скачать книгу бесплатно
– Да ты не иначе фарисей, друг мой. Цепляешься, выкручиваешься. Будь проще. Истина – она в простоте.
– Я не цепляюсь, отче. Я увидел сон.
– Сон? Снам, братты мой, верить не должно. Только некоторые могут правильно истолковывать сны. А младенцам в вере нужно слушать наставников.
– Сон меня только навёл на мысль, а я проверил по Евангелию. И всё сложилось.
Старец задумался. Хотя он и был упрям, но прислушивался к доводам разума и любил красоту и стройность мысли. «Надо признать, – подумал он, – Прохор смышлён. Если бы волхвы пришли в Вифлеем, о них бы знали все, от мала до велика: откуда пришли и куда направились. Всё бы выведали! Даже в огромном Иерусалиме какой переполох был от иноземцев! Стражники мигом пустились бы в погоню, разведывая по дорогам, где шло семейство и куда отправились волхвы. И догнали бы их. А так… Получается, если волхвы не выдумка, то Прохор прав: о них никто в Вифлееме не слыхал и сказать стражникам ничего не мог. Никто ничего не утаивал, просто семейство покинуло Вифлеем два года назад, во время переписи. Кто бы их вспомнил? Они были как все, пришедшие тогда на перепись».
Хм. Да, так вполне могло быть. И Евангелия согласуются. Старец похвалил Прохора и отправил собирать упавшие смоквы, а сам решил ещё поразмыслить.
А ведь стражники могли подумать, что будущего царя прячут, и доложили Ироду. Ирод же велел убить всех младенцев в Вифлееме и округе. Чтоб наверняка. Теперь всё стало на места.
Старец, кряхтя, поднялся и вышел во двор.
I
Решка
Компиляция из дневниковых записей и воспоминаний С. А.
«Всё, что я расскажу, началась несколько лет назад после звонка друга, моего однокурсника. Не обращайте внимания на стиль – у нас привычка, ещё с учёбы в МГУ, говорить иногда в рифму. Это помогало от похмелья лучше, чем огуречный рассол. Ну и веселее как-то. Так и прицепилась привычка в нашем круге, но теперь уже выветрилась. И это хорошо.
– Привет, Сергей. Ты мне очень нужен.
– Ни свет ни заря – поднимайте якоря. Я готов.
– Будь другом, встретимся у меня, завтра в 10. Помнишь адрес?»
Выйдя на балкон весенним утром следующего дня и вдохнув не успевший согреться холодный ночной воздух, Сергей Афанасьевич посмотрел вдаль и начал рефлекторно перебирать рифму:
Укрылось утро за кромкой леса,
Бельё тумана
С плеч великана
Мороз развесил
На стрелах крана.
Бельё…
– Марочка, моя рубашка ещё мокрая?!
Сергей Афанасьевич вспомнил, что договорился с Петром о встрече.
– Да успеешь ты, успеешь… Да, пожалуй, мокровата. Ну, одень свитер, как обычно. Велика важность. Ты же к Петюне собрался? Поцелуй его за меня… – Маргарита весело подмигнула.
– Петюне? Петюне?!.. Ах ты… Ах ты… ведьма… Заигрываешь с моими друзьями?
– Ревнуешь? Накажи! Зайчик ты мой пушистый, – Маргарита схватила мужа за плечи недалеко от шеи и затрясла, как обычно играют с кошками. Она любила котов, но после смерти Барсика котёнка не взяли из-за аллергии мужа.
– Наказать? Ты хочешь увидеть моё мужское звериное начало? Нет уж. Жди от меня… эпиграммы, что ли. Они ведь прилипают и не забываются. Сама себе будешь потом напевать. Помнишь, Настю из агитбригады ведьмой прозвали? И ведь прилипло к ней: Настя-ведьмочка. Она блудливая была, эта Настенька, и любила в основном студентиков-арабов, негритят. Наших не баловала. Так вот, эта песенка о ней была – я её тогда сочинил. Сейчас, сейчас, как же там…
Сергей Афанасьевич помурлыкал, помурлыкал и пропел:
Возвращаясь поутру
В маленькую конуру,
Ведьма часто приносила
Сувениры из могилы:
Череп, кости, башмаки,
Иногда часы, браслеты,
Дорогие сигареты,
А однажды притащила
Иностранца из Манилы.
