Дальняя косморазведка

Арин и Йорген выбрали место посадки – узкую долину среди гор, где приборы фиксировали выходы минералов и подземных газов. Челнок опустился на каменистую площадку с хрустом и вибрацией – воздух был плотный, горячий, словно пламя.

– Температура поверхности +312, – сообщил бортовой ИИ. – Видимость низкая, тепловые потоки мешают сканированию.

Они вышли наружу.

Жар ударил даже сквозь скафандры: казалось, сама почва дышит огнём. Камни вокруг были чёрными и красноватыми, словно стеклянные. Из трещин поднимался пар, отдающий металлическим запахом.

Арин активировал портативный пробоотборник, а Йорген установил датчики давления и влажности.

– Грунт необычный, – сказал Йорген. – В нём много кремния, но есть и органические следы… возможно, древние микробные формы.

Арин присел, внимательно рассматривая камень, покрытый кристаллическим налётом. В его толще что-то блеснуло – короткая вспышка, как отражение глаза.

– Йорген… видел?

– Что?

– Там, в расщелине. Что-то движется.

Они подошли осторожно. Пещера зияла чёрным провалом между двух скал, из которого вырывался горячий поток воздуха.

В глубине мелькнуло движение – массивная тень, потом тихое глухое шипение.

Из мрака медленно выползло существо.

Оно было огромным – метров восемь в длину, с тяжёлым телом, покрытым тёмно-зелёными пластинами, поблёскивающими, как расплавленный металл. Глаза – два пылающих угля, между которыми мерцала узкая полоса светящейся чешуи.

– Контакт с живым организмом! – быстро сказал Арин, включая запись. – Форма рептилоидная, высокая термоустойчивость.

– Оно… не атакует, – сказал Йорген. – Сканеры показывают низкую активность, будто оно оценивает нас.

В этот момент чудовище резко развернулось и метнулось вперёд. Волна жара ударила в лицевые щиты скафандров, металл датчиков вспыхнул от перегрузки. Арин отступил, поднял станнер – короткий синий луч прошёл по плечу твари.

Она взревела, звук был низкий, гулкий, будто внутри горы рухнула лавина. Но вместо атаки – существо резко отпрянуло и исчезло обратно в пещеру, скрывшись в глубине.

Тишина.

Только капли расплавленного камня падали с потолка, шипя на горячем грунте.

– Оно… убежало, – выдохнул Йорген. – Почему?

– Посмотри на свет, – сказал Арин.

На горизонте звезда Турайс начинала клониться к закату. Свет становился мягче, и температура падала буквально на глазах – с каждым градусом воздух становился плотнее, прохладнее.

– Оно боится холода, – произнёс Арин. – Его жизнь связана с теплом. Пещеры, температура – всё совпадает.

Они отошли от входа и установили автоматический термодатчик.

Когда солнце почти скрылось за скалами, датчики зафиксировали стремительное падение температуры: с +200 до +15 за десять минут.

Пещера испустила густой пар, а вдалеке послышался странный звук – словно тысячи каменных листьев ломались под ветром.

– Возвращаемся на корабль, – скомандовал Арин. – Завтра попытаемся снять тепловые изображения, пока солнце на подъёме.

Челнок поднялся, оставив за собой след в раскалённой пыли.

С высоты они ещё видели, как из пещеры на секунду выглянула массивная голова ящерицы – глаза вспыхнули отражением умирающего света звезды, потом исчезли.

На борту «Авроры» Мира встретила их с тревогой:

– Сенсоры фиксировали выброс энергии. Что произошло?

– Контакт с местной фауной, – ответил Арин. – Высокотемпературный организм, вероятно, эндемичный вид. Я назвал его пирозавр.

– Ты уверен, что это просто животное? – спросила Лея. – Возможно, результат древней инженерии?

Арин посмотрел в иллюминатор на раскалённую планету.

– Не знаю. Но если Атланты когда-то жили здесь, может, даже их тени продолжают дышать в пламени.

На следующий вечер, когда дневная жара спала и солнце Турайса клонилось к горизонту, катер «Селена-3» отделился от «Авроры» и вошёл в плотные слои атмосферы первой планеты.

