скачать книгу бесплатно
Сметенные ураганом
Татьяна Осипцова
Ремейк романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром»
Знаменитый роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром» возродился в сюжете, действие которого перенесено в Россию, в лихие девяностые годы! На долю Скарлетт O’Хара выпало немало испытаний, но и наша современница с русским именем Светлана способна с не меньшей стойкостью переносить беды и невзгоды и бороться за достойную жизнь своей семьи. Образ женщины, живущей в России на стыке двух эпох, столь же яркий и противоречивый, как образ самой Скарлетт. Герои великого романа не просто переоделись в современное платье и чудесным образом перенеслись через океан – Татьяна Осипцова, лауреат сетевой премии «Народный писатель», отыскала исторические параллели в нашем недавнем прошлом, воскресив атмосферу «смутного времени» конца двадцатого века…
Татьяна Осипцова
Сметенные ураганом
Глава 1
Нашарив рукой назойливо дребезжащий будильник, Света вдавила кнопку, перевернулась на другой бок, но тут же распахнула глаза, вскочила с постели и отдернула штору. Метеорологи не обманули: за окном весело светило солнце, обещая теплый по-летнему день.
Улыбаясь неизвестно чему, она побежала ставить чайник, сорвав по пути на кухню листок календаря с красной датой: 1 мая 1987 года.
Спустя полчаса, умывшись и позавтракав, Света стояла перед распахнутым шкафом. Переворошив весь свой гардероб, остановила выбор на короткой белой юбке в складку, всегда притягивающей мужские взгляды к ее стройным ногам, и белой футболке тонкого трикотажа с серебристой загогулиной на груди. Футболка, предмет особой гордости, переделанная собственными руками из обычной, с глухим воротом – имела сзади V-образный вырез почти до талии, соскользнуть с плеч ей не позволяла лишь завязанная на бантик тесемка. И когда легкой танцующей походкой, высоко подняв светловолосую головку, Света шла в этой футболке по Невскому – десятки парней и мужчин провожали ее восхищенными взглядами, она чувствовала это даже затылком.
Одевшись, Света достала косметичку, немного подкрасила ресницы и тронула губы блеском, который с трудом урвала в магазине польской косметики. При этом мысленно ворчала: «Все умные стали. В начале месяца прилавки пустые, в торговом зале три человека, зато в конце, когда дефицит выбрасывают, очередь в „Ванду" со Староневского начинается». Покончив с макияжем, прошлась щеткой по волосам, чуть взлохматила их руками, придавая вид легкой небрежности, и закрепила эффект польским же лаком. Тряхнула головой, проверяя – держится. Она покрутилась у зеркала и даже вывернула голову, чтобы полюбоваться вырезом на спине, а затем замерла, придирчиво оценивая свое отражение. Из зеркала смотрела девушка чуть выше среднего роста. Слегка вьющиеся волосы отливали золотом и пышной волной ложились на плечи. Необычные для блондинки, широко распахнутые карие глаза в обрамлении длинных ресниц казались особенно яркими, как и темные изогнутые дугой брови, и притягивали взгляд каждого, кто бы ни посмотрел на нее. Короткий прямой носик, яркие пухлые, четко очерченные губки. Света приблизилась к зеркалу, улыбнулась сама себе – на щеках появились соблазнительные ямочки – чмокнула воздух и негромко сказала вслух: «Красотка!»
Только что проснувшаяся младшая сестра с откровенной завистью наблюдала со своего дивана за ее приготовлениями.
– Как бы я хотела поехать с тобой! Там, наверное, красиво, на этой государственной даче.
– Мала еще по госдачам разъезжать, пигалица, – бросила через плечо Светка. – Там всем парням не меньше двадцати двух, а тебе еще четырнадцати нет, нужна ты им!
– Меня Гена Смирнов в кино пригласил, а ему, между прочим, восемнадцать.
– Генка Смирнов – тоже мне, кавалер! Рохля очкастая.
В комнату заглянула Ольга Петровна.
– Мам, ты в курсе, что у Соньки поклонник завелся?
