скачать книгу бесплатно
– Госпожа добра всегда была к нам, – шептала на бегу Эхотея, – поймёт она. Убила я их…
В груди стало жарко и начало болеть, но девочка неслась уже по городу в свете негаснущих лампад от энергошара. Раза два она упала в лужу, но поднималась и опять бежала, начиная задыхаться.
– Убили они маму мою.., – громче шептала она, – а их убила я…
Постепенно к ней приходил весь тот ужас, который она только что пережила, подстёгивая бежать всё быстрее. Вот поворот и ворота дома титаниды Роании. Подбежав к воротам, она кулачками забарабанила в калитку, не чувствуя, как сдирает в кровь кожу о металлические пластины обивки.
– Тог!!! – кричала она. – Тог, открой!!! Тог!!!
– Эхотея? – открыл сонный привратник. – Что кричишь ты? Госпожа и господин спят уже давно.
Перешагивая через порог, Эхотея споткнулась о полог своей абсолютно мокрой одежды и упала прямо у ног Тог. Он мощными руками поднял её, а она дрожала, жадно хватая открытым ртом воздух от долгого бега, и хрипло кричала уже сорвавшимся голосом:
– Убили её, задушили её, хрипела она… видела я всё…
Тог взял на руку девочку и закрыл калитку, затем занёс ребёнка в свою постройку у ворот, укрываясь от дождя. Эхотея уже была в истерике, она в слезах билась в сильных руках привратника.
– Убила я их… убила я их.., – кричала она.
– Пожалуйста, дочка, успокойся, – большой Тог пытался неуклюже успокоить девочку, но не знал, как, – к госпоже отнесу тебя, похоже, произошло что-то там.
Он быстро, прижимая к себе Эхотею и защищая от дождя, пошел в дом.
– Госпожа Роания, великодушно простите, госпожа Роания, – тревожно басил он, открывая одной рукой входную дверь, – это Тог, случилось тут с Эхотеей что-то…
Только сейчас в мягком свете горящих каждую ночь на стенах хозяйского дома, укрытых от дождя и ветра мраморной колоннадой масляных лампад, Тог заметил, что ноги девочки все в крови вперемешку с дождевой водой, а полы рабского пеплона местами приобрели тёмный бордовый окрас. Его правая рука, на которой он удерживал Эхотею была уже окровавлена, а стекающая красная струйка окрашенной воды с локтя пачкала экзомиду на бедре. Не поняв истинную причину крови, раб решил, что девочка ранена или того хуже, и от этого очень перепугался. Он остановился прямо у порога.
– Дочка! – прогудел Тог, пытаясь осмотреть её тело. – Кровью истекаешь ты! Ранена же ты? Иль тронуть посмел кто тебя? Кто ж мерзавец тот подлый?
Эхотея не ответила и уже обмякла на руках сильного раба, потеряв сознание от пережитого и долгого изнурительного бега. Холодея от ужаса, Тог сильнее прижал к себе тельце девочки, которую он знал с младенчества и любил, как свою дочь. Защищая её, он готов был растерзать любого, пусть даже ценой собственной жизни. Мощной грудью раб почувствовал сердцебиение ребёнка, образовался, что она жива, переступил порог хозяйского дома и быстрым шагом ушёл вглубь.
– Госпожа Роания, госпожа Роания…
В ту же ночь госпожа и её муж при помощи Тога скрыли все следы убийства. Титанида Роания осталась с Эхотеей, а Варуций и Тог схоронили тело Лио, а тела насильников успели до рассвета утопить далеко от берега, предварительно набив их животы камнями и замотав крепкой верёвкой. Акулы, крабы и спруты быстро не оставят от них ничего. Одежду, особенно плащи, и все окровавленные вещи они сложили в мешок, а на следующий день сожгли в печи. Два золотых медальона переплавили, не оставив и следа от мерзкого преступления.
Лишь Эхотея очень долго отходила от пережитого. Прошло четыре года, и уже юная красивая дева первый раз улыбнулась, снова начиная жить. Она упросила госпожу дать ей два кинжала, которые будут её защищать от возможных насильников. Сначала Роания категорически отказалась, но Эхотея убедила, что это оружие будет предназначено не для других, а для неё самой. Она при своей госпоже поклялась, что не позволит никому над собой надругаться и никого больше не убьёт, не сможет ещё раз пережить такого ужаса, как убийство. Пожилая титанида, увидев, что такое средство, пусть и опасное, но возвращает её воспитанницу к жизни, скрипя сердцем, выполнила просьбу.
