Пока ты видишь меня

– Эй, надо было раньше сказать. Зря я только силы потратил.

Мне показалось, что сегодня на редкость ужасный день. Невероятно, что я встретил Ли Чонуна, который, похоже, решил свести счеты с жизнью, и этого друга-катастрофу в один и тот же день. А еще скоро мы встретимся с Ханом. У меня так давно не было отпуска, а он выходит худшим за все время. В какой-то момент мне даже захотелось сказать, что я хочу умереть, но возвращаться в потусторонний мир я не хотел, так что сдержался. Вздыхая, я поплелся вниз по лестнице в сторону станции метро.

2

Не знаю, к счастью или к сожалению, но заходить в больницу, где был Хан, нам не пришлось. Как только мы прибыли на ближайшую станцию метро, он вышел оттуда, нервно постукивая по полу зонтиком, который все так же держал в руках. На улице стук колес чемодана и звук цикад в совокупности создавали надоедливый шум, и Хан, выглядевший настолько же злым, насколько неприятным был этот шум, быстро шел к нам.

Жнецы не чувствуют жару или холод, как люди. Поэтому он, несмотря на самый разгар лета, был одет в черный как смоль костюм. В руках он держал черный зонтик-трость и черное пальто, которое снял немногим ранее. Очки без оправы, блестевшие на солнце так, что по коже аж мурашки бежали, делали внешность Хана еще более холодной. Он что, собирается воткнуть в Чхоля этот зонт? Чем ближе он подходил, тем шире расплывалась невинная улыбка Чхоля, но мои шаги только замедлялись. Даже если он проткнет нас зонтиком, умереть мы не умрем, но боль мне совсем не нравится.

– Чхоль, вам же следует быть в Тэгу. Что вы делаете здесь?

По сравнению с его неодобрительным взглядом его голос звучал спокойно. Однако он продолжал держать зонт так, словно мог взмахнуть им в любой момент. Не отличающийся сообразительностью Чхоль снял солнцезащитные очки и побежал к Хану, сверкая глазами.

– Давно не виделись, Хан! Как ты поживал?

– Если подойдете ближе, я вас проткну.

– Вот же бессердечный парень! Убери свой зонтик. Сегодня ж даже дождя нет, зачем он тебе вообще?

– Вместо трости. Уходите немедленно. Может быть, вы двое и отдыхаете, а я нахожусь на работе.

– Нет, выходной только у меня. А Чхоль приехал в Сеул вслед за старушкой, за которую он отвечает.

Хан вздохнул, как будто все это казалось ему абсурдом. Поскольку жнецы направляют на тот свет души на вверенной им области, нет никакой необходимости следовать за ними, если они решили переместиться куда-то. Поскольку там тоже есть жнец, обязанность всего лишь перейдет ему. Конечно, иногда бывают и кадры, которые следуют за конкретным объектом, как Чхоль, но это редкость. Большая редкость.

– Да уж, вас не остановить. И кто же сейчас занимает ваше место?

– Попросил об одолжении знакомого с соседнего района. Да и парень из Кёнджу[14] тоже сказал, что филонит, так что и к нему обратился.

– Чхоль, нельзя покидать свою территорию когда вздумается, особенно без разрешения Мёнбуджона.

– Все нормуль. Мы ж с вами из одной команды, так что, если что случится, просто скажу, что у нас было собрание, и дело с концом.

Хан взглянул на Чхоля так, будто это было совсем не нормуль. Они все так же плохо ладили. А значит, я снова окажусь посередине и позже буду страдать.

– Ты сильно занят? Если не особо, то давай-ка вместе поедим. Мы ж так давно не встречались.

– У меня нет времени на трапезу с вами.

– Ты так занят? Хочешь, я помогу? Бабушки с дедушками от меня без ума, так что я могу без проблем проводить их на тот свет.

– Нет, лучше уж поесть с вами.

Он все так же нам не доверял. Хан, слегка нахмурив брови, поднял ручку зонта в воздух. Когда он ударил ею в воздухе, тут же возникла решетчатая дверь, обтянутая черной бумагой. Не ответив на вопрос Чхоля о том, куда мы направляемся, Хан схватился за круглую ручку и открыл дверь. Вместо асфальта, дымящегося под палящими лучами солнца, за решетчатой дверью, висящей в воздухе посреди улицы, возникла аккуратная и довольно роскошная комната.

– Эй, где это мы?

– Отель, где я остановился. Давайте поедим здесь.

