скачать книгу бесплатно
– Вот, – кратко прокомментировал начальник. – Познакомьтесь. Георг Дамус! Пропавший сегодня два часа назад профессор.
Знакомиться с фотографией Каде не стал. Имя объекта необычного внимания со стороны спецслужб ему было хорошо известно. Этого Дамуса он помнил отлично.
– Георги.
– Что, Георги? – не понял Дюсолье.
– Георги Дамус. По материалам он проходит под таким именем. Так правильнее, господин полковник.
– Каде! – прорычал Дюсолье. – Что вы себе позволяете! Если у вас есть дополнительная информация, извольте докладывать сразу!
Полковник в ярости заходил вокруг спокойного, как кукла, подчинённого. Время от времени он прекращал круговые движения и застывал перед Каде, настойчиво заглядывая тому в глаза с расстояния в двадцать сантиметров. Однако просверлить дырку в капитане было непросто, и в течение нескольких секунд мужчины походили на защищающих каждый свою территорию, напряжённых мартовских котов.
– Виноват, господин полковник, – по-солдатски отрапортовал наконец Марк Каде, не теряя обычного голографического выражения на своём лице. – Дополнительной информацией не владею. Имел возможность работать над этим делом два года назад и объект знаю.
Полковник подозрительно смотрел на как всегда подтянутого помощника. Тот был в дорогом летнем костюме, отутюженной сорочке и даже, несмотря на летнюю жару, при галстуке. Мягкие, пушистые волосы цвета соломы и щеки юнца играли с солнцем в весёлые акварельные раскраски. Этот нахальный мальчишка, больше похожий на стажёра, чем на кадрового офицера, удивлял и беспокоил Дюсолье с первого же своего появления в его ведомстве: через неделю после того, как он начал работу, все старые ищейки из особого отдела учтиво звали пацана либо по имени – Марк, либо по чину – капитан. Причём даже за глаза. Невероятно! А началось неожиданное восхождение Каде с турнира по борьбе без правил, куда его заманили, чтобы, как всякого новичка, по-товарищески слегка отутюжить. Марк отнекиваться не стал и явился в спортзал этаким покорным ягнёнком. Поболтался верёвочным болванчиком на турнике, даже не удосужившись подтянуться хотя бы разок. Покачал туда-сюда белобрысой головой в виде разминки. Покурил. И потом уложил нокаутом подряд пятерых отборных противников. По словам очевидцев, арбитр всех пяти матчей, узкоглазый Кичао Ванг, с вдохновением мотылька порхал вокруг борцов, оценивая неожиданные финты Каде и с расстановкой – словно цитировал Лао Цзи – отсчитывал положенные по регламенту секунды для объявления победителя. Дюсолье до сих пор не мог понять, как в таком аккуратном и гладком кусочке тела могла уживаться такие сила и опыт. Коллизия была явной и раздражающей.
А чего стоил его неморгающий взгляд ребёнка. И эта невыносимая, то ли невинная, то ли презрительная улыбка: прищуренные глаза и слегка надломанные губы. Впервые это гибридное выражение на лице нового подчинённого Дюсолье заметил как-то на одной из летучек. Минут пятнадцать полковник терпел. Однако думать о чем-либо другом, кроме загадочной физиономии, у полковника не получалось. Он не выдержал, подошёл к капитану, по-дружески положил ему руку на плечо и угрожающе процедил: «Каде, будте так любезны, снимите эту вашу улыбочку с лица». На что мальчишка без усилия ответил, что жмурится от яркого света. И уставился на полковника своим долгим взглядом ребёнка.
Вранье то было или нет, неизвестно. Однако та же ненавистная комбинация прищура и надлома продолжала регулярно появляться и после, на других летучках, и даже в пасмурные дни.
Но самое отвратительное заключалось в том, что работа Каде была безупречна. Он умел вести допросы как никто другой, изматывая людей своим беспрерывным кошачьим хождением по кругу, дымящейся сигаретой и молчанием. Кроме того в Каде совершенно неожиданно и гармонично уживались артист и солдат, креатив и способность слепо подчиняться любым приказам…
То есть придраться было решительно не к чему. Мало того, обойтись без своего юного помощника Дюсолье с некоторых пор уже не мог.
