Из ниоткуда в никуда. Часть 2

– Все вы так думаете: раз директор Торга, значит, целыми днями чёрную икру золотыми ложками заглатывает из серебряных ведёрок.

– Икру, не икру, но…

– Деньги для меня никогда ничего не значили, – перебила Максима Галина Сергеевна. – Хотела, чтобы мать с отцом за меня могли порадоваться на том свете.

Она ещё раз сама наполнила рюмки и только сейчас внимательно осмотрела Максима.

– Я всю жизнь хотела доказать, что смогу сама, без блата, без знакомств всего добиться.

– Кому доказать? – спросил Максим, не отводя глаз.

– Себе, прежде всего. Кому ещё нужно доказывать? Подругам  что ли  завистливым? Так нет у меня подруг. От меня и муж убежал:  красивой жизни ему захотелось.

Хозяйка, так и не присев, опять выпила, высоко подняв подбородок.

– Это со стороны кажется, что Торг – это дефицит, спекулянты и гнилые яблоки. У меня двадцать семь магазинов по району и две базы. Почти тысяча человек работает. И поверь мне, не самых покладистых. Ты попробуй пятью бабами покомандовать – через неделю завоешь…

Наконец она устало опустилась в кресло.

– Хочешь, пельмени отварю? – спросила она, прикрыв глаза от усталости. – Там суп оставался, няня готовила.

– Спасибо, Галина Сергеевна, я не голоден, – ответил Максим, хотя за весь день съел лишь два бутерброда. – Я к вам по делу. Вы можете мне ответить на пару вопросов?

Она открыла глаза и, наклонив голову в его сторону, ответила:

– Давно бы мне с тобой поговорить надо было. Может и не случилось бы ничего.

– Галина Сергеевна, вы же слышали про председателя Райпотребсоюза?

– Про Рашида Петровича? Да-а, хороший был мужик, – вздохнула хозяйка. – Когда его сожгли, я поняла, что скоро моя очередь…

– В каком смысле «ваша»? Вы думаете, это одни и те же люди оба поджога организовали?

– И поджоги, и художника того в Кратово пару лет назад… Всё это сделали одни и те же люди.

– Галина Сергеевна, понятно, что у вас и у Рашида Петровича может быть что-то общее, но художник… Даже тело не найдено.

Галина Сергеевна встала. Опять открыла один из шкафчиков в стенке, достала красивую коробку конфет и положила на стол.

– Люблю я сладкое. В детстве не хватало, наверное, – она открыла коробку и опять села в кресло, не взяв конфет. – Художник тот решил бриллианты за границу вывезти, а они и здесь важным людям ещё пригодятся… – она ненадолго замолчала, о чем-то задумавшись. – Я слышала, что вы по делу Рашида какого-то грузина задержали? Наверное, и про моего сына всё знаете? Что он с грузинами дела вёл… – Галина Сергеевна говорила сухо, как о чём-то постороннем, бесстрастно глядя перед собой. – Только грузины эти здесь ни при чём. К поджогам они никого отношения не имеют.

– Почему вы думаете, что ни при чём? Галина Сергеевна, вы, наверное, не знаете, но накануне пожара Тая приезжала ко мне на работу в прокуратуру. Она была сильно напугана. Именно тем, что какие-то грузины угрожают ей… – Максим запнулся, – её семье, вашему сыну.

– Ну что же ты не защитил? – устало посмотрела на него женщина. – Коришь, наверное, себя? Тая твоя глупенькая. Не надо бояться тех врагов, которые открыто угрожают, кричат и руками машут, а надо тех, которые за твоей спиной прячутся.

Она наклонилась к столику и взяла конфету из коробки.

– Теперь я понимаю, почему она тебя бросила. Валенок ты, хотя и следователь. Она надеялась, мой посильнее окажется, а он такой же, как ты. Вот она и металась между вами. А подожгли те, кто хотел остальным показать, что будет с теми, кто им деньги платить не будет.

