скачать книгу бесплатно
– Да кто в такую жару будет париться? Сначала неделями жара, потом с моря припрет жуткий торнадо. Лодки в щепки, крыши уносит на милю, и еще эти чертовы пальмы валятся прямо в бассейн. Если шторм не разнесет дом, то гангстеры выдавят окна и все растащат. Идешь ночью в один конец дома – другой в это время уже чистят. А утром представитель страховой компании обдерет последнее. Я вот сплю в подвале, в других комнатах боюсь. В спальне спит горничная, ей-то ничего, она же негритянка. Ты только подумай: мне приходится уступать свою постель негритянке! Но самое ужасное, что после осени здесь зима не наступает, как положено. Захочешь на лыжах покататься – поезжай в Канаду.
– Зато здесь есть красивые женщины, – возразил Ойва.
– Есть – с губами, обсыпанными герпесом.
Ойва Юнтунен спросил, почему же тогда Яппиля все еще тут, раз его так тянет в Финляндию?
– Два банкротства и тому подобное, вот так. Хорошо, сюда за мной не приехали… Вот тут и живу, вынужден. И вроде ничего, но, когда кто-нибудь приезжает из Финляндии, мысли разные в голову лезут. Кстати, ты мог бы привезти мне немного денег. Там, в Старом Свете остались. Ты вроде порядочный человек, поработаешь курьером. Будешь разъезжать и отдыхать, у тебя получится.
Ойва Юнтунен думал о своих золотых слитках. Похоже, их тоже будет не так-то просто перевезти через океан. Он не мог помочь Ябале, но обещал привезти консервов из ряпушки, если снова приедет.
– Да, все так говорят. Один вот тоже обещал настоящего ржаного хлеба привезти. А привез, черт его подери, баранок. А на что они мне?
Ойва Юнтунен довольно быстро понял, что во Флориде он плохо защищен от посягательств Сииры. Как только громила узнает об исчезновении подельника, сразу прилетит сюда. Здесь все жулье собирается. А Сиира чем хуже?
В одно прекрасное утро рецидивист Сиира появится на террасе с револьвером в руке. Тут уж не до объяснений. Убьет, свинья, с него станется.
Ойва Юнтунен вылетел в Нью-Йорк. Он думал остаться там насовсем. В большом городе Сиира его в жизни не сыщет.
Но не успел он заселиться в отель, как его ограбили. Средь бела дня, на шумной улице, в толпе людей. Гангстеры забрали деньги, хорошо, что не пристрелили. Уходя, один из них сорвал с шеи Ойвы шелковый галстук. К счастью, паспорт и большую часть одежды оставили.
Оказаться с голым задом в многомиллионном городе – сомнительное удовольствие. Ойва Юнтунен отправился в консульство Швеции, где к нему отнеслись с холодком.
– Опять финн. – Шведы сочувственно покачали головами.
Тогда Ойва Юнтунен обратился за помощью в финское консульство. Ему выдали билет, но не в Стокгольм, а в Хельсинки, поскольку он являлся гражданином Финляндии.
– Еще бы до Москвы попросили, – сказали ему. – В Хельсинки пойдете в отдел соцзащиты и попросите денег на билет до Стокгольма. Мы оформляем здесь только дальние рейсы.
Это надо же – отправить в соцзащиту человека, у которого в Саво в куче навоза спрятано тридцать шесть кило чистейшего 24-каратного золота! Смех, да и только. Но когда власти вообще руководствовались разумом?
В самолете Ойва Юнтунен решил, что второй раз в Америку не поедет. Должны быть в мире места понадежнее, где мог бы укрыться обычный жулик.
Из Хельсинки Ойва позвонил в Стокгольм своему приятелю Стиккану, и тот переслал ему денег. Получив срочный перевод, Ойва взял напрокат роскошный автомобиль и немедленно отправился в Вехмерсалми, в свой заброшенный дом. Здесь его ждала ржавая лопата и самая дорогая в мире куча навоза.
Вернувшийся блудный сын шагал по знакомой тропинке к родному дому, оглядывая зеленеющие под ласковым июньским солнышком нивы. Он думал о том, как все же удивительно красив родной край. Как мило возле дома шумит на ветру вековая рябина! Крыша коровника трогательно прогнулась, крышка колодца покрылась мягким мхом, крыльцо жалкой лачуги органично прогнило, а дверь, изогнувшись на петлях, висела, полуоткрытая, как бы приглашая путника войти.
