banner banner banner
Гордость и гордыня
Гордость и гордыня
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Гордость и гордыня

скачать книгу бесплатно


Состояние мистера Беннета ограничивалось почти лишь поместьем, приносившим две тысячи в год, и, к несчастью для его дочерей, оно было майоратом, так что из-за отсутствия прямого наследника мужского пола ему предстояло отойти к дальнему родственнику их отца. Состояние же их матери, хотя и вполне достаточное для нее в нынешнем ее положении, никак не могло заменить утрату поместья. Ее отец был стряпчим в Меритоне и оставил ей четыре тысячи фунтов.

У нее была сестра, которая вышла за некоего мистера Филипса, клерка их отца, который стал его преемником, а еще брат, почтенный лондонский торговец.

Деревня Лонгборн находилась всего в миле от Меритона. Весьма удобное расстояние для барышень, которые обычно три-четыре раза в неделю отправлялись туда посетить тетушку, а также модистку на соседней улице. Две младшие, Кэтрин и Лидия, особенно часто оказывали тетушке этот знак внимания. Они были гораздо ветренее своих старших сестер и когда не находили лучшего развлечения, то коротали утренние часы прогулкой в Меритон, набираясь пищи для вечерней болтовни. Ведь как ни скудны новостями были городок и его окрестности, барышни всегда хоть что-нибудь да узнавали от тетушки. Теперь же у них не было недостатка ни в новостях, ни в радостных предвкушениях – недавно в окрестности Меритона прибыл полк, чтобы оставаться там до конца зимы, а офицеры поселились в городке.

Теперь посещения миссис Филипс вознаграждались изобилием всяческих любопытнейших сведений. Каждый день они узнавали про офицеров все больше – их фамилии, родственные связи. Квартиры их также недолго оставались тайной, а затем они начали знакомиться и с ними самими. Мистер Филипс объехал с визитами их всех, тем самым открыв для племянниц источник радостей, прежде им неведомых. Теперь ни о чем, кроме офицеров, они не говорили, и огромное состояние мистера Бингли, упоминание о котором так воодушевляло их матушку, казалось им ничем в сравнении с парадным мундиром прапорщика.

Однажды утром, наслушавшись их восторгов, мистер Беннет хладнокровно заметил:

– Судя по тому, что вы говорите, пожалуй, во всей стране не найдется двух других таких дурочек. Я всегда это подозревал, но теперь окончательно убедился.

Кэтрин смутилась и ничего не ответила, но Лидия как ни в чем не бывало продолжала превозносить капитана Картера и выражать надежду, что увидит его сегодня, так как завтра утром он уедет в Лондон.

– Я удивлена, мой друг, – сказала миссис Беннет, – что вы с такой легкостью готовы считать своих дочерей глупыми. Если бы мне захотелось выбранить какого-то ребенка, своего бы я для этого не выбрала.

– Если мои дети глупы, надеюсь, я никогда не стану закрывать глаза на это.

– Разумеется, да только все они у нас умницы.

– Льщу себя мыслью, что это единственный случай, когда наши мнения расходятся. Я всегда уповал, что мы едины во всех мыслях, но в этом вопросе позволю себе не согласиться с вами и считать наших двух младших дочерей на редкость глупыми.

– Любезнейший мистер Беннет, вам не следует требовать от наших девочек разумности их отца и матери. Когда они достигнут нашего возраста, смею сказать, они будут думать об офицерах не больше, чем мы. Помню время, когда и мне красные мундиры очень нравились, да и теперь они сохраняют местечко в моем сердце. И если бы ловкий молодой полковник с пятью-шестью тысячами годового дохода попросил руки одной из моих дочек, я бы не сказала ему «нет». В тот вечер у сэра Уильяма я как раз подумала, что полковник Фостер в парадном мундире выглядит очень авантажно.

– Маменька! – воскликнула Лидия. – Тетушка говорит, что полковник Фостер и капитан Картер бывают у мисс Уотсон не так часто, как прежде, когда только приехали. Теперь она чаще видит их в библиотеке Кларка.

Ответить миссис Беннет не успела, потому что вошел лакей с запиской для мисс Беннет… Ее прислали из Недерфилда, и слуге было велено подождать ответа. Миссис Беннет просияла от радости и засыпала дочь вопросами, пока та еще читала записку.