– Вы о ком, Галина Сергеевна?

– Ты думаешь, самые опасные преступники мандаринами на рынке торгуют или из-под прилавка сапогами итальянскими? Это лишь пылесосы – деньги с людей высасывают, чтобы потом эти денежки собрать в кучку и отнести куда надо…

– А куда надо?

Галина Сергеевна посмотрела на него с удивлением. Потом повернулась к другому столику и взяла с него газету. На первой полосе была большая фотография Генерального секретаря ЦК КПСС зачитывающего с трибуны какой-то доклад.

– Вот кому, – она бросила газету Максиму на колени. – Может им, может их детишкам, может тем, кто у них за спиной стоит, и их место занять готовится. Мне не докладывают.

Она с усилием встала с глубокого кресла и подошла к двери в смежную комнату.

– Ты бы у начальника своего спросил. У Андрея Алексеевича, – добавила она. – Он-то уж всё знает. Удивительно, что он тебе не объяснил.

Галина Сергеевна повернулась к Максиму и поманила его рукой. Он подошёл к полуоткрытой двери и заглянул внутрь. В полумраке он увидел две детских кровати.

– Младшенький твой, – указала она головой на спящего за высоким бортиком ребёнка. – Я это сразу почувствовала, что кровь не моя, – Галина Сергеевна прикрыла дверь и посмотрела на Максима. – Женька ничего не знал. И узнал бы, не поверил. Обоих одинаково любил. Так что теперь они оба мои. Но ты знать должен. Если что со мной случится, обещай мне, что не бросишь…

Глава 12

«Почему Галина Сергеевна сказала, что Андрей должен знать что-то очень важное об этом деле? – думал Максим, заходя в здание прокуратуры. – Ерунда какая-то. Он давно бы мне сказал. Наверное, после того, как на неё свалилось несчастье, у неё  начались какие-то проблемы со здоровьем. То, что она делится деньгами со своим начальством, сомнений нет. Но при чём здесь ЦК КПСС? Похоже, она заговаривается из-за пережитого».

Максим остановился у кабинета Андрея Алексеевича и постучал. Никто не ответил. Он на всякий случай подергал ручку – дверь была закрыта.

«Ладно, потом зайду».

Максим услышал, как в его кабинете зазвонил телефон. Поэтому тут же побежал по коридору в свой кабинет, на ходу доставая ключ.

– Алло! Слушаю, – запыхавшись от бега, ответил он.

– Максим, здравствуйте. Это Лена. Собираюсь с вами ругаться, – услышал он обиженный голос дочки прокурора.

– Чем я вас обидел? – растерялся Максим и вспомнил про вчерашний допрос её друга.

– Зачем вы рассказали папе про то, что вы меня видели в кафе с моим приятелем?

– А-а, вы об этом, – вздохнул Максим чуть расстроено.

– Об этом. Папа вчера целый вечер читал мне нотации: с кем я должна встречаться, а с кем нет. Скажите честно, зачем вы это сделали? Вы меня ревнуете?

– Нет, Лена, не ревную. Ваш друг задержан милицией. Поэтому мне пришлось рассказать.

Максим на секунду задумался и понял, что он говорит честно. То, что они пережили с Леной год назад, уже почти забылось. Молодая, красивая, восторженная, она, конечно, нравилась Максиму, но совсем не так, как это было с Таей. Теперь, когда Тая погибла, он почувствовал это очень отчётливо.

– Как задержан? За что? Почему мне отец ничего не сказал? – в голосе Лены появилось раздражение.

– Его подозревают в хищении и ещё кое в чём. Я вам не могу это рассказывать и отец тоже.

– Шота ни в чём не виноват. Он очень честный. Таких, как он, больше нет, – почти выкрикнула Лена. – Его подставили. Это все Вахтанг. Он всегда всем завидует.

Максиму показалось, что девушка готова заплакать.

