас над головами появились разноцветные краски. Они переливались и менялись местами на огромной скорости. Цвета волнами носились по всему небу, играли и переливались. Это было что-то! Я много раз видел северное сияние до этого и после, но такое видел впервые и больше не видел никогда. Мы стояли ошарашенные увиденным, мы разинули рты от такого чуда, мы забыли все, мы забыли зачем и куда едем. Такое действо и буйство природы длилось минут 30—40 и внезапно исчезло.

Опять стало темно и только звезды освещали нам перевал. Я на всю оставшуюся жизнь запомнил это северное сияние, такое яркое и красочно-цветное. Поужинав, мы тронулись дальше и через пару часов добрались до жилья участка Темный. На участке нам тоже говорили о необычно ярком северном сиянии. Но мы видели его ближе, мы стояли на перевале.

Перевал

Зимник Зеленый мыс—Весенний длинный: шестьсот километров в один конец. Проходит по двум перевалам, один Мачвамский и второй между Билибино и Весенним, наверное, как раз посередке. Мачвамский перевал высокий: сопка совершенно голая, на ней кроме мхов и ягеля, ничего не растет. Зимник идет тягуном, длинный такой и пологий, машины на него заходят без проблем. На нем не нужно держать трактор, чтобы помогал преодолеть этот длинный подъем наверх. Другой перевал Билибино – Весенний, был не такой высокий, но крутой и весь зарос лиственницей. На самой макушке был построен дом для водителей и дорожников. На этом перевале круглые сутки стояли дорожники, они там жили по неделе. Неделю одна смена, неделю – другая. Так всю зиму, пока работает зимник. Некоторые машины взбирались сами, но были и такие большегрузы с прицепами, которые цеплял трактор и помогал зайти на перевал. В обратном направлении машины шли пустыми, а если и с грузом, например с металлоломом, то спуск был не таким крутым.

В домике все было для отдыха: стояло несколько кроватей, печка и большой стол, сколоченный из строганных досок. В домике можно было разогреть обед и поесть, попить чая. Вокруг стоял лес, и природа была, конечно, очень красивой. Недалеко от перевала, километрах в 25, было удивительное место. Там рос тополиный лес, тополя были такие огромные и толстые, росли так густо, что зимник прямо протискивался сквозь этот лес. Почему росли здесь тополя, наверное был какой-то микроклимат для них. Место было очень загадочным и красивым. В Тополевке, так называлось это место, всегда останавливались машины, чтобы поесть или попить чая. На Чукотке было много красивейших мест, и это было одно из них.

Весенний

Жизнь на Весеннем шла своим чередом. Поселок строился. Были построены садик, магазин, клуб и жилые дома. Но, до всего этого благополучия, клуб был в большой палатке. В этом клубе мы смотрели фильмы, а по субботам устраивали танцы. Отапливался клуб, двумя железными печками, сделанными из бочек. Как только в печке разгорались дрова, сразу становилось тепло. Дрова для печек частенько приносили с собой, потому что те, которые привозили с пилорамы, были сырые. Для растопки нужны сухие дрова. На танцы ходили почти все, у кого не было маленьких детей, даже те, кому было уже за 50. Женщин было не так много, но выручали строители, которые были из Билибино. В праздники танцевали почти до утра, между танцами бегали по компаниям выпить и закусить, затем обратно бежали в клуб танцевать.