Однако Ойва Юнтунен не стал заходить внутрь, а кинул взгляд за коровник, в направлении заросшей крапивой и лесным купырем навозной кучи. До чего же красиво возвышалась она над посеревшим загоном для скота! Что-то в этом было – сила, мощь, а главное – золото! Там лежал клад Ойвы Юнтунена, в этом хитром сейфе. Но как только убийца-рецидивист Сиира получит от легкомысленного короля Швеции прощение и свободу, он тут же направится сюда, в Вехмерсалми. В этом можно не сомневаться, и именно поэтому золото надо было срочно перенести в безопасное место.
Ойва Юнтунен зашел в серый сарай, где его нежно поприветствовала ржавая сенокосилка. На ней покойный отец каждое лето косил траву, запрягая старую клячу по кличке Руско… В углу стояло точило, на удивление хорошо сохранившееся. Ойва несколько раз крутанул ручку. «Нож для мяса еще можно заточить», – расчувствовавшись, подумал он.
С лопатой в руке Ойва вышел из сарая и зашагал к навозной куче. Крапива обжигала щиколотки сквозь тонкие креповые носки, но это его не волновало. Он стоял на золотом навозе.
Три с половиной метра от угла коровника, вторая точка – два метра от отверстия, через которое навоз выбрасывали на улицу. Ойва Юнтунен вонзил лопату в центр золотого сечения. Словно первую цифру в сейфовом замке набрал.
Да, глубоко же было спрятано золото! Прокопав с час, Ойва вырыл яму шириной в метр и глубиной в полметра, но сокровищ не нашел. Потный, в перепачканных навозом полуботинках, Ойва вылез из ямы. Облако синебрюхих мух проследовало за золотоискателем к краю кучи. Ойва закурил и вытер пот со лба.
– Черт, – расстроился он.
Покурив, он снова вернулся к работе. Мир ленивых не любит. Он взял координаты пошире и проработал на куче еще час. Образовалась огромная яма, наконец старания его увенчались успехом. Три слитка золота по очереди ударились о лопату. Ойва Юнтунен перенес их во двор, набрал из колодца воды и дочиста отмыл золото от навоза.
Во дворе на лужайке валялись три блестящих двенадцатикилограммовых слитка золота высшей пробы, с клеймами Государственного банка Австралии. Ойва Юнтунен погладил холодный металл. Ладонь вспотела, сердце забилось быстрее. Эту добычу он никогда не согласится разделить с убийцей-рецидивистом Сиирой. Уж лучше спрятать сокровище где-нибудь в далекой Лапландии, но чтоб Сиире ничего не обломилось.
По полю ехал на тракторе старик сосед. Ойва Юнтунен быстро спрятал золото в багажник машины и тщательно закрыл на ключ. Он помахал рукой старику – тот как раз заехал во двор подивиться на гостя.
– Смотри-ка, да это же Оева! – воскликнул сосед на саволакский манер. – Из самой Швейции, что ль, в отпуск приехал? – Он смерил Ойву взглядом: – Ботинки-то как изговнял! Я баньку стоплю, заходь к нам ночевать.
– Да я вот в навозе червей копал. Может, вечерком схожу на рыбалку.
Позже, вернувшись с рыбалки, Ойва отправился с соседом в баню и от души попарился. Он искупался в озере и сел поболтать со стариком.
– Видать ты, Оева, в Швейции хорошо устроился, раз у тебя прямо-таки господская одежа, да и машина вон какая!
– Да, не жалуюсь.
– Вроде и у твово брательника в Ситнее тоже ничего дела идут. Слыхал, что большой человек он там. Был тут на прошлой неделе и оченно нахваливал. Привет тебе передавал и к себе звал. Только позвони, говорит, приедет встретить тебя в аэропорту.
Утром Ойва Юнтунен попрощался с соседом, сел в машину и развернулся на север. А не поехать ли в Лапландию? Если там золотишко припрятать, никакой Сиира не найдет, пусть хоть всю тайгу перекопает.
Да и сам Ойва там пожил бы отшельником, золото бы посторожил.
Ойва Юнтунен переночевал в Рованиеми, утром прикупил туристическое снаряжение и продуктов и пошел продавать золото в ювелирную лавку Киандера. Он отломил от одного слитка приличный кусок, завернул в туалетную бумагу.
Киандер, торговавший когда-то самородками лапландских старателей, сразу отметил, что речь идет о золоте высшей пробы.
– Взвесим-ка, – предложил он, надевая на глаз лупу.
Золота оказалось четыре с небольшим унции. За него Ойва Юнтунен получил одиннадцать тысяч четыреста марок наличными. Откуда золото, ювелира совершенно не интересовало.
