скачать книгу бесплатно
Новый день
P.Greenlain
Слово начальника – приказ. Репортёр вынужден взяться за не самую сладкую работёнку: следить за процессом главного военного преступника эпохи, прозванного Немезидой. Журналист ожидает встретить настоящего злодея и кровожадного маньяка, однако на поверку маршал Немезида оказывается совсем не таким, каким рисовало его воображение, а вместе с ним переворачиваются все представления о только что закончившейся войне.
1
– Цель посещения? – спросил рослый охранник, перегнувшись через высокий стол, чтобы взять протянутую ему бумагу.
– Редакционное задание, хочу взять интервью для своей газеты, – ответил мужчина в сером плаще, подавая документ надзирателю.
Его шляпа качнулась в такт словам, ещё сильнее закрыв лицо пришедшего. Журналист переминался с ноги на ногу незаметно от светловолосого тюремщика, занятого изучением задания. Складки плаща на спине то появлялись, то исчезали, следуя за движениями тела.
Глаза служащего бегали по строчкам, где редактор газеты в самых любезных выражениях просил допустить своего подчинённого к узнику. Все эти словесные переливы мало интересовали охранника, пока он не дошёл до фамилии высокопоставленного друга газетчика, санкционировавшего беседу. После этого он возвратил хрупкий листок бумаги посетителю и вызвался лично проводить того до камеры.
Журналист обрадовался сговорчивости надзирателя и, поблагодарив за помощь, пошёл за ним, еле поспевая за огромными шагами гиганта. Полы плаща развевались при такой быстрой ходьбе, словно в коридоре дул сильный ветер.
– Значит, вы хотите взять интервью у маршала Немезиды? – с любопытством в голосе поинтересовался проводник. – О чём будете говорить?
– Начать планировал с недавних событий: пленения, например. А дальше посмотрим, куда зайдёт разговор, – пояснил репортёр.
Тюремщик серьёзно покивал головой и заметил:
– Только не пытайтесь выяснить детали конструкции самолёта или что-нибудь в этом духе: сразу откажется от беседы.
– Благодарю за совет! Буду обходить острые углы.
С минуту они шли молча, минуя пустующие блоки. Создавалось впечатление, что либо преступность после окончания войны резко упала до нуля, либо маршал пользовался особым гостеприимством.
– У вас так много свободного места, – обронил работник газеты, бросая взгляды по сторонам.
– Нет, что вы! Обычно здесь всё битком, но содержание такого важного преступника вынудило нас отдать ему целое здание.
Журналист посмотрел на своего собеседника и спросил:
– Вы тоже считаете, что он преступник?
– А разве не так?
– Я слышал обратное мнение, причём не только от проигравшей стороны.
– Мой брат,– с запалом начал служитель, но тут же умерил свой пыл, – мой брат состоял в десятой армии, той, что прорвала оборону противника и готовилась выйти в тыл. Мы могли бы закончить войну полтора года назад, но вмешался ОН со своим воздушным флотом. Вы же работаете в газете, должны знать, во что они превратили долину. Пустыня – вот что теперь там, а не плодородная земля! Живого места не оставили! – вновь стал горячиться мужчина.
– Да, печальное событие, – поддержал его газетчик. – Когда новость дошла до столицы, мы сначала не поверили, решили, что местные репортёры преувеличивают, но затем до в редакцию прислали снимки, в том числе со спутников… И вот тогда мы ужаснулись до глубины души.
– Вот! Так неужели кто-то может в здравом уме заявлять, что этот человек – герой?! Да только его пособники и сумасшедшие – больше никто!
Тем временем они достигли неприметной двери, охраняемой двумя автоматчиками. Бойцы козырнули начальнику и расступились перед пришедшими.
– Это журналист. Возьмёт интервью у нашего узника и уйдёт, – представил его надзиратель и вставил ключ в скважину замка.
Сквозь зарешеченное окошко посетитель смог разглядеть томившегося в четырёх стенах маршала. Немолодой мужчина лет пятидесяти- пятидесяти пяти сидел на аскетичного вида постели и заинтересованно смотрел на дверь. Его серые, как показалось наблюдателю, глаза были абсолютно непроницаемы, как и всё выбритое лицо землистого цвета, кроме бровей, выражавших эмоции на каменной маске. Редеющие волосы блёклого цвета были зачёсаны на бок, с аккуратным пробором слева. Тонкие губы чуть-чуть скривились, когда в щёлку показалась форма охраны. Газетчик отметил про себя, что офицер одет отнюдь не в военную форму, а в хлопковую рубашку и простые штаны – ни одного намёка на высокое звание пленника.