А теперь, оказывается, этот сопляк знал загадочного Георга!
– Хорошо, хорошо, Каде, – примирительно высказался Дюсолье после минутной заминки. – Докладывайте, что за фрукт такой этот ваш Георги.
Докладывать было о чём.
Два года назад Каде был приписан к центральному отделу в Страсбурге, где выполнял миссию координации с ведомствами других стран. Там, среди прочих пухлых досье, он столкнулся с любопытным материалом перехвата футуристической научной разработки у одного чокнутого вундеркинда. Тот, работая в одиночку, изобрёл настоящую машину времени. Однако недотёпа прокололся на какой-то ерунде – что-то там с использованием энергии – так что о его изобретении быстро пронюхали военные. Допустить же, чтобы такая обещающая разработка попала в руки враждебным силам, было немыслимо. И несчастного изобретателя заарканили и засекретили. Именно в подготовке и осуществлении перехвата и принимал участие лейтенант Каде.
После того как операция успешно прошла, и когда все формальности с пленением Георги Дамуса (именно так звали вундеркинда) были улажены, дело передали польским коллегам. Страсбург текущими вопросами не занимался. Однако у Каде эта история оставила привкус незавершённости; он был заинтригован; его магнитило к ней, как оборотня к луне; ему хотелось покопаться ещё и ещё; покрутить игрушку в руках. И он-таки решил некоторое время отслеживать движения подозрительного профессора на расстоянии. И оказался прав! Субъект очень быстро прославился нестандартными поступками. Несмотря на закрытый режим лаборатории и постоянный незаметный конвой из нескольких человек, несмотря на установленную вокруг него целую фабрику всевидящей электроники, Дамус неоднократно ухитрялся начисто пропадать из поля зрения коллег. А когда появлялся вновь, то всегда имел неопровержимое алиби, доказывающее нелепость беспокойства службы безопасности: то он якобы ловил рыбу, то ездил в шахматный клуб на улице Ярузельского в пригороде Варшавы, а то и вовсе всю ночь не покидал стерильных пределов лаборатории, в которой почему-то отключились датчики…
Марку же всё это математически доказывало совершенно обратное: субъект был явно непрост. Не профессор – тонкий игрок. Такой противник ему был по вкусу. Но, увы, к тому моменту лейтенант уже не имел компетенции для каких-либо действий против Дамуса. Он мог только с сожалением и беспомощностью наблюдать за проделками хитреца в недосягаемой для него Польше. Корчиться от желания покопаться с любопытным материалом. Хорошо ещё, что эта пытка скоро закончилась: через несколько месяцев Каде получил чин капитана и был направлен в Париж…
– Теперь все ясно, – проворчал Дюсолье, когда Марк закончил доклад. Теперь причина тревоги ему не казалась такой уж экстравагантной. – А я-то думал, с чего бы это какой-то профессор удостоился такого беспрецедентного внимания. Ни дать ни взять, президент дружественной африканской республики после путча.
Он сделал несколько неспешных кругов по кабинету. Достал ящик с сигарами, бутылку коньяка и две стопки. Устроился в кресле и на минуту задумался.
– Каде, – наконец отдал приказ окончательно воспрявший духом полковник, – его нужно достать во что бы то ни стало. Хоть из-под земли!
– Достанем, – кратко отреагировал капитан, игнорируя предложенные коньяк и сигары и разглядывая некую точку перед собой с отстранённой сосредоточенностью рыбака, находящегося в процессе общения с поплавком удочки.