У нас домик был в конце «Нахаловки», и приходилось летом идти в сапогах, а потом менять их на туфли, пряча сапоги в куст стланика. После танцев переобувались опять в сапоги. Бывало, что сапоги нам путали и мы, матерясь, разбирались – у кого чей сапог. Поселок был разделен на три части, это Кулаковка, Центр и Нахаловка. Кулаковка это частные домики на въезде в поселок, они были построены на промытой щебенке и песке, у них всегда было чисто и не было грязи. Центр, это контора и все социальные здания с жилыми приисковыми домами. Нахаловка-же, тоже частные домики, но строились они без разрешения в нахалку и в тундре. Там летом было ни проехать ни пройти. Вот оттуда и приходилось ходить в сапогах и переобуваться. Но это были временные трудности, позднее были отсыпаны все подъезды, благо щебенки было валом после промывочных приборов. Через несколько лет, когда у нас родился второй сын, нам дали отдельный домик с центральным отоплением. В домике было три комнаты, кухня и сени с теплой кладовкой, где стоял большой на 400 литров бак для воды. Я пристроил сарайку и рядом построил, засыпную опилками, баньку, в которой мы парились и мылись, Света в ней и стирала. Так мы и жили, нас все устраивало. Мы были счастливы.

Бригада

Меня встретила комсорг Людочка и предложила возглавить комсомольско-молодежную бригаду. Бригада должна была промывать шахтные пески. Промывочный прибор на этих песках нужен один, но не простой, а скрубберный. Скрубберный промывочный прибор, это не простая колода. Состоял он из большой бочки пятиметровой длины и диаметром в полтора метра с множеством небольших отверстий. Внутри проходила труба с форсунками, из которых под давлением била вода. С одной стороны скруббера подходил транспортер с лентой, по нему подавались пески из бункера. Скруббер вращался, пески смешивались с водой и мелкие частицы проваливались в отверстия в колоду, которая стояла под скруббером. Крупная галька и щебенка высыпались с другого конца скруббера, тоже на транспортер и увозилась в отвал. Конец колоды присоединялся к осадочной машине, машина диафрагмами отсасывала мелкий песок и золотую пыль, которая затем попадала на концентрационный стол, там обогащалась и в месте шлихом загружалась в железные бочки и увозилась на шлихо-обрабатывающую установку.

Вот такой прибор нам предстояло построить и на нем промыть все шахтные пески, добытые зимой. В бригаду вошли молодые ребята и женщины, всего тринадцать человек. Пески были на трех шахтах, и нам предстояло все их промыть последовательно, перенося промывочный прибор каждый раз. Сколько золота мы должны были взять с этих песков, было уже подсчитано. Нам предстояло взять золота именно столько, но не как не меньше. А меньше можно взять только в одном случае, мыть не оттаявшие, то есть мерзлые пески. Этого допустить было нельзя. Мы справились с этой задачей и промыли все пески в срок и золота дали именно столько, сколько было нужно. Так наша бригада отмывала шахтные пески три сезона, люди, конечно, менялись, только бригадир, а это был я, постоянным.

За эту работу, я был награжден орденом «ЗНАК ПОЧЕТА». Ну может и не только за эту, позже меня еще наградили медалью «ЗА ДОБЛЕСТНЫЙ ТРУД». Не сочтите это за хвастовство, так как награждали не одного меня. Были парни, которые заслужили и более высокие награды. Труд северян оценивался по достоинству. Это сейчас награды дают, в основном артистам и спортсменам, а в наше время награждали рабочих.

Охота на белку

В один из рейсов по расчистке зимника на дальний участок прииска – Темный, мы остановились на ночлег на фактории. Остановились, как всегда, у Сереги-охотника в домике. Нам нужно было нарезать зимник на новый участок – Светлый, который был в стороне от основного зимника.

Серега сказал, что поедет с нами – у него на том ручье охотничьи угодья. Утром пораньше мы выехали. У моего напарника на тракторе была навешана косая бульдозерная лопата, она была широкая и ей было удобно сваливать снег на одну сторону дороги. Он и поехал расчищать зимник. Мой трактор таскал клин и, отцепив его, мы с Сергеем поехали впереди. Распадки с угодьями заросли лиственницей.

На Чукотке белки живут не в дуплах, как на материке, а в гнездах. Да, в обычных гнездах, сделанных из веточек и травы, на макушках лиственниц с маленьким лазом. Внутри они были устланы травой и беличьим пухом. В гнезде могла жить целая семья из нескольких белок, так им было вместе теплее. Белки, как и на материке, заготавливали на зиму провиант. Это, в основном, орешки кедрового стланика и грибы. Белки отыскивали свои кладовые зимой, наверное, по запаху, а может по памяти. Вот за белками мы и поехали на охоту.