– К вам гость! – с порога сказал тюремщик и пропустил вперёд интервьюера, хлопнув за его спиной дверью.
– Добрый день, маршал! – немного смущённо поздоровался человек в сером плаще, делая шаг навстречу.
Тот придирчиво оглядел незнакомца и тоже поднялся с кровати. Вблизи он оказался не таким уж великаном, как представлялось по кадрам хроники: всего на пару сантиметров выше вошедшего.
– Добрый! – процедил сквозь зубы узник. – Чем обязан вашему визиту?
Журналист поставил чёрный портфель на единственный в комнате стул и объяснил цель прихода.
– Я работаю в газете «Вестник двадцать первого века», вы наверняка слышали о ней, – он сделал паузу и, не дождавшись реакции со стороны собеседника, продолжил.– Так вот, главный редактор поручил мне взять у вас интервью…
– Зачем же? – прервал его военный.
– Внимание всего мира приковано к вам и вашей дальнейшей судьбе! Быть может, маршал, здесь вам так не кажется, но снаружи ваше имя произносят на каждом углу. Ваши боевые заслуги, или преступления, как считают ваши оппоненты, обсуждают на страницах газет и журналов, на каждом канале, в правительстве, на кухнях. Да что уж там: мы только что говорили о вас с охранником…
– Боюсь, вы не поняли моего вопроса, сударь, – перебил его во второй раз офицер. – Зачем это мне? Какая мне польза от того, что вы поговорите со мной?
Репортёр подумал и, сообразив, ответил:
– Это ваш шанс пролить свет на детали вашей биографии, опровергнуть ложные показания и оставить по себе память. Разве это не стоит получаса беседы?
Каменное лицо маршала неожиданно ожило, будто его обдали прохладной водой. Слегка наклонив голову, он ещё раз оценил взглядом посетителя и жестом пригласил его сесть.
– Вы правы. Что ж, располагайтесь поудобнее и задавайте вопросы. Если я не посчитаю их провокационными, то непременно дам ответ.
– Спасибо, маршал, мне лестно, что вы уделили внимание моей скромной персоне, – тепло улыбнулся ему газетчик и, убрав со стула портфель, сел на него.
– Не называйте меня маршалом, – попросил заточённый командующий, – у меня есть имя.
– Как скажете, Алексей, – кивнул гость и приготовился к интервью.
***
– Итак, давайте начнём с недавних событий. Ходят совершенно неправдоподобные слухи о вашем пленении. В частности, некоторые утверждают, что вас ловили отрядом из ста человек! Не могли бы вы поделиться своей версией произошедшего?
Маршал усмехнулся и откинулся к стене. На его лице отразилось хорошо осознаваемое превосходство в сочетании с лёгким презрением.
– Глупости! Я всегда критически относился ко всем этим фильмам, в которых один человек сражался против целой роты и неизменно побеждал. Это попросту невозможно, уж точно не с нынешними техническими средствами.
Всё было намного прозаичнее. Когда топливо в баке закончилось, я направил свой самолёт в океан и катапультировался. Приземлился в километре от берега, на равнинной местности, откуда купол моего парашюта увидел бы любой желающий. Первым пришёл местный житель, он даже не подозревал, кто я такой, поэтому поинтересовался, не нужна ли помощь. Я заверил его, что всё в порядке, и попросил воды, чтобы смочить горло. Мужчина этот порывался проводить меня до своей деревушки, но я объяснил, что это опасно, в первую очередь, для них самих, и тогда он ушёл. Думаю, догадался, что я враг, хотя война официально закончилась.
Дальше я пошёл вдоль дороги, поджидая какой-нибудь патруль, посланный за мной. Действительно, через полчаса явилось человек шесть, все молодые, годились мне в сыновья. Командир сразу же узнал меня по многочисленным фотографиям и приказал всем достать оружие. Я крикнул ему, что вовсе не против пойти с ними, бросил под ноги пистолет и направился прямо к ним. И вот здесь случилось кое-что необычное: по международному закону командир должен был установить мою личность, звание и проводить в часть, но вместо этого он пристроился справа и стал указывать дорогу. Я спросил, почему он уклоняется от официальной процедуры, на что получил ответ: «Генерал хочет сделать это лично».