Прочих комментариев от него не последовало. Со стороны могло даже показаться, что Каде уснул с открытыми глазами, направленными куда-то на шумевший за окном бульвар Дю-Пале. Но капитан не спал, а думал; и впервые слушал своё сердцебиение. В одном из участков его мозга уже включился и работал механизм сыщика, организовывались первые схемы необходимых движений, вырабатывался общий план действия. Но привычному процессу что-то мешало. Где-то внутри Каде скреблась и ёрзала душа охотника, возвращающегося в тот лес, где когда-то его обхитрил и теперь ждал знакомый зверь, его злой гений. В нём впервые происходила странная, незапланированная борьба эмоций и разума.
«Вот мы и встретились!» – повторял внутри капитана спрятанный в нем охотник, путая логические построения, вмешиваясь в ход холодной разведческой мысли. Каде пытался расслабиться, увести сознание в те уголки мозга, которые умел контролировать, забыть о том, что, как мальчишка, ждал возвращения этой миссии. И не мог. У него не получалось! Появление Дамуса доказывало, что он не ошибался в своих странных предчувствиях, что он давно и заранее всё знал, будто видел в будущем. Изобретатель-одиночка и он были зачем-то связаны одной судьбой!
Но зачем? Именно этот бесполезный вопрос вызывал у Марка сердцебиение. Потому что именно в эту минуту он снова отчётливо видел будущее. И в этом будущем он был не решающей силой, а простой шестерёнкой случая, смазанным смазкой колёсиком, крутящимся моментом. В этом чужом механизме всё двигалось не так, как ему хотелось бы. То есть в независимости от воли и желаний капитана. Вместо удовлетворения наконец-то начать долгожданную игру в кошки-мышки с растяпой-профессором, капитаном владели беспокойство и сомнение.
Эти незнакомые чувства были крайне неприятны.
И его сердце стучало.
Что же касается ничего не подозревающего Дюсолье, односложного ответа подчинённого ему оказалось вполне достаточно. В отличие от Каде полковник испытывал необычное для себя удовлетворение, в котором плавал, как в тёплой ванне. Благодаря неожиданному стечению обстоятельств его ведомство получило бонус. Да ещё какой! Игра еще не началась, а его основная фигура была уже в самом центре. Все складывалось как никогда удачно.
Он упустил из виду, что видимое человеку настоящее не является отражением прошлого и залогом на будущее. Его основная Фигура действительно стояла в центре. Но, увы, в полной растерянности…
– Что же, вам и карты в руки, капитан, – не ведая об ошибке, заключил полковник. – Завтра утром вы мне расскажете, где сегодня был и что делал этот таинственный Георг Дамус…
– Георги… – учтиво поправил начальника Марк Каде, не отрывая взгляда от своей судьбы.
Глава 6
Опять про машину времени
Cibi condimentum est fames. Это было про нас с Дамусом. Мы молча ели.
Пережёвывая остатки салата из морепродуктов, я размышлял о странностях жизни. О неожиданно представившейся возможности познакомиться с Георги воочию, вне туманной анонимности шахматного клуба. О том, как стечения обстоятельств в прошлом совершенно естественно принимают форму настоящего; как настоящее так же естественно готовится стать будущим, к которому мы и сами готовимся и которого ждём, как нечто заранее определённое. Размышлял о том, что, скорее всего, возьмусь за защиту неудачливого изобретателя, потому что все как будто бы клонится именно к этому; что, в конце концов, при желании свернуть горы можно и без тонких векторных расчётов: ведь можно же передвинуть Землю, если найти точку опоры.
Кроме того, слишком заманчиво было поменять амплуа и, вместо опостылевших контрактов и разводов по обоюдному желанию, заняться процессом уголовным, обещающим свежие эмоции; как художнику попробовать себя в другой области…
Я взглянул на моего знакомого, потом, машинально, – на часы: с того момента, когда я увидел его бледно-зелёное лицо, и начала нашей беседы не прошло и четверти часа, шестьсот-семьсот секунд, не больше. В какую из этих недолгих секунд мог дрогнуть ореол таинственности, окутывавший поначалу этого человека? Сейчас он быстро рассеивался, напряжение, свойственное первому контакту, спадало, разумная настороженность таяла, вымышленный когда-то образ партнёра по шахматным партиям соединялся с настоящим зеленоватым лицом Дамуса, неодушевлённые предметы успокаивались и в беседу больше не встревали. Для полноценной симпатии было ещё, может быть, рановато, но лёгкость складывающихся отношений предвещала что-то на то похожее: Георги действительно был похож на человека, для которого суп на костре мог что-то значить. Мне даже казалось, что я его отлично знал уже раньше; не раз приходил к нему в техбюро, наблюдал, как он, спеша закончить работу, быстро управлялся с последней функцией, складывая и вычитая в уме, потому что любимая счётная машинка затерялась где-то под кипой бумаг, а в лысой голове контакты работают не хуже полупроводников японского производства.