– Джейн, от кого она? О чем? Что он пишет? Ах, Джейн, поторопись и расскажи нам. Не медли так, душенька.

– От мисс Бингли, – ответила Джейн и прочла записку вслух: – «Милый друг! Если в вас не найдется капли сострадания и вы не отобедаете сегодня с Луизой и со мной, нам будет грозить опасность возненавидеть друг дружку до конца наших дней. Ведь целый день тет-а-тет двух женщин не может завершиться без ссоры. Приезжайте как можно быстрее по получении этой записки. Мой брат и его друзья приглашены на обед к офицерам. Навеки ваша Каролина Бингли».

– К офицерам! – воскликнула Лидия. – Не понимаю, как тетушка нам ничего про это не сказала!

– Приглашены на обед! – повторила миссис Беннет. – Какая жалость!

– Могу я взять карету? – спросила Джейн.

– Нет, душенька. Лучше поезжай верхом, потому что собирается дождь, и тогда тебя пригласят переночевать.

– План недурен, – заметила Элизабет, – если только вы уверены, что они не предложат ей свой экипаж.

– О! Но джентльмены поедут в Меритон в коляске мистера Бингли, а у Хэрстов там своих упряжных лошадей нет.

– Но я предпочла бы поехать в карете.

– Ах, душенька, у твоего отца нет для нее лошадей. Они все нужны на ферме, мистер Беннет, не правда ли?

– На ферме они нужны гораздо чаще, чем мне удается их получить.

– Но если вы их получите сегодня, – сказала Элизабет, – маменькина цель будет достигнута.

Ей удалось-таки добиться от отца подтверждения, что лошади заняты на ферме, а потому Джейн пришлось отправиться в Недерфилд верхом, и мать проводила ее до дверей со многими радостными предсказаниями дурной погоды. Ее упования сбылись: не успела Джейн уехать, как зарядил дождь. Сестры беспокоились за нее, но мать ликовала. Дождь лил весь вечер, не переставая. Разумеется, Джейн не могла вернуться домой.

– Поистине, это была счастливая мысль! – повторяла миссис Беннет так, будто дождь был делом ее рук.

Однако до следующего утра она и не подозревала, насколько удачной оказалась ее уловка. Едва они кончили завтракать, как слуга из Недерфилда привез Элизабет следующую записку:

«Лиззи, миленькая!

Нынче утром я почувствовала себя плохо: наверное, потому что вчера промокла насквозь. Мои добрые хозяйки и слышать не хотят, чтобы я уехала домой, пока не поправлюсь. Кроме того, они настояли, чтобы меня осмотрел мистер Джонс, а потому не тревожьтесь, если услышите, что он посетил меня. Да и я почти здорова, только горло и голова побаливают.

    Твоя Джейн».

– Что же, душа моя, – сказал мистер Беннет, когда Элизабет прочла записку вслух, – если ваша дочь опасно заболеет, если умрет, каким утешением послужит мысль, что произошло это в погоне за мистером Бингли и по вашим указаниям.

– О, я ничуть не боюсь, что она умрет. От пустячной простуды еще никто не умирал. За ней будут хорошо ухаживать. И пока она будет оставаться там, ничего лучшего и пожелать нельзя. Я бы поехала повидать ее, если бы могла взять карету.

Элизабет, искренне встревоженная, решила отправиться в Недерфилд, хотя свободных лошадей не оказалось. Верхом она ездила плохо, а потому у нее не оставалось выбора, кроме как пойти пешком. Она объявила о своем намерении.

– Как ты могла додуматься до такой глупости? – вскричала ее мать. – Пешком по грязи! Когда доберешься туда, тебе нельзя будет показаться на людях!

– Но я смогу показаться Джейн, а больше мне ничего не нужно.

– Это намек мне, Лиззи, чтобы я послал за лошадьми? – спросил ее отец.

– Нет-нет. Я вовсе не боюсь пройтись пешком. Расстояние – пустяк, если есть важная причина. Всего три мили! Я вернусь к обеду.

– Меня восхищает твоя деятельная благожелательность, – сказала Мэри. – Но каждый порыв чувств должен подчиняться разуму, и, по моему мнению, усилия всегда должны быть пропорциональны тому, для чего они требуются.

– Мы пойдем с тобой до Меритона, – сказали Кэтрин и Лидия.