Еще до того, как он договорил, Чхоль швырнул чемодан в дверной проем. Хан посмотрел на него так, словно даже тратить силы на вздох в этой ситуации ему было жаль. Чхоль вбежал внутрь, как жеребенок, а я, извинившись взглядом, неторопливо вошел в комнату вслед за ним. Похоже, отель был весьма неплохим – все в нем сияло чистотой, без единой пылинки, а комната и гостиная были разделены. Хан, перехватив на полпути Чхоля, бросившегося к кровати в спальне, закрыл врата и взглянул на меня.

– Ваша одежда изменилась?

– Чхоль дал мне эти шорты. Странновато?

– Они идут вам больше, чем кажется. Просто мне удивительно видеть, как одежда жнецов меняется, следуя тенденциям времени.

– Но ведь не тебе об этом говорить, раз ты всегда ходишь в одинаковых костюмах, а?

– Просто их легко заказать. Есть довольно много мест, где шьют одежду и доставляют ее без необходимости встречаться. Конечно, если передать им деньги и мерки. Более того, люди часто более послушны с аккуратно одетыми жнецами. Даже после смерти они заботятся о том, чтобы сохранить лицо, таковы люди.

Добавив это, Хан нажал на кнопку включения на ноутбуке, лежащем на столе. То, как он щелкнул мышкой и открыл окно браузера, казалось очень естественным. Если бы не его бледная кожа темноватого оттенка, он бы мог показаться настоящим человеком. Вскоре его серьезный взгляд впился в ноутбук.

– Что делаешь?

– Заказываю курочку. Сколько штук понадобится? Три?

В этот миг я не смог понять, что сказал Хан, и тупо раскрыл рот, не в силах подобрать слов. Тут же раздался энергичный крик Чхоля, прыгавшего на кровати:

– Эй! Какие три? Закажи шесть! Чтоб хоть чуток удовлетвориться, нужно съесть не меньше чем по две.

– И правда.

Он впервые за очень долгое время согласился с Чхолем и быстро защелкал мышкой. После того как он сделал заказ онлайн и оплатил его кредиткой, на лице Хана почему-то отразилось какое-то облегчение.

* * *

Сегодня в череде скучных дней сотрудника отеля ждало необычное событие. Получив курочку от доставщика, он поднялся на этаж, но увидел только открытую дверь и пустую комнату. Выглядя совершенно растерянным, он оставил еду на столе и вышел. А нам с Ханом пришлось держать Чхоля, чтобы тот не набросился на пакеты, прежде чем сотрудник покинул номер.

Мимолетное раздражение быстро рассеялось, как только мы увидели хрустящую курочку. Похоже, я очень по ней изголодался за все то время, что ел один только кимбап. Мы впились в сочную курятину, не говоря друг другу ни слова. Только тогда, когда я доел полторы тушки, тишину нарушил звук открывающейся крышки от кока-колы.

– А стаканы здесь есть?

Пока Чхоль оглядывался вокруг с пластиковой бутылкой в руках, Хан подошел к шкафу и выудил оттуда три бокала для вина. Чхоль, наливая в них колу, шутливо усмехнулся:

– Я впервые пью из бокала для вина!

Когда Хан увидел, с какой гордостью продекламировал это Чхоль, на его лице возникло смущенное выражение, как у меня тогда, на станции метро.

– Не кажется ли вам, что в наши дни в мире живых как-то беспокойно?

– Верно, беспокойно, – четко произнес я, делая глоток колы и глядя прямо на Чхоля. Имея в виду, что беспокойно тут именно из-за него. Но он только кивнул с серьезным лицом:

– Так и есть. Чувство, будто что-то должно произойти.

Хан, жуя куриную грудку, прищурился:

– В последнее время уж больно часто кричит ворон. Это определенно не к добру.

– Все не так зловеще, как раньше. Помнишь, что было во время войны?[15]

– Эх, не началось бы такого снова. Тогда мы были жутко заняты.

Чхоль вздрогнул, показывая, как ему тогда это надоело, и выпил колу залпом. Вряд ли будет война. Если бы виднелись хоть какие-то ее признаки, в Мёнбуджоне провели бы большую внутреннюю реорганизацию. Перегруппировка жнецов, отправленных в заграничные филиалы, укрепление контактной сети на случай чрезвычайных ситуаций для тех, кто работает на Корейском полуострове. Жнецов из отдела возвращения душ (отдел, который направляет души во время ритуальных обрядов и следит за их благополучным возвращением) на время перевели бы для работы в местных филиалах, типа наших. В таком случае и мы втроем, разбросанные по стране, собрались бы вместе, как сейчас, чтобы вести другую войну.