Кроме рождающейся к Дамусу симпатии и желания попробовать силы на защите этого «неосторожного причинителя смерти», на дело толкало ещё кое-что. А именно странный комплекс побуждений, пришедших из очень далёкого детства.
Во мне неожиданно включилось мальчишеское любопытство. Чик – и загорелось лампочкой: хотелось, хоть одним глазком, взглянуть на аппарат – чудо новой технологии. И это несмотря на то, что, скорее всего, я ровным счётом ничего в нем не пойму! А также вопреки обычному безразличию к новинкам. Достижения науки уже давно стали сырьевым придатком жизни потребителей и никого не удивляют. Кто теперь задумывается над внутренностями той или иной полезной машины, над хитроумными силами, которые заставляют её работать? Никто! А кто не спит ночами в поисках ответа, что есть жидкие кристаллы и цифровые видеозаписи? Кому любопытно четвёртое измерение?
В общем, человек избаловался, и я тоже.
А дамусовская штуковина почему-то волновала и будоражила. К ней хотелось прикоснуться. Походить вокруг. Заглянуть под днище, поковыряться внутри, и, может быть, даже покататься. До судеб Земли, человечества и науки моё любопытство, конечно, не доползало. В голову лезли всякие мелкие глупости, как будто речь шла об общедоступном аттракционе. Мечталось увидеть нас с Адель, например, через десять лет. Удивить коллег возможностями в области уголовного следствия, добычи доказательств и разрешения проблемы идеального судебного решения. Передвижение во времени позволило бы отправиться в прошлое и, как в кино, увидеть связанные с преступлением события, факты, имеющими отношение к конкретному делу!
Я и предположить не мог, что аттракцион уже завертелся, и что я был звеном уже давно разворачивающихся событий. Что в Берлин я приехал не просто так, а забрать материалы дела…
– Мечтаете? – поинтересовался Дамус, шумно отпивая пиво.
Когда иголка соскакивает с пластинки, патефон замолкает и начинает бессмысленно шипеть. Кружение моих мыслей было остановлено так же просто и с тем же результатом: я бестолково смотрел в сторону собеседника, полголовы которого было спрятано за толстой пивной кружкой. – Если вы строите какие-то планы на будущее, – послышалось из-за стеклянного пузыря. – Напомню, что оно весьма неопределённо. Вы убедитесь, когда увидите мои фотографии.
Фотографии? Он и в самом деле говорил о каких-то фотографиях будущего, где Земля представлялась вымершей планетой. Я почему-то пропустил эту деталь. Может, из-за ресторанного гула, в котором воображение отказывалось рисовать пустоту. Может, из-за чего-то другого. Я безуспешно попытался представить некую, огромных размеров волну, жадно и беспощадно глотающую на своём пути все, что попадается, и потом – обломки и, наконец, пустую, неживую Землю… – А зачем вам нужен адвокат, если всё скоро канет в лету? – чуть было не огрызнулся я. – У вас что, имеется запасной вариант спасения, обходящий общепринятые законы?
В то время, как я боролся с раздражением, он широко улыбался, так что ко мне снова вернулось давешнее неприятное чувство, что мной манипулируют, крутят, как обыкновенной тряпичной куклой на ниточках.
Но через секунду его лицо сделалось серьёзным.