– Гена? Он хороший мальчик, пусть встречаются. – Ольга Петровна окинула взглядом старшую дочь. – Надень лифчик – все просвечивает.
– Не надену! С таким вырезом на спине? Ни за что!
– Неприлично, когда соски торчат.
Света расправила плечи, продолжая любоваться на себя в зеркале, и ответила самодовольно:
– Пусть бюстгальтеры носят те, кто без них ходить не может, а у меня идеальная грудь.
– И поэтому ты выставляешь ее напоказ?
– Мам, не нуди! Это вполне приличная футболка. Я же не одеваюсь, как Ленка-шалава, у которой вечно все наружу.
– Еще не хватало! Света, отпускаю тебя с ночевкой скрепя сердце, смотри там у меня! Если б не Маня – ни за что бы не отпустила. В твоем возрасте девушка должна быть особенно осторожной.
Светка закатила глаза, вздыхая.
– Брюки прихвати, все-таки за город едешь, – продолжала наставлять мать.
– Еще скажи – треники натянуть и резиновые сапоги напялить. Мам, я не на наше болото в Пупышево собираюсь, а в Солнечное, на госдачу. Там в доме вообще паровое отопление, а на участке бетонные дорожки и газоны, и даже комаров не бывает. Все, мамочка, я побежала, Манька со Славкой ждут.
Она чмокнула мать в щеку, подмигнула сестре и, прихватив белую сумочку, выпорхнула из квартиры.
Маня была единственной Светкиной подругой. Когда к началу седьмого класса, будто по мановению волшебной палочки, из худой длинноногой девчонки Света превратилась в стройную красавицу с тонкой талией, аппетитной попкой и высокой грудью, мальчишки из их класса, да и парни постарше стали увиваться вокруг нее и оказывать разнообразные знаки внимания. С ростом числа поклонников количество испытывающих к Светке симпатию девушек стремительно уменьшалось, и к шестнадцати годам ни одна из них, кроме Маньки Ганелиной по прозвищу Манюня, не желала знаться со Светкой Харитоновой.
Манюне, низкорослой и плоской невзрачной худышке с мелкими чертами лица, никто не давал ее восемнадцати лет. Они со Светкой были на год старше одноклассников, однако по разным причинам. Машу Ганелину родители побоялись отдать в школу вместе со сверстниками – уж слишком слабенькой и болезненной была их дочка, а Светка просидела два года в седьмом классе. Ольга Петровна посчитала, что дочь проворонила учебу, мечтая о мальчишках, и в семье взялись за второгодницу всерьез: глаз не спускали, проверяли уроки, до конца девятого класса разрешали выходить из дома только в сопровождении Манюни или Соньки, младшей сестры. Лишь когда впереди замаячил аттестат зрелости, мать немного ослабила контроль, и Света стала бегать на свидания.
Она с удовольствием флиртовала, ходила с парнями в кино, иногда в театры, кое с кем даже целовалась, но больших вольностей не позволяла, хотя завистницы-одноклассницы наверняка приписывали ей все смертные грехи. С виду легкомысленная, Светка никогда не теряла головы и умела вовремя вывернуться из объятий, причем делала это так, что кавалер не обижался. Мысль о том, что постель можно разделить только с любимым мужчиной после того, как выйдешь за него замуж, твердо засела в мозгу. И вовсе не из-за нравоучений, на которые мать никогда не скупилась. Света видела, что двадцатилетняя Ирина из квартиры напротив одна воспитывает трехлетнего сына, а замужем никогда не была. Или Ленка-шалава из их же подъезда. Она ненамного старше Светы, но уже не первый год о ней сплетничают во дворе. Соседи говорят, Ленка настоящая проститутка. А все потому, что отдалась первому встречному, а потом уж и второй появился, и третий, и так далее.
Многих удивляла дружба столь разных девчонок: яркой кокетки Светки, увлекавшейся танцами и пением, учившейся с пятого на десятое и за всю свою жизнь не прочитавшей до конца ни одной книги – и тихой стеснительной отличницы Манюни, любительницы поэзии и классической музыки.