Мы сидели с растерянными лицами и молча ели курицу, запивая ее колой. Казалось, что-то произойдет, пусть это будет и не война. Потому что ситуации, когда мы все трое чувствовали беспокойство, происходили крайне редко. Как только я убрал руки от курицы, как будто у меня пропал аппетит, Чхоль совершенно естественным образом пододвинул ее к себе, не забыв и о маринованной редьке.

– Хён, вы не получали никакой информации?

– Я тоже ничего не знаю. Я не бываю в Мёнбуджоне, кроме как по делам, поэтому и времени что-то услышать не было.

– Ангел из вашего района ничего не говорил? Вы ведь вроде близки с ним?

– Мы только здороваемся. Чхоль, а у тебя?

– Если бы я что-нибудь услышал, разве сидел бы молча? Сам ничего не знаю, вот и спрашиваю. А не происходило ничего особенного?

Хан на мгновение задумался и сказал, что ничего такого не было, но я начал колебаться. Потому что внезапно мне вспомнился парень, которого я встретил в святилище Чонмё. Чхоль округлил глаза, словно спрашивая: «У тебя что-то случилось?»

Я щелкнул языком и небрежно заговорил:

– Как-то раз я не дал одному парню совершить самоубийство, но сегодня мы с ним случайно столкнулись. И он меня видел.

– Как? Ему что, недолго жить осталось?

– Его жизненный путь пройден не полностью. Похоже, ему снова захотелось умереть.

– Такие люди часто встречаются. Поэтому я не вмешиваюсь в дела, связанные с самоубийством.

– Ты все еще так себя ведешь? Совсем в тебе никакого сострадания! Можно и помочь, если проходишь мимо.

– И что, если помочь? Они сами не осознают своих возможностей и в итоге кончают с собой, приближая к себе врата в потусторонний мир, которые еще даже не открылись полностью. Они совершенно не подозревают, что так попадают в круговорот повторяющейся боли, которая и за смерть-то не признается.

– Так разве мы не поэтому им помогаем?

– Я не настолько любезен. И добродушием не отличаюсь.

Хан резко закончил и поднялся, сказав, что ему нужно вымыть руки. Когда он направился в ванную, Чхоль с яростью ткнул в него пальцем. И почему он, даже прожив столько времени, ведет себя все так же по-детски?

– Хён, хочешь, я помогу?

– Что? Если ты про курицу, ты и без того ее ешь.

– Я не о курице, а о том пацане, который тебя видит. Я помогу.

– И как же?

– Ну можно же что-то сделать, совет, например, дать? Что он вообще за человек?

Что за человек? Я посмотрел на колу, из которой медленно выходили пузырьки. Так она становится лучше. Кола, которая уже немного выдохлась, была слаще и не так сильно щипала, как та, которую только что открыли. Короткий миг, когда пузырьков еще достаточно, чтобы было приятно пить. Я сделал несколько глотков напитка, плескавшегося в моем бокале.

– Обычный.

– Вот как?

– Именно. Просто один из людей, проходящих через обычные страдания.

– А страдания могут быть обычными?

Вслед за ухмыляющимся Чхолем я тоже слегка улыбнулся. Когда я поставил на стол пустой бокал, Хан уже как раз выходил из ванной.

Глядя на его недовольное лицо, я прошептал:

– Для нас-то это повседневность.

3

Для жнецов страдания – это часть повседневности. Это не значит, что они сами испытывают боль, для них это скорее часть «работы», пронизывающая всю обычную жизнь. Потому что смерть зачастую сопровождается страданиями. В то же время через смерть люди достигают свободы иного уровня. Это подобно боли, которую люди испытывают при рождении, так они переходят в новый мир.

– Иди в ту сторону.

Когда я указал на черные и мрачные, но величественные врата, молодой человек растерянно повернул голову.

[Сильно пахнет бензином. И в ушах звенит.]

Тон мужчины в костюме был таким же безучастным, как его пустое выражение лица.

– Теперь все кончено.