– Зачем нужен адвокат – сам не знаю, – признался он. – Может быть, синдром надежды, как у неизлечимого больного, чей срок уже близок, или у смертника накануне экзекуции. Может, что-то другое. Конечно, я уже привык к мысли, что человечество скоро погибнет: об этом будущем я даже думаю как об историческом факте, оно для меня стало почти реальностью. Я, как видите, позволяю даже себе шутить по этому поводу. Однако, эта реальность фиктивна, как документальный фильм о далёкой мировой войне, которую я сам лично не пережил. Казалось бы, факт есть факт, но связать его с собой у меня не получается. Не чувствую я его. В общем, для меня это просто фильм. И не документальный, а фантастический…
Что странно, кошмарная новость о скором исчезновении Земли не пугала и меня – уж больно неправдоподобной казалась история. Вместо драматических переживаний я занимался тем, что рассматривал узкий рот Дамуса, артикулирующий куда-то ускользающие, словно бьющиеся о звукоизоляционную прозрачную перегородку, слова.
– …Так что есть и доля сомнения… – сознание зацепило остаток последней фразы Георги. – Прошло уже довольно много времени с тех пор, как я получил фотографии. Дни бегут, а надежда забирает массу энергии, и от неё в конце концов устаёшь. Наступает какое-то безразличие, похожее на оптимизм. В сумме, мне кажется, что я живу сейчас так, как если бы и не знал о том, что нас всех ждёт.
Он вздохнул, поковырял вилкой в уже почти пустой тарелке. Потом вздохнул ещё, на этот раз театрально, и его губы опять рывками, раз от раза всё шире, растянулись в широченную улыбку.
– Значит, вы говорите, исчезли люди, – решил я приостановить философские рассуждения Дамуса и вернуть его в русло конкретики. – Давно ли?
– Вы берётесь за дело? – живо отреагировал он.
– Пока, скажем, я согласен ознакомиться с материалами.
– Осторожность прежде всего! Всё понимаю, – возбуждённо проговорил довольный Георги. – Я уверен, что, когда вы просмотрите диск, вы не сможете отказать. На все ваши условия я заранее согласен, – добавил он.
– В моих условиях нет ничего особенного, – пожал я плечами. – Я работаю по принятым на территории Европы тарифам. Уточните лучше, на какой стадии процедура: под следствием вы или нет; предъявили ли вам обвинение; где и когда можно ознакомиться с актами?
– Пока ещё идёт внутриведомственное разбирательство. Сами понимаете – государственная тайна. Попросили никуда из Европейской части не выезжать и ясно дали понять, что против меня могут возбудить самое настоящее уголовное дело согласно какой-то там статье. Не помню какой…
«Значит, с официальным договором об оказании адвокатских услуг можно пока не спешить, – подумал я. – Отлично! Полистаю уголовный кодекс, посмотрю процесс, поразмышляю; авось через несколько дней все разрешится само собой, как это часто бывает с нестандартными казусами. Или клиент передумает…»
«А всё ж давно не брал я в руки шашек», – сформулировалось по-гоголевски в голове относительно колющих нервы перспектив заняться давно забытым уголовным процессом.
– Ну что ж, хорошо. Раз уж прокуратура пока не задействована, значит, время терпит. У нас есть возможность подумать и подготовить защиту, – несколько по-другому озвучил я свои мысли специально для Дамуса. И подытожил: – Может, ещё по пиву?
– По пиву, – бодро кивнул Георги.
Заказав какого-то особого старинного пива, замутнённого неправдоподобно высоким уровнем солода, мы потом ещё долго беседовали.
Я выставлял дополнительные условия. Вернее, пытался выставлять условия, потому что он тут же на всё соглашался…
Задавал конкретные технические вопросы. Вернее, пытался, поскольку собеседник радостно кивал и ссылался на диск.
Когда я начинал раздражаться – кружка наполнялась, и все начиналось сызнова.
