скачать книгу бесплатно
Не ангелы
Вероника Осьминина
Говорят, сломанных не собрать обратно живыми людьми, и они пустыми, полностью потерянными в этом мире остаются. У каждого человека своя боль удавкой на шее, кинжалом в рёбрах. Задыхаясь от чувства мести, одиночества, любви и желания быть с теми, кто тебя всегда ненавидеть будет, они эту жизнь извращённой усмешкой считали. "Перед внутренним взором калёным железом выжгли, кажется, юношу хрупкого, изломанной куклой сейчас на его диване свернувшегося в клубок тесный, и глаза заплаканные в подушке прячущего. Горло удавкой душит. Он этот мир не-на-ви-дит. С его губ рык почти звериный срывается".
Вероника Осьминина
Не ангелы
Книга первая
“Родственные души – не просто любовники”.
От автора
В этой работе присутствует глубинная эмпатия, пусть и с элементами мистики. Чтобы вам было проще понять, привожу здесь отрывок из открытой статьи Интернета.
«Эмпатия – это понимание другого человека, основанное на сопереживании. С помощью эмпатии человек может чувствовать на глубинном уровне, как ощущает, видит, понимает себя другой человек. Эмпатия не связана с логическими умозаключениями, она основывается на чувствах и эмоциях.
Эмпатия – это переживание чужого сознания. Психологи связывают способность к эмпатии с зеркальным принципом работы мозга. Когда мы наблюдаем какое-то состояние или действие другого человека, в нашем мозгу активируются те же области, как если бы мы чувствовали и действовали сами».
Пролог. Стук капель
Дождь окутывает тонкой тканью тоски, монотонно стуча по стеклу и всё сильнее размывая осеннюю грязь. Когда-то яркие и пёстрые листья сейчас тонут в лужах, теряя все свои краски.
– Ты считаешь, что достоин более высокой должности? – задумчиво и чуть устало тянет Сергей, глядя в окно ничего не выражающим взглядом.
– Да, – тут же отзывается Ярослав, не разделяя всеобщий тягучий настрой. – Я достаточно долгое время посвятил раскрытию простых преступлений и имею немалый опыт. Не хочу завышать свои способности, но мне вполне легко удаётся выстраивать логические цепочки.
– Однако ты ещё слишком молод для того, чтобы двигаться дальше по карьерной лестнице. В этом мире есть свои негласные законы, ты же понимаешь…
– Я понимаю, но и вы поймите меня – я не намерен всю жизнь питаться воздухом только из-за того, что сыновья и внуки более старших меня по должности ещё не заняли удобные им места! – голубые глаза гневно сверкают из-под тёмной чёлки, выдавая истинный норов души их хозяина.
– Я сделаю вид, что не слышал этого, – всё также безразлично отзывается Сергей.
– Простите, я сорвался, – едва не шипя, цедит Яр сквозь сжатые зубы. – Но от своих слов отказываться не намерен.
– Хорошо, – неожиданно соглашаясь, кивает начальник своим мыслям. – Тогда… Я дам тебе дело. Если раскроешь его за… месяц-полтора, то я лично позабочусь о твоём повышении. Но если завалишь – даже больше не заикайся об этом.
– Я согласен.
***
Ярослав сидит в небольшой кафешке, грея руки о чашку с кофе и глядя в окно пустым взглядом. На улице всё ещё идёт сильный дождь, монотонно стуча по крышам домов, навевая глухое чувство безысходности и вынуждая устало сгорбить плечи. В мыслях звучит недавний разговор.
– Уже на протяжении года в самое разное время в нашем городе совершаются убийства, объединённые общим почерком. Жертв находят по утрам – убийца всегда действует ночью – и с единственной колотой раной между рёбер. Нет никаких следов другой жестокости – удар один. Кто-то действует точно и наверняка. На месте преступлений никогда не остаётся никаких улик, в выборе мест тоже нет ни единой зацепки, как и в выборе жертв. Однако, слишком ясно прослеживается один и тот же убийца – ножевое ранение в одно и тот же место и всегда ночью.
– Сколько убито таким образом? – тонкие пальцы легко, но немного нервно перебирают бумаги из стопки.
– За год – полсотни.
– Много, – внешне спокойно констатирует факт Яр, внутренне вздрагивая от холода цифры. – И до сих пор у полиции нет никаких мыслей?
– Ничего. Обычно убийцы всё же оставляют хоть какой-то след, а здесь… Нет ничего. Совсем. У человека словно заложена в голову цель – убить сразу и наверняка.
– Может что-нибудь всё же объединяет его жертв?
– Нет. Мужчины, женщины, блондины, брюнеты, карие глаза, серые, зелёные, голубые… Разве что – детей ни разу не трогал.