Через час-полтора мы приехали в первый распадок, и Серега опытным взглядом стал осматривать деревья. Деревья были не очень густые и хорошо просматривались. Заметив гнездо, мы подъехали в дереву, Серега вылез из кабины, подошел к дереву с беличьим гнездом и постучал по нему палкой. Белки от испуга, а может из любопытства, выскочили из гнезда и стали с любопытством разглядывать нас. Наверняка они видели человека первый раз и не боялись.

Серега на белку брал мелкокалиберную винтовку, да и на соболя тоже. Быстро прицелившись, он подстрелил первую белку, затем и всех остальных, их было пять зверьков. Это, видимо, была семья, но так было только один раз, Из остальных гнезд, которые мы нашли, одна-две все-таки убегали. Серега за ними не бегал, так как мы были без собаки. «Пусть живут, – так сказал он, – нельзя выбивать всех, я здесь беру сколько надо, надо и на развод оставлять».

Я подбирал тушки белок, все они были поражены в глаз. я не помню сколько мы добыли белок, но десятка два или три. Светлое время быстро подходило к концу, и Серега сказал: «Заедем в соседний распадок, заберем мясо оленя, там висит на дереве в мешке». Я спросил: «Почему на дереве? Закопал бы в снег, – он ответил, – от росомахи». Заехав в указанный распадок, забрав мясо оленя, мы отправились на факторию. Снег под деревом, где висело мясо, был утоптан, значит росомаха пыталась полакомится мясом, но добраться так и не смогла. Приехали на факторию, напарник был уже там, мы поужинали. Серега стал снимать шкурки с белок и натягивать их на кусочки фанеры, для просушки.

Вот так мы съездили на белку. Утром встали, позавтракали и отправились дальше – на Темный

Нартовый

Вертолет, покружившись над косой, пошел на посадку. Приземлившись, мы быстро выкинули свои вещи прямо на галечник, и вертолет взмыл вверх. Мы – это пятеро рыбаков прилетели на Большой Анюй в устье большого ручья Нартовый за рыбой и, если повезет, то и за мясом сохатого. Время было конец сентября, и ночью давили хорошие заморозки, но снега еще не было. Рыбачить мы прилетели на загородку, так как и рыбы нужно было много – на всю зиму. Прилетели мы на неделю, через неделю нас должен был забрать вертолет вместе с уловом.

Не успели разобрать вещи, как недалеко от нас из леса вышел сохатый, он шел по направлению к зарослям краснотала[11 - И?ва остроли?стная, или Краснота?л, или Кра?сная верба?, или Шелю?га (лат. Sаlix acutifоlia) – вид лиственных деревьев или кустарников рода Ива (Salix) семейства Ивовые (Salicaceae).]. Краснотал или тальник был любимой пищей сохатого зимой. Быстро расчехлив ружье один из рыбаков, крадучись, побежал к сохатому, на ходу заряжая. Все, мы были с мясом. Пока трое разделывали тушу зверя, мы вдвоем разобрали и поставили палатку. Палатка была большой, в ней могло свободно разместиться человек 6—7, нас же было меньше. В углу поставили маленькую печку, сваренную специально для этого. Закончив с палаткой, развели костер и повесили ведро воды и чайник. Разделав и разрубив мясо на куски, разложили его на лабаз[12 - Лабаз – Крытый навес на стойках для различных надобностей (охотничьих, хозяйственных; областное).], сделанный из толстых ветвей, на трех лиственницах. Ночью мясо должно подмерзнуть. Вода закипела и в кипяток положили куски грудинки, варить на завтра, так как завтра готовить не будет времени. Достав сковородку, нажарили печенки и хорошо поужинали, выпив при этом по стакану водки. День был удачным и, посидев у костра и послушав байки бывалых рыбаков, пошли спать. Спали мы в палатке.

