Естествознатель. Книга 5. Последнее слово единорогов

Нороган резко поднялся на соломе, сон как с ветки сдуло. Неужели слова несчастного мальчишки – правда? Недаром ему не понравились птичьи глаза хозяина – холодные, неприятные, бесцветные.

– Утром за завтраком хозяин угостит вас чаем собственного сбора. Туда он по обыкновению добавляет коршняка ползучего – знатная отрава, которая убивает в два счета. Потом невозможно определить, из-за чего умер человек. Я все это очень хорошо знаю, ибо видел своими глазами. Поэтому вы, добрый господин, воздержитесь от напитка, и друзей предупредите, чтобы не принимали его. После завтрака скажите ему, что хотите прогуляться по городу, и убирайтесь, убирайтесь отсюда как можно скорее!

– Но как же ты? – воскликнул Нороган, с жалостью глядя на забитое испуганное существо перед ним, которое, тем не менее, проявляло теперь настоящее благородство и храбрость. Мальчик снова заплакал, но беззвучно. Ресницы его слипались от слез.

– Если сможете забрать меня, я был бы счастлив, – наконец, тихонько вымолвил бедняга.

– Разумеется, да, только нам следует решить, что делать, – смущенно пробормотал Нороган.

– Уничтожить его! – мстительно воскликнул Нольс и тут же сжался, испугавшись собственной смелости. – Хотя… Боюсь, сделать это невозможно. Раз он не человек. Но если обычным людям не под силу его убить, так может вам, как естествознателю…

Покуда Нольс говорил, его глаза загадочно поблескивали в темноте, и опять мимолетно промелькнуло в его чертах сходство с диким зверенышем.

Что ж, мальчишка был, разумеется, прав. Если хозяин является Тенью, то, стало быть, нужно его убить. С другой стороны разве правомочны они совершать подобное деяние, без суда и следствия? Вину нужно доказать, прежде чем марать руки кровью. Они могли переместиться прямо сейчас куда-нибудь в убежище, но тогда грош им цена – бравым воителям света, раз их столь пугает опасность, исходившая от всего-навсего одного человека. Тогда что делать? Вывести мерзавца на чистую воду, найти доказательства его вины и насильно забрать с собой в Шуханер? Все эти вопросы были сложны, как по отдельности, так и в совокупности. Поэтому немудрено что Нороган, отправив испуганного мальчишку восвояси, решил посоветоваться с товарищами. Он уже сделал шаг, чтобы встать с постели и пройти в комнату к Доланду, однако какое-то мимолетное соображение вдруг остановило его. Не просто остановило, а так потрясло его разум, что он почувствовал, как лоб покрывается испариной, словно в избушке сделалось нетерпимо жарко.

Тогда Нороган медленно вернулся на неудобную соломенную постель и, подложив руки под голову, принялся рассуждать. Затем он спокойно уснул, словно и не было никакого разговора с незнакомым мальчишкой.

На завтрак были блины все с той же медвежьей печенкой, которая имела отвратительный прогорклый привкус. Хозяин вновь нацепил пригожий чистый фартук, в котором он выглядел весьма уютно. Совсем не под стать мяснику перед кровавой резней.

«Мерзавец!» – подумал Нороган, с ненавистью наблюдая за маленьким человечком. Это же надо так умело замаскироваться, нацепить на себя личину добряка!

– Как спалось, дорогие? – любезно поинтересовался хозяин у гостей.

Аркус и Керт всю ночь ворочались без сна, остальным же удалось худо-бедно отдохнуть. Но никто не решился высказывать гостеприимному хозяину упреки.

Нольс тоже был здесь. Время от времени он кидал на Норогана многозначительный взгляд, как бы пытаясь ему что-то этим сказать.

– Спасибо за ласковый прием, стол и крышу над головой, – от лица всех поблагодарил Доланд. Он не любил медвежатину, поэтому съел меньше остальных.

– Отведайте моего фирменного чаю. Собрал его в горном лесу и сушил на печке, вкус у него исключительный, – предложил вдруг хозяин невинным тоном, и Нороган напряженно вздрогнул. Начиналось дело, успешность которого зависела от его умелых манипуляций.

На столе как-то очень быстро появился пузатый чайник с заваркой. Нороган тут же вскочил и вцепился в него, чувствуя как ладони становятся мокрыми от пота. Наверное, его стремительный порыв выглядел несколько странным, ибо товарищи с нескрываемым удивлением покосились в его сторону. Он же натянуто улыбнулся и плеснул себе в чашку горячий напиток. Затем сказал Доланду, стараясь вложить в свой голос как можно больше сладости:

– Позволь поухаживать за тобой, мой друг.

– Да, конечно. Не откажусь от напитка, столь любезно нам предложенного.

