скачать книгу бесплатно
Очнулся, как показалось, через вечность. Душу распирает ослепляющий ужас, а едва вспомнил то, что успел увидеть в последнее мгновение, перед тем, как мне сожгло глаза и вообще лицо, судорога снова скрутила все тело.
Я захрипел, ощутил, как ногти скребут землю, поспешно поднял веки. Моя щека все так же на земле, только теперь ее щекочет снизу зеленая жесткая травка, два муравья нахально доят тлю, дальше открывается вид сверху на широкую реку.
Приподняв голову, я увидел прежнего незнакомца в плаще почти рядом, сидит прямо на земле и задумчиво смотрит на реку.
Я попытался заговорить, из горла вырвался стон. Он повернул голову, взгляд внимательный, сочувствующий и насмешливо брезгливый, как мне показалось.
– Очнулся, – проговорил он с непонятной интонацией, и я понял, что это все-таки женщина. – Даже не знаю, чего в тебе больше, живучести или глупости?
– Завидовать нехорошо, – прохрипел я.
– Да, – ответила она ясным голосом, – нам остается только завидовать. Или наконец-то все это… прекратить.
– Я одарен щедро, – прошептал я и закашлялся, выплевывая черный дым сгоревших внутренностей и чего-то еще, похожее на черные угли. – Во мне и мудрость, и глупость, и что-то еще, до чего еще не дорылись.
Она проговорила так же неспешно:
– И все-таки глупостью одарен больше… Потому не могу понять, как вы сумели выжить все это время?
Я проговорил слабо:
– Не напоминай… Ну сглупил, сглупил… Дурак потому что. Не подумал. Это ж слабые думают, а я ж герой. Для героя думать – позор. Кто ж знал, что ты там… живешь, что ли?
– Еще мгновение, – ответила она, – от тебя не осталось бы и пепла.
Я передернул плечами.
– Честно, это впервые. Наверное, давно уже поступаю только умно? Потому неизрасходованной дурости поднакопилось, чтобы потом… р-р-раз! Значит, надо дурить каждый день понемногу, чтобы потом вот так не сорваться.
Она усмехнулась.
– Интересная философия. Это философия, да?
– Конечно, – заверил я. – Чистосортная, выдержанная и настоянная. Как чугунная слеза ребенка.
Она произнесла задумчиво:
– Я так и подумала.
Глава 3
Я осторожно поднялся, слабость во всем теле, но не шатает, шагнул ближе и со всей деликатностью сел рядом. Она не шелохнулась, продолжая все так же смотреть задумчиво вдаль.
– Красиво? – спросил я.
Она чуть кивнула.
– Да. Но когда русло проходило во-о-он там, где те горы, было еще красивее. А здесь на берегу рос лес.
– Сосновый? – спросил я.
– Нет, – ответила она ровным голосом, – в основном березы.
Я кивнул.
– Понятно. Голосемянные. А хвощи и плауны нравились?
Она повернула голову и посмотрела мне в глаза.
– Это те… большие, как деревья, папоротники? Нет, в них было что-то… слишком простое. Большие, но простые.
– Хорошая оценка, – сказал я с одобрением. – И зверьки тогда бегали огромные, как дома, но простые. Сейчас выродились в ящериц, потому что миром правит тот, кто сумел усложниться. Верно?
Она не сводила с меня взгляда.
– Кажется, я понимаю, к чему ты. Мы слишком простые? Как те исполинские жабы и ящерицы?
– Ты не простая, – сказал я, неуклюже уклоняясь от прямого ответа. – Ты же как-то сумела.
Она снова устремила взгляд на медленно перекатывающиеся волны, голос прозвучал глухо и безжизненно:
– Таких очень мало. Творец предостерегал нас от гордыни, но она продолжает все еще расти в каждом из нас.
– Повод есть, – сказал я и невольно содрогнулся. – С такими возможностями… бр-р-р-р… И как тебе в теле человека? Ты была с теми, кому Творец сказал, что раз вы так уверены, то облекитесь плотью, сходите к людям и сами убедитесь?
– Нет, – ответила она, – не была.
– Позже?
– Да, – сказала она. – Я ушла позже. И потому для меня нет дороги к Небесному Престолу. Зато полностью открыт мир ада, как вы его называете.
– А как называете вы?
– Это неважно, – ответила она. – У него много имен. Только я не совсем то, что ты сейчас думаешь, вижу по твоему лицу. Вы, люди, полагаете, что есть только светлые и темные. На самом деле все не так… Но это знают только те, кто изучает старые книги. Например, Азазель был сотворен для блага людей, и даже после того, как увел с собой двести ангелов на гору, что с того дня зовется Хермон, что значит «гора отступников», а оттуда спустился к людям, он не перестал пользоваться вниманием и любовью Творца. Азазель научил людей добывать медную руду и выковывать из нее топоры, обучил, как смешивать с оловом и получать прочную бронзу, из которой люди тут же начали делать оружие, чего Азазель совсем не хотел. Он научил людей прорывать шахты, добывать редкие металлы и драгоценные камни, но и это люди сумели обратить во вред… Хотя Азазель и ослушался Творца, но у него не было злых намерений!
– А другие? – спросил я.