Место посадки выбрали тщательно – относительно ровное плато, где термодатчики показывали минимальные перепады температуры и плотности. Здесь, по расчётам Миры, поверхность должна была остыть достаточно, чтобы позволить безопасное бурение.

Катер опустился на каменистую равнину, окружённую невысокими скальными грядами. Воздух был густым, наполненным паром и минеральной пылью; всё вокруг отливало тусклым багрянцем.

Арин первым вышел наружу. Его ботинки с тихим шипением утонули в тонком слое горячей пыли.

– Координаты подходят, – сказал он в микрофон. – Площадка стабильна, можно выгружать оборудование.

Шесть человек слаженно работали, несмотря на тяжёлые термокостюмы. Из грузового отсека вынесли контейнеры и аккуратно собрали буровую установку: три опорные стойки, силовой блок с охлаждением и тонкий, но прочный бур, рассчитанный на высокие температуры и плотные породы.

Мира контролировала процесс с «Авроры», передавая инструкции через канал связи:

– Следите за температурой буровой головки. Как только достигнете глубины тридцати метров, фиксируйте показатели давления и состава газа.

– Принято, – ответил Арин.

Четыре техника заняли свои места у панели управления. Когда бур начал вращаться, воздух наполнился низким гулом. Тонкий столб пыли поднялся ввысь и тут же осел, словно притянутый к земле.

Арин и Йорген тем временем обходили площадку по периметру. Они расставляли небольшие цилиндрические устройства – сейсмометры нового типа, чувствительные даже к микровибрациям.

– Эти датчики фиксируют не только сейсмику, – пояснил Йорген. – Они улавливают низкочастотные волны, даже биополя крупных организмов. Если наши «друзья» из пещер решат прогуляться, мы узнаем заранее.

Арин кивнул, установил последний прибор и подключил к нему анализатор состава воздуха.

– Содержание серы – 38%, – прочитал он показания. – Много железа, следы кислорода и чего-то… непознанного.

– Новые соединения? – уточнил Йорген.

– Скорее, продукты реакций под высоким давлением. В этом мире сама химия будто изменилась.

Тем временем бур достиг глубины десяти метров. Из скважины поднимался горячий пар, насыщенный металлическим привкусом. Один из техников – молодой разведчик по имени Карс – наклонился к индикаторам.

– Давление растёт, – сообщил он. – Но неравномерно. На шестом метре пошёл скачок температуры, а на одиннадцатом – что-то вроде магнитного импульса.

Арин подошёл ближе.

– Магнитный импульс? Здесь, под поверхностью?

– Да. Короткий, но стабильный. Как будто… источник металла или энергетическая капсула.

Йорген нахмурился:

– Не исключено, что под нами древние слои – возможно, артефакты. Атланты ведь могли исследовать и этот мир.

Буровая установка продолжала гудеть. Показатели дрожали на экранах, и вдруг одна из панелей мигнула красным.

– Давление в скважине повышается! – крикнул Карс. – Что-то идёт вверх!

– Немедленно отключить питание! – скомандовал Арин.

Бур остановился, но из отверстия вырвался сильный поток горячего газа. Песок вокруг взметнулся, вспыхнул на мгновение, потом осел.

– Все назад! – Арин заслонил лицевой щиток рукой. – Включить защитное поле!

Внутри поля воздух колебался, и сквозь марево они увидели странное свечение, поднимающееся из глубины. Это не был просто газ – в нём клубились искры, похожие на микроскопические огни. Они соединялись, образуя узор – будто сеть, уходящую вниз, вглубь планеты.

– Йорген… – тихо произнёс Арин. – Это не природное явление.

– Похоже на энергетическую структуру. Может, остатки древнего реактора?

Сканеры не могли ничего определить – данные ломались, приборы глохли. Но в центре светящегося вихря на секунду проявилось что-то похожее на кристаллический фрагмент, а потом всё исчезло. Газ мгновенно рассеялся, температура упала, и бур снова стал просто куском металла, торчащим из камня.

– Всё записано, – сказал один из техников. – Мы потеряли три датчика, но основная информация сохранилась.

Арин подошёл к скважине и посмотрел вниз. Из глубины тянуло лёгким холодом.