Элизабет согласилась, и три барышни отправились в путь.

– Если мы поторопимся, – заметила Лидия, когда они вышли на дорогу, то, быть может, успеем увидеть капитана Картера до того, как он уедет.

В Меритоне они расстались. Младшие направились к дому, где проживала одна из офицерских жен, а Элизабет пошла дальше одна быстрым шагом, минуя луг за лугом, одолевая перелазы, перепрыгивая лужи с нетерпеливой живостью, и, в конце концов, увидела недерфилдский дом. Ноги у нее ныли, чулки запачкались, лицо разрумянилось – так разгорячила ее пешая прогулка.

Ее проводили в малую столовую, где завтракали все, кроме Джейн, и где ее появление вызвало большое изумление. Пройти три мили столь рано в такое ненастье и совсем одной? Миссис Хэрст с мисс Бингли отказывались этому поверить, и Элизабет не сомневалась, что они осуждали ее за такое нарушение приличий. Однако приняли они ее очень любезно. А в том, как с ней поздоровался их брат, было нечто большее, чем простая любезность, приветливость и радушие. Мистер Дарси сказал очень мало, а мистер Хэрст и совсем ничего. Первый и восхищался свежим румянцем, игравшим на ее щеках после долгой ходьбы, и сомневался, что предполагаемая причина – достаточное оправдание для того, чтобы проделать такой путь одной. Второй не думал ни о чем, кроме завтрака.

Она осведомилась, как чувствует себя ее сестра, и ответ был не очень утешительный. Мисс Беннет провела беспокойную ночь, у нее небольшой жар, и, хотя она оделась, ей так нездоровится, что она не смогла спуститься к завтраку. К радости Элизабет, ее без промедлений проводили к сестре, и Джейн, которой лишь опасения внушить тревогу или причинить хлопоты помешали выразить в записке, как ей хотелось бы увидеть сестру, чрезвычайно ей обрадовалась. Однако говорить ей было трудно, и, когда мисс Бингли оставила их вдвоем, она ограничилась лишь словами благодарности за доброту и заботливость, какими ее окружили. Элизабет ухаживала за ней, храня молчание.

Завтрак кончился, сестры поднялись к ним, и Элизабет почувствовала, что они начинают нравиться и ей, так ласковы и внимательны они были к Джейн. Приехал аптекарь и, осмотрев больную, объявил, как и можно было ожидать, что она очень сильно простудилась и следует принять надлежащие меры. Рекомендовал ей лечь в постель и обещал прислать микстуры. Джейн охотно последовала его совету, потому что жар усилился и голова у нее разболелась еще сильнее. Элизабет ни на минуту не покидала ее комнаты, да и мисс Бингли с миссис Хэрст выходили лишь ненадолго. Собственно, джентльмены уехали, и им некуда было девать себя.

Когда часы пробили три, Элизабет почувствовала, что ей пора возвращаться домой, и с большой неохотой сказала об этом. Мисс Бингли предложила заложить для нее карету, и понадобилось совсем мало настойчивости, чтобы она согласилась. Однако Джейн очень расстроилась при мысли о разлуке с сестрой, так что мисс Бингли ничего не оставалось, как взять назад предложение кареты и пригласить ее пока остаться в Недерфилде. Элизабет с большой благодарностью приняла это приглашение, и в Лонгборн был отправлен слуга сообщить ее родителям о сложившихся обстоятельствах и привезти ей необходимую одежду.

Глава 8

В пять часов мисс Бингли и миссис Хэрст удалились переодеться, а в половине седьмого Элизабет позвали обедать. На вежливые расспросы, которыми ее засыпали и среди которых она с радостью заметила искренность тревоги мистера Бингли, ничего особенно утешительного она ответить не могла. Джейн нисколько не стало лучше. Услышав это, сестрицы мистера Бингли три или четыре раза повторили, как они расстроены, как огорчительно столь сильно простудиться и как сами они терпеть не могут хворать, после чего больная была забыта. Эта безразличность к Джейн, едва за ними закрылась дверь, позволила Элизабет вновь наслаждаться своей прежней антипатией к ним.