Утром проснувшись, поев мяса с остатками печени, попив чая, пошли знакомиться с местами ловли рыбы. Пошли двумя группами, на два ручья, которые были недалеко друг от друга, но на противоположных сторонах Анюя. Через пару часов вернулись и решили обловить в начале один ручей, а потом второй – Нартовый, он был больше, и на нем нашли хорошую заводь, перед узким перекатом. Ребята стали готовить снасти для загородки, чтобы перегородить ручей в узком месте.

Я взял удочку и пошел попытать рыбацкого счастья перед перекатом. Хариус брал хорошо и, поймав пару десятков, я пришел в лагерь. Почистив рыбу, поставили варить уху на ужин, так как этот день подходил к концу. Осенью дни короткие. С утра пошли ставить загородку из сети, с крупной ячеей, чтобы мелочь могла пройти, а крупная рыба не могла. Поставив загородку, пошли все порыбачить на удочку, Бредень[13 - Бре?день – небольшая рыболовная сеть (невод), которую люди, идущие бродом по мелководью (бредущие), тянут за собой на двух деревянных шестах (волокушах, клячах).] таскать будем завтра. С утра, взяв бредень, пошли ловить то, что нам пришло перед загородкой. Рыба в это время вся скатывалась вниз по течению в Анюй, чтобы провести зиму в глубоких ямах. За сутки рыбы набилось столько, что мы вчетвером едва вытащили бредень. Улов был богатым, несколько мешков. Так, половина дела была сделана – один ручей обловили. В тот же день поставили загородку и на Нартовый. Вечером опять костер, хороший плотный ужин и байки бывалых. На Нартовой поймали больше в два раза.

Так мы запаслись рыбой на зиму себе, ну и начальству понемногу и вертолетчикам. Оставшееся время, пока ждали вертолет, упаковали подмерзшую рыбу и мясо в мешки. В свободное время ловили на удочки. Утром собрали палатку и пожитки, в обед за нами должен прилететь вертолет. Так мы рыбачили каждую осень. На Чукотке много ручьев и речек, в которых полно рыбы, и наши уловы, не могли уменьшить эти запасы, мы вылавливали мизер.

Шальное золото (вполне могло быть)

Золотоносный полигон начинался в верховье ручья первый Весенний. Распадок был широким и километра два-три в длину. Отрабатывать его начали с самого верха, потому что содержание золота в песка вверху всегда больше. Тут же в Весенний впадал небольшой ручей Чертик. Так его назвали геологи за крутой нрав, потому что тек он по крутому и узкому распадку. Чертик тоже был золотоносным, но пески залегали на глубине, а делать вскрышу торфов было некуда распадок-то был очень узким. Отрабатывали Чертик шахтным способом, содержание золота было очень хорошим, за смену намывали по десятку килограмм. На полигоне Весенний содержание золота было куда меньше.

Как-то раз заехал я на бульдозере в самый угол полигона, как раз туда, где был выход распадка Чертик. Наковырял из борта несколько кубов, разрушенной коренной породы пополам с красной глиной, и сгреб все это в бункер промывочного прибора. Больше ковырять там не стал, так как угол был далековато, да и я подумал, что там нет золота. На второй день сделали съем золота, увезли его на прииск, очистили и взвесили. На следующий день к нам на полигон приехал директор прииска и начальник участка. Позвали нас бульдозеристов и директор спросил: «Откуда вчера толкали пески?» Я сказал, что вот он полигон, весь тут, а потом вспомнил про угол Чертика. Оказалось, что вчерашний съем был в десять раз больше, чем обычно и поэтому начальство пытало нас. Я рассказал как было дело и нас заставили выскрести весь угол, чуть ли не под метлу. Золото в углу оказалось просто шальным, когда промывали шахтные пески Чертика, то столько не снимали, как сняли за эту смену, а песков-то было всего ничего. Больше золота в том углу не было, сколько мы там ни скребли.

