Фантастичнее вымысла

Поблагодарим Господа Бога за фактор номер четыре:

Образование. Потому что все мы знаем, как обращаться с клавиатурой компьютера. Знаем, как расставлять запятые… типа того. Пожалуй. У нас есть программа автоматической проверки орфографии. Мы не боимся сесть за письменный стол и взяться за сочинительство. Стивен Кинг довольно легко с этим справляется. Все эти книги. Вот, например, Ирвин Уэлш, он пишет такие забавные книжки. За письменным столом можно употреблять наркотики, и совершать преступления, и оставаться на свободе, и не растолстеть, и не заболеть. Потому что мы всю жизнь читаем книги. Мы просмотрели миллион фильмов. Фактически это часть нашей мотивации, этот фактор номер пять:

Отвращение. В любой видеотеке найдется лишь пять-шесть приличных фильмов, остальные полное дерьмо. Да и большинство книг – Дерьмо с Большой Буквы. Мы-то можем написать лучше. Мы знаем все главные сюжеты. Все это уже было проанализировано Джозефом Кэмпбеллом, Джоном Гарднером, Э.Б. Уайтом. Вместо того чтобы тратить время и деньги на очередной дрянной фильм или книгу, не попытаться ли самому сделать нечто приличное? То есть, я хочу сказать, почему бы нет?

Затем, извините, ваши семь минут истекли.

Ну хорошо, хорошо, мы, может быть, зашагали по дороге в направлении бездумных, зацикленных на самих себе жизней, где каждое событие ограничено словом и ракурсом кинокамеры. Каждый миг предстает в воображении через объектив той же кинокамеры. Каждая смешная или скорбная фраза занесена на бумагу для того, что быть проданной при первой же представившейся возможности.

Это мир, о котором Сократ никогда не смог бы даже помыслить, мир, в котором экзаменатору предъявляют свою жизнь, но только средствами потенциального книжного и киноязыка.

Где история не выступает в роли результата жизненного опыта.

Теперь опыт необходим для того, чтобы вызвать к жизни историю.

Вроде того, когда мы говорим: «Давайте скажем, что так оно и было».

История – предназначенный для продажи продукт – становится важнее фактического, реального события.

Существует одна опасность: мы можем всю жизнь торопиться, переживая событие за событием, чтобы максимально увеличить список жизненного опыта. Наш запас историй. И наша жажда новых историй может умалить осознание нами реального жизненного опыта. Точно так же, как мы забываем просмотренные нами многочисленные боевики и приключенческие фильмы. Человеческая химия не выносит стимулирования. Или же мы неосознанно защищаем себя, притворяясь, будто нас тут нет, выступая в роли стороннего «очевидца» или хроникера собственной жизни. Таким образом, мы никогда не испытываем никаких эмоций и реально не участвуем в событиях нашей жизни. Зато всегда рационально взвешиваем на весах, вычисляя, на сколько потянет такая история в звонкой монете.

Еще одна опасность состоит в том, что такая поспешная цепочка событий может дать нам мнимое объяснение собственных возможностей. Если события происходят лишь затем, чтобы бросить нам вызов, чтобы испытать нас, и если мы переживаем их лишь для того, чтобы зафиксировать письменно и продать, то разве это значит, что мы действительно живем? Что обретаем зрелость? Или что мы умрем, испытывая смутное ощущение обмана, вызванного нашим писательским отпуском?

Хорошо известны случаи, когда люди прикрываются «исследовательским опытом» лишь для того, чтобы оправдать совершенные ими проступки. Вайнона Райдер, пойманная на краже в магазине, заявила, что желала войти в образ воровки в будущем фильме. Пит Таунсенд объяснил свои заходы на педофилические порносайты тем, что якобы хочет написать книгу о собственном тяжелом детстве.

Дарованная нам свобода слова уже начинает входить в противоречие с законом. Как можно реалистично описать персонажа с наклонностями насильника-садиста, если вы сами никого не изнасиловали? Как можно создавать увлекательные, остросюжетные книги и фильмы, если живешь скучной, размеренной жизнью?

Законы, запрещающие ездить по тротуарам, чувствовать столкновение с человеческими телами, сбиваемыми капотом вашего автомобиля и вдребезги разбивающими ваше ветровое стекло, эти законы являются экономически репрессивными. Стоит всерьез задуматься над ними, и понимаешь, что ограничение доступа к фильмам о потребителях героина и прочих наркотиков есть не что иное, как ограничение свободы вашего ремесла. Невозможно писать достоверные книги о рабстве, если работорговля запрещена правительством.