Я говорил, например, что частным детективом не являюсь и что, по общему правилу, работаю в кабинете, за столом, и места свершения преступлений меня должны интересовать исключительно на бумаге, и что поэтому на будущее отказываюсь от всякого рода поездок и тайных встреч в Берлине или других городах планеты…
А он начинал соглашаться уже тогда, когда я ещё был на половине фразы. Обезоруживающе улыбался, поднимал вверх руки, сдавал оружие и штандарты.
– Очень рад, – говорил Георги, – я был уверен…
– Это заметно, – отвечал я.
– Представляете, что было бы, если между нами произошла электронная встреча? Да я бы никогда не смог уговорить вас взяться за работу. А так посидели, пива попили.
В принципе, в чём-то он был прав. Пиво бесспорно помогало.
На прощание, когда мы уже поднимались из-за стола, Георги мне всунул ещё один диск. Я вопросительно посмотрел на предмет, протянутый тонкой рукой.
– Это не второй диск, а просто футляр, – пояснил Георги Дамус. – Возьмите. Исключительно для удобства и сохранения материальной целостности носителя, который без упаковки долго не протянет…
Я пожал плечами: диску по-моему и «тянуть» вроде бы было нечего, пару часов на поезде, но коробочку взял. Сунул её в саквояж.
Окончательно расстались мы снаружи, где за нашим рукопожатием неотрывно наблюдал бронзовый Гёте, и двинулись каждый в свою сторону.
Глава 7
Сим-сим, откройся!
…Перемещение во времени можно с некоторым приближением представить в виде механического воздействия на некую точку, которая находится в непрерывном равномерном движении, характеризующемся неизменностью и постоянством. Непрерывное движение – это течение времени. Точка – это настоящее. Всё, что находится позади или впереди неё, есть ни что иное как прошлое и будущее. А у точки этой есть тень, которую в нормальных условиях увидеть невозможно. Но воздействие на точку позволяет, не сводя её с заданной траектории, ускорить перемещение этой самой тени или, наоборот, замедлить его или, наконец, даже дать ей обратный ход. Точка раздваивается – мы вместе с её тенью перемещаемся во времени.
Разумеется, этой схеме не хватает математической точности, и она грешит несовершенностью. Но, при всей условности, она позволяет увидеть главное – эфемерность путешествия во времени. Тень остаётся тенью, её беспрерывно влечёт воссоединиться с телом Dominus res, то есть с телом самой точки, представляющей настоящее. Чем дальше уходит тень от своего естественного положения, тем сильнее сила, тянущая её назад. Возврат её неизбежен. В этих условиях взаимоотношение между двумя временными единицами – реальной и её отклонившимся элементом – очень схоже с концами пружины, обладающей свойством абсолютной эластичности.
«Отсюда вывод, – в сотый раз повторял я про себя услышанную в ресторане научную истину. – Отправить некое тело вне настоящего мало. Искусственно созданное между ним и настоящим расстояние необходимо поддерживать постоянными и равномерными энергетическими вливаниями, иначе путешествие во времени будет настолько коротким, что его легче будет назвать не путешествием, а вылазкой, за которой последует судорожное возвращение, похожее на умирающее движение маятника.
Таким образом, с помощью формулы возможно воздействовать на силу, способствующую растяжению пружины. Та же формула, в чуть видоизменённом виде, позволяет более или менее стабильно поддерживать её в состоянии растяжения и вернуть без серьёзной потери времени, как если бы вы рукой останавливали часовой маятник, обратно…
Вернулся домой я в тот же день в состоянии лёгкой, толкающей на активные действия фрустрации. Быстро просмотрел бумажную и электронную почту, прочитал телеграммы. С нетерпением начал искать в сумке диск, который в дороге просмотреть не получилось: когда в поезде я включил дорожный компьютер и вложил в него маленький носитель интересной информации, то наткнулся на замок; вход в файлы был замурован секретным кодом.