– То есть полиция уже год не может разрешить эту загадку, а мне вы даёте на неё полтора месяца? – уточняет Яр с тихой иронией, выгибая бровь.
– Да, – ровно раздаётся в ответ. – Ты сам согласился.
Усталость после целого дня изучения кипы бумаг, собранных по этому делу и не несущих практически никакой важной информации, наваливается внезапно, выбивая последние силы. Переведя чуть осоловелый взгляд в зал кафе, Ярослав стал без особой цели изучать находящихся в нём людей.
«Кто может быть этим преступником?», – ставшая навязчивой за этот день мысль назойливо вертится у него в голове, въедаясь, кажется в саму кровь, – «Почему он или она убивает? Это не маньяк, который хочет насладиться страданиями жертвы, не человек с желанием отомстить какому-то определённому типу людей, не тот, кто убирает со своего пути врагов, чем-то мешающих. Этих людей между собой вообще ничего не связывает – от домохозяйки до начальника элитной компании. Может, это всё же разные убийцы? Но этот удар – один и сразу смертельный… Ведь кто угодно может оказаться как убийцей, так и его следующей жертвой. А может даже и, по насмешке судьбы, этот самый убийца сейчас находится здесь, рядом со мной».
За соседним столиком сидит девушка хрупкого телосложения с короткими светлыми волосами и что-то увлечённо рассказывает только что присоединившемуся к ней парню с тёмными прядями волос, которые причудливо мешаются со светло-русым оттенком. Он рассеянно улыбается ей, явно слушая вполуха.
На другом конце зала за разными столиками сидят ещё двое женщин. Одна из них – высокая шатенка с глубокими тёмными глазами – всё же чувствует изучающий её взгляд, но в ответ лишь грустно улыбается, взглянув на Ярослава, словно говоря: «Что, тоже трудный день? Ну ничего у всех бывает, переживём». А вторая – явно ещё студентка с ярко-фиолетовыми волосами – не отрывается от своей тарелки с супом, наверняка обжигая горло от спешки.
В небольшом уголке, где играют музыканты – двое скрипачей и один пианист – пара медленно кружится в танце. Их движения плавные и даже несколько ленивые. Они видимо тоже, как и все, безумно устали от этого дня и сейчас пытаются хоть как-то отвлечься. По спине девушки мягко струятся русые волосы, отливающие темноватым рыжим оттенком. У её партнёра чёлка то и дело падает на лицо, будто пряча своего хозяина. Он тоже невольно чувствует прикосновение чужого взгляда и оборачивается, лишь на миг пересекаясь с голубыми глазами Ярослава и тут же снова обращая внимание на о чём-то спросившую его девушку.
«Ну и что же я имею? На данном этапе – вообще ничего. Убийцей, исходя из тех данных, которыми я располагаю, с вероятностью в одну миллионную процента может быть каждый человек этого земного шара. Хоть та наслаждающаяся стипендией студентка, хоть этот парень с усталым серым взглядом, хоть его девушка с тёплым рыжим отливом в волосах. Нужно попробовать начать всё сначала, потому что те факты, к которым пришли мои предшественники, могут оказаться неверными и только запутать меня».
Порассуждав таким образом и допив кофе, Ярослав расплачивается и выходит из ресторана, натягивая капюшон. Дождевые капли методично стучат по не промокающей ткани, словно пытаясь навечно вбить куда-то вглубь черепа: «Это твой единственный шанс. Не упусти его».
Шелест листьев
Прохладный, осенний ветер легко скользит по оголённым ветвям деревьев, срывая последние яркие листья, и почти неощутимо касаясь и без того растрёпанных волос сидящего прямо на земле человека. Едва ли тот это замечает.
Тишина кладбища нарушается лишь шорохом ломких листьев и дыханием одиноко сгорбившейся возле достаточно свежей могилы тонкой фигуры. Бледные пальцы беспорядочно вырисовывают на земле различные узоры, с каждой секундой двигаясь всё более отрывисто, более резко. Наконец, никому невидимая, но натянутая до предела, нить беззвучно рвётся – юноша болезненно выворачивает лопатки, задерживает на миг дыхание… и тихо всхлипывает. Слёзы начинают бесконтрольно течь, вынуждая захлёбываться ими и горьким криком, что беспощадно дерёт грудь изнутри. Голубые глаза распахиваются, в невысказанном ужасе глядя прямо перед собой, но они явно видят не мёртвую землю кладбища.
Ярослав вспоминает.
Одновременно грациозная и уверенная в каждом своём движении, каждом жесте изящных рук. Она, не задумываясь, тратила своё время, если чувствовала, что человеку рядом плохо. А чувствовала она – всегда.
– Лишь ты могла понять меня. – тихим шёпотом с сухих губ.