Все, что основано на «реальной истории», продается гораздо успешнее, чем продукт чистого вымысла.

Но затем, извините, ваши семь минут истекли.

Вообще-то это не такая уж и скверная новость.

Писательские семинары отличает аспект, присущий речевой терапии: они дают возможность выговориться.

Существует мысль о том, что литература – нечто вроде хорошо защищенной лаборатории, позволяющей исследовать самого себя и окружающий мир. В ней можно экспериментировать с персонажами, характерами и общественными структурами, примерять костюмы и социальные роли, чтобы попытаться понять, что из этого может получиться.

Все нужное там уже имеется.

Один позитивный аспект в этом есть. Наверное, это самое осознание и фиксирование реальности даст нам возможность прожить жизнь более интересно. Может быть, мы не повторим былых ошибок. Не будем жениться на алкоголичке. Избежим нежелательной беременности. Потому что теперь-то мы знаем, каким нудным и несимпатичным станет описываемый нами персонаж. Или женский образ, который никогда не будет воплощен на экране Джулией Робертс. Вместо того чтобы следовать в жизни образцам умных и храбрых, но нереальных, вымышленных героев, мы, может быть, станем жить умно и храбро, чтобы наши вымышленные герои брали пример с нас самих.

Подчинить себе историю своего прошлого – зафиксировать ее, исчерпать до самого конца, – это умение может позволить нам войти в будущее и написать правильную историю. Вместо того чтобы позволить жизни просто идти своим чередом, мы сумели набросать сюжет своей собственный жизни. Мы обретем сноровку, которая понадобится нам, чтобы принять такую ответственность. Разовьем в себе способность воображать все более и более точные детали. Сможем более четко фокусировать внимание на том, что следует улучшить, усовершенствовать, отшлифовать.

Вы хотите счастья? Хотите покоя? Хотите быть здоровым?

Любой хороший писатель скажет вам так: «Хочешь быть счастливым, будь им». На что же это похоже? Как можно показать счастье – смутное, абстрактное понятие – при помощи написанного на бумаге слова? Не говорите, а покажите. Покажите мне «счастье».

Таким образом, обретение писательского мастерства означает, что вы учитесь смотреть на себя и окружающий мир как на самый крупный план киноэкрана. Если не что-то другое, так хотя бы умение писать, быть может, заставит вас пристальнее присмотреться к окружающему миру, по-настоящему увидеть его, хотя бы для того, чтобы воспроизвести его на странице текста.

Кто знает, вдруг, приложив еще немного усилий и рефлексии, вы сможете прожить тот вид истории жизни, которую захочет прочитать литературный агент.

Или, может быть… может быть, весь этот процесс – всего лишь наша подготовка к чему-то большему? Если мы способны размышлять и знаем собственные жизни, то, возможно, сумеем не проспать будущее и сможем сами творить его. Кто знает, вдруг весь наш поток книг и фильмов – это путь человечества к осознанию собственной истории. Вариантов выбора. Всех прошлых попыток улучшить мир.

Для этого у нас есть все: время, технология, жизненный опыт, образование и отвращение.

Что было бы, если бы был снят фильм о войне и никто не пришел его смотреть?

Если мы слишком ленивы, чтобы учиться истории нашей истории, то, может быть, нас научат сюжеты. Может быть, это наше «был там-то, делал то-то» убережет нас от провозглашения очередной войны? Если война не предусмотрена сюжетом, то стоит ли тогда беспокоиться? Если война «не сможет найти себе зрителей». Если мы поймем, что война намеренно проиграна на следующий же день после ее начала, то вряд ли кому-то взбредет в голову затеять новую. Войны не будет очень, очень долго.

А после этого что будет, если автор предложит совершенно новую историю? Новый образ жизни, перед которым невозможно устоять и…

Извините, но ваши семь минут истекли.

Битва титанов

Они прибывают сюда из-за гор, чтобы здесь умереть. Сегодня пятница, тринадцатое июня. Сегодняшней ночью будет полнолуние.

Они прибывают сюда, раскрашенные и разукрашенные в пух и прах. Выкрашенные в поросячий цвет, щеголяя огромными свиными рылами – их мягкие розовые уши резко выделяются на фоне голубого неба. Они прибывают сюда, украшенные огромными желтыми бантами, сделанными из крашеной фанеры. Они прибывают сюда, выкрашенные в лазурный цвет, приняв обличье гигантских акул с огромными спинными плавниками. Или же выкрашенные в ядовито-зеленый цвет, в окружении крошечных раскосых инопланетян, столпившихся под серебряным блюдцем радара, и испуская цветные стробоскопические лучи.