«Даша была права, – подумал он. – Лена ещё долго будет искать своего настоящего героя. Может быть всю жизнь».

– А кто этот Вахтанг? –  спросил Максим.

– Да идиот один. Учится с нами.

– Почему вы думаете, что он подставил вашего друга? И каким образом?

– Этот Вахтанг его во что-то втянул. Шота мне не рассказывал. И вам никогда ничего не расскажет. Он очень гордый и очень ранимый.

Поговорив с Леной, Максим понял, что никаких зацепок, кроме этого Вахтанга, у него нет, и поэтому надо встретиться с ним  сегодня же и лучше прямо в институте.

Он сто лет не был в Москве, да и сидеть в пыльном кабинете после северных просторов ему не хотелось. Поэтому, сделав несколько звонков, он побежал на платформу, чтобы успеть на последнюю электричку перед дневным перерывом в расписании.

Уже через час он вышел из метро «Добрынинская», откуда до института можно было дойти пешком за пять минут. После Московской Олимпиады в городе появились фирменные палатки «Пепси-кола». Максим хотел выпить стаканчик, но продавец  студент-практикант, уже сильно набравшийся более крепких напитков, сказал, что ни фанты, ни пепси нет.

– А скоро будет? – спросил по инерции Максим.

– А ты у них спроси, – показал парень на огромное панно, которое занимало весь торец старого пятиэтажного дома напротив. На красном фоне группа могучих мужчин и женщин с космическим спутником и голубем мира в руках гордо стояла под надписью «Мы строим коммунизм».

– Там про пепси ничего не написано, – усмехнулся Максим.

– Потому что не построили ещё. Как построят коммунизм, так сразу пепси-колой займутся. Так что извини, мужик. Пей пока «Байкал». Вон в том универсаме его полно. С рязанской водкой лучше ничего не придумаешь.

В деканате института быстро поняли, какого Вахтанга ищет следователь. И через несколько минут симпатичная девушка-секретарь привела худого высокого парня с чёрными, сильно вьющимися волосами.

Он зашёл в кабинет с гордо задранным острым подбородком, но по бегающим глазам было заметно, что он волнуется.

– Вот, Вахтанг, с тобой хочет побеседовать следователь. А потом, наверное, и нам придется с тобой серьёзно поговорить, – сказал декан, выходя из-за своего стола. – Мы вас оставим одних, чтобы не мешать.

– Слушай, зачем ты меня позоришь? – громко заговорил парень, как только все вышли. – Не мог просто так подойти, без деканата? – он без приглашения сел, откинулся на спинку стула и фамильярно закинул ногу на ногу.

– Вы не понимаете, молодой человек: ваш друг Шота Такашвили находится сейчас в камере по очень серьёзным обвинениям. Если вам не нравится деканат, то мы можем пообщаться где-нибудь в соседней с ним камере.

Максим во время разговора внимательно смотрел на парня и заметил, как тот побледнел.

– У меня есть информация, что это ты познакомил Шоту с Рашидом Петровичем Краевым. Через несколько дней он погиб. Доказано, что его дом подожгли умышленно, а значит совершено  убийство. Может тебе есть что мне рассказать? Это бы помогло нам обоим.

– Я расскажу вам всё, что знаю, если вы пообещаете, что это останется между нами, – быстро ответил Вахтанг и пересел на стул поближе к Максиму.

– Вахтанг, я тебе обещаю, что если ты мне расскажешь действительно что-то важное, то сегодня будешь ночевать дома, а не в камере. Это всё. Теперь я тебя слушаю.

– Они сами мне обещали, что возьмут в дело! – взмахнув  руками, вскрикнул Вахтанг. – Говорили, что в Москву свой товар возят, а отсюда машины назад в Грузию идут пустые. Найди, говорили, Вахтанг, хороший товар и мы тебя к себе в дело возьмём. А когда я их с этим председателем познакомил, они сами, без меня  с ним договорились. Я им сказал, что так дела не делают. А они мне: «Ты даже не грузин. Зачем ты нам?»