4. ИНОХИЙ
С самого детства мальчик Инохий проявил себя, как умный, добрый и рассудительный человек. Он с удовольствием постигал науки, при этом удивлял своих старших братьев и сестру нежной чувствительностью ко всему, за что часто подвергался насмешкам и издевательствам с их стороны. Мальчик никогда не отвечал на обидные выпады старших в свой адрес, тем более агрессивно. Он просто уходил от них. Его принялись считать слабым, что крайне унизительно для сына знатной дамы. Даже мать пыталась повлиять на его поведение, науськивая дать сдачи своим братьям и сестре, однако Инохий продолжал не обращать внимания на них, жадно погрузившись в учёбу. По мере набора знаний младший отпрыск титаниды принялся анализировать и сопоставлять явления окружающего мира. Когда он понял, что предстоит ему в жизни на примере своих отвергнутых его матерью отцов, Инохий замкнулся в себе, продолжая смотреть на мир иными глазами.
Лет с одиннадцати мать стала брать с собой сына в поездки на свои рудники. Она считала, что мальчик, так увлёкшись науками, должен быть знаком с делом семьи, кто знает, может его ум в будущем поможет приумножить её состояние. К тому же, титанида не желала оставлять сына без присмотра надолго, начав только подумывать над его особым браком, как вариант для такого тихого, умного и несколько необычного отпрыска. Рудники Иохении были в каждой горе Атлантииды и глубоко под дном океана, выдавая ценное топливо для энергошара, а также руду, из которой на кузнецах, принадлежащих ей же, выплавляли железо, и серебро с золотом. Титанида владела самым большим количеством рабов в стране и была богатейшей среди потомков Великих Титанов.
Как-то раз, утомившись постигать премудрости материнского производства, Инохий упросил свою родительницу отпустить его на берег океана.
– Матушка, – попросил тогда младший сын титаниды, – искупаться в океане мне позвольте, сегодня устал я очень, полезного много узнав. Одному позвольте мне побыть и поразмыслить над металлов производства вашим.
– Иди, сын мой, – согласившись, ответила Иохения, указав на подножье горы, выходящее к океану, – но вот туда только, никого нет там точно, ведь гора моя вся для посторонних недоступна. К вечеру жду тебя.
– Вас благодарю, матушка, – сказал Инохий и пошёл в указанном матерью направлении.
Вскоре он вышел на крутой обрывистый берег океана. Найдя спуск, мальчик оказался на песчаной полосе у ласково искрящегося под солнцем прибоя, миновав навал камней и огромных валунов, как на любом другом берегу Атлантииды. Оглядевшись по сторонам, Инохий не нашёл никого и, быстро сбросив одежды, пустился вплавь по тёплому и так любимому им океану.
Отплыв от пенного прибоя, он набрал в грудь больше воздуха и нырнул в глубину с открытыми глазами. Резвыми гребками рук и ног он устремил своё изящное совсем юное тело к темнеющему дну. В ушах сдавило, и Инохий, зажав двумя пальцами ноздри, дунул через нос, но не выпустил воздуха. В ушах облегчённо щёлкнуло, и сын знатной титаниды достиг мягких мерно колышущихся водорослей в изумительных солнечных отблесках. Паря над густыми зарослями, будто птица над лесом, юноша, словно крылами чуть задевал руками трепетные концы бурых листьев, ощущая от этого несказанное чувство свободы. Он летел под водой, огибая огромный поросший морской травой камень и направляясь ниже по уходящему в глубину пологому дну. В нечетких очертаниях деталей царства морского дна отпрыск титаниды различал блестящих рыб, снующих среди водорослей и разбегающихся при виде человека, а впереди в бирюзовую мглу уходила манящая толща океана, переливаясь вечно двигающимся отсветом дня наверху. Извиваясь подобно дельфину, ощущая светлой кожей в тёплой воде тонкие прохладные крутящиеся струи, тянущиеся из пленительной и недоступной глубины океана, Инохий подставлял своё нагое и разгорячённое дневным зноем тело под эти приятные, нежно щекотящие его морские вихри. Здесь тихо и спокойно. В океане нет его деспотичной матери, тут не существует жестоких насмешек и издевательств его старших братьев и сестры. Да, море хранит множество опасностей, но они не коварны, как там, наверху, прикидываясь милыми и хорошими, они предсказуемы, они понятны, они естественны.