Они прибывают сюда, перекрашенные в черный цвет, со слепящими мигалками «скорой помощи». Или же выкрашенные в пятнистый коричневый камуфляж пустыни и разрисованные самодельными карикатурами, на которых боевые снаряды с ревом гоняются за восседающими на верблюдах арабами. Они прибывают сюда, и за ними тянется шлейф дыма для спецэффектов. Настоящие пушки, сваренные из труб и стреляющие черным порохом.

Они прибывают сюда, щеголяя названиями вроде «Зеленый гангстер», или «Викинг», или «Бобровый патруль», из засушливых пшеничных городков, таких как Меса, или Чини, или Спраг. Числом всего восемнадцать, они прибывают сюда, чтобы здесь умереть. Умереть и родиться заново. Быть уничтоженными и спасенными, чтобы вновь вернуться сюда на следующий год.

Сегодня они будут таранить и крушить друг друга, чтобы потом быть собранными по частям заново. То есть власть сегодня принадлежит жизни и смерти.

Они прибывают сюда, чтобы принять участие в Великой Битве Комбайнов.

Сюда – значит в Линд, штат Вашингтон. Население городка Линд составляет 426 человек, а сам он затерялся среди засушливых холмов восточной части штата Вашингтон. Город словно жмется к зерновым элеваторам компании «Юнион грэйн», которые выстроились вдоль железнодорожных путей Северной Берлингтонской ветки. Улицы пронумерованы – Первая, Вторая, Третья – и также тянутся вдоль железной дороги. Улицы, которые пересекают железнодорожное полотно, начинаются с улицы Н, если вы въезжаете в городок с запада. После нее идет улица И, затем Л. А вместе взятые они составляют слово НИЛЬСОН – это фамилия братьев Джеймса и Дугала, которые основали этот городок в 1888 году.

Главный перекресток – пересечение улиц Второй и И – застроен двухэтажными конторами и магазинами. Самое внушительное сооружение центральной части городка – выцветший, в стиле арт-деко, розовый фасад Филипс-билдинг, здесь расположился кинотеатр «Эмпайр», который вот уже несколько десятилетий закрыт. Самое симпатичное здание – отделение банка Уитман, кирпичное, а его название золотыми буквами выведено на окнах. Здание по соседству – парикмахерский салон.

На протяжении сотни миль во все стороны пейзаж одинаково уныл – ковыль и перекати-поле за исключением тех мест, где земля распахана под пшеницу. Там дьяволы вертят пыльные вихри. Железнодорожная ветка соединяет зерновые элеваторы сельских городков вроде Линд и Одесса, Калотус, Ритцвилль и Уилбур. На северном краю Линда высятся бетонные развалины железнодорожной эстакады, которые впечатляют не меньше, чем римский акведук.

Откуда пошло название Линд – неизвестно.

На южной окраине городка раскинулось поле для проведения родео – ряды скамеек под тентом окружили с трех сторон пыльную арену. На гравийном паркинге вокруг помятых и изъеденных ржавчиной остовов участников минувших комбайновых битв лакомятся травой кролики.

Комбайны – это огромные, нерасторопные машины, которые используются при жатве пшеницы. Каждый комбайн имеет по четыре колеса: два огромных, вровень с грудью, передних и два небольших, высотой по колено, задних. Передние колеса тянут машину, ведут ее вперед. Задние колеса – направляющие. Короче говоря, если кто-то сорвет вам задние колеса – можно полагаться на передние. Эти два передних колеса снабжены тормозами – каждое своим. Поэтому, если вам надо, скажем, повернуть вправо, вы блокируете правое колесо и катите только на левом. Чтобы повернуть влево, вы поступаете с точностью до наоборот.

Впереди каждого комбайна есть широкий низкий ковш, так называемая жатка. Он чем-то напоминает ковш бульдозера, только шире, ниже и сделан из листового металла. Он загребает пшеницу. Поступая из жатки, пшеница просеивается, обмолачивается и высыпается в грузовик. Водитель сидит наверху, на высоте шести футов над землей, рядом с двигателем. На вид, если учесть формы и размеры машины, это примерно то же самое, что восседать на стальном слоне.