– А ты разве не грузин? – удивился Максим.

– Эээ… Это для вас мы все на одно лицо. Я – аджарец, – обиделся Вахтанг.

– Хорошо. А они кто? Те, которые тебя не взяли в дело.

– Они из Тбилиси. Поэтому и важничают. Городские всегда так себя ведут, будто у них в семье одни только князья были. У меня род самый древний в Аджарии. Я и то так не важничаю…

– А здесь они что делают? – вернул разговор в нужное русло Максим.

– Ничего не делают. Ездят туда-сюда. Торгуют. У нас в Грузии товара много, а людей мало. Вот и везём в Россию. А отсюда везти нечего. Поэтому я их познакомил.

– А ты сам откуда Краева знаешь?

– У меня брат там работает. На складе.

– Понятно. А как мне их найти? Этих городских.

– Вам не надо их всех искать. У них старший есть. Георгий Ираклиевич. Умный человек. Вам с ним надо поговорить. Он барменом в кафе «Метелица» на Арбате работает. Только, пожалуйста, – умоляюще попросил Вахтанг, – не говорите ему, что это я вам про него рассказал. А то мне тогда лучше в тюрьму. У нас же все друг друга знают. Со мной здороваться перестанут.

Выйдя из метро у Калинского проспекта, Максим обратил внимание на длинную очередь в кулинарию ресторана «Прага».

«Наверное, что-то вкусное», – подумал он.

– Что дают? – спросил он у полной женщины, которая стояла в хвосте очереди.

– Говорят, что сейчас есть «Киевский» и «Птичье молоко», но могут выбросить «Прагу», – ответила женщина, нервно осматриваясь по сторонам. – Молодой человек, а вы точно стоять будете? Я вон там, через дорогу, на телеграфе очередь заняла. У меня междугородний разговор с Саратовом. Скажите тогда, что я перед вами занимала, – попросила она и, не дожидаясь ответа, побежала к переходу.

Если бы не она, Максим конечно бы не стал стоять, но подвести женщину он не мог, и поэтому, достав из кармана «Советский спорт», встал в очередь.

Всего через час он вышел из кулинарии, держа в руках красивую коробку с тортом, и пошёл по Калининскому проспекту.

Кафе «Метелица» находилось где-то в середине, казавшегося бесконечным, стеклянного ряда кафе и магазинов, начинавшегося пивным баром «Жигули» и заканчивающимся рестораном «Арбат» уже у Садового кольца с рекламным глобусом Аэрофлота на крыше.

Когда нужное ему кафе было уже рядом, Максим обратил внимание, что на другой стороне проспекта магазин «Мелодия», и решил, что на обратной дороге надо будет обязательно туда зайти. Может повезёт взять что-нибудь интересное.

Поднявшись по широкой лестнице на второй этаж, он спросил у пробегающего официанта, где можно найти Георгия Ираклиевича. Нагловатый парень, оглядев его с ног до головы, молча указал головой на бар, за стойкой которого очень крупный седой мужчина в белой рубашке и чёрных брюках заполнял какие-то бумаги.

Он не заметил Максима и вздрогнул, когда тот обратился к нему по имени. Бармен точно так же оценивающе оглядел Максима, но, наверное, сделал другие выводы.

– В подсобку пойдём или здесь поговорим? – спросил Георгий Ираклиевич.

– Лучше без лишних ушей, – пожал плечами Максим.

Бармен открыл незаметную калитку в стойке и пригласил его за собой. Они прошли по длинному светлому коридору, где сновали официанты и повара, и в самом его конце бармен открыл ключом дверь в помещение, больше напоминающее кабинет директора, чем обычную подсобку.

– Из милиции? – только здесь спросил Георгий Ираклиевич.

– Из прокуратуры, – ответил Максим и полез за удостоверением.