Среди общества за столом только их брат не вызывал в ней неприязни. Он, несомненно, очень тревожился за Джейн, а его внимание к ней самой было самым лестным, и лишь оно мешало ей почувствовать себя непрошеной гостьей, какой, она не сомневалась, ее считали все остальные. Кроме него, никто ее, казалось, не замечал. Мисс Бингли была всецело занята мистером Дарси, как, впрочем, и ее сестра, а что до мистера Хэрста, чьей соседкой она оказалась, он был ленивым человеком, жившим лишь для того, чтобы есть, пить и играть в карты. Когда он обнаружил, что Элизабет простой ростбиф предпочла фрикасе, ему с ней разговаривать больше было не о чем.

После обеда она тотчас поднялась к Джейн, и мисс Бингли без промедления принялась ее критиковать. Ее манеры были объявлены никуда не годными, смесью высокомерия и наглости: ни умения поддерживать беседу, ни элегантности, ни вкуса, ни красоты. Миссис Хэрст во всем поддержала сестру и добавила:

– Короче говоря, в ней нет никаких достоинств, кроме того, что пешком она ходит бесподобно. Никогда не забуду, как она появилась тут нынче утром. Выглядела она почти неприлично.

– О да, Луиза! Я лишь с трудом сумела удержаться от смеха. И какой вздор вообще являться сюда! С какой стати должна она бегать по лугам, если ее сестра простудилась? И ее волосы – такие растрепанные, такие спутанные!

– Да, а ее юбка? Ты ведь видела, что ее юбка была вся в грязи на целых шесть дюймов, не иначе. А верхнее платье выпущено, чтобы прикрывать ее, но без пользы.

– Этот портрет, Луиза, быть может, очень верен, – сказал мистер Бингли, – но ничего подобного я не заметил. Когда мисс Элизабет Беннет утром вошла сюда, мне она показалась очаровательной. А забрызганная юбка ускользнула от моего внимания.

– Но, разумеется, не от вашего, мистер Дарси, – сказала мисс Бингли. – И не сомневаюсь, вы не пожелали бы, чтобы ваша сестрица так себя аттестовала!

– Бесспорно.

– Пройти три мили, или четыре, или пять, или сколько их там по щиколотку в грязи, и одной, совсем одной! Да как она решилась? Право, это свидетельствует о самом своевольном сумасбродстве, о провинциальном пренебрежении приличиями.

– Это свидетельствует о ее любви к сестре и заслуживает всех похвал, – сказал Бингли.

– Боюсь, мистер Дарси, – заметила мисс Бингли, понизив голос, – эта эскапада несколько угасила ваше восхищение ее прекрасными глазами.

– Отнюдь, – ответил он. – Прогулка придала им новый блеск.

Последовала некоторая пауза, а затем миссис Хэрст снова начала:

– Я весьма расположена к Джейн Беннет, она премилая девушка, и от всего сердца желаю ей хорошей партии. Но, боюсь, такой отец с такой матерью и такое вульгарное родство не оставляют на это никакой надежды.

– Мне кажется, я слышал, как вы говорили, что ее дядя – стряпчий в Меритоне?

– Да, а другой их дядюшка живет где-то около Чипсайда.

– Бесподобно! – добавила ее сестрица, и обе засмеялись.

– Да будь у них столько дядюшек, что хватило бы заселить весь Чипсайд, – воскликнул Бингли, – это ни на йоту не сделало бы их менее обворожительными.

– Однако это должно очень заметно снизить их шансы на женихов, занимающих положение в свете, – ответил Дарси.

Бингли промолчал, но его сестрицы поддержали Дарси и еще некоторое время отпускали насмешки по адресу вульгарных родственников своей дражайшей подруги.

Однако, покинув столовую, они в новом припадке нежности поднялись в ее комнату и сидели с ней, пока им не доложили, что кофе подан. Джейн все еще очень нездоровилось, и Элизабет ни на минуту ее не покидала. Лишь поздно вечером, когда вид спокойно уснувшей сестры ее несколько утешил, она подумала, что, как это ни неприятно, ей все-таки следует спуститься вниз. Войдя в гостиную, она застала все общество за карточным столом и тут же была приглашена присоединиться к ним. Но, подозревая, что играют они по-крупному, она отказалась и, сославшись на сестру, объяснила, что недолгое время, которое может провести внизу, она скоротает за книгой. Мистер Хэрст взглянул на нее с изумлением и сказал:

– Вы предпочитаете картам чтение? Как странно!