Здесь же самое главное – поддеть своей жаткой шины другого парня. Или сорвать его жатку. Или искромсать его ремни передачи. Вот почему в прошлые годы участники начали заполнять свои ковши бетоном, или наваривали на них по нескольку слоев боевой брони, или же, наоборот, срезали жатку, чтобы другим было труднее их подцепить.

Теперь эти уловки запрещены правилами. Огромное количество правил поменялось после того, как Фрэнк Брен переехал в 1999 году собственного отца, сломав ему ногу и придавив огромным передним колесом. После этого случая Майк Брен ходит прихрамывая.

В этом году Фрэнк восседает в кабине номера 16, размалеванного в ядовито-желтый цвет и украшенного американским флагом и огромным, вырезанным из фанеры желтым бантом. Имя его боевого слона «Американский дух» или «Желтая лента».

– Стоит сесть за руль, как ощущаешь прилив адреналина, – говорит Фрэнк. – Это, конечно, не то что секс, но очень похоже. Просто упиваешься звуком покореженного металла.

Остальное время года Фрэнк крутит баранку грузовика-зерновоза. Выращивание пшеницы в засушливых краях означает, что здесь нет ирригации, а значит, с деньгами тоже не густо. В восьмидесятые годы отцы города пытались найти способы, чтобы привлечь капитал для празднования столетия Линда. По словам Марка Шестера, водителя под номером 11, которой сидит за рулем «Масси-Супер» 1965 года выпуска, выкрашенного в зеленый цвет и нареченного «Черепахой»: «Все это дело затеял Билл Лумис, владелец машинного парка. Он раздал ребятам старые комбайны. Продал за гроши. Обменял их. Продал, обменял – не в этом дело, главное – он им помог. И парни постарались на славу, так что потом уже не могли остановиться».

И вот теперь в пятнадцатый раз сюда приедут около трех тысяч человек и заплатят по десять баксов с носа, чтобы поглазеть, как Шестер в течение четырех часов будет вновь и вновь таранить своим комбайном семнадцать других, пока кто-то один не выйдет победителем из этого побоища.

Правила таковы: ваша жатка должна быть поднята над землей по крайней мере на шестнадцать дюймов. Разрешается иметь лишь пять галлонов топлива, и ваш топливный бак должен быть надежно защищен и находиться внутри бункера для пшеницы в самом центре вашего комбайна. Можно использовать до десяти штук углового проката для усиления конструкции. С кабины необходимо убрать стекло. Запрещается также для устойчивости наполнять шины гипсом или цементом. Сам участник должен быть не моложе восемнадцати лет, он обязан пользоваться шлемом и ремнем безопасности. А вашему комбайну должно быть никак не меньше четверти века. А еще за участие надо внести взнос в размере пятидесяти долларов.

Судьи дают каждому участнику красный флажок – его надо сохранить до конца сражения.

– Стоит уронить флажок – и все, ваша песенка спета, – говорит восемнадцатилетний Джаред Дэвис, водитель под номером 15, восседающий за рулем модели «Маккормик-151». – Если ваш комбайн ломается и у него из строя выходит мотор, так что вы не в состоянии сдвинуться с места, они дают вам какое-то время на то, чтобы сбросить флаг, и тогда вы выходите из игры.

На заднем конце его комбайна нарисована карикатура – мышь, пытающаяся поймать птичку. Номер 15 носит имя «Микки-Маус».

– Только не подумайте, что мы чокнутые. Мы все здесь совершенно нормальные люди, – говорит Дэвис, – просто нам хочется немного оттянуться. Мы простые рабочие парни. И надо когда-то выпустить пар, вот мы и тараним этот металлолом.

Несмотря на строгие правила, выпить не возбраняется.

Вот что говорит по этому поводу Дэвис, пропустив банку «корса»:

– Раз стоишь на ногах, значит, можешь сесть и за руль.

* * *

На поросшей травой площадке позади арены – Майк Хардунг, уже третий год подряд, управляя своим железным конем по имени «Зеленый гангстер» – комбайном «Джон Дир 7700» 1973 года выпуска.

– Жена в таких случаях ужасно за меня волнуется, но я и без того любитель отмочить что-нибудь сумасшедшее, – говорит Хардунг. – Например, я люблю принимать участие в гонках на газонокосилках, когда сидишь на ней верхом. И это вам не пустяк какой-нибудь. Это соревнования, которые проводит Северо-Восточная ассоциация гонок на газонокосилках. Мы там развиваем скорость до сорока миль в час – сидя верхом на газонокосилках.