Она пожала плечами.
– Шамхазай, который первым пошел за Азазелем, научил людей колдовству и использованию лечебных и магических свойств трав, корешков, коры. Бракиель научил людей наблюдать за звездами, отсюда у вас астрономия, Кохвиель и Тамиель привили начала астрологии, а Сахариель объяснил, что такое фазы Луны и как они влияют на приливы в море и в крови человека…
– А еще, – сказал я с мстительной ноткой, – вы тогда начали вступать в браки с земными женщинами. А что родилось от этих браков, я уже знаю.
Она сказала ровно:
– А мы знаем, что ты с ними сделал.
Я сказал поспешно:
– Не сваливай все на меня! Нефелимов и стоккимов перетопил Творец. Он и потоп наслал именно такой высоты, чтобы нефелимы, стоя даже на самых высоких горах, оказались под водой. Кому, как не Творцу, знать высоту созданных им гор?.. Всего на пару дюймов выше головы самого высокого нефелима, но этого хватило. Сорок суток никто не простоит даже на цыпочках.
– Все-таки малая часть уцелела, – возразила она, – они работали в глубоких пещерах, а когда вода начала поступать к ним, сумели перекрыть все щели. Однако последних перебил ты.
– Неправда, – сказал я торопливо. – Выходит, не все знаете. Я мог бы, но не перебил.
– Что?
– За это меня еще и вздрючили, – сказал я, защищаясь. – На церковном совете судили… Кстати, решение еще не вынесли. Может быть, сожгут, как еретика и отступника.
Она повернулась и долго всматривалась в мое лицо.
– А ты не врешь…
– Чего мне врать, – сказал я с достоинством. – Я вообще никогда и никому не вру. Без необходимости. Есть ловкачи, врут ради искусства, а я человек серьезный, политик, ко всякому искажению правды отношусь очень серьезно. Да ты и сама видишь по моему удивительно честному лицу с пречестными глазами, что я вообще как бы не вру вовсе.
Она поинтересовалась:
– Но… почему? Тебя послали убить нефелимов… но ты не убил?
Я пожал плечами.
– Нефелимы – не вы, гордые ангелы. Они признали меня властелином и преклонили передо мной колени. Как я мог истреблять своих подданных? Я велел им хорошо трудиться, не ронять молоты на ноги и… удалился. За что и схлопотал от своих.
Она долго молчала, то поднимая на меня взгляд, то опуская снова. Я молчал тоже, наконец она проговорила тихо:
– Да, этого никто бы из нас не сделал.
Я сказал с кривой усмешкой:
– Чаще всего мы сами себя не понимаем. Это беда, конечно, но мы оптимисты и даже гордимся своей дуростью и непредсказуемостью. Это наша национальная черта человеков.
Она сказала невесело:
– Большинство из вас остались верны убеждениям. Считается, это хорошо. Верно?
– Да, – ответил я. – Так в большинстве народа считается.
– Но ты так не считаешь?
– Нет.
– Но если мир меняется, хорошо ли быть неменяемым?
Я сказал осторожно:
– Хорошо. В смысле, неменяемым жить легче. Но, конечно, это неверно, хотя в таком повороте и если смотреть под углом сверху справа, то уже другой аспект.
– Не поняла, – сказала она, – скажи проще.
– Смотря в каких случаях, – пояснил я.
– А если вообще?
– Если вообще, – сказал я все с той же оглядкой, непонятно, куда клонит, – то человек должен, просто обязан меняться. Все рождаемся круглыми дураками. Но нельзя оставаться такими, хотя, конечно, многие остаются… Так жить легче.
– И что это вам дает? – спросила она, и у меня пробежал холодок по коже от невзначай и равнодушно оброненного «вам», хотя уже понятно, кто она, а кто я.
– Много, – ответил я. – Много дает. Даже отдельным людям, а уж всему нашему расплодившемуся племени… Дети с детства усваивают то, что родители открыли невероятными усилиями за всю свою жизнь. Потому дети чуточку умнее и чуточку идут дальше.
Она подумала, сказала со вздохом:
– Правильный ответ.
– Еще бы, – сказал я хвастливо. – Я весь из себя правильный. Могу даже научить крючком вязать. Или на спицах.
Она впервые улыбнулась, лицо начало напоминать живое.
– Ты и это умеешь?
– Я ж говорю «научить», – возразил я с достоинством. – Учитель вовсе не обязан уметь сам. Я больше высокорожденный теоретик.
Она покачала головой.
– Нет, учиться вязать не стану. И так прошлое давит тяжелым грузом.
– И мешает усваиваться новому? – спросил я.
Она взглянула пристально.
– Да, мы сделали ошибку, не поверив, что такое слабое существо из глины сможет стать лучше, чем оно есть.
– Но кто-то же поверил? – спросил я.
Она снова покачала головой.
– Нет.
– А верные Творцу ангелы?
– И они не поверили, – ответила она просто. – Всего лишь не решились возражать. Тогда никто не поверил.
– Тогда, – повторил я, – а как сейчас?
– Верно улавливаешь, – похвалила она. – Сейчас правоту Творца увидели многие, но это…
Она запнулась, подбирая слова, долго думала, я подсказал:
– Только ожесточило?