Услышав мой мягкий, но странно звучный голос, мужчина моргнул. Его взгляд упал на тело, лежащее у его ног. Жертва автокатастрофы с кровотечением из головы. А машина была изуродована до такой степени, что больше напоминала груду металла, а еще, как он и сказал, вокруг сильно пахло бензином. Осколки стекла были рассыпаны по земле, как порошок. Мужчина, не осознавая, что это он умер, продолжал бормотать:

[Я ехал на встречу…]

С этими словами он посмотрел на свое бездыханное тело. Он наклонил голову, словно громкий шум вокруг, многочисленные взгляды и вой сирен, бивший по ушам, совсем его не интересовали.

[Странно, но мне совсем не грустно.]

Ощущения, эмоции и воспоминания мира живых уже стали для него чем-то чужим. Хотя раньше он их испытывал, сейчас встал на шаг позади и просто наблюдал. Когда он через врата войдет в мир мертвых, он увидит великий смысл жизни, за которым гонялся все это время.

– Иди.

Медленный жест рукой – и врата тихо открылись. За ними не было видно ничего, кроме черных остаточных изображений.

[Что это за место?]

Спросил он, а на его лице отразилось то ли понимание, то ли непонимание. Иногда встречаются такие души. Даже зная, куда они направляются, задают вопросы по привычке, приобретенной в мире живых. Для них, покинувших тела сущностей, воспоминания и знания не имеют значения. Они осознают все вокруг интуитивно.

– Там будет твой хваран[16].

Хваран. Прежде чем попасть в Мёнбуджон, душа смотрит на свою жизнь через изображение, которое появляется в форме картины или книги. Она встречается с громадной историей, в которой следы жизни, казалось бы, разбитые на части, как пазл, на самом деле связаны в единое произведение искусства. Души, проходящие через этот процесс, смиренно все принимают. Будь то воздаяние или карма, для души это не страдание, а драгоценное осознание.

Мужчина, обратившись в сущность, которую люди из мира живых не могли увидеть, стоял перед вратами. Затем он вошел в них за один шаг, словно у него не оставалось никаких сожалений. Тьма поглотила его, а врата закрылись так же тихо, как и открылись.

Похоже, на сегодня работа окончена?

Я сделал глубокий вдох. Последний момент разговора с мужчиной настиг меня, превратившись в запах бензина. Раскаленный асфальт, пахший сыростью, только усилил его.

Дни стали длиннее, так что солнце еще не село, хотя уже наступил вечер, и люди, собравшиеся вокруг, смотрели на распластанное тело, в котором больше не было души.

– Закончил работу?

Среди толпы мелькнула ярко-рыжая голова. Глядя на солнцезащитные очки, наполовину скрывавшие лицо Чхоля, я кивнул. Он, слегка улыбаясь, сказал:

– Я тоже закончил.

– Вот как. Значит, собираешься вернуться в Тэгу?

– Нет, я давно не был в Ханяне[17]. Раз уж приехал сюда, хочу немного развлечься.

– Хм. Но здесь особенно нечем заняться.

– Если ничего не найду, всегда могу вернуться. Кстати, ты оттуда вышел? Ты ж можешь кровью запачкаться.

– И что с того? Никто ж не увидит.

Но я все же отступил на шаг назад, чтобы кровь не попала на подошву кроссовок. Чхоль с какой-то обидой на лице втянул меня на тротуар. Он поднял солнцезащитные очки, обнажив черные как смоль глаза.

– Как это никто? Я ж увижу.

– От твоих слов так и хочется покататься по земле и вымазаться в пыли.

– Да разве только я? Души, которым вскоре предстоит уйти на тот свет, тоже увидят. Бабушка, которую я сегодня провожал, сказала, что у меня красивый цвет волос. Мертвые тоже все видят.

– Разве ж они красивые? Где ты вообще умудряешься их красить?

– Купил краску для волос в магазине, которым заведует какой-то дедушка. Раньше им владела его жена, но теперь, когда она умерла, он занял ее место. Старику тоже осталось недолго, поэтому он, похоже, может меня видеть. Дети его совсем не навещают, так что я захожу, что-то покупаю, а заодно и болтаю с ним.

– Какой бесцеремонный.

– С чего бесцеремонный-то? Дедушке тоже нравится со мной болтать, вот если бы не нравилось, я бы с тобой согласился.

– Может, ему не нравится, но он просто виду не подает.

– Я что, дуралей? Думаешь, я бы не понял?