Маня Светочку обожала, восторгалась ее красотой и находила в ней душевные качества, которых никто больше не замечал. Она была склонна преувеличивать в подруге хорошее и не видеть плохого, например, ее высокого самомнения и неприязненного отношения ко многим одноклассникам. Отличница и преданная подруга Маня помогала учиться, всегда давала списывать, а Светка принимала помощь как нечто само собой разумеющееся и сознавала, что на фоне невзрачной очкастой Манюни выглядит потрясающей красавицей.
Но главной причины дружбы девушек не знал никто. У Маши Ганелиной был брат Вячеслав, курсант высшего артиллерийского училища, а у брата имелся друг детства и сокурсник Миша Улицкий, высокий блондин с мечтательными серыми глазами. Два года назад, впервые заглянув в эти глаза, Света поняла: пропала! Михаил смотрел так внимательно, ласково… Ей казалось, никто никогда на нее так не смотрел.
Не часто Манькин брат-курсант появлялся дома, а в сопровождении друга еще реже, но Светка старалась не пропустить редкие встречи. Она торчала в квартире Ганелиных почти ежедневно, и в ее пестрящем тройками табеле появились твердые четверки. В этом доме к ней относились как к своей. Отец Мани и Славы, офицер-артиллерист, погиб семь лет назад, исполняя интернациональный долг, а полтора года спустя умерла от скоротечного рака и мать. С тех пор они жили с теткой, сестрой отца. В артиллерийское училище племянник поступил вопреки желанию Полины Григорьевны, и теперь до получения звания лейтенанта ему осталось всего ничего.
В последнее время Славка не раз намекал Свете, что давно уже по ней сохнет и не стерпит разлуки, если его направят служить в какую-нибудь дальнюю часть. Но она лишь смеялась в ответ:
– Ты представляешь меня в роли офицерской жены, всю жизнь мотающейся по гарнизонам и не имеющей своего угла? А я не представляю!
– Так что ж ты всем головы морочишь? – не понимал Слава, имея в виду не только себя, но и нескольких товарищей по училищу, тоже павших жертвами Светкиных карих глаз.
– Люблю мужчин в форме, и курсанты танцуют хорошо, – беззаботно пожимала она плечами. – Но это вовсе не значит, что за кого-то из них стоит выходить замуж. Танцы не главное…
– А что для тебя главное?
В ответ она молчала и только улыбалась загадочно.
С Мишей она таких разговоров не вела. Потому что именно его Света видела своим будущим мужем, несмотря на то, что он тоже скоро станет офицером. Во-первых, в Мише не было ничего солдафонского, ни во внешности, ни в манерах. Во-вторых, он необыкновенно умен. В-третьих – он сын второго секретаря Ленинградского обкома КПСС, и это не самое маловажное обстоятельство. Наверняка его не ушлют из родного города, оставят служить здесь, а может и в Академию продвинут. Потом, глядишь, диссертация на какую-нибудь военную тему – и карьера обеспечена… А главное – Света готова была променять на него всех своих кавалеров, так она любила эти светло-серые глаза, этот чуть вздернутый нос, эту ямочку на подбородке.
Свете казалось, что Михаил относится к ней не так, как остальные мальчики. На дискотеках он не бежал наперерез другим в надежде пригласить на танец, но танцевал с ней чаще всех. Не пытался поцеловать украдкой и даже не приглашал на свидания, но когда они несколько раз случайно встречались на улице, всегда провожал до дома. Был неизменно вежлив, но по его глазам Света видела, что очень ему нравится. «Просто Миша не хочет быть навязчивым, он очень хорошо воспитан и выдержан, не то что остальные с их казарменными шуточками, – думала она. – Но когда он танцует со мной, у меня сердце готово выпрыгнуть от восторга, и я верю, он испытывает то же самое».