Как ему было хорошо в единении с природой! С его лица не сходила блаженная улыбка, пока он долго плавал и нырял в прозрачной солёной воде, радуясь жизни. Инохий нашёл несколько красивых больших раковин на склоне подводных валунов под лучами яркого трепетного солнца. Накупавшись вдоволь, юный атлантиид вышел из прибоя с тремя самыми крупными и приглянувшимися ему раковинами в руках.
– О юноша прекрасный, – услышал Инохий мужской голос с берега, – зачем тебе раковин столько?
Смущённо прикрывшись дарами моря, подросток увидел седого старца, сидящего среди камней. Старец был смуглый от загара, сухонький, с длинной седой бородой и волосами, но с очень подвижными и добрыми глазами. Его беззубый рот широко улыбался, а весь вид старца вселял в Инохия уверенность в собственной безопасности. Однако, весьма быстро он забеспокоился, понимая, что эта территория запретна для присутствия посторонних. Это правило установила мать давно, а зачем, Инохий не понимал.
Старец поднялся с камня, и мальчик увидел, что тот обнажён полностью, как и он.
– Красивые просто раковины эти, – перестав прикрываться, ответил Инохий.
– Лишать жизни живое при крайней необходимости лишь можно, – сказал старец, – голоден очень разве ты?
– Нет.
– Тогда прошу тебя, о юноша прекрасный, отпусти их к своим, разумны ведь они. Не до?лжно губить разуму разум потехе лишь ради.
– Разумны? Уже ли?
– Живое всё разум свой имеет и животные, и рыбы, и моллюски, и растения даже, – старец говорил вкрадчиво и спокойно, усевшись снова на камень.
– Но ведь разумом человек только богами одарен по воле их, – возразил Инохий.
– Пусть так это, дитя милое, но значит ли это, что богов считаешь ты человека разумнее много?
– Конечно, быть иначе не может.
– Стало быть, допускаешь ты степень разумности разную у богов и у человека смертного?
– Так именно! – согласился юноша.
– Тогда отчего же не можешь признать ты степень разумности живого любого, но много ниже человеческого? – старец всё также сидел среди камней, беседуя с Инохием, словно друг за столом, попивая из стакана прохладный ароматный напиток.
– Но разумны ли раковины эти и моллюски в них живущие? – недоуменно спросил сын титаниды, сам того не замечая, как с интересом втягивается в философскую беседу с незнакомцем.
– А что, по-твоему, о дитя разумное, есть разума проявление?
– Разума… Проявление… Не знаю я точно…
– Помогу тебе я в затруднении твоём, юноша умный, – спокойным тоном, совершенно не так, как говорили учителя с юным отпрыском, сказал старец, продолжая смотреть на Инохия добрым взглядом, – определяется разум тремя вещами простыми: целью, действием, для цели той достижения и результатом действия, дабы цели поставленной достичь. Вот ты, юноша прекрасный, пришёл сюда на берег с целью какой?
– Искупаться чтобы, отдохнуть и подумать с собой наедине.
– Три цели было у тебя. Достичь чтобы их, купался ты много, действовал, значит. А результат? Доволен же ты, как вижу я?
– Да, очень, – смущённо ответил Инохий.
– Вот и разума твоего доказательство простейшее. Желаешь, вероятно, чтобы привёл я разумности доказательство животного какого-нибудь? – старец прищурил один глаз и улыбнулся в жиденькую бороду.
– О, да, любопытно мне это, – живо отозвался юноша.
– Ну, пожалуй, вот, – задумчиво сказал старец и посмотрел в небо, где кружились, покрикивая на бакланов, чайки, – например, птицы. Целью основной живого любого потомства воспроизведение является. Так?
– Так.
– Для цели этой достижения пару себе ищут они, а также искусно гнёзда вьют из ветвей и листьев. Такое видел ты?
– Да, всегда удивлялся я, как же птицы ткачами такими ловкими оказываются, что гнёзда их ветру даже не сорвать с деревьев высоких, – сказал Инохий, начиная подходить ближе к старцу.
– Хорошо это, что замечаешь такое. В результате, выводят потомство птицы, цели действиями своими достигнув. Так ведь?
– Да, – вымолвил, чуть растерявшийся юноша, – значит, разумны и птицы.
– Разумно живое всё, – спокойно заключил старец, – разума уровень лишь разный.
– А кто вы? – спохватился Инохий, придя к неожиданному для себя выводу о разумности всего живого в беседе с неизвестным старцем.
– Пусть не волнует тебя это, живу я здесь давно очень, – ответил философ, неопределённо отмахнувшись рукой в сторону.