– Э-э, слушай, не надо показывать, – махнул рукой Георгий Ираклиевич. – У вас на лице всё написано. По какому делу к нам приехали? Присаживайтесь.

Он подвинул к Максиму глубокое мягкое кресло, а сам достал с полки бутылку, два стакана и наполнил их вином гранатового цвета.

– У нас в районе два доказанных поджога с тремя погибшими. В обоих случаях погибли работники торговли, которые имели дела с грузинами. Лучше будет, если вы мне сами расскажите всё, что знаете. Если я что-то не пойму, то спрошу.

Георгий сел рядом на стул, взял в руку бокал и несколько раз тяжело вздохнул и выдохнул. Из-за лишнего веса у него была сильная отдышка, но он не выглядел болезненным, а был очень подвижен и бодр.

– Я сейчас всё расскажу, а вы сами думайте. Только без записи. И только здесь. У вас там в кабинетах я ничего говорить не буду, хоть кожу с меня снимай.

– Кожу, Георгий Ираклиевич, снимать с вас никто не собирается.

– Есть у меня такая уверенность, что сделал это один из ваших… – неожиданно заявил бармен. – Я так говорю, потому что мне бояться нечего. А он мне сразу не понравился.

– Вы о ком сейчас говорите?

– Я говорю, что мы с Женей работали из Торга… Хорошо работали… Всем было хорошо. Пока нам ОБХСС не помешал. И сразу этот парень появился. Я, говорит, всё решу. Давайте деньги. Мы дали, конечно. И ОБХСС эта сразу отстала.

– Георгий Ираклиевич, ещё раз спрашиваю: что за парень? И почему вы думаете, что он наш?

Бармен отпил пару глотков из бокала и, уперевшись ладонью в колено, наклонился к Максиму.

– Мне уже почти шестьдесят. Людей знаю как свои пять пальцев. Я у бога на страшном суде могу помощником работать. Распределять, кого в ад на сковородку, а кого на облачко. Этот Саша – жадный, подлый и ленивый. Я же сразу вижу, что ты вот хороший человек. А тот жадный и злой.

Георгий Ираклиевич допил своё вино и встал, чтобы налить ещё.

– Его зовут Александр? – спросил Максим.

– Он как к нам присосался, так больше не отставал. Вы, говорит, мне деньги платите, я вас от всех отмажу, – рассказывал  бармен, наполняя бокал. – Но когда у нас с председателем райпотребсоюза одно дело не получилось, я сразу понял, что этот Саша плохой человек. Он точно тогда решил нас подставить. Уговаривал нас, чтобы мы этому Рашиду что-нибудь плохое сделали. Наказали. Но мы такими делами не занимаемся. Только дом всё равно загорелся. А потом и другой. Там, где Евгений погиб со своей женой.

Георгий Ираклиевич опять сел на стул с наполненным бокалом в руке.

– Думаю, это он всё подстроил. А свалить всё на нас хотел. Поэтому я тебе всё рассказываю. Плохой он человек. Ради денег на всё способен.

Максим почему-то сразу поверил этому грузину.

– Вы так долго с ним общались, неужели даже фамилии его не знаете? Как вы с ним связывались?

– По телефону на работу ему звонили, – бармен быстро поднялся и подошёл к столу, на котором под стеклом лежали какие-то записочки, цветные картинки и фотографии.

– Вот его телефон, – провёл он по стеклу толстым коротким пальцем.

Максим тоже встал и посмотрел на цифры под стеклом.

– Бочков, – тихо сказал он сам себе, увидев телефон  оперчасти.

– Да-да. Точно. Он как-то раз так себя называл, – обрадовался грузин. – Найди его, друг. Он всё это сделал. Клянусь, мы здесь ни при чём.

Как добрался до Казанского вокзала, Максим даже не заметил.

«Может быть, это имела в виду Галина Сергеевна, когда говорила, что Андрей Алексеевич всё знает… Нет. Это полная чушь».