Когда все дела были сделаны, Ойва поехал дальше на север. Он выбрал дорогу, ведущую в Кясиварси, доехал до Киттиля, в Сиркка и Тепасто обогнал длинные армейские колонны и прибыл наконец в Пулью, скромную таежную деревеньку посреди бескрайних болот. Там он решил оставить машину и двинуться прямиком в лес. С трудом взвалив на спину тяжелый рюкзак с золотом, Ойва взял курс на запад.
В течение полутора суток он все больше углублялся в тайгу. Чем дальше он шел, тем спокойнее становилось у него на душе: никогда не дотянутся сюда руки убийцы-рецидивиста Сииры.
Наконец силы Ойвы иссякли. Он опустил драгоценный груз на вершине небольшой песчаной гряды, там, где несколько гектаров занимало «чертово поле» – оставшаяся после ледника территория, усыпанная камнями.
Ойва Юнтунен откатил несколько крупных валунов в сторону и спрятал три слитка в образовавшемся углублении. Но прежде он наклонился к золоту и горячо поцеловал прохладный металл.
Устало вздохнув, он закурил сигарету и подумал, что заблудился. Тем лучше. Он не знал, где находится, и никто этого не знал. Золото было спрятано как никогда надежно. Его добыли где-то на севере Австралии, а теперь оно здесь. Ойва Юнтунен сел на камень, под которым лежали слитки, и, счастливый, продолжил курить.
Глава 4
Майор Суло Армас Ремес, красный как рак, сидел в служебном кабинете командира батальона. Его большое сердце устало билось в груди. Голова подрагивала, в животе бушевал желчно-кислотный бульон. Но голова не болела, потому что у майора Ремеса она вообще никогда не болела, хоть кол на ней теши. Майор не пользовался каской, даже когда стреляли боевыми патронами – такая крепкая у него была башка.
У майора Ремеса было тяжелейшее похмелье. Впрочем, в это время суток, а именно утром, у него оно было всегда. Майор – сорокалетний, крупного телосложения кадровый офицер – был грубиян и пьяница. Настоящее животное.
В рабочем столе, в самом верхнем ящике, у него лежал заряженный пистолет. Там же скрывалась бутылка померанцевой настойки. В остальных ящиках находились планы учений пехотного батальона и пожелтевшие инвентарные описи.
Майор Ремес открыл ящик и взял пистолет. Покрасневшими глазами он осмотрел отливающее темной синью оружие, пощупал огрубевшими пальцами холодный металл, снял с предохранителя и дослал патрон в патронник. Майор погладил спусковой крючок, закрыл глаза и засунул ствол пистолета в рот. Мгновенье он сосал его, как соску.
Однако стреляться майор не стал, хотя и был на волосок от этого. Прекратив игру со смертью, он поставил пистолет на предохранитель и, убрав обратно в ящик, достал бутылку померанцевой.
Майор посмотрел на часы. Начало одиннадцатого. Рановато, конечно, но, может, хлебнуть маленько?
Пробка, как всегда, чуть скрипнула – майор открыл бутылку.
«А чего бы и правда не глотнуть…» – раздумывал Ремес. Он сунул горлышко в рот, нёбо открылось. Кадык пару раз дернулся, скверное пойло стекло вниз по гортани, в желудок, где кислота желудочного сока моментально вступила в яростную борьбу с померанцевой.
Майор закрыл глаза. Ох, и тяжело же. Ладони вспотели, сердце в груди забилось сильнее, на лбу выступил пот. В животе заурчало, майору пришлось вскочить со стула и бегом кинуться в туалет. Его вырвало всем, чем только можно. Затем он почистил зубы, прополоскал рот водой, потрогал под ложечкой, вытер водянистые глаза, горевшие кровавыми шарами на лице страждущего бедолаги. Короткая разминка, руки вверх, вниз, легкий наклон и… назад к померанцевой.
Следующий глоток уже не рвался наружу. Тяжелое сердцебиение сразу стихло. Пот больше не лился вонючим потоком, как мгновение назад. Майор Ремес причесал жесткие темные волосы, еще раз глотнул померанцевой и убрал бутылку.
– Ну вот и делов-то.
Майор взял в руки кипу бумаг, карт и списков. Он был командиром батальона, какая тут особая работа? Штаб командировал его вести подготовку к военным учениям в Лапландии. Скука страшная. В учениях должны принять участие его бригада и части из других подразделений их же военного округа.
Вообще Майор Ремес был старшим офицером инженерных войск, а сейчас сидел в занюханном гарнизоне командиром разведбатальона, хотя вполне мог бы быть в спецподразделении саперного батальона, а еще лучше – в Генштабе. Как случилось, что его карьера завершилась тут, за этим убогим столом?