– Но мать моя не позволяет никому бывать тут, вас схватить могут и наказать за закона нарушение! – беспокойно вглядываясь в оба конца береговой полосы, заваленной крупными осколками скал, сказал Инохий.
– Иохении титаниды сын ты разве? – старец заметно испугался, начав также оглядываться по сторонам, ожидая нападения.
– Да, младший самый, Инохием зовут меня, но один я тут, – понизив голос, ответил мальчик.
– А как ты считаешь, о благородное дитя? – успокоившись, спросил старец и наклонил голову чуть на бок. – Также думаешь, что желания любые титанид знатных все исполнять обязаны, подчиняясь прихотям всем их?
Инохий опешил, не ожидая такого вопроса, ведь ответ на него был абсолютно очевиден, как для отпрыска знатной женщины, но старец задал его таким тоном, будто существует иное мнение, иные мысли и не обязательно совпадающие с мнением властьимущих, закона и устоявшейся морали.
– Я? – растерялся Инохий, начав неуверенно говорить. – Думаю я… Нет… ведь титаниды, они…
– Сомнения голос в речах твоих слышу, – лукаво улыбнувшись, ответил старец, приближаясь, – это свойство разума важное самое, когда подвергаешь сомнению то, что вокруг тебя есть, тот вещей порядок, существующий всюду. Значит, не потерян ты, значит, разума семя есть в тебе, дитя славное, значит, не будешь дурного ты делать ни мне, ни кому другому в жизни своей.
Инохий стоял, понимая, что перед ним один из опальных философов, за которыми вели охоту власти. Именно они смущали умы людей своими речами о государственном устройстве, об устройстве общества и морали в нём. Учителя утверждали, что эти философы коварны и жестоки, способные на самые мерзкие действия, но теперь, глядя на этого почти немощного старика, Инохий вдруг усомнился в правдивости слов учителей. За этим последовало чувство, сродни прозрению, но юноша этого не осознал, лишь смутно почувствовал, как мир вокруг него стал ещё более сложным, чем те простые прежние категории господ и рабов, властелинов и подчинённых, когда все люди делились на два класса.
До самого заката Инохий беседовал со старцем о мироустройстве, узнав многое для себя. Его былые смутные и робкие сомнения в правомерности существования рабства, окончательно укрепились, когда он постиг мысль старца о равенстве всех людей на этой земле и на всех других. Пару раз юный отпрыск пытался ответить заученными фразами учителей, но старец с лёгкостью разбивал внушаемые ранее истины, будто волны о камни фактов и простых примеров.
– Вот ответьте мне, – спросил Инохий в том разговоре, – учили меня, что рабы мнения не могут иметь своего, что не способны они к размышлениям сложным и чувствам нам похожим, не люди поэтому они, а лошадям подобны. Не так разве это?
– Ну, давай так, дитя разумное, – старец хитро посмотрел на юнца, а затем указал на запад, – представь вот возможность одну, там далеко есть земля, где люди сильные живут, и сильнее они атлантиидов окажутся.
– Но не может такого быть!
– Почему? Убеждён ты, что атлантиид могучий самый на свете этом? Вовсе это не так. Но всё же, представь только. Прилетят, словно птицы они сюда, летать по небу умея на колесницах своих крылатых, схватят тебя и мать твою властную, себе рабами сделав. Никто помочь вам не сможет, а корабли быстроходные и энергокопья страшные бессильными окажутся. И что, сразу перестанешь ты быть человеком, потеряешь к размышлениям и к чувствам способность, став лошади или скоту подобным?
– Нет, конечно! Человеком останусь я и мать моя тоже.
– Так и с рабами вашими, они были в странах своих людьми, а рабами их атлантииды сделали. Не суть их такая, не природа их такая низменная и рабская. Атлантиидов это лишь оправдание злодеяний своих. Понимаешь, о дитя разумное? Все люди равны, даже женщины и мужчины, дополняющие друг друга. Не может никто владеть никем. Суть человеческая лишь в этом.
Инохий вернулся к матери поздно, но оправдался, что отдыхал. Он не выдал старца, который жил на берегу в пещере, питаясь водорослями, раковинами и рыбой. Пойманных моллюсков Инохий отдал старцу, чтобы тот не утруждался добычей так необходимой ему еды. Через день мальчик снова пришёл на берег и вновь долго беседовал со старым философом. На этот раз юный отпрыск, пойдя на хитрость, тайком от матери и её свиты сумел принести одежду и много еды, которую смог раздобыть, а также флягу с чистой водой.