Глаза, в которых был заключён осколок чистого ночного неба, никогда не покидали тепло и всепоглощающая нежность, если она смотрела на него. Она могла согреть, прикоснувшись одним лишь взглядом.
– Я виноват, только я, – словно в каком-то бреду.
Он узнал только утром, придя в отдел и увидев новые сводки об убийствах. Не поверил, бросился на место, указанное в бумагах. Там уже всё было оцеплено и следователи тщательно изучали каждый клочок асфальта. Увидев его, один бросил:
– Ярик, ты как по зову наших мыслей явился. Это по твоему делу.
– Что? – переспросил он, подходя ближе и ничего толком не слыша из-за стука собственного сердца, отдающегося в ушах.
– Ночью была убита девушка. Снова один ножевой удар между рёбер. Ведь это поручили разбирать тебе…
– Ты видел девушку?! – едва не задыхаясь, почти срываясь на крик.
– Да. Её…
– Как она выглядела?!
– Эй, Яр, тише. Ты чего…? Хрупкая, невысокая, – тут же стал перечислять парень, заметив явный отголосок безумного огонька в голубых глазах стоящего напротив. – Волосы чёрные, до лопаток где-то.
Больше Яр не слушал. С едва слышным стоном, полным звериного отчаяния, от которого одного из проходивших мимо следователей перетряхнуло дрожью, он сорвался с места, проклиная самого себя и ненавидя в тот момент весь мир, который опасно покачнулся, словно потеряв опору, удерживающую его.
– Я не уберёг.
Последующие дни были словно заволочены туманом. Он смутно помнил, как стал просто жить в своём кабинете, в прямом смысле слова зациклившись на единственной цели – найти этого человека и убить. Своими руками задушить. Глотку зубами разодрать и смотреть, как из того будет медленно утекать жизнь.
Яру было плевать на первоначальный смысл этого дела – просто добиться повышения – теперь это стало личной местью. Он всё больше отдавался во власть чувств и боли, в итоге всё же потерявшись в вихре своих эмоций. Яр очнулся на миг от своего забытья, лишь чуть не выцарапав глаза начальнику отдела, который зашёл сказать, что его отстраняют от этого дела, поскольку ему необходим отдых.
В тот же день его уволили.
Только это ничего не поменяло.
– Ведь всё должно было обернуться не так! Не так!
Ярик руками бессильно по земле скребёт, падая на ковёр из сухих листьев. Ему кажется, что он до мгновения помнит, как всё начиналось, и это не могло, просто не могло обернуться так… Яр жмурится болезненно, во власть воспоминаний отдаваясь.
Ярик чуть сорвано и хрипло дышит, сжимаясь в комок на холодной, мёртвой земле. Он совершенно потерялся в этой жизни. Держаться стало не за что и не за кого, а постепенно мутнеющий разум нисколько не способствовал желанию жить дальше. Яр почти не ощущает ледяных капель уже давно начавшегося дождя.
А где-то в это же время мужчина идёт по улице, мечтая как можно скорее оказаться в своей сухой и тёплой квартире. Дождь бесконечно утомил его за прошедший день и вынудил насквозь вымокнуть по пути домой.
Фонари привычно горят через один, не особенно разгоняя ночной сумрак, а стук капель по капюшону лишает ещё и слуха как такового, поэтому чужая рука, сжавшая его плечо на миг, невольно заставляет мужчину отскочить на добрый метр.
– Вы чего так пугаете? – бормочет он, поняв, что это был просто какой-то прохожий, неуверенно замерший рядом и словно не решающийся подойти ближе. – Хотели чего-то?
– Да. Мне нужна ваша помощь, – перекрикивая шум дождя, отзывается тот, делая шаг вперёд и постепенно подходя почти вплотную.
Отточенное, резкое движение, и в тот же миг раздаётся хриплый вскрик.
Дождь продолжает лить свои капли, смешивая их с алой струёй.
Плач ветра
– Ты не собираешься отсюда уходить? Уже ночь.
Голос касается тихо и даже мягко, но среди поистине мёртвой тишины всё же режет воздух слишком сильно. Ярик невольно вздрагивает, резко оборачиваясь и с удивлением отмечая краем сознания, что вокруг действительно стемнело. Он снова потерял счёт времени, уйдя в свои мысли слишком глубоко.
Когда глаза немного привыкают к полумраку, Яр наконец может увидеть юношу, стоявшего за его спиной. Они явно не были знакомы, но что-то странно скребётся на задворках памяти, отражаясь в тёмно-зелёных радужках.
– Почему тебя это интересует? – Ярик решает не церемониться с обращениями, поскольку счёл нарушителя своего спокойствия своим ровесником.
– Потому что ты здесь с самого утра и приходишь почти каждый день. Не стоит столь часто навещать мёртвых, твоё место среди живых.