Майор рассеянно размечал на карте район предстоящих учений. Место сбора, направления наступления, заградительные линии, сосредоточение войск, пункты техобслуживания… Рутинная работа, с которой справится любой капитан или лейтенант. Эти нудные обязанности возложил на него полковник. Унизительная канцелярщина, если подумать. Как же ему иногда хотелось заехать полковнику Ханнинену кулаком по физиономии.
Майор внимательно посмотрел на сжатую в кулак руку. Этот молот всегда был легок на подъем. Многим от него досталось. Комок костей, который автоматически сжимался, стоило только Ремесу выпить.
Майор вызвал в кабинет срочника-писаря. Младший сержант лениво встал по стойке «смирно». Ремесу захотелось дать нахалу по носу, но в армии это запрещено. Он протянул парню смятую купюру и приказал:
– Сбегай-ка, младший сержант, в чипок и принеси мне газировки. Что-то изжога замучила.
– Так точно, господин майор, у вас всегда изжога, – ответил писарь и рванул с места.
«Вот поросенок, – подумал майор Ремес. – Черт дернул меня перед ним отчитываться! Имеет же командир право попить лимонада в рабочее время, это ж не запрещено!»
Скоро писарь принес газировку. Майор рявкнул на него и выгнал из кабинета. В кружку, из которой чистил зубы, он налил померанцевой и разбавил газировкой. Льда не хватало, ну и так пойдет.
– Не ахти, но пить можно. Зато сразу забирает.
Зазвонил телефон. Жена, черт бы ее побрал.
– Послушай, Суло. Нам нужно поговорить. Наш брак уже не имеет никакого смысла.
– Не звони сюда, я работаю!
– Я не могу это больше терпеть. Правда, Суло. Я не истеричка, это ты чудовище, и однажды мое терпение лопнет.
Вот так всегда. Одни претензии и требования. Сам майор считал себя довольно понимающим супругом, да, бывало дело, иногда он поколачивал благоверную. Медведь и тот держит в строгости свое семейство, а чем майор хуже? К тому же Ремес был не против – пусть подает на развод. Дети, двое, к счастью, уже взрослые. Молодые женщины, одна замужем, другая на выданье. Вертихвостки обе, но это жена их избаловала.
– Вечером поговорим. У меня работа, пойми, Ирмели. Пока.
Майор положил трубку. Ирмели… Много воды утекло с того дня, как он женился на девушке с этим именем. Это случилось на втором курсе военного училища. Ирмели была красавицей – впрочем, у всех офицеров были красивые жены. Все благодаря синим кадетским мундирам. Стройные и бойкие курсанты напоминали синиц. Красивые девушки при встрече с такими моментально теряли голову. Так произошло и с Ремесом. Потом девушки становились офицерскими женами: сначала женами младших лейтенантов, затем старших, затем капитаншами и, наконец, майоршами. С годами мужья делались злее, пропорционально росла истеричность их жен. Если мужья вовремя не получали повышение, жены просто умирали от стыда. Иерархия финской армии держится на женских амбициях. Жены полковников завидуют генеральшам, капитанши таят обиду на майорш.
Ремес знал, что он никогда не получит даже звания подполковника, не говоря уж о том, чтобы у него появились три полковничьи звездочки. Для жены это было ужасно. Когда-то в молодости Ремес мечтал дослужиться до генерал-майора – тогда это казалось вполне реальным. Больше так не кажется. Сейчас стоял вопрос о том, сможет ли он вообще удержаться в армии. Сумеет ли вообще с честью выйти в отставку. Командир недавно вынес Ремесу личное предупреждение. Устно.
– Послушайте-ка, майор. Ваше агрессивное поведение противоречит принципам воспитательной работы в вооруженных силах. Предупреждаю вас по-отечески. Вы понимаете, о чем я?
Вот что сказал полковник. Тут недалеко и до увольнения, и майор Ремес это прекрасно знал.
Зазвонил телефон. Полковник Ханнинен спрашивал о плане военных учений. Как это до сих пор не готов?!
Закончив разговор, майор от души налил себе померанцевой. Вот и вторая бутылка газировки закончилась. Какая все-таки унылая у него жизнь. Даже в отпуск не хотелось, без денег какой отпуск?
И думал майор Ремес о том, что, будь его воля, он бы хоть сейчас развязал третью мировую. Война решила бы все его проблемы. С воем носились бы меж материков ракеты, а потом началось бы смертоубийство мирового масштаба. Это все было бы майору очень кстати. С началом войны его направили бы во главе инженерного батальона на фронт… Его люди делали бы засеки, заграждения, напичкали бы дороги и леса минами, построили бы линии обороны и мосты. Весь мир был бы объят огнем. И никто бы не спрашивал, пьет ли еще этот майор Ремес. Война дотла сожгла бы все унижения мирного времени. Майор Ремес знал: он солдат, бесстрашный и жестокий мужчина. Это мирная жизнь его сгубила.