Юноша и старец не говорили об устройстве общества и его изъянах, а лишь о чувствах, о том, что давно беспокоило Инохия, бередя его сердце, ум и молодую неокрепшую душу. Он узнал о любви между женщиной и мужчиной, идущей от сердца и души, а не о святом долге перед супругой, требуемом законом. Философ обнажил перед ним истину искренней преданности, а не о насильственном принуждении. Ему открылось, на какие жертвы можно и до?лжно пойти ради любви и преданности.
– Запомни, дитя разумное и чувствующее, – ответил тогда старец на вопрос Инохия о том, как распознать настоящую любовь, – поймёшь сразу ты, любовь что есть такое, когда запоёт и застрадает сердце твоё, а не только обожжёт похотью под животом твоим. Когда покой душевный потеряешь и не думать не сможешь о той, встретится которая на пути жизненном твоём, а сам почувствуешь ты, как станешь на всё способным, не считаясь даже с жизнью своей, ради той, ставшей в мире целом единственной одной для тебя. При этом быть рядом с ней, видеть и слышать её захочется тебе больше, чем просто похотливо вожделеть.
Всё это позволило прорасти в душе Инохия зёрнам чувственного разума. Спустя год, когда он с матерью опять ездил на рудник, Инохий обыскал весь тот пляж, но не нашёл ни старца, ни следов его. Пещера была пуста, а присутствием человека там даже и не пахло.
Когда тело её сына созрело полностью, мать совершила традиционную попытку Атлантииды, а именно привела к нему молодую рабыню, чтобы юноша начал набираться опыта в супружеской жизни для будущего брака. Сын столь влиятельной титаниды не имеет права быть слабаком и неумехой, ведь такое недопустимо, и бросит тень на её авторитет. Однако Инохий наотрез отказался, даже залился слезами. Мать решила, что сын ещё не готов, откидывая от себя мысли о возможной его неполноценности.
Через год Иохения предприняла новую попытку уже с разными рабынями одна лучше и аппетитнее другой, специально отобрав их из числа тех, с кем развлекались не выданные в мужья сыны благородных титанид, набираясь опыта и сил. Однако и тогда, и ещё через год результат был прежний – категорический молчаливый отказ сына быть с женщиной, но уже без слёз. Юноша не смог, не пожелал пойти на близость без чувств. Единственное, что он испытывал к этим рабыням, вынужденных против своей воли удовлетворять похоть молодых повес, это жалость, помноженная на обиду на общество, потакающее такому. Показав сына лекарю, Иохения с удовлетворением поняла, что её сын готов для особого брака, который она ему устроит в следующий Праздник Женихов. Инохию будет уже семнадцать лет, и он станет полностью готов для такого брака.
Когда Инохию исполнилось шестнадцать титанида Иохения, будучи ещё не старой, но почувствовав приближение неизбежного увядания, купила себе молодую рабыню, чтобы та заботилась о красоте госпожи. Рабыня массировала пышное тело хозяйки, намазывала кожу своей госпожи разными омолаживающими снадобьями, следила и ухаживала за её волосами, за руками и пальцами, стойко терпя оскорбления и приступы ярости титаниды Иохении по любому своему неосторожному движению. Целых две луны рабыня тщательно ухаживала за своей госпожой, старательно возвращая ей женский блеск и красоту.
Однажды ближе к вечеру злость хозяйки за очередное болезненное ощущение во время массажа после дневного оздоровительного сна вылилась в ярость, и окончилось всё для рабыни поркой. Бедняжку нещадно высекли на скамье во дворе дома, а за этим избиением издали случайно наблюдал Инохий и с сжимающимся от внезапно возникшей жалости сердцем слышал вопли молодой женщины.
– Теперь у себя полежи и правильно работать научись!
Титанида Иохения грозно крикнула вслед, когда двое рабов, облив водой исполосанную кнутом спину рабыни, потащили провинившуюся женщину к ней в лачугу и бросили там на лавку, захлопнув дверь.
После заката солнца, пользуясь наступившими сумерками, Инохий, предварительно сбегав к лекарю за нужными снадобьями, пробрался в лачугу рабыни. Он не понимал, зачем так жестоко была избита эта женщина.
– Такого точно не заслужила она, – думал юноша, – жестока матушка очень. Участились приступы ярости её в последнее время.