Не помню, как звали генерала: Золотецкий, Золотовский? Он был очень горд собой, настолько, что не заметил ни кортика на поясе, ни второго пистолета, спрятанного в кобуре на ноге. Тогда-то я и попал в плен официально.
– А почему вы решили сдаться? Были ведь и другие варианты, вполне достойные в вашей ситуации.
Настала многозначительная пауза, в течение которой заключённый долго-долго вглядывался в серое осеннее небо сквозь железные прутья камеры. Наконец он нарушил молчание, однако теперь вместо уверенного в себе человека заговорил измученный ветеран войны. Глухой хриплый голос сообщил:
– Догадываюсь, о чём вы. Нет, я чувствую, что ещё не время умирать. Если трибунал отправит меня на смерть, я приму приговор, но это позже. Сейчас я должен жить, меня словно держит нить, обвязанная вокруг щиколотки. Впрочем, это другой разговор, – резко оборвал мысль маршал.
Лицо его погрустнело, плечи опустились, и он погрузился в себя, перестав замечать окружающую реальность.
– Не хочу отрывать вас от размышлений, но второго шанса может просто не быть…
Собеседник репортёра с некоторым запозданием отреагировал на эти слова и предложил закончить интервью.
– Надеетесь ли вы на оправдание трибуналом или хотя бы на более мягкий приговор? Иными словами, надеетесь ли вы на то, что проживёте ещё много лет?
– В моём положении это было бы нелепо, – пожал плечами подсудимый. – Все мы люди, все хотим жить как можно дольше, но я не питаю иллюзий на этот счёт.
– И всё-таки…
Громкий стук в железную дверь оборвал вопрос в самом начале. За решёткой возникло знакомое лицо надзирателя.
– Простите, что вынужден досрочно закончить вашу беседу, однако комиссия перенесла заседание на более раннее время. Собирайтесь, маршал, пора вам увидеть своих судей.
Раздосадованный вмешательством охраны посетитель выключил диктофон и убрал его в сумку. Встав, он уныло улыбнулся военному и пожелал удачи.
– Быть может, мы ещё увидимся, – выразил он неопределённую надежду и пошёл на выход.
– Я всегда к вашим услугам, – вежливо отозвался узник и потянулся к сложенной на тумбочке одежде.
– Ну и как впечатление? – насел тюремщик на газетчика, стоило им отойти на пару метров от двери и автоматчиков.
Уклониться от ответа было невозможно, да и неразумно, поэтому осторожный в словах работник пера воспользовался всем доступным ему красноречием.
– Очень неоднозначное, знаете ли! Непроницаемая личность, которая полностью контролирует любое проявление эмоций. Пожалуй, под этой маской скрыты бури и ураганы, но мы видим лишь малые возмущения. Неординарный человек!
– Вы переоцениваете его способности, – возразил враждебно настроенный к заключённому мужчина. – Он презирает нас, отсюда это холодное выражение лица. Смотрит на нас так, словно мы низшие существа, а он наш господин. Единственное, в чём он действительно хорош, – это в вероломстве и коварстве! Но ничего: скоро маршал Немезида падёт от того же оружия, с которым пришёл в этот мир!
– Похоже на то, – беспрекословно согласился журналист, завидевший впереди выход из тюремного блока.
Напоследок он бросил взгляд вверх, на часы под потолком: они показывали без восьми двенадцать.
2
Человек в сером плаще и штанах более светлого оттенка свернул из переулка и влился в процессию одинаковых мужчин и женщин, сосредоточенно идущих вдоль тротуара. В воздухе пахло сыростью, над крышами пятиэтажных домов стоял густой туман, несмотря на то что был день. Асфальт был покрыт водной плёнкой, которая хлюпала от каждого шага прохожего – хлюпанье тысяч ног сливалось в назойливый шум. К счастью, других источников звуков не было: из-за дурной погоды люди молчали, уткнувшись лицами в землю. Машин не было, так как полиция ещё час назад оцепила весь район, не позволяя проехать ни одному транспортному средству.