– Забираем пробу и возвращаемся, – сказал он тихо. – Но будь уверен, Йорген… это не конец. Под поверхностью этой планеты что-то живёт. И оно нас уже заметило.

Катер поднялся с поверхности спустя двадцать минут. Внизу, на месте буровой площадки, всё выглядело спокойно – только в темнеющей атмосфере едва виднелось лёгкое свечение, будто сама планета дышала изнутри.

За последующие трое суток команда «Авроры» несколько раз возвращалась на поверхность первой планеты.

Катера садились в разных районах – на плато, в долинах, возле высохших русел древних лавовых рек.

Буровые установки работали исправно: образцы грунта, газов и минералов поднимались на борт и отправлялись в лаборатории.

Но ни один из буров больше не вызвал тех странных выбросов или свечений, что произошли в первый день.

– Всё спокойно, – сказал Йорген, просматривая данные. – Температурные и магнитные колебания в норме.

– Или просто то, что проснулось тогда, снова ушло вглубь, – задумчиво ответил Арин.

Мира на корабле обработала все результаты: состав породы оказался уникальным – высококремнистые структуры, перемешанные с редкими металлами, но следов органической жизни или технологий Атлантов не обнаружено.

Научный отдел «Авроры» единогласно решил, что исследование Турайса I можно считать завершённым.

В последний вечер перед вылетом Арин долго стоял у обзорного иллюминатора, наблюдая, как планета медленно вращается под огненным светом звезды.

– Красиво и мертво, – сказала Лея, подошедшая тихо сзади.

– Да, – кивнул он. – Иногда пустота бывает самой красноречивой находкой.

Через несколько часов «Аврора» поднялась с орбиты. Плавное включение антигравитационных двигателей, короткий импульс и – планета осталась далеко позади, превращаясь в ослепительную точку на фоне золотого сияния Турайса.

– Прокладываю курс к третьей планете системы, – доложила Лея. – Предварительные данные: диаметр 1.2 от земного, атмосфера азотно-кислородная, давление немного выше нормы.

– Есть признаки растительности и водных масс, – добавила Мира. – Возможно, пригодна для жизни.

На экранах медленно проявилось изображение новой планеты. Она вращалась в мягком голубовато-зелёном ореоле, на её поверхности поблёскивали моря, а белые облака тянулись по экватору.

Глава 4

Третья планета системы оказалась настоящим водным миром – бескрайние океаны растянулись под ними во все стороны, скрывая под собой почти всю твердую поверхность. Вдоль полюсов сияли белизной ледовые шапки, огромные и неподвижные, как замерзшие дворцы. Волны отражали бледный свет звезды, и казалось, что весь мир состоит из воды и льда, без единого кусочка суши.

Экипажу пришлось пересмотреть стандартный план посадки. Прямое приземление на океан было невозможно – катер не предназначен для амфибийных операций, а слишком сильные течения могли его унести. Решение было принято: опуститься на ледовые шапки. Лед был хрупкий сверху, но под ним скрывались толщины льда, способные выдержать массу аппарата.

Техники проверили крепления для спуска, настроили датчики давления и температуры, убедились в герметичности всех отсеков. Арин и Йорген лично контролировали каждый этап – от расчёта траектории спуска до моментальной корректировки курса при дрейфе ледяной поверхности.

Когда катер коснулся льда, звук удара, приглушённый густым слоем атмосферы, раздался по всей кабине. Внутри техника продолжала работать, а снаружи лед слегка треснул, образовав сеть тонких линий, сияющих в свете приборов. Пришлось намораживать довольно большие площадки льдом до толщины 2—3 метра, чтобы лед выдерживал вес катера и другой техники. Это заняло почти двое суток, но площадки получились на славу —их покрыли специальным материалом, который не давал льду таять на солнце и ногам скользить.

Для обследования океана пришлось использовать подводные лодки. Каждая была оснащена многослойным корпусом, способным выдержать давление до нескольких сотен атмосфер, а также системой навигации и датчиками химического состава воды. Сдерживать давление воды на больших глубинах помогали эмитеры силового поля, которые заодно давали лодке подвижность в глубине океана. Арин и Йорген находились в командных модулях, наблюдая за процессом на мониторах, фиксируя каждое движение, каждое изменение температуры и солёности воды.