Вот такой случай был у нас на прииске с моим участием. Если бы я не заехал в угол, то золото так и лежало бы там до сих пор, а это полтора десятка килограмм.

Концессия

Комбинату не хватало до государственного плана несколько десятков килограмм золота. План срывался по вине двух приисков: нашего – Анюйского и имени Мандрикова. Начальство решило строить зимние промывочные приборы. Строить на реках прииска Мандрикова, так как там имелись пески с высоким содержанием золота. Пески залегали на большой глубине и отрабатывать их нужно только шахтным способом. У нас на прииске собрали бригаду для строительства промывочных приборов и шахтеров.

На вертолете МИ-6 перевезли два бульдозера, компрессора, дизельные насосные станции и дизельную электростанцию. Все это доставили на небольшую реку, так как для промывки песка нужна вода, много воды. Прилетев на место, выгрузились на берегу. Сразу стали устанавливать палатки для жилья. Вертолетом доставляли все стройматериалы. Палатки установили быстро, настелили в них полы, сделали нары и поставили большие печки. Каждая палатка рассчитана на 10 человек. Так же была палатка и под столовую, так как людей набралось больше двух десятков. Был и повар-мужчина. Обосновались капитально и надолго, на дворе уже было холодно.

По берегам реки росли лиственницы, лес для каркаса промывочного прибора валили прямо на месте. Также построили небольшую баньку прямо на берегу. Ниже по течению, где строили промывочный прибор, реку перегородили насыпной дамбой. Поставили насосную станцию и дизель генератор. С бытом разобрались и обустроились, промывочный прибор тоже был в стадии завершения.

На промывочном приборе нужно остановиться – это сооружение состояло из приемного бункера, транспортера, скрубберного прибора и колоды. Рядом, вплотную к колоде и скрубберу были поставлены две большие емкости, каждая по 10—15 кубов. Это своеобразные котлы, в которых грели воду дизельным топливом посредством форсунок. Пески, добытые шахтерами в шахте, были заморожены и промывать их нужно только горячей водой. Шахта была за несколько километров от промывочного прибора и пески возили на самосвалах. Затраты были огромными, так как таких приборов построили два. Второй был построен прямо на прииске, на берегу реки Омолон. Приборы работали круглые сутки, и через месяц мы все-таки вытянули план комбината.

Экономически это было не выгодно. Были затрачены огромные средства, но у областного начальства свои расклады: за выполнение плана они получали награды и премии. Домой мы вернулись почти к новому году. Все, что построили, было брошено у реки. Технику, чтобы не доставлять обратно вертолетом, отдали мандриковцам.

Вот так иногда приходилось выполнять государственный план, не считая затрат. Да и деньги были на это не из своего кармана. Кто их жалел?

На берегу речки, в лесу, построили баньку. Баньку построили небольшую, но хорошую, добротную, из лиственницы. Все как положено, мойка и отдельно парилка, сварили печь-каменку, от которой нагревалась вода, целая бочка на 200 литров. Пока нагревалась вода, а это часа два, прогревалась и вся баня, камни-голыши с реки нагревались почти докрасна. На реке стоял уже лед и воду брали из проруби. Топили баньку первое время каждый день, пока не высохли стены, лес-то был сырой, в бане было очень влажно и сильно пахло смолой, но через неделю все стало хорошо. Баню топили с самого утра, так как работали по сменам и круглые сутки, парились и мылись тоже весь день. Природа была, конечно, красивой: лес и галечные косы по реке. На одной стороне стояли жилые палатки, напротив, через реку – баня. Снег в том году выпал поздно, но когда выпал, то стало еще красивее, чище. Любители парились ветками кедрового стланика. Конечно, запах хвои был непередаваемый, но хлестать себя было больно, так как такие веники в распаренном виде были тяжелыми, но зато не колючими. Были и охотники только посидеть на полке, погреться и пропотеть. Конечно, когда улетали домой, такую баньку бросать было жалко, уж больно хороша была и жаркая.