Примерно через минуту стройный поток людей стал раздваиваться: журналист выходил на площадь Правосудия, в центре которой расположилось громадное здание Верховного Суда. Большая часть огибала дворец Фемиды сзади, однако небольшая струйка направлялась к парадному входу, где уже скопилась толпа зевак. Последние разделились на две части, оставив между собой широкий проход, охраняемый полицейскими. Все ждали прибытия обвиняемого, его имя и правда произносили на каждом углу – первое заседание по делу маршала Немезиды.
Когда репортёр приблизился к ступеням суда, он различил единичные лозунги, выкрикиваемые из людского моря: слева слышались требования казнить палача и мерзавца, справа раздавались угрозы в адрес судей трибунала, которых заранее обвиняли в предвзятости и продажности. В целом же обстановка была ненапряжённой, было очевидно, что дальше выкриков собравшиеся не пойдут. Понимая это, цепи стражей правопорядка вяло отмахивались от наиболее рьяных протестующих, нисколько не мешая им сотрясать воздух.
Показав удостоверение, газетчик вошёл в здание и быстро занял место в просторном зале, битком набитом его коллегами с блокнотами и камерами. Усевшись между ними, мужчина снял шляпу и кивком поздоровался со всеми знакомыми. Лишь только он закончил оглядывать скамьи, как боковая дверь распахнулась и в помещение в сопровождении двух автоматчиков, по-видимому, не отстававших от пленника ни на шаг, вошёл сам маршал Немезида. Не выдержав приличествующей членам трибунала паузы, следом за ним торопливо появились и судьи – высокопоставленные офицеры с погонами, усеянными звёздами. В составе коллегии было целых два генерала армии, низшим званием был полковник.
– Звёздный состав! – сдавленно шепнул сосед и улыбнулся собственной шутке.
Заседание началось со вступительного слова одного из генералов, назначенного главой комиссии. Он важно встал, пробежался глазами по присутствующим, задержав взгляд только на подсудимом, и сообщил:
– Слушается дело маршала Полевого – командующего стратегическими воздушными силами Демократического Блока. Маршал обвиняется в совершении военных преступлений, а именно в организации и командовании массовыми убийствами военнослужащих в мирное время, террористической деятельности, нанесении вреда государственному и частному имуществу, создании угрозы жизни гражданского населения и нарушении международных конвенций.
Огласив список довольно тяжёлых обвинений, он пригласил маршала ответить на формальные вопросы.
– Вы Алексей Полевой, девяносто девятого года рождения, состоявший на службе Демократического Блока, последнее звание – маршал? – чуть ли не с восхищением закончил судья.
– Всё верно, – холодно подтвердил тот.
– Поклянитесь, что будете говорить правду и только правду, – продолжил генерал и указал на текст международных конвенций, лежавший на столе перед ответчиком.
– Я и не собирался лгать, – гордо отрезал маршал Полевой, но всё же положил руку на красную обложку и принёс соответствующую клятву.
– Предупреждаю вас об ответственности за дачу ложных показаний перед трибуналом.
Мужчина промолчал и занял своё место. Слово тем временем перешло к государственному обвинителю. Гибкий худощавый офицер в звании майора резво поднялся на ноги и поприветствовал собравшихся.
– Я поясню, в чём именно обвиняется сидящий напротив меня человек, известный, как маршал Немезида. Это прозвище возникло отнюдь не на пустом месте, дамы и господа! До войны и в первые годы боёв он примерно служил, исполняя свой долг перед страной, однако затем всё переменилось. Я имею в виду битву при Вердене, где отличились эскадрильи стратегических войск. Как мы позже вам продемонстрируем, командующему было поручено остановить продвижение наших сухопутных сил на узком участке, где создалось бедственное положение для группировки противника. Задание было сопряжено с высокими потерями, что, однако, не остановило маршала от ввода в действие своих лучших лётчиков. Несмотря на огромные потери, его подчинённым удалось замедлить продвижение наших передовых отрядов, после чего началась кровавая бойня. Под этим, уважаемый суд, я подразумеваю интенсивные бомбардировки местности, не несущие никакой тактической выгоды. Следствие предполагает, что сверху был дан однозначный приказ истребить всё живое! Послушные своему начальнику, пилоты с удвоенной энергией утюжили местность, забыв о гуманизме и здравом смысле. Процесс над теми из них, кого мы нашли, скоро закончится, и уверяю вас, что они понесут наказание как пособники и исполнители зверских распоряжений! В этом состоит первый пункт обвинения.