Дамус даже и не обмолвился о существовании какого-либо шифра! Хоть в транспорте я работаю и редко – только в случае крайней необходимости, когда выйти из цейтнота иначе не получается – в этот раз заглянуть в новое дело не терпелось из чистого любопытства. Отсутствие кода этот порыв разбомбило: разгадывать загадки не хотелось, звонить Дамусу по такому поводу было бы неосторожно – он должен был сам вспомнить об упущении и проявить инициативу. В итоге ничего другого не оставалось, как переживать состояние невесомости приехавшего в гости и оказавшегося перед закрытой дверью и заколоченными окнами, под моросящим дождиком.
– Тоже мне, стратег, – усмехнулся я тогда, складывая вещи обратно в саквояж. – Тоже мне, шпион!
Но ругаться было бесполезно. Устроившись поудобнее, я посмотрел в окно: деревушки, хутора, перерезанные чёрными автобанами светло-жёлтые поля, быстро уносились вспять; в изменчивом пейзаже читались грядущие события и только что ушедшее. В какой-то миг голова сама собой, как вакуумная пробирка – природа, как известно, не любит пустоты – наполнилась мыслями о прожитом дне с его новыми, совершенно невероятными, просто фантастическими истинами. Бороться с гейгеровским движением нейронов было бесполезно, и я отдался ментальному хаосу, свойственному возбуждённому сознанию, пытающемуся разрешить неразрешимое, найти логическое в нелогическом, погрузился в свежие воспоминания о механике времени…
А оказавшись, наконец, дома, захотел сразу же убедиться, что все это не сон. Порывшись в недрах саквояжа, рука первым делом встретилась с совершенно забытым футляром. Я взял предмет, повертел, по инерции открыл – из миниатюрной коробочки выпал клочок бумаги, развернув который я прочитал: «ваши третий и четвёртый нашей второй».
«Вот оно что!» – записка объясняла, зачем Георги так настаивал, чтобы я воспользовался упаковкой; и почему я наткнулся на код, о котором Дамус не сказал ни слова. Мой потенциальный клиент явно любил скрытничать и играть в кошки-мышки, а также проявлять прочие чудачества вроде писем на польском языке и ненужных встреч в Берлине под вымышленным именем.
Не долго думая, я сел за рабочий стол и достал наполненный неизвестной пока притягательной информацией квадратик диска (квадратура круга – такое бывает и в жизни адвоката). Шарада с кодом была некстати. Но выбора не было: перед воссоединением с семьёй на африканском континенте нужно было втиснуть новое дело в обычный график работы. А для этого нужно было во что бы то ни стало просмотреть полученный материал. То есть подобрать к нему ключик. Я снова перечитал корявую фразу на клочке бумаги, и в голову сразу пришла первая идея. В головоломке речь явно шла о наших с Дамусом шахматных встречах. Ведь ничто другое нас с ним не связывало. Получалось, что «ваши третий и четвёртый» по всей вероятности соответствовали моим ходам, а «нашей второй» – определяли партию, в которой они были проделаны. Идея такого шифра была весьма недурной: кто ещё, кроме меня, смог бы догадаться, что лишённая начала и конца строка предполагает клеточки шахматной доски? С другой стороны, восстановить цифровую с буквами фразу ничуть не сложно, даже тому, кто никогда не записывает свои ходы. Начало любой партии можно нащупать методом тыка.
Я с воодушевлением принялся за работу, искренне надеясь разрешить проблему как можно скорее. Выписав все наиболее часто используемые мной начала белыми и чёрными, я попробовал ввести полученные комбинации. Покрутил и так и сяк. С шестой или седьмой попытки в компьютере тихо забурлило!
– Здравствуйте, господин Р. Ко-оff.
Мне почудилось, что голос возник где-то за спиной. От такой неожиданности внутри всё колыхнулось волной, поменялось местами, съёжилось. Захотелось обернуться, но в тот же миг тёмный до этого экран заполнился лицом Дамуса. Потерянный голос принадлежал ему.
– Шут! – не удержался я от восклицания вслух – Чёртов юзер!
Меня выдернуло из кресла, и я заходил по комнате, сбрасывая липкое оцепенение, между тем как Дамус продолжал свою вступительную речь.