Ночью, бедный, так кряхтел,
что сбежали все соседи,
Даже чёрт не утерпел.
И теперь она одна
Сидит томно у окна.
– Это не про меня. Я другая.
– Все вы похожи. Ладно, отложу свою месть – но ты трепещи. Нет ничего больнее слова.
Сергей Афанасьевич полностью доверял Маргарите, а показной ревностью поддерживал её своеобразную игру. Она же постоянно проверяла на нём свою женскую привлекательность.
– А может, ну его? Не идти никуда… А, Марочка?
– Иногда великие дела начинаются с похода в уборную. Брось монетку. Пусть выпадет решка.
Выйдя из метро, Сергей Афанасьевич направился к огромному серому зданию, напоминающему скалу и запомнившемуся ему ещё с детства своей мрачной сосредоточенностью. Дверь едва поддалась.
– Мне на второй. То есть в 205-й.
– Ваша фамилия? Так, Ваш паспорт. Вот пропуск – не забудьте поставить время выхода.
Специфический министерский запах въелся в стены.
– К Петру Афанасьевичу можно?
– Присядьте. Одну минуту, я узнаю… Да, проходите.
– О-о, сколько лет? Да ты прям атлет!
– Это всё лыжи. Да зимы уже нет.
– Ну, давай к делу. Меня, так сказать, не по профилю привлекли: разговор зашёл… там, – показывает пальцем на потолок. – В общем, вспомнили, что я по молодёжи был когда-то. Нужен креативный, очень талантливый и модный в их среде – вроде тебя. Хотя… мы не молоды уже. Время летит, да… Короче, лови момент.
– Да я готов. О чём снимать?
– Про бога.
– Вообще? Или про какого-то конкретно?
– Ну ясно – про Христа. Завтра в Переделкино на подворье в 11.30. Не забудь «Отче наш» прочитать на ночь. Его Святейшество благословит на важное дело и даст все цэ-у.
– Постой, постой, э-та, по-стой… Я же… некрещёный, я агностик, ё-маё, – Сергей Афанасьевич от неожиданности смутился и залепетал, как уличный мальчишка.
– Сергей, не ёрзай на стуле, если уже сел. Всё решено и назад хода нет. Святейшему ангелы уже нашептали в уши. Все подписались, тебе мелочь осталась – всё снять, продумать там… ну, ты знаешь. Это твоё.
– Погоди, Афанасич. Ты что, не знаешь? Я же…эта. Как сказать? Из жидов мы. Еврей то есть я.
– Да ладно, не кривляйся. Ты же наш. Сергей Арт… Как ты? Артемьевич или Артамонович?
– Афанасьевич. Батя у меня – Афанасий Борисович, как у тебя. А дед – Борис Моисеевич. В те времена… Сам знаешь…
– Ну даёшь! Я думал, ты наш. Ишь, как спрятался! Ну, не важно. Теперь будешь крещёным – после благословения Его Святейшества, так сказать. От преизбытка этой, то есть – благодати. Стяжаешь, так сказать. Короче, друг мой. Я тебя жду там, перед въездом. Не опаздывай – чревато. Мне пора. Всё, пока, пока.
Глава 2
Крещение назорея
Материалы для сценария.
В верхнем левом углу листка пометки карандашом:
Эпизод 1. Крещение назорея. Почему Иоанн отказывался крестить Иисуса. Библия, Книга Чисел: Во все дни назорейства своего свят он Господу.
Действующие лица:
Ефрем, торговец шерстью из Вифании близ Иерусалима;
Наум, его собеседник, житель Иерусалима;
Толпа на берегу Иордана;
Иоанн Креститель и назорей.