– Мисс Элиза Беннет, – заметила мисс Бингли, – презирает карты. Она великая любительница чтения и ни в чем другом удовольствия не находит.

– Я не заслужила ни такой похвалы, ни такого порицания! – воскликнула Элизабет. – Я не такая уж великая любительница чтения и нахожу удовольствие во многом другом.

– Ухаживая за вашей сестрицей, я полагаю, вы находите истинную радость, – сказал Бингли, – и от души надеюсь, что эта радость станет еще сильнее, когда вы увидите ее совсем здоровой.

Элизабет поблагодарила его от всей души, а затем отошла к столику, на котором лежало несколько книг. И он тотчас предложил принести ей еще и другие: вся его библиотека в ее распоряжении.

– И я бы желал, чтобы она была гораздо полнее: ради вас и к моей собственной чести, – но я по натуре бездельник. И хотя книг у меня не так уж много, их все же больше, чем я брал когда-нибудь в руки.

Элизабет заверила его, что ей достаточно и этих.

– Я удивлена, – сказала мисс Бингли, – что мой отец собрал столь мало книг. Какая чудесная библиотека у вас в Пемберли, мистер Дарси!

– Да, ей трудно не быть хорошей, – ответил он, – ведь это – плод стараний многих поколений.

– И вы сами так ее пополнили! Вы же всегда покупаете книги.

– Не понимаю, как можно пренебрегать фамильной библиотекой в наши дни.

– Пренебрегать! Не могу вообразить, чтобы вы пренебрегли хоть чем-то, что может еще более украсить ваше великолепное имение. Чарлз, когда ты будешь строить свой дом, как бы я желала, чтобы он хоть вполовину был так восхитителен, как Пемберли.

– Я бы тоже этого желал.

– Однако я тебе настоятельно советую приобрести поместье в тех краях и взять Пемберли за образец. В Англии нет графства лучше Дербишира.

– С превеликой радостью. Я бы просто купил Пемберли, согласись Дарси его продать!

– Я говорю о том, что достижимо, Чарлз.

– По чести, Каролина, я бы сказал, что купить Пемберли более достижимо, чем создать его подобие.

Этот разговор так заинтересовал Элизабет, что она не могла сосредоточиться на чтении и вскоре, отложив книгу, направилась к карточному столу, где расположилась между мистером Бингли и миссис Хэрст, следя за игрой.

– На много ли мисс Дарси подросла с весны? – спросила мисс Бингли. – Она обещает быть высокой, как я?

– Думаю, да. Пока она одного роста с мисс Элизабет Беннет или даже чуть выше.

– Как я жажду вновь ее увидеть! Я не встречала никого, кто восхищал бы меня больше. Как она пленительна! Какие манеры! И как для своего возраста она блистает во всех занятиях, украшающих девицу. На фортепьяно она играет ну просто бесподобно.

– Меня изумляет, – сказал Бингли, – как у благовоспитанных барышень достает терпения так блистать в своих занятиях, как все они блистают!

– Все барышни блистают? Милый Чарлз, о чем ты?

– Да, по-моему, все без исключения. Все они рисуют, обтягивают шелком и расписывают экраны, плетут кошелечки. Не знаю ни единой, которая бы всего этого не умела, и, право, не упомню случая, когда, упомянув про барышню в первый раз, тут же не добавили бы, что она блистает во всех подобающих занятиях.

– Твой список их обычных занятий, – сказал Дарси, – близок к истине. Слово «блистают» употребляется по отношению ко многим женщинам, способным сплести кошелечек или обтянуть экран, но я никак не могу согласиться с тобой в твоей общей оценке. Среди всех моих знакомых дам и девиц я не насчитаю и полудюжины истинно блистающих чем-либо.

– И я тоже, – заметила мисс Бингли.

– В таком случае, – сказала Элизабет, – вы должны быть очень взыскательны в своем представлении об истинных женских дарованиях.

– Да, я взыскателен.

– О, разумеется, – воскликнула его верная помощница, – никто не может считаться истинно одаренным, если не превосходит намного то, что мы обычно видим вокруг. Женщина, чтобы удостоиться такой похвалы, должна в совершенстве играть на музыкальных инструментах, петь, рисовать, танцевать и знать современные языки. Сверх этого она должна иметь нечто особенное в своей осанке, походке, тоне голоса, манерах и речи, иначе такой комплимент будет вполовину незаслуженным.