Под водой мир оказался загадочным и чужим. Глубокие трещины в ледяном покрове пропускали солнечный свет, который рассеивался в голубых и зелёных тонах, создавая почти мистическую подсветку. Подводные течения норовили увести аппараты в неизвестность, и техника постоянно корректировала курс, поддерживая направление движения и безопасность.

В течение дня они обследовали огромные площади океана, фиксировали биохимические показатели, плотность водных масс и возможные признаки подводной жизни. Каждый новый отчет на орбиту передавался в реальном времени, создавая карту неизведанного мира.

Время от времени Арин и Йорген выходили на лед, чтобы лично проверить состояние оборудования и провести замеры температуры и жесткости льда. Под ногами лед хрустел, казался одновременно хрупким и вечным. Каждый шаг требовал аккуратности: неправильное движение – и можно было повредить чувствительную технику.

И чем дальше они уходили в исследование, тем яснее становилось: этот мир – не просто океан. Это целая система скрытых процессов, ледяных течений и потенциальной жизни, которую предстоит изучить до конца.

Подготовка к погружению заняла почти весь день. Подводные лодки были проверены на герметичность, системы жизнеобеспечения проходили финальные тесты, датчики давления и температуры откалиброваны до максимальной точности. Каждый модуль был автономен, но всё же синхронизирован с командным модулем катера на льду: связь поддерживалась по мощным низкочастотным каналам, способным проникать сквозь толщу воды и льда.

Арин и Йорген лично наблюдали за подготовкой. Арин проверял управление движением и манёвренность лодки, Йорген – все датчики и регистраторы. Техники крепили к корпусам дополнительные прожекторы, которые должны были пробивать темноту на глубине сотен метров. Внутри лодки стоял лёгкий металлический запах, приборные панели мерцали мягким голубым светом.

Когда лодка начала спуск, лед над головой постепенно исчезал из поля зрения камер – сначала тонкая синеватая полоса, затем полностью погружение в мрак. Снаружи вода была прозрачной, но с глубины она приобретала всё более насыщенный синий оттенок, а свет от прожекторов отбрасывал длинные тени, создавая эффект подводного леса из кристаллов и пузырей.

Давление росло, корпус слегка скрипел, но оставался надежным. Лодка погружалась медленно, с точностью до сантиметра, чтобы не повредить датчики на ледяных стенках подводных трещин. Каждая трещина была изучена тщательно: приборы фиксировали солёность, температуру и микровибрации. Йорген комментировал данные по радиосвязи:

– На глубине тридцати метров заметна аномалия температуры. Местное течение немного теплее стандартного.

Арин, держа руки на пультах управления, направлял лодку к зоне аномалии. Свет прожекторов выхватывал из темноты странные формы – словно коралловые скопления, но сделанные из прозрачного, почти стеклянного материала. Датчики фиксировали неорганическое строение, но периодические колебания давления внутри форм вызывали недоумение.

Вода была насыщена химическими элементами, которые редко встречались на земных планетах: магний, редкие соли металлов, необычные кислоты. Приборы зафиксировали повышенное содержание кислорода, что могло говорить о биохимических процессах на микроуровне.

На глубине около шестидесяти метров лодка вошла в узкий подледный канал. Камеры показали остатки чего-то похожего на подводные гроты и туннели, вырезанные, вероятно, естественными процессами, но с признаками эрозии, которые указывали на движение воды с большой скоростью. Каждое движение лодки приходилось тщательно рассчитывать: неправильный разворот – и можно зацепить стенку канала.

Тогда впервые появились настоящие намёки на жизнь. Маленькие прозрачные существа, напоминавшие планктонные формы, но размером с ладонь, плавали в толще воды, реагируя на свет прожекторов и движение лодки. Их движения были медленными, но осмысленными: они уходили вглубь каналов и возвращались обратно. Датчики фиксировали слабые электрические импульсы, что указывало на наличие нервной системы или хотя бы реакции на стимулы.

Каждый новый метр погружения фиксировался, создавалась карта подледного океана, его течений и биологических очагов. Арин делал заметки, Йорген корректировал курс и проверял, не перегреваются ли системы лодки. Техника работала идеально, но напряжение внутри экипажа росло: неизвестность всегда держит в состоянии лёгкой тревоги.