Что касается побоища на комбайнах, когда вы, сидя высоко над землей, пытаетесь протаранить железным мамонтом своего собрата, то дело, по словам Хардунга, обстоит примерно так:

– На поле царит полная неразбериха. Никогда не знаешь толком, на кого прешь. Главное, высмотреть слабое место, например, корму комбайна или шины. И тогда полдела сделано, главное – идти напролом вперед и добить противника. Это в моем духе.

Указывая на ремни передачи, которые соединяют мотор и переднюю ось, Хардунг говорит:

– Главное – защищать передачу, чтобы никто не смог подобраться к ней. Стоит порваться ремню, и вам хана. Некоторые комбайны снабжены гидростатическим приводом, у них нет коробки передач, – добавляет Хардунг, – поэтому чем сильнее жмешь на рычаг, тем быстрее машина прет вперед. У других комбайнов ручная передача. Водители таких машин дают клятвы, сжимая в руках рычаг скоростей. Другие клянутся тем, что перед соревнованием не брали в рот ни капли. То есть у каждого своя стратегия. Я просто выезжаю вперед, – говорит Хардунг, – и стараюсь оценить обстановку. Атакую самых деловых. Мелюзгу оставляю в покое – если только, конечно, они первыми не попрут на меня. Сам увидишь, как летят шины. Порой мы сталкиваемся с такой силой, что отваливаются жатки или задние щитки. Пару лет назад, помнится, одного парня завалили набок.

Чтобы устранять поломки во время передышек, Хардунг и его ремонтная бригада привезли для «Зеленого гангстера» несколько ящиков запчастей и всякой всячины, что может понадобиться в такой ситуации. Задние щитки для комбайна. Оси. Шины. Колеса. Сварочный аппарат. Краны. Точильные станки. А еще пиво.

– Если дела на ферме пойдут туго, – говорит Хардунг, – я приведу сюда мои собственные комбайны.

Когда его спрашиваешь, кого из соперников он больше всего опасается, Хардунг указывает на огромный комбайн, выкрашенный в голубой цвет, со спинным плавником, вырастающим из крыши кабины. У этого монстра огромные белые зубы и тряпичный, словно наполовину съеденный манекен, который свешивается из нарисованной на жатке пасти. Впереди огромными черными буквами выведено «Джош».

– Мне главное – остерегаться «Челюстей», – говорит Хардунг. – Это настоящий великан, потому что предназначен для холмистой местности, и у него внутри будет побольше железа. И еще литые колеса. Такого просто так не пробьешь.

Джо Кнодел – водитель-новичок, ему всего восемнадцать. Начиная с четырнадцати лет, он и его приятель Мэтт Миллер привозили и ремонтировали «Челюсти», комбайн марки «Джон Дир 6602», но за руль во время сражений садились их отцы. Первые два года они возвращались домой победителями. В прошлом году им крупно не повезло – их великан замер на месте с разорванной передней шиной, и это когда им оставалось добить всего троих соперников.

– В принципе, как ни старайся, защитить себя практически невозможно, – говорит Кнодел. – Главное – быть осмотрительным и не дать другим зажать тебя, чтобы никто не пристроился тебе в хвост, потому что потом ему ничего не стоит раскромсать твои шины. Я всегда стараюсь держаться чуть поодаль и побольше двигаться, потому что в противном случае мне крышка.

Первым делом я пытаюсь посадить их в грязь. Пру на них сзади тараном, пытаясь сбить задние колеса. Стоит сесть в грязь, и ни о какой скорости говорить уже не приходится. Можно сказать, половина возможностей упущена. Если же вообще потерять шину, то задница вашей машины будет пахать по земле. Иногда случается потерять обода, и тогда корма будет просто тащиться волоком.

Эх, не терпится мне ввязаться в это дело, – сообщает Кнодел. – Я, можно сказать, всю жизнь спал и видел этот день. И вот он, черт возьми, настал! И я места себе не нахожу от волнения. Прошлой ночью я даже не мог уснуть, так и проворочался до самого утра. Не помню, чтобы я пропустил хотя бы одно сражение, – добавляет он. – У нас дома подготовка обычно идет полным ходом. Мы всегда приезжаем сюда на родео и на комбайновые бои. Сегодня моя мечта станет явью – ведь я наконец смогу сам сесть за баранку. А если повезет выиграть раунд, то еще и получу триста баксов. За второе место дают двести, за третье – сто. Если же выиграть все бои, увезешь с собою тысячу. А это уже приличные деньги.