В висках стучало: «Бочков… Бочков… Бочков…»

Максим перебрал в памяти всё, что касалось шустрого оперативника. Вспомнил шумную женщину на пожаре, которая видела Сашу около дома Краева.

До электрички было ещё минут двадцать. Максим почти машинально купил в привокзальном буфете два обжаренных в масле ещё горячих пирожка с требухой и сладкое кофе с молоком в бумажном стаканчике.

«В любом случае, прежде чем что-то предпринять, надо поговорить с Андреем, – решил Максим. – Сегодня. Если грузин говорит правду, то …»

Глава 13

Максим вышел из электрички, когда до конца рабочего дня оставалось всего полчаса. Он торопился, надеясь ещё застать Андрея Алексеевича на рабочем месте.

На ступеньках пешеходного моста, ведущего от платформы до привокзальной площади, образовалась толпа. Торговки с мешками жареных семечек, желая опередить друг друга в борьбе за покупателей, почти перегородили спуск.

Всю обратную дорогу Максим размышлял над тем, что услышал, и уверенности в том, что этот бармен говорил правду, немного поубавилось. «Может Бочков и не самый лучший сотрудник, но зачем ему поджигать эти дома?»

Он свернул за аптеку, прошёл мимо небольшого пустыря, где как всегда гоняли мяч местные пацаны. Рядом с входом в здание прокуратуры рабочие из домоуправления на днях вкопали несколько столбов и натянули веревки, чтобы жители соседнего дома могли сушить своё белье. И теперь перед окнами кабинетов раскачивались на ветру, как спущенные паруса, чьи-то наволочки, пододеяльники и простыни.

Андрей Алексеевич был у себя в кабинете.

– А я тебя везде ищу, – обрадовался он Максиму. – Я же сегодня к начальству в Москву ездил отчитываться. Хотел порадовать: всё прошло на ура. Мы теперь в передовиках.

– Я тоже из Москвы, – сообщил Максим, пожимая протянутую руку.

– Тогда докладывай какие новости, – бодро сказал прокурор, опять усаживаясь в своё кресло.

Максим подробно рассказал про Вахтанга, про Георгия  Ираклиевича. Чем дольше он говорил, тем мрачнее становился Андрей Алексеевич. Когда Максим в своём рассказе дошёл до Бочкова, прокурор вскочил со своего места и закричал:

– Какого чёрта ты туда поехал без согласования со мной? Надо было сначала меня спросить, а потом что-то предпринимать!

Максим удивился такой реакции своего начальника, но спокойно объяснил, что побеседовать надо было срочно, а его, Андрея Алексеевича, на месте не было.

– Да как ты вообще на них вышел? – раздражённо спросил прокурор. – Тот грузин, который у нас в камере, ничего про них не говорил.

– Не поверишь… Твоя Лена помогла. Про Вахтанга она рассказала. Наверное, хотела своего друга выгородить.

– Я ей устрою друга! – взорвался Андрей Алексеевич. – Ребёнка на нас бросила, а сама с грузинами шляется!.. Я на тебя надеялся, а ты… – он укоризненно посмотрел на Максима. – Ладно. Скоро каникулы. Отправлю её на дачу с ребёнком. Там не загуляешь. А тёща пусть домой к себе едет. Хоть вздохну свободно.

Андрей Алексеевич подошёл к шкафу и достал бутылку коньяка. Подержал в руках и, передумав, убрал обратно.

– Умеют они бабам мозги засирать… Цветочки, вино, шашлык и песни сладкие… – он посмотрел на Максима. – И не только бабам, а ещё и некоторым следователям прокуратуры. Здесь их надо было допрашивать, – он постучал ладонью по столу. – Только здесь! А не в подсобках кабацких, где они как у себя дома…

– Что мы им могли предъявить? – перебил начальника Максим. – Да и времени у нас нет.