Место пустынное, до ближайшего селения два дня пути. Толпа приготовилась к крещению и ждет указаний от Иоанна. Двое уже оделись и стоят в сторонке, сохнут, наблюдая за происходящим. Их имена: Наум и Ефрем. Подходит назорей с длинными волосами и нестриженой бородой, становится рядом с народом. Иоанн подзывает его.
– Ефрем, глянь-ка, назорей пришёл. Ты его знаешь?
– Нет.
– Иоанн с ним разговаривает.
– Угу.
– Кажется, назорей просит его крестить. Вот так да-а!
– А что такого?
– Назорей свят по закону. Как же он может креститься в покаяние? Это он должен крестить! Назорей перед Богом как первосвященник. Так книжники говорят.
– Как это?
Наум посмотрел на собеседника с удивлением:
– Да так. Обет назорейства – это обет не пить вина и… ну ещё там… не стричься. Но главное… В общем, фарисеи говорят – это священство, только добровольное. Давай посмотрим, чем всё закончится.
– Смотри-ка, да они спорят.
Иоанн отказывается его крестить, а назорей явно не хочет уходить.
Ефрем цокает языком:
– А ты прав, брат Наум. Иоанн не может принять покаяние от того, кто свят.
Наконец спор окончен, и Иоанн, к удивлению собеседников, допускает назорея. Толпа входит в Иордан. Назорей тоже вошёл.
– Смотри, Ефрем, а Иоанн таки крестит его. Не пойму, в чём безгрешный кается? Он таки назорей или нет?
– Ух ты, смотри-ка, смотри. Видишь голубя – над ним порхает. Сел на него. Это Божий знак!
– Ага, у тебя повсюду знаки. Ты и жену по знаку выбрал, и что?
– Толпа выходит из воды. Ты видишь назорея?
– Нет, он… он где-то затерялся. Пойдём ближе, посмотрим.
Подходят. Наум обращается к крещёным:
– Шалом. Вы не видели, куда назорей исчез?
Из толпы:
– Нет. Кажется, он ушёл сразу.
Эпизод 2. Иисус в Капернауме. Иисуса называли «святый Божий», зная, что он назорей.
Через восемь недель в синагоге Капернаума. Посреди синагоги, рядом с возвышением лежит человек, над ним склонился старейшина и ещё двое. В двух-трех шагах от них стоит некто с небритой головой, явно назорей. Человек десять сбились в толпу возле выхода и обсуждают происшедшее, но почти шёпотом. Остальные уже вышли. Говорили в основном Иосиф, державший рыбную лавку, его зять Левий и Иуда из Вифсаиды, привозивший рыбу свежего улова. Он обычно оставался в ночь на субботу на ночлег в Капернауме, в доме у сестры.
Левий говорит возбуждённо и скороговоркой, обращаясь к Иосифу:
– Нет, ты видел? Дядя Авдей подошёл к нему, чтобы обличить, и тут же упал с пеной.
Иосиф отвечает ему медленно, словно подмороженная рыба. Открывает рот и выдыхает почти беззвучно слова:
– Тише ты. Да, я рядом с ними стоял. Авдей слушал его, слушал, а потом и говорит: «Знаю, кто ты! Назорей, святой у Бога? Так зачем же пришёл сюда к нам? Мучить своими речами? Всё, что ты говоришь, никто не в силах исполнить. А мы соблюдаем закон и угождаем Богу». И пошёл на него. А назорей ничего и не делал особенного, только сказал: «Замолчи и выйди из него».
– А ты понял, о чём это он проповедовал? – Иуда тоже говорил шёпотом, поглядывая на назорея. – Кажется, про царство благоденствия, что оно грядёт. Сказал: «Не заботьтесь о дне завтрашнем, делитесь тем, что имеете, любите даже врагов». Чего дядя Авдей к нему прицепился?