Страховка здесь не предусмотрена, – добавляет Кнодел. – Мы ничего не подписываем, что у многих просто в голове не укладывается. Люди полагают, что нас наверняка заставляют подписывать какую-нибудь бумагу, в которой говорится, что если кто-то пострадает, то устроители не несут ответственности, но на самом деле мы ничего такого не подписываем. Мы собираемся здесь – все до одного! – чтобы оторваться по полной. И потому понимаем, чем при этом рискуем.

* * *

Трибуны постепенно заполняются народом. К паркингу тянется вереница автомобилей и грузовиков. Поливальная машина орошает арену родео водой.

В самом начале соревнований комбайны выезжают на поле и выстраиваются двумя рядами. Пока они ждут, зрители на трибунах встают. Бетани Томпсон, королева родео последних трех лет, выезжает верхом в наряде, украшенном красно-бело-голубыми блестками, и с американским флагом в руках. Она пускается в галоп вокруг комбайнов, с каждым кругом набирая скорость. Бетани Томпсон несется все быстрей и быстрей, флаг в ее руках гордо реет на ветру. Водители встают и, положа правую руку на сердце, вместе с тремя тысячами зрителей приносят присягу верности флагу. Те, кто приехал сюда из больших городов, обычно получают пинок под зад за то, что забывают при этом снять шляпу.

Сражение состоит из четырех раундов. Первый, отборочный, для водителей, которые уже раньше принимали участие в поединках, второй – для новичков, третий – вновь для опытных водителей; четвертый начинается с утешительных боев для тех проигравших, чьи машины еще на ходу; после них выходят победители предыдущих трех и все те, кто еще способен передвигаться, и тогда начинается побоище не на жизнь, а на смерть.

После присяги судья зачитывает посвящение, написанное водителем Кейси Нилсоном и командой комбайна под номером 9, модели «Маккормик-503» 1972 года выпуска, над кабиной которого красно-синими лучами бьет в глаза вращающаяся мигалка от машины «скорой помощи». У Нилсона на голове курчавый парик в стиле «афро». Это его талисман, без него он никогда не садится за руль. Отсюда его прозвище – Африканец. Свою машину он окрестил «Громовержец».

Из громкоговорителей доносится:

– Команда комбайна Торговой компании города Одесса хочет поблагодарить представителей местной пожарной команды за их преданность делу и самоотверженный труд. Если бы не вы, многие из нас не смогли бы принять участие в сегодняшнем соревновании.

Все комбайны, за исключением шести, покидают арену, и первый раунд начинается.

– Господи, помоги нам, чтобы сегодняшнее сражение удалось на славу и чтобы никто не пострадал! – доносится из громкоговорителя голос судьи.

Буквально в первые мгновения «Черепаха» Марка Шестера теряет заднюю шину, «Зеленый гангстер» и «Фабрика монстров» – задние жатки. «Боевая машина», «Серебряная пуля» и «Бобровый патруль» гоняются друг за другом, только грязь летит во все стороны. Моторы ревут вовсю, и все дышат выхлопными газами. У «Зеленого гангстера» лопается передняя шина. У «Фабрики монстров» – задняя, и водитель, Джастин Миллер, похоже, оказался в нелегкой ситуации – он замер на месте и нырнул в машинное отделение комбайна. «Серебряная пуля» застряла посреди арены как вкопанная – судья объявляет, что она выходит из состязаний, и водитель Майк Лонгмайер роняет свой красный флажок.

У «Бобрового патруля» начисто сорвано заднее колесо, затем задняя ось, но он упорно отказывается сдаваться и тащится вперед на одних передних колесах. Неожиданно его таранит в зад «Красная молния». У «Зеленого гангстера» лопается кожух двигателя, и оттуда начинает клубами валить дым. У «Красной молнии» загорается двигатель. «Фабрика монстров» неожиданно оживает, и Миллер вновь занимает свое место за баранкой. «Бобровый патруль» продолжает ползти по полю. «Фабрика монстров» срывает заднюю часть «Черепахи». Откуда-то с крыши «Зеленого гангстера» падает баклажка пива. У «Черепахи» отваливается задняя ось. Миллер тем временем вновь застрял на одном месте. Судьи удаляют «Черепаху» с арены, и Шестер роняет свой красный флажок. «Фабрика монстров» не в состоянии сражаться дальше, и таким образом победителем становится «Зеленый гангстер».