– Эх, Максим, Максим… Не знаешь ты ничего… Молодой ещё, непонятливый. А лезешь, – вздохнул Андрей Алексеевич и сел в кресло, думая о чём-то своём. – Те же грузины друг за друга горой. А ты готов своего товарища, человека из нашей системы, земляка отдать на растерзание.

– Андрей, подожди… – хотел было возразить Максим.

– Нет! Теперь ты меня подожди. Вот у кого надо учиться, а не сдавать своих по чужим наговорам. Зачем нам мусор из дома напоказ выносить? Есть же эти грузины, ну и работай по ним. Хищение на них уже есть. А остальное докажем. Не надо нам своих сдавать.

– Если человек преступник, он мне «своим» не может быть ни при каких обстоятельствах, – резко возразил Максим.

– Хорошо-хорошо… Остынь, Максим. Я понимаю, что ты чувствуешь из-за Таи. Мы во всём разберёмся. Какой из Бочкова преступник? Я сам с ним поговорю. Прямо сегодня. Только всю эту шашлычную компанию надо срочно везти сюда, пока в свою Грузию не уехали. Будешь потом по горам их вылавливать.

  Андрей Алексеевич замолчал, раздумывая, продолжать ему или нет.

– И вообще, Максим, давно хотел тебе сказать… Всё случая подходящего не было. В стране готовятся большие изменения. Надо определяться с кем ты.

– Ты сейчас о чем? – не понял приятеля Максим.

– В двух словах, конечно, не скажешь, но время такое, что ты должен показать, на чьей ты стороне. Ты молодой и не всё понимаешь. А каждое слово, каждая фраза имеет значение. Ничего не происходит просто так.

– Андрей, я действительно не понимаю, о чём ты говоришь.  Ребусы какие-то.

– Вот это и плохо. А объяснять тебе никто не будет. Некоторые вещи ты должен понять сам, здесь учителей нет. И не просто понять, а показать свою позицию. Отчетливо показать. От этого твоё будущее зависит, – прокурор подошёл вплотную к Максиму, взял его за пуговицу и, покрутив её в пальцах, добавил:

– Пора вернуть эту страну себе.

Максим вернулся в свой кабинет, абсолютно сбитый с толку. Такой реакции от Андрея Алексеевича он не ожидал.

«Да если брать пример с грузин, то Бочкова надо прямо здесь пристрелить. А потом уже думать, виноват он или нет, – раздражённо думал Максим, заваривая крепкий чай прямо в своей большой чашке. – Почему Андрей так его выгораживает? Не из-за показателей же раскрываемости… Конечно, поджог доказать очень трудно. Но вешать всё на невиновных… Или прокурор прав: очаровали меня грузины, как глупенькую девушку?»

За этими размышлениями Максим  увидел в окно, как подъехал к прокуратуре на тёмно-синей шестёрке Бочков.

«Андрей выполняет свои обещание. Хорошо бы ещё проверить, на какие деньги простой опер себе машину купил…»

Саша Бочков театрально вышел из машины, как будто знал, что за ним наблюдают десятки зрителей. Выпятив вперед грудь, нацепив тёмные очки, он лихим прыжком запрыгнул на крыльцо здания сбоку от ступенек.

Максим решил задержаться на работе, чтобы узнать результаты разговора. Ждать пришлось недолго. Минут через пятнадцать к нему в кабинет влетел Бочкин.

– Что ты там про меня прокурору наплёл? Совсем охренел после запоя? Ты кому больше веришь: спекулянтам или мне, менту, с которым ты несколько лет работаешь?

Больше всего Максима удивила не реакция Бочкова, а то, как поступил его начальник. Он не должен был так откровенно говорить с оперативником. И тем более посвящать его в детали расследования, где он сам является подозреваемым.

– Не надо здесь шуметь, – постарался максимально сдержанно ответить Максим. – Расскажи мне лучше, какие у тебя дела с этим грузинами? Зачем им именно про тебя захотелось рассказать? И почему именно твой телефон у них под стеклом?