За два года Света с Маней не пропустили ни одного вечера в училище и часто проводили время в компании Славкиных друзей-курсантов. Славка считался верным Светиным рыцарем, однако это не давало ему никаких преимуществ. Она дарила своим вниманием всех ребят по очереди. Особенно ей нравилось пускать в ход свои чары, если кто-то из парней приводил с собой девушку. Светлана знала, стоит приложить немного усилий, и она отобьет любого у его девчонки. Несколько отрепетированных взглядов «в угол, на нос, на предмет», как учила бабушка Ксеня, разговор полунамеками во время танца – и «предмет» опять у ее ног! Лешка, Кирилл, Антон и Димка были ей безразличны, но она держала кавалеров на длинном поводке, время от времени укорачивая его, приближая к себе, чтобы не забывали. И каждому оставляла маленькую надежду: может быть, когда-нибудь…
Со временем, уверившись в своей власти, Света покончила с этими играми, и в компании появились еще девушки. Дылда Ольга считалась подругой Лешки, Кирилл приводил кругленькую коротышку Любку, Антон с Димкой ухаживали за рыжими сестрами Иркой и Ленкой. Света этих девчонок как серьезных соперниц не воспринимала, смотрела на них несколько свысока и была уверена, что они ей завидуют. Ведь Миша – самый лучший, самый красивый, самый умный в их компании. Он пока не объяснился в любви, но она ведь чувствует и по глазам видит. И танцует Миша чаще всего с ней. Иногда Манюню приглашает – из вежливости, потому что они раньше жили в одной коммуналке и Миша с детства ее опекал. Когда Славкина мама купила детям абонементы в филармонию, чтобы духовно развивались, а Славка сходил один раз и заявил, что больше не пойдет, – Миша согласился сопровождать Маньку вместо друга. С тех пор они вместе и таскаются, то в филармонию, то в Мариинку. Света как-то тоже с ними сходила, на «Бориса Годунова» – еле-еле высидела! Миша с Манькой как уставились на сцену, так и замерли, а она со скуки помирала, не понимая, как такая музыка может нравиться. И даже в антракте не удалось с Мишей поболтать, они с Маней все про этого Мусоргского говорили, про новые интерпретации каких-то там его картинок, а Света молчала с умным видом. А в последний год они еще поэтические сборища стали посещать. Манюня и Свету приглашала – только она отказалась наотрез.
Всей компанией ребята ходили в походы, в кино, гуляли по городу. Несколько раз Миша приглашал друзей на государственную дачу, которую занимала семья Улицких.
Вот и на прошлой неделе, встретившись случайно – а она подозревала, что не случайно, – недалеко от Светкиного дома, Миша спросил, лаская ее взглядом серых глаз:
– Ты приедешь ко мне на день рождения, на дачу? Будут все наши и мои родители. Светик, мне бы очень хотелось, чтобы ты приехала. Возможно, это последний мой праздник в кругу семьи и друзей. Через полтора месяца мы получим звание, и еще неизвестно, куда меня направят.
«Надеюсь, не дальше Ленинградской области, – мелькнуло у Светы в голове. – Павел Петрович Улицкий не допустит, чтобы жена страдала от разлуки с единственным сыном, который для нее свет в окошке».
А вслух ответила:
– Конечно, Мишенька, я приеду. И мы с тобой потанцуем? Ты так здорово танцуешь – лучше всех!
– Ну, до тебя мне далеко. Зря ты забросила бальные танцы.
Она пожала плечами:
– Может, и зря. Но в этом деле главное – хороший партнер, а мне все не попадалось такого. Некоторые девчонки на занятиях друг с другом танцевали, но это уж вообще… Вот если бы ты был моим партнером… С тобой я готова танцевать всю жизнь!
Это было завуалированным признанием, она надеялась – он поймет, и ей показалось, что взгляд серых глаз изменился. Конечно же, он понял.
– Светочка, я тоже был бы рад танцевать с тобой как можно чаще. Только скоро… – Миша умолк.
«Он хочет сказать, что, возможно, уедет, и мы не увидимся больше. А если и вправду уедет? Тогда я поеду с ним. Плевать куда – лишь бы с ним вместе! Ну что ты умолк, Мишенька, – мысленно торопила она его. – Скажи, что любишь меня, боишься разлуки и не хочешь расставаться».
– Света, я должен тебе сказать…
«Ты должен сказать, что любишь меня. Ну, говори же!»