Далее, – уверенно вёл линию оратор, – маршал Полевой кардинально изменился. Вместо подчинения приказам начальства, которое страстно жаждало прекращения войны, подсудимый изменил собственной стране, объявил себя Главнокомандующим и призвал к продолжению войны. Я не буду сейчас останавливаться на том ущербе, который причинили нашей победоносной армии его самолёты, позже мы вернёмся к этому. К счастью, нам удалось сломить сопротивление оборонительных линий вокруг базы сил стратегической авиации и вынудить маршала прекратить налёты. Последнее вероломное нападение состоялось неделю назад, в результате оперативных действий наших разведчиков знаменитый маршал Немезида был задержан и сегодня предстал перед судом. Со своей стороны я выражаю надежду на то, что трибунал без колебаний приговорит преступника к высшей мере наказания.
Обвинитель сел и перевёл дыхание после длинной и яркой речи. Присутствующие с жаром аплодировали талантливому спикеру, с улицы донеслись одобрительные возгласы толпы, перемежающиеся свистом противников.
– Слово предоставляется защите! – объявил глава трибунала и пригласил адвоката маршала.
Тот выступил не менее убедительно, чем оппонент, однако на лицах слушавших было заметно равнодушие. Зрители отдавали своё предпочтение прокурору не только потому, что тот красиво говорил или приводил неопровержимые доказательства, но ещё и потому, что внутренне были согласны с ним, хотя и тщательно маскировали свою позицию под маской объективности. Их можно было понять: большинство так или иначе соприкоснулись с войной, многие потеряли родных и близких на недавно закончившейся войне. Сидевший в зале маршал Немезида был врагом, самым главным врагом, принесшим больше всего несчастий своими дерзкими атаками, поэтому предпочтения аудитории были несомненны.
Журналист слушал речь защитника вполуха: намного больше его занимал сам подсудимый. Почему-то в тусклом свете тюремной камеры он умудрился упустить важную деталь в облике своего собеседника – седину в волосах. «Да нет, как я мог проморгать, что пробор серебрится так, будто его посыпало снегом», – недоумевал репортёр, разглядывая военного. Тот тяжело смотрел на раскрасневшегося обвинителя, не скрывая ненависти к этому человеку. Левый глаз прищурился, край губ слегка искривился, в остальном ничто не выдавало сильнейшего аффекта, произведённого на него речью майора. «Интересно, что именно так задело его?» – мелькнуло в голове у газетчика. На свет были вытащены десятки воспоминаний, обрывков информации, ассоциаций, но они не давали ответа на вопрос. Похоже, что статьи и хроника не проливали свет на жизнь маршала. И тогда журналист впервые посмотрел на мужчину перед собой не как на исторического деятеля, а как на человека и понял, что он совсем ничего не знает о маршале Немезида, вернее об Алексее Полевом.
3
– Снова к нам? – удивился знакомый светловолосый надзиратель, вставая из-за стола. – Какими судьбами?
– А я, знаете ли, побывал на первом заседании по делу маршала и заинтересовался биографией вашего подопечного. В общем, решил попробовать свои силы на литературном поприще, – заискивающе отвечал журналист, протягивая новое редакционное задание.
Служитель брезгливо взглянул на бумагу и показал рукой в нужном направлении.
– Не приложу ума, как вы копаетесь в крови и жестокости. Наверное, у вас выработалась какая-то привычка, нюх на сенсации, но я ей-богу не вижу ничего особенного в жизни убийцы и предателя. Впрочем, это ваше дело – идите и пишите свою книгу.
Заключённый встал при первых же звуках открываемой двери. Увидев знакомое лицо репортёра, он приветливо улыбнулся и пригласил садиться.
– Вы, кажется, присутствовали при этом позоре? – осведомился он у посетителя.
– Вы про суд? Да, я не мог не прийти. А, понаблюдав за вами, понял, что совсем не знаю вас.
Пленный командир вопросительно посмотрел на собеседника, но предпочёл промолчать.
– В общем, я бы хотел, если вы, конечно, не возражаете, описать вашу жизнь. Понимаю, что это звучит ужасно: составлять биографию при жизни героя книги, но в вашем случае подобная спешка может быть оправдана. Вы согласны со мной?