Я думаю что она не пропала, ее перетащили в поселок через перевал зимой по снегу на полозьях, может разобрали. Такой баньки я больше в своей жизни не встречал, были и хорошие, но не такие и не в таком месте. Не место, а сказка!

Спец

Бригада геологов разведывала долину ручья Баимка, путём обуривания. Работы велись в десяти-двенадцати километрах от поселка Весенний. Бурили скважины на предмет содержания золота в песках. Раньше такую разведку вели шурфованием, но это долго, трудоемко и дорого. Работы велись круглые сутки, так как дизельные моторы зимой на Севере не глушатся. Бригада ехала вечером на вахтовке меняться. Диман сидел рядом с водителем в кабине, и недалеко от места работы увидел на снегу следы сохатого. Зверь пересек зимник и видно, что он шел к кустам тальника, росшего в изобилии по берегам ручья. Зимой тальник излюбленная пища сохатых.

Отработав смену, утром Диман, закинув за плечо ружье, сказал: «Не ждите меня, я пройдусь. Вечером видел свежий след сохатого», и направился в сторону того распадка с тальником. Через определенное время услышали выстрел, где-то на изрядном расстоянии.

В это время неподалеку стояло стадо оленей, но совсем в другой стороне. Конечно, стадо было не само по себе, а с хозяевами – чукчами. Утром один из пастухов пришел к геологам, может просто так, а может что-то было нужно. Его пригласили в тепляк и напоили чаем. Вот в это самое время мы услышали выстрел. Чукча сразу насторожился и сказал: «Однако нашего олешку убили», но его успокоили и сказали, что видели след сохатого. Вскоре пришел Диман и сказал: «Надо идти и разделать тушу, здоровый попался». Решили попросить пастуха-оленевода помочь разделать тушу сохатого, так как знали, что они управляются с этим быстро и умело. Пастух согласился помочь, и он с ребятами пошли к месту, где лежала туша. Подошли, пастух спросил: «Шкура нада? – ему ответили – нет». Пастух вытащил из ножен на поясе небольшой нож, лезвие на деревянной ручке, нож как нож, ничего необычного в нем не было. Так, как разделывал пастух тушу сохатого, мы не умели. Начал с того, что по спине разрезал шкуру и быстро ее снял, ребята только успевали поворачивать. Оленевод, разделал всю тушу за полчаса, и только одним своим ножом, отделил все суставы и мясо поделил на куски. Ребята были ошарашены такой виртуозной работой пастуха. Это был не первый их сохатый, геологи часто отстреливали на мясо сохатых, но разрубали на куски только топором, а тут человек, почти один и небольшим ножом. Что значит спец! У геологов всегда имелась лицензия на отстрел зверя, так как приходилось часто работать далеко от поселка, за десятки километров. Свежее мясо еще никому не помешало, тем более в поле, как говорят геологи.