– …Нет, потом, когда приедешь к нам на дачу.
На прощанье он поцеловал ее в щеку.
Опять в щеку, расстроилась Светка. Парень, которого любит, – чуть ли не единственный, с кем она не целовалась по-настоящему. Ничего, еще нацелуется. Миша собирается сказать ей что-то важное на своем дне рождения. Конечно, он скажет именно то, что ей больше всего хочется услышать. Скажет всерьез, в присутствии своих родителей, и предложит выйти за него замуж. Но, кажется, такие предложения надо делать в присутствии родителей невесты?.. Ерунда. Это в книжках так, а в жизни… В жизни его родители намного важнее, чем ее. Ее папа и мама простые инженеры. А Мишины… Конечно, он не может сделать такой важный в жизни шаг, не поставив их в известность. И наверняка Улицкие с радостью примут Свету в свою семью. Яна Витальевна, Мишина мама, женщина болезненная и хрупкая, всегда относилась к ней приветливо, а солидный Павел Петрович частенько отпускал старомодно-галантные комплименты, трепал по плечику, называл нежным цветком, способным украсить любое общество.
Всю дорогу в электричке, пропуская мимо ушей болтовню Славки, Света мечтала о том, что произойдет сегодня или завтра. Лучше бы Миша объяснился ей в любви и объявил родителям о своих намерениях сразу. Тогда с сегодняшнего дня она будет самой счастливой девушкой на свете и почти полноправным членом семьи Улицких.
– Скоро случится что-то очень важное… – шепнула ей на ухо подруга.
– Что? – вынырнула Светка в реальность.
– Скоро ты что-то узнаешь… И очень удивишься, – повторила Манюня, улыбаясь немного смущенно.
«А ты-то как удивишься, когда Мишенька объявит, что мы с ним поженимся, – ухмыльнулась про себя Света. – Ведь ты знаешь его чуть не с песочницы, вы сто лет дружите, и он относится к тебе, как к сестренке. С кем ты будешь обсуждать стихи, прочитанные книги, прослушанные в филармонии концерты, когда я выйду за Мишу? Ладно, подружка, оставлю тебе эту привилегию. Когда я стану носить фамилию Улицкая, то буду хороша одним этим, и мне уже не надо будет разыгрывать интеллектуалку перед парнями».
Эта роль давалась Светлане с трудом. Начитанная подруга то и дело подсовывала ей книги. С прозой Светка еще туда-сюда справлялась – заглянет в начало, в середину и в конец, поймет, как зовут основных героев, захлопнет книжку, а после спросит у Манюни, в чем там вообще было дело. Но с поэзией… Короткие строчки-лесенки не читались вообще, а если страница и одолевалась, то смысла она все равно не понимала. Подтекст, музыка стиха, метафоры и красота слога – это было недоступно ее разуму. Поэтому, завидев в руках у подруги среди принесенных книг очередной сборник стихотворений, Светка кривилась:
– Опять мандельштамы тягомотные? Забирай обратно, даже смотреть не буду.
– Зря ты так, Светочка… Миша очень хвалил эту книжку.
– Вот и читай сама, если он хвалил.
– Я уже прочитала. Мне бы хотелось услышать твое мнение.
– Мое? Нет у меня никакого мнения ни про какие стихи!
– Но ведь тебе понравилась любовная лирика Маяковского, помнишь, я тебе читала?
– Когда ты вслух читала – да, понравилось. А стала сама – не могу, строчки разъезжаются. Дай лучше чего-нибудь про любовь, нормальными словами, и покороче.
Дачу Улицких отделяла от Финского залива лишь стометровая полоска дюн да редкие сосны, убегающие вдаль золотистыми столбами. В теплом весеннем воздухе ощущались нотки хвои и водорослей, пригретых солнцем у кромки воды.
Именинник встретил друзей у ворот. Света вручила ему доставшийся маме по розыгрышу в обществе книголюбов роман Валентина Пикуля, Маня подарила альбом репродукций Русского музея.
В ожидании праздничного обеда гости разбрелись по огромному участку, кто-то играл в бадминтон, Славка с Димкой резались в настольный теннис.