Подходя к лачуге, до слуха Инохия доносились тихие стоны рабыни, а когда неслышно вошёл, то увидел в полутьме лежащую лицом вниз полураздетую молодую женщину, на спине которой запеклись вздувшиеся тёмные полосы крови. Её лицо было отвёрнуто от входа и она жалобно всхлипывала. Инохий опустился рядом на колени, расправил и накрыл спину страдалицы смоченной лекарствами тканью. Рабыня встрепенулась, подняла и повернула лицо к юноше. Увидев сына госпожи, она вскочила со скамьи с гримасой боли на лице, прикрывая обнажённую грудь обеими руками, но Инохий еле прижал к её губам открытую ладонь и быстро зашептал:
– Тебя умоляю, тише, никто знать не должен, что здесь я!
Рабыня кивнула в знак согласия и села на скамью. Лекарская ткань свалилась с исполосованной женской спины, и юноша с молодецкой ловкостью подхватил её, не дав упасть на грязный земляной пол рабской лачуги.
– Вылечит тебя это, – пояснил он, обратно накладывая ткань с заживляющим снадобьем ей на раны спины, – а теперь примотать это надо к тебе, не сваливалось лекарство дабы.
Он распахнул плащ и размотал со своего пояса длинный кусок ткани, которым робко обмотал рабыню, стараясь не смотреть на её тело и не дотрагиваться руками до тёплой кожи женщины. Он не брезговал, было иное, он просто боялся впервые дотронуться до женщины с необъяснимой для себя дрожью неискушённого юноши. Рабыня это заметила и еле улыбнулась, ей пришёлся по душе этот наивный трепет невинного мальчика, в котором просыпается мужчина при виде женщины. Она была значительно старше его, но в матери никак не годилась.
– Еды и питья принёс я тебе, – юноша снял с плеча из-под плаща большой мех, а из-за пазухи вытащил небольшой хлеб, – сил набирайся, приду утром повязку твою поменять.
Инохий вышел, озираясь, не видит ли его кто. Утром до восхода солнца на заре юноша пришёл снова, разбудив рабыню, которая чувствовала себя уже лучше. Он помог поменять повязку и принёс ещё еды. За целый день к рабыне никто не подошёл и не поинтересовался её состоянием, хозяйка всё ещё злилась и запретила, кому бы то ни было ходить в лачугу к провинившейся. В сумерках вновь пришёл Инохий, а рабыня уже сидела на скамье. Спина заживала быстро, а юноша, помогая менять повязку, стал смелее трогать тело женщины, будто изучал её. Он находился со спины, а повязку спереди обматывала сама женщина.
У него не было никаких дурных мыслей, он просто чувствовал свою ответственность за действия матери, словно хотел этим искупить её вину, в которой и не сомневался. Его те две тайные беседы с бунтарским старцем-философом, которого, видимо, нашли, нещадно преследовав всех ему подобных, не прошли зря. Инохий был уверен, что все люди на земле одинаковы и достойны права жить, независимо от происхождения. А после такого проявления несправедливости по отношению к этой бесправной рабыне, его протест против существующего уклада жизни внезапно громче заявил о себе. Юноша начал прозревать, начал смотреть на привычные вещи и жизненные ситуации совсем иначе, жутко боясь своих страшных выводов.
Рабыня почувствовала, что её тело будит в этом мальчике мужчину всё больше и больше, но она и не собиралась ничего иметь с ним, ведь за это она может поплатиться жизнью. Инохий прекрасно знал законы страны, а также нрав своей матери, но непроизвольно дольше задерживал свои вспотевшие от волнения, слегка дрожащие пальцы на теле рабыни.
Прошёл ещё день, и на закате, уже по обыкновению, Инохий посетил рабыню и, делая перевязку, зашёл спереди, непроизвольно опустив глаза на её обнажённую грудь. Покраснев, он присел рядом с ней на скамью на жёсткое сено, продолжая руками перематывать тканью тело женщины. Перехватывая моток за её спиной, он случайно приблизился к лицу рабыни, почувствовав её близкое горячее дыхание. Юноша замер, взглянул молодой женщине в глаза и, сам не понимая, что делает, потянулся губами к её губам…
Спустя два дня титанида Иохения поостыла, проведя всю ночь и весь следующий день со своим любовником Промидием, с которым долго не виделась. Даже он заметил преображение своей госпожи, сделав её приятный комплимент, поинтересовавшись, как же она так похорошела. Отшутившись, Иохения решила, что переборщила с наказанием рабыни, сделавшей её такой неотразимой. По пути в свой дом, она пригласила лекаря и вместе с ним пришла к лачуге рабыни, с тем, чтобы ускорить лечение и вновь приступить к сеансам красоты.