«Ещё раз хочу выразить свою крайнюю признательность относительно того, что вы согласились ознакомиться с делом. Буду лаконичен. Этот диск я приготовил исключительно для вас. Постарайтесь сохранить информацию в тайне. Я ни в коем случае не подвергаю сомнению ваш профессионализм, однако прошу вас как можно быстрей ознакомиться с заложенной в ней информацией, и, если вы не возьмётесь за мой гиблый казус, уничтожить… С систематизацией вы сами разберётесь. Некоторые документы изложены в письменном виде. Некоторые – в форме видеозаписи. Есть и фотографии, о которых я вам уже говорил. Среди них вы увидите и удачные, и неудачные. Крайне не хотелось вам досаждать своим присутствием, но часть документов я вынужден буду прокомментировать. Так что мы ещё встретимся…»
Георги Дамус прервался, посмотрел куда-то на невидимую мне поверхность стола, словно искал в составленном для себя списке, не забыл ли он сказать ещё о чем-нибудь, и продолжил: «Если вы согласитесь на мою защиту, дайте знать через клуб; там, если нужно будет, обговорим детали, я постараюсь ответить на возникшие у вас вопросы. Если меня не окажется в клубе, и вы никаким другим путём не сможете войти со мной в контакт, найдите в файле „контракт“, рубрику „подпись“ и просто нажмите ввод. Вы автоматически получите деньги – ваш гонорар и средства на непредвиденные расходы. Желаю вам приятного отдыха. Надеюсь, до скорой встречи. Как видите, – закончил он на шутливой ноте, – я заранее всё изложил по-французски, а не по-польски. Шутки в сторону!»
Благодаря деловому тону Георги возникшее было ощущение, что со мной опять играют в кошки-мышки, постепенно рассосалось. Я продолжал ходить по кабинету, но уже спокойнее… В иной ситуации я может быть сложил бы с себя полномочия, тем более, что официального соглашения между нами ещё подписано не было. Но сейчас решиться на такой шаг я чувствовал себя неспособным. Подкупало дамусовское открытое, какое-то детское расположение ко мне. Inuitu personae. Несмотря на странноватые замашки, нужно было отдать ему должное. Бывший Томас предусмотрел практически всё и до мелочей: нашу встречу, мой второй столик и согласие; вплоть до моих вопросов. В конечном итоге, это могло означать не то, что он манипулировал мной, а просто его желание довериться именно мне и сделать всё возможное, чтобы я согласился на защиту.
…А может даже и то, что ему удалось-таки посетить будущее. Не зря же он изобрёл машину…
Я, наконец, сел перед компьютером. Мой потенциальный клиент с экрана пропал. На скучном синем фоне, будто камень на перепутье былинного Ильи, светился теперь трёхзначный выбор: «продолжить», «вернуться в начало», «выйти». И, глядя эти три лаконичных предложения, я вдруг осознал, что страшно устал: сказывались две тысячи километров в скоростном поезде, незапланированный курс по физической динамике, пиво и, конечно, ребусы с кодом. Так что рассматривал я синюю картинку не долго. Проход к информации был расчищен, и приступить к работе я мог в любой момент. Можно было считать, что на этом этапе истории основная задача была выполнена. С лёгким чувством я нажал на «выход», и благополучно вернулся в спокойное трёхмерное пространство французского буржуа.
В нём я заваривал чай, поливал цветы, затем пил чай и с удовольствием ни о чём не думал. Выходил на крыльцо взглянуть на вечернее гаснущее небо, как оно превращается в космос и всем своим вакуумом вдыхает тёплый воздух, исходящий от земли. Сидел на крыльце и опять ни о чём не думал. Смотрел, как быстро темнеет вокруг. Когда стало совсем темно и за деревьями сада зажглись городские фонари, я запер дом и, зайдя в спальную, где в спокойном танце кружились рыбки, сел перед аквариумом на корточки. Тук-тук-тук – на моё приветствие за округлым стеклом всё живо встрепенулось, метнулось как-то сразу во всех направлениях.