Света стояла рядом с Мишей и Манюней, машинально следила глазами за целлулоидным мячиком и мечтала, чтобы Манька догадалась оставить их с Мишей наедине. Она уже собиралась незаметно подмигнуть подруге и кивнуть головой в сторону – мол, отойди, дай нам поговорить – когда на открытой террасе появился Павел Петрович в сопровождении молодого мужчины лет тридцати.
Высокий и широкоплечий неизвестный гость невольно привлек Светино внимание. Его волнистые темно-русые волосы выглядели так, будто он только что из парикмахерской. Холеные усы над четко очерченным ртом и синие глаза на смуглом, не по-питерски загорелом лице тоже производили впечатление. Серый костюм сидел отлично, голубоватый галстук оттенял белизну рубашки. Заметив, что Светлана смотрит на него, незнакомец одним взглядом охватил всю ее фигурку в короткой белой юбочке и футболке со смелым вырезом, прищурился оценивающе, будто мысленно раздевая ее, улыбнулся и слегка кивнул. Она поежилась под этим откровенным взглядом, отвернулась и шепотом спросила у Миши:
– Кто это?
– Манин протеже. Юрий…
– Шереметьев, – подсказала Маня. – И вовсе он не мой протеже, а тети Поли, сын какой-то дальней родственницы. Она давно умерла, я ее в глаза не видела. Этот Юра объявился у нас совсем недавно. Он будто бы от семьи откололся, ни с кем из близкой родни не общается. Кажется, из-за того, что с отцом поссорился – тот капитан первого ранга в отставке. Его я тоже никогда не знала, тетя Поля рассказывала. Отец хотел, чтобы сын училище Фрунзе окончил, а Юрий то ли бросил после второго курса, то ли его отчислили… После он окончил торговый институт.
– Так он торга-аш? – презрительно протянула Света.
– Директор ресторана, – поправила Маня. – Случайно узнал от тети, что мы знакомы с Улицкими, и попросил представить его Павлу Петровичу. Сказал, есть какое-то интересное предложение.
Раскатистый голос хозяина дачи прогудел совсем рядом:
– Жаль, что Степан Тихонович не приехал. Но завтра он будет обязательно. Может, переночуете у нас, Юрий Алексеевич? Места хватит.
– Благодарю, Павел Петрович. У меня дача недалеко, там переночую, – ответил низкий бархатный баритон.
– Но на обед вы останетесь? А еще лучше – на ужин. Обещаю вкуснейшие шашлыки. У нас сегодня весело, молодежь обязательно танцы затеет. – Мишин отец подвел гостя к ребятам. – Вот она, наша смена… С Михаилом, моим сынком, вы уже знакомы? Манечку вам представлять не надо… А это Светик-семицветик, Манина подружка, друг этого дома и яркое украшение любой компании. Она и попеть, и потанцевать мастерица – молодец девчонка! Светочка, знакомься, это Юрий Алексеевич Шереметьев.
Света подала руку и кивнула, сосредоточив взгляд на холеных усах, в глаза нахалу смотреть не хотелось. Неожиданно Шереметьев склонился и поцеловал протянутую руку. Света вздрогнула, по спине отчего-то пробежали мурашки.
– Очень приятно. – Он выпрямился и все-таки поймал ее взгляд. Затем обернулся к хозяину. – Спасибо за приглашение, Павел Петрович, я с радостью его принимаю. Давно не проводил время среди молодежи.
Улицкий отошел, а гость оглядел примолкшую троицу.
– Ну, что интересненького расскажете?
– В кустах сирени живет настоящий ежик, хотите посмотреть? – брякнула Маня.
Это прозвучало так по-детски, что Светка чуть не покрутила пальцем у виска.
– Хочу, – улыбнулся Шереметьев, показывая ряд крупных белых зубов. – Всю жизнь мечтал увидеть живого ежа.
Он подхватил Маню под руку, и та повлекла его в сторону зарослей сирени.
– Аура, – прошипела тихонько Светка.
Миша мельком взглянул на нее и покачал головой.