Буханка теплого хлеба

Была у нас на Весеннем небольшая пекарня, расположенная в одном небольшом домике вместе с магазином. Магазинчик тоже был небольшой в одной половине, а через стенку была пекарня. Так было удобно всем: и пекарне, и магазину. Хлеб-то продавали в магазине. Работала пекарихой тетя Паша: типичная русская баба, дородная и спокойная. Откуда она приехала на вновь открывшийся прииск, никто не знал. Поселилась в небольшом домике и там жила. Была ли у нее семья – не знали. Формы для хлеба были не стандартные, буханки получались большими и пышными. Хлеб на Севере пекли, в основном, белый, черный как-то был не в ходу. Так вот, пекла хлеб Паша пекариха, так ее все звали в поселке, отменный, мало того, что буханки были большими и пышными, так еще и необыкновенно вкусными. Хлеб всегда был свежим, и когда его вытаскивали из печи, шел такой аромат, что текли слюнки у всех, кто проходил мимо. Когда покупали хлеб и несли его домой, то отламывали уголки от буханки и ели на ходу не только дети, но и взрослые: не могли удержаться от искушения. На прииске круглый год базировался вертолет и вертолетчики всегда набирали хлеба по несколько буханок домой в Билибино. Хлеб не черствел по нескольку дней, его набирали на отдаленные участки, где не было пекарен. Его намораживали зимой, а потом оттаивали на пару, он все равно был необычайно вкусным. Как Паша это делала, было непонятно, у нее пытались выведать секрет, но она только улыбалась и говорила: «Душу вкладываю свою в него, от того и вкусный». Ушла Паша на пенсию или уехала на какой-то другой прииск, но не стало ее у нас. Печь хлеб стали ее ученицы-напарницы, но уже не такой. Нет, хлеб тоже получался вкусным и пышным, но все-таки не таким, каким был у Паши пекарихи.

Брусника на сопке

Осенью нас с бульдозерами перекинули на новый участок Омчак для вскрыши торфов. Участок находился километрах в пяти-шести через перевал. Поставили большую палатку, оборудовали ее печкой и кроватями. Кто был не женат, могли там жить и спать, чтобы не ходить через перевал в поселок да еще по тундре. Палатку поставили на берегу ручья, так что с водой проблем не было, умывались тоже в ручье. Готовили сами, в основном, макароны с тушенкой и омлет из яичного порошка и сухого молока. Чай пили на Севере крепкий, заваривали всегда только в чайнике, никаких запарников не признавали. Мы же, семейные, уходили домой через перевал, когда были после ночной смены, так как после ночи двое суток отдыха, а после дневной – только сутки. Так что тоже приходилось оставаться ночевать в палатке.

Утром проснувшись, разломав тонкий лед в ручье, я умылся, выпил чай с бутербродом с маслом и решил сходить на макушку ближайшей сопки. Я хотел посмотреть, есть ли там ягоды брусники, да и делать было нечего, на смену нужно идти в ночь. Мужики, кто был свободен от смены, сели играть в карты. Я взял легкое ведро, сделанное из банки из под яичного порошка. В него входило литров десять, и отправился на сопку. Шел неспеша, по пути собирал и кидал в рот ягоды голубики, они были нежные и вкусные. С половины сопки стали попадаться кусты кедрового стланика, а между ними и кустики брусники.

Так я постепенно дошел до макушки сопки и там брусники было столько, что не видно было листочков. Видно было, что сюда никто никогда не приходил и не вытаптывал брусничник – ягоды висели гроздьями и были крупными. У брусничника корневая система очень слабая и он болезненно переносит всякое вмешательство, он долго восстанавливается после налета ягодников. Я быстро наполнил свое ведро ягодой и потихоньку пошел вниз к палатке. Придя в палатку, я пообедал макаронами с тушенкой, запив чаем из кружки и лег отдыхать. В ночь мне нужно идти на смену, а утром после смены мы, семейные, пойдем домой в поселок. Я после еще раз сходил на сопку за ягодой и нам ее хватило на зиму для начинки пирогов Начинка из брусники отменная, не верите – попробуйте.

Самородок

У Вована был авантюрный склад характера, он обязательно чем-то должен был заниматься, кроме основной работы на прииске. Где-то доставал маленьких поросят и откармливал их на продажу, благо столовая была рядом и пищевых отходов было навалом. У него все получалось: он первый на Весеннем построил теплицу и выращивал огурцы. Это с его подачи многие стали держать свиней и строить теплицы. Когда разрешили самостоятельно мыть золото, он первый стал это делать. Он отыскивал старые бункера от промывачных приборов, на которых протирались стаканы пульповодов и промывал там остаточные пески. Намывал там какое-то количество металла и имел добавок в рублях к зарплате.