Чхоль, ворча, протиснулся между собравшимися людьми. На месте аварии они фотографировали, разговаривали по телефону или быстро проходили мимо, делая вид, что ничего не видели. Большинство из них выглядели удивленными, но все же привычно вели себя в такой ситуации. Внезапно я с облегчением подумал, что место встречи, куда направлялся тот мужчина, находится далеко отсюда, и человека, с которым он должен был встретиться, здесь нет. Вероятно, ему бы потребовалось довольно много времени, чтобы привыкнуть к случившемуся, как людям вокруг.

– Кстати, Хён, а где он?

– Кто?

– Ну, тот парень. Который тебя увидел.

Он говорил о Ли Чонуне. Если подумать, когда мы вышли из отеля, где остановился Хан, я ненадолго забыл о нем. Мой выходной закончился, и я должен был вернуться к работе, Чхоль поспешил в университетскую больницу, а Хан отправился доделывать отложенные дела.

Следует ли мне снова встретиться с этим парнем?

Немного подумав, я сказал Чхолю:

– Мне не нужна помощь.

– Почему? Просто оставишь все как есть?

– Говорю, не нужно, чтобы ты помогал.

– Да ладно тебе. В последнее время дни какие-то беспокойные, вот я и хочу сделать хоть что-нибудь.

Я сильно помахал рукой и свернул с главной улицы в переулок. В нем располагались бары, и потому он был наполнен болтовней людей, наслаждающихся вечером. Студенты, пришедшие выпить с одногруппниками, офисные работники, собравшиеся на корпоративный ужин, люди с напитками в руках, кричащие «За нас!». Атмосфера была оживленной и казалась такой далекой от аварии, произошедшей всего в нескольких минутах езды отсюда. Вскоре их крики стихли. Пройдя через переулок, я вышел на улицу Инсадон, которая вечером оказалась очень тихой. На улицах, заполненных магазинами с сувенирами и косметикой, а также кафе, было трудно отыскать причудливые лавочки со старыми книгами или художественными товарами, которые были здесь раньше.

– Эх, времечко, – тихо пробормотал Чхоль, видимо тоже заметив эту перемену.

Пока он вращал глазами в сувенирном магазине, я склонился над человеком, игравшим на гитаре на улице. Время от времени здесь проходят небольшие концерты. Кто-то играет на скрипке, а другие сидят на земле и рисуют. Люди, услышав песню, которую музыкант пел под звуки гитары, на мгновение останавливались. Я находился где-то в середине – не слишком далеко, но и не близко. Если я подойду чуточку ближе, никто не захочет слушать это выступление из-за особой энергии жнеца.

* * *

– Извините.

Я так погрузился в музыку, что, когда кто-то из людей постучал мне по плечу, только отошел в сторону. Я подумал, что стою на дороге, но тут мои глаза округлились.

– Здравствуйте.

– Ты…

Это был парень, которого я встретил в Чонмё, Ли Чонун. Этот человек без всякого страха приветствовал меня, улыбаясь мягко и светло. Большие глаза без двойных век сверкали, как будто я казался ему чем-то удивительным. Такой взгляд был мне в новинку, поэтому я потерял дар речи. Люди, которые могут меня видеть, – это те, кто стоит на пороге смерти, и те, кто решил покончить с собой. Их глаза обычно не бывают такими яркими и светлыми.

– Это вы тогда подарили мне кота, верно?

Теперь Ли Чонун улыбался так, что у него даже щеки покраснели.

Четвертое правило Мёнбуджона – нельзя раскрывать, кто ты есть, существам из мира живых. Они никогда не должны узнать истинную сущность жнеца. Однако иногда случается, что кто-то нас видит. Поэтому на случай непредвиденных обстоятельств, например, когда встречаем человека с обостренными чувствами или того, кто скоро должен умереть, а еще если нас вдруг обнаруживает какой-либо компьютер или другой механизм, большинство из нас, жнецов, скрывают свою истинную сущность, используя поддельные удостоверения личности, которые обновляют со временем.

Конечно, в правилах сказано, что, если существо из этого мира заметило присутствие жнеца, можно раскрыть свою сущность, но от этого одни хлопоты. Если любому, кто тебя видит, представляться жнецом, сколько людей вообще в это поверит? А какова вероятность, что это их не напугает? Думаю, она близка к нулю.

Даже если отбросить вышесказанное, жнецы находятся в ситуации, когда у них нет иного выбора, кроме как скрывать свою сущность. Все из-за просьб людей, решивших покончить жизнь самоубийством. Они относятся к группе тех, кто может нас видеть. Стоит им узнать, что мы проводим души в загробный мир, как они тут же начинают умолять о смерти, а не о жизни. Такие случаи были, поэтому фальшивые удостоверения личности, выдаваемые в Мёнбуджоне, день ото дня становились все более правдоподобными, помогая жнецам все успешнее просачиваться в мир живых.