– Кто бы говорил, – безрадостно усмехается Яр. – Ты сам тут едва ли не живёшь.
Яр всё же полностью продирается сквозь пелену, окутавшую все события минувшего месяца. На это кладбище почти никто не ходит, но в одном из уголков стоит, судя по виду, кажется, со дня основания этого места, небольшая лавочка, на которой почти всегда сидит этот юноша, сливаясь с тенями и пребывая мыслями очень далеко от земной жизни – это легко заметить по всегда задумчивому выражению, застывшему в его глазах. Ярик с уверенностью может сказать, что за время его приходов сюда, «тени» не было только несколько раз. А приходил он… часто.
– Я, это другое, – несколько отрешенно отзывается юноша, – а тебе всё же стоит уйти. Ты весь дрожишь.
– Оставь меня, – бесцветным голосом, в котором не проскальзывает ни намёка на хоть какие-то эмоции, просит Яр, обхватывая себя руками за плечи.
В воцарившейся тишине Яр снова слышит лишь своё дыхание, но он нутром чувствует чужое присутствие. Тёплая ладонь, на миг сжавшая его плечо, и чуть хриплый, словно задушенный голос вынуждают его дёрнуться.
– Прошу, не сломись.
Ярик оборачивается торопливо, но успевает увидеть только удаляющийся силуэт.
Особенно сильным порывом, ветер срывает целую охапку шуршащих листьев.
***
Ярик снова стоит здесь, в этом проклятом для него месте, чувствуя, как изнутри, медленно разгораясь, поднимается нечто, ранее им неиспытанное. Всё тело бьёт крупная дрожь, вынуждая сгорбиться, пытаясь хоть как-то уменьшиться, спрятаться. Только от кого прятаться среди совершенно безлюдных мест?
От самого себя.
От своих мыслей.
От своей слабости.
Внутри словно резко затягивают тугой узел, выкручивая мышцы и выбивая болезненный вскрик из худого тела. Ярик падает на колени, прижимая руку к груди и надеясь хоть так удержать сердце, которое грозится проломить рёбра. Воздуха становится отчаянно мало, и он пытается глубоко вдохнуть, но выходит лишь хриплый стон.
Страшно.
Раньше ломало, было больно, но не до такой степени. Тёмно-синие глаза не раз звали за собой, манили, будто разрешали сдаться и уйти из этого мира, но в последний момент видение исчезало, спугнутое каким-нибудь человеком или шумом.
Теперь же рядом остаётся только ветер, который печально воет среди голых ветвей, со всей силы врезаясь в разум Яра и отдаваясь там её голосом. Он зажмуривается, отгораживаясь от реальности и отдаваясь во власть измученного разума.
Яр царапает землю, ломая ногти и тихо поскуливая побитой собакой. Ему безумно хочется умереть прямо здесь, избавиться от каждодневных видений и не отпускающей, раздирающей на части, боли в груди…
Он сам себе противен.
Какая-то струна внутри него натягивается до предела, он чувствует это, но не может понять, почему всё же цепляется за неё. Зачем он сам продлевает свои мучения, что изощрённый способ мазохизма? Ведь можно просто позволить наконец разуму отключиться, позволить безумию окончательно вступить в свои права, нужно только…
Чьи-то руки до боли сжимают его плечи, резким движением поднимая его на ноги. Яр качается от неожиданности и снова начинает падать безвольной куклой, но ему не дают этого сделать. Спустя миг он оказывается прижатый к чужой груди и ограждённый от реальности прочным кольцом сильных рук, не дающих вырваться.
Ярик не до конца осознаёт свои действия. Он то пытается высвободиться, то сминает под своими пальцами чужую рубашку, словно пытаясь удержаться от падения в разверстую под ногами бездну. Слёзы бесконтрольно текут по его щекам, сдавленные всхлипы отчаянно давят на горло, не давая вдохнуть. Захлёбываясь в собственной боли, Яр, не выдержав, срывается на крик, наполненный болезненной горечью, столько времени раздиравшей изнутри и столь упорно сдерживаемой.
Когда голос срывается, превращая крик в сиплых всхлипы, Ярик невольно чувствует, что становится легче. Намного. Он словно наконец выплеснул всё то, что накопилось внутри, разъедая кровь ядом. Силы резко покидают его, и он упал бы, не держи его стоящий рядом человек.
Он робко поднимает взгляд, желая и одновременно боясь узнать, кто не дал ему переступить роковую черту и вместе с тем увидел его совершенно жалким, слабым, склонившимся перед судьбой и уставшим с ней бороться.
В потемневшей зелени напротив таится явная настороженность, смешанная с невысказанной болью, совершенно Ярику непонятной.