В одно лето Вован организовал небольшую старательскую артель из трех таких же как он парней. На отработанном полигоне они нашли не до конца отработанный борт с песками. У них был один старенький бульдозер и дизельный насос для подачи воды. Поставили небольшую колоду и струей воды промывали пески, потихоньку подталкиваемые бульдозером. Так у них дело шло неплохо, содержание золота было хорошим и они намывали свои килограммы плана. Однажды Вован также промывал пески, размывая их струей монитора. Крупные валуны под напором струи выскакивали из колоды. Все шло хорошо, но попался небольшой валун, который никак не хотел выкатываться из колоды. Это бывало часто и большие камни нужно было разбивать кувалдой. Так же и на этот раз, Вован взял кувалду и начал колотить по валуну, но тот не хотел разбиваться. Вован почувствовал, что валун попался какой-то необычный, при ударе он был каким-то мягким, камни вели себя совсем по-другому, они разваливались после нескольких ударов, а этот никак не хотел. Вован стал руками выталкивать валун из колоды, но он был хоть и не очень большим, но тяжелым. Тогда Вован пошел к бульдозеру и взял в кабине кузнечное зубило с ручкой и с напрником хотели при помощи инструмента разбить злополучный валун. После первых ударов, откололся небольшой кусочек камня и они увидели красный металл. «Неужели золотой самородок? – пронеслось в головах мужиков, – такой огромный, да это же на всю жизнь хватит!» Кое-как выкалили валун, прицепили тросом к бульдозеру и потащили на прииск волоком. Благо прииск был рядом, притащив к конторе, вызвали геолога, он осмотрел скол на валуне и изрек: «Медь, самородная медь». Радость у наших старателей тут же улетучилась, они пожалели затраченное время на этот медный валун. Денег за него на прииске не дадут. Валун взвесили и он оказался сорока с лишним килограмм веса чистой меди. В этом районе, где мыли золото, борт полигона примыкал к подножию сопки, в которой были найдены залежи медной руды. Сопка оказалась медной.

PS. Сейчас, в наше время, вокруг поселка Весенний разведаны и открыты несметные залежи медной руды и молибдена с высоким содержанием металла.

Ходят слухи, что будут строить рудник на ручье Песчанка, со всей инфраструктурой, как дорога и линия электропередач и долина Большого Анюя, опять оживет.

Да, дорогие сопки вокруг нашего ВЕСЕННЕГО!

Дружба

У нас на Весеннем, собак было полно, а вот кошек не очень много, можно сказать совсем мало. Собак держали те, кто жил в своих домах и жили они, конечно, на улице. У кого-то были собачьи будки, утепленные войлоком, у кого-то жили под домом. Была одна семья, которая зачем-то привезла с материка гладкошерстную собачку и кошку. Такой собаке на улице не выжить, так как зимой очень сильные морозы. Чукотка все-таки, ну и кошка, тем более, любит тепло. Так что жили они в доме вместе, привезли их еще малыми и были они большими друзьями. Кот был с красивой длинной шерстью, какого-то синеватого окраса. Они всегда были вместе, кот вылизывал собачью морду и ей это, похоже, нравилось. На улицу их выпускали тоже вместе. Сделав свои дела, они бежали обратно в дом.

Но однажды кота чужие собаки загнали на дерево и друг бросился его выручать. Но силы были неравными, две собаки стали рвать одного, он отбивался как мог. Кот почувствовал, что его другу приходится туго и спрыгнул с дерева прямо на одну из собак Он с шипением вцепился в собачью морду, и собака от неожиданности и боли завизжала. Старалась стряхнуть кота, но он когтями цепко держал морду собаки и не хотел отпускать, пытаясь еще и укусить. Так продолжалось несколько минут, первый пес бросился наутек, а второй, никак не мог стряхнуть кота со своей морды, которая была уже вся в крови. Пес выл и визжал от боли, крутился и лапами пытался оторвать от себя взбешенного кота и, наконец, это ему удалось. Он с визгом бросился наутек.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 1 форматов)