Однако, как ни прискорбно, третья мировая в то утро не началась. Ремес заставил себя взяться за план военных учений. Рука у него дрожала, и линии наступления получались шире обычного. Ну ладно, в Лапландии есть место, пусть бегают, салаги!
Майор Ремес раздумывал, не взять ли ему отпуск за свой счет. Удрать бы на годик из этой дыры, из этого захудалого батальона. Освоить какой-нибудь курс в техническом колледже. Читать-то он пока не разучился, а вот писать уже было чертовски тяжело. Даже по клавишам печатной машинки не мог толком бить – указательные пальцы проваливались от силы удара. Майор стукнул кулаком по машинке. В двери появилась испуганная рожа писаря.
Глава 5
Майор Суло Армас Ремес допил померанцевую и принял по-военному твердое решение:
– Ухожу!
Он позвонил командующему и попросил отпуск. На год. Для продолжения учебы в техническом колледже. Мол, саперам во времена стремительного прогресса науки необходимы новые знания. Речь шла о безопасности Финляндии. Если инженерное дело будет отставать в развитии, что ожидает страну в будущей войне?
Полковник Ханнинен обрадовался. Неужели старый пьяница наконец одумался и хочет исправиться?
– Я поддерживаю. Но сначала проведи учения, а потом можешь идти.
– Слушаюсь, спасибо, товарищ полковник.
– Но отпуск с содержанием дать не могу.
– А я и не просил, – ответил майор и положил трубку. Он ощутил прилив сил. Он знал, что в его жизни грядут перемены, так пусть этот мерзкий батальон горит синем пламенем.
Ремес принялся энергично действовать. Он быстро составил план военных учений и отдал писарю, чтобы тот отпечатал набело, затем принялся за семейные дела. Жене Ирмели, у которой была привычка бренчать на доставшемся в наследство рояле, он сказал:
– Рояль продаем. Можешь ехать хоть в Испанию. Часть денег – девчонкам. После учений поговорим об остальном.
За рояль они выручили 14 000 марок. Госпожа Ремес сразу же улетела в Испанию, а майор сосредоточился на завершении плана учений и основательном пьянстве.
Наступил июль, боевой и жаркий. Батальон погрузили в поезд. К составу присоединили пассажирский вагон для офицеров и, постукивая колесами, тронулись на север. В поезде Ремес пил и пел.
– «Это есть наш последний и решительный бой…» – громыхал он. В ту ночь никто в вагоне не сомкнул глаз.
Утром в Рованиеми батальон пересадили на машины. Майор Ремес уселся в полноприводный вездеход, который вел младший сержант Сянтяля. Перво-наперво водителю было приказано ехать в Рованиеми, в винный магазин. Там закупили полкузова померанцевой и только после этого развернули нос колымаги на север.
Для маневров были выбраны необжитые лесные участки на восточном склоне сопки Палластунтури. Первоначальный план майора Ремеса был пересмотрен, но основная диспозиция осталась неизменной. Сражающихся сторон было три, а не две, как в обычной войне: «синие», «желтые», а к ним еще добавились «зеленые». «Синие» – финны, «желтые» – русские, «зеленые» – западные союзники. Пехотный батальон майора Ремеса представлял «синих», то есть финнов. Отличительным признаком «зеленых» служила каска, «желтых» – пилотка, а у «синих», или финнов, – фуражка типа «кровавый котелок».
По плану Ремеса, исходная дислокация была такова: на территории Финляндии войска стран Варшавского договора и НАТО начинали боевые действия с применением обычного вооружения, затем в конфликт вступала финская армия с целью спровадить обоих агрессоров восвояси. Такая своеобразная война всех против всех. Целью учений было выяснить, как на практике осуществить трехсторонние военные действия в Лапландии. Участников было много, и для учений требовались обширные территории, а таежные массивы восточного склона Палласа прекрасно для этого подходили.
Майор Ремес поехал на джипе в Пулью, что в двухстах пятидесяти километрах от Рованиеми. Там были сосредоточены войска, а также оборудован штаб для управления учениями. Майору Ремесу в Пулью было как-то не по себе – туда должны были прибыть толпа подполковников, несколько полковников и два генерала. Перед этими стукачами в пьяном виде появляться не следовало. А среди младшего состава вполне можно было пропустить рюмку-другую. Главное – не отключиться, отдавая приказ.