«Уж лучше раскрыть, что являешься жнецом мира мертвых, тому, кто стоит на пороге смерти. Но вот тому, кто решил покончить жизнь самоубийством, никогда об этом не рассказывай» – такой негласный совет бродил среди жнецов Мёнбуджона. Я всегда выполнял свои обязанности, не забывая о нем, но лишь один раз ошибся.

– Конечно нет.

Я отрицательно помотал головой, глядя на человека, который заставил меня совершить эту ошибку. Глаза Ли Чонуна округлились, словно говоря, что такого быть не может. Человек, просто пройди мимо. Сделай вид, что не знаешь меня! Какой же ты недогадливый и пользы от тебя никакой!

– Я уверен, что это так… Разве вы не жнец потустороннего мира?

– Нет. Студент, мне кажется, вы обознались.

– Правда?

Ли Чонун заколебался и внимательно оглядел меня.

– Атмосфера вокруг вас все такая же унылая, и внешний вид невзрачный… Уверен, это действительно были вы…

Этот парень со спокойным лицом бормотал слова, звучавшие для меня как едкие замечания. Мне показалось, что все перепуталось не на шутку. Человека, которому не дал совершить суицид, редко встретишь во второй раз, но у нас это все же произошло. Я был совсем не рад такой связи.

– Хён, что ты там делаешь?

Ко мне приближался Чхоль, который, похоже, наконец закончил осматривать сувениры. Взгляд Ли Чонуна переместился, как будто он видел не только меня, но и моего друга. Я ясно представил, какой шум поднимет Чхоль, называя это помощью, если они вдруг столкнутся. Нужно скорее уйти отсюда. Я полностью проигнорировал Ли Чонуна, который внимательно наблюдал за мной, быстро подошел к Чхолю и схватил его за плечо.

– Я еще не всю работу закончил.

– Что? Только что же говорил, что всю. Ну и где твоя внимательность? Ладно, идем работать.

Чхоль щелкнул языком и как следует надвинул на глаза черные солнцезащитные очки.

– Очки от солнца ночью… – пробормотал Ли Чонун, но, к счастью, Чхоль его не услышал.

Я схватил его под руку и быстро двинулся вперед. Мне не хотелось усложнять ситуацию еще больше. Уже тогда она была непростой…

Идя по тихой улице Инсадон, я поглядел на облака, закрывающие луну, и глубоко вздохнул.

4

Тогда точно был сезон дождей. На улице лило как из ведра, и воздух был влажным до омерзения. Конечно, я, жнец, который этого не чувствовал, не мог понять дискомфорта людей. Я лишь ощущал, что они стали более нервными, чем обычно. В библиотеке, где работал кондиционер, прогоняя влажный воздух, царила весьма тихая и умиротворенная атмосфера. Там я впервые встретил пятнадцатилетнего Ли Чонуна. Несмотря на то что в это время должен был находиться в школе, этот паренек в своей потрепанной форме сидел в углу читального зала.

Он безразлично сидел там и, когда мимо него проходили люди, вздрагивал, по возможности стараясь не попадаться на глаза. Ли Чонун бродил в секции, где располагались книги о животных. Иногда он вытаскивал что-нибудь о домашних питомцах и пролистывал несколько страниц.

Его жизненный путь лишь начинался, а значит, впереди у него еще долгая жизнь. Я, не раздумывая, прошел мимо него, но он, заметив меня, отошел.

Он что, может видеть меня? На всякий случай я сделал шаг назад и поравнялся с парнем, а он, обливаясь холодным потом, снова отошел, но уже в соседнюю секцию. Похоже, видит. Но почему так боится? Может, он чувствителен к особой энергии жнецов? Изредка мне такие встречались. Существа из мира живых, способные ощущать иные сущности.

Я, посчитав, что и этот парень как раз из таких, обошел полки с книгами по гуманитарным наукам и психологии. Если какие-то среди них были посвящены депрессии или самоубийству, я вставлял туда визитную карточку консультанта по этим вопросам или проверял, остались ли те, что я вложил в прошлом. Исчезло около двух визиток, поэтому я положил оставшиеся между книжными полками и вышел из этой секции. Когда я обернулся, увидел, что парень держал в руках книгу о кошках.