Нороган, все с той же искусственной улыбкой, принялся осуществлять задуманное. Наверное, он чуть перестарался, ибо налил другу чай до самых краев. Затем он как бы неловко оступился, и посуда, выскочив у него из рук, разбилась, расплескав вокруг себя желтоватые остатки заварки.

– Ой, простите великодушно, – пробормотал Нороган дрожащим голосом. – Я заплачу вам за чайник.

Хозяин лишь махнул рукой.

– Не волнуйтесь, батюшки мои, у меня еще один имеется. Его только помыть надо. Ноо-льс! Иди завари блистательным господам еще чаю, будь любезен!

Сомнительная трапеза продолжилась. Хозяин не являл никаких признаков беспокойства, в отличие от Норогана, который, совершенно бледный и взмокший, в упор глядел на приятеля. Тот спокойно отпил из чашки, Нороган же к своей не притронулся. В какой-то момент Доланд почувствовал на себе его пристальный напряженный взгляд и улыбнулся – робко, по-дружески.

– Выглядишь неважно, приятель. Ты плохо спал?

– Жесткая постель не располагает к отдыху, – раздраженно буркнул Нороган. Он уже прошел все стадии волнения и с нетерпением ожидал развязки, которая, однако, произошла совсем не таким образом, как ему того хотелось.

Керт сильно закашлялся, словно печенка попала ему не в то горло. И вдруг, задыхаясь, сполз с лавки на пол. Глаза его медленно закатились.

– Что происходит? – воскликнул Нороган, в ужасе привставая на месте.

Керт ведь не пил чай!

А потом началось. Один за другим естествознатели, будучи совершенно здоровыми, молодыми и полными сил, падали на стол, с перекошенными, искореженными от боли лицами. Доланд держался дольше всех, но вот и он, со слабой улыбкой на устах, замер, беспомощно уронив голову себе на руки.

– Нет… Нет… – страдальчески шептал про себя Нороган, только начиная осознавать всю непоправимую трагедию произошедшего. По его вине, да, его собственной, товарищи лежат сейчас бездыханные. Неужели отрава была вовсе не в чае? Но тогда в чем же дело? Неужели, печенка?

В эту секунду в столовую вошел хозяин собственной персоной и тут же замер на месте, смешно выпучив свои круглые птичьи глаза. Кажется, он испытал шок, или что-то вроде того, но Нороган знал, что мерзавец на самом деле притворяется. Поэтому он, ведомый мыслью о немедленном отмщении за друзей, решительно вскочил со своего места, и, выставив вперед руки, сделал то, что у него получалось лучше остального: создал огонь.

Мощная убийственная струя пламени охватила мужчину, который закружился в смертельном водовороте; его одежда вмиг вспыхнула, глаза покраснели и налились кровью, страшные веки затрепыхались, он дико завопил от боли, потом захрипел, умирая. И дом, сам дом тоже обратился в рыжее пламя. Но Нороган не желал оставлять здесь пепелище, он мог создавать огонь, мог он также его и тушить. Устремив черные от пепла ладони на горящие половицы, Нороган как бы принялся поглощать пламя обратно, восстанавливая поврежденные стены. Однако, то ли подобное действие оказалось слишком энергозатратным, то ли его душевное равновесие находилось сейчас в весьма шатком состоянии, но он на какое-то время забылся.

Запах гари вызывал рвотные рефлексы, и Нороган с мучительным стоном открыл глаза. Сперва бедняга даже не понял, что, собственно, произошло. Ветер за окном завывал по-прежнему, а он сам распластался на дощатом полу, прижавшись спиной к старой обшарпанной печке. За столом скрючились в разных неестественных позах его друзья; смотреть на подобное пиршество мертвецов было откровенно жутко. На войне Нороган много раз сталкивался со смертью и уже в некотором роде к ней привык; на поле ожесточенной брани она не кажется чем-то страшным или несправедливым, а напротив, закономерным. Но эта уютная столовая совсем не походила на арену для военных действий; между тем, именно в ней нашли вечное успокоение все семеро. И, главное, по чьей вине?

Нороган заскрипел зубами, ругая себя на все лады. Если бы он еще ночью рассказал обо всем друзьям, ничего подобного бы не произошло! Они были бы сейчас рядом с ним, все, Керт, Троний, остальные…

Мужчина медленно поднялся на ноги, оглушенный внезапным приливом отчаяния. Совесть острым клинком вонзилась ему в сердце, ибо впервые в жизни Нороган уклонился от ее мудрого гласа, предпочтя безжалостно подавить в своем разуме. А что теперь? Хотя, если посмотреть на произошедшее под другим углом, так ли он на самом деле виноват? В конце концов не он собственноручно убил друзей, а мерзкий, недостойный жизни естествознатель по имени Пришаил, в сердце которого, вероятно, поселилась Тень. Что ж, убийца мертв, значит получил по заслугам. А он, Нороган, все еще жив, стало быть… И вот это «стало быть» заставило сердце молодого мужчины затрепетать от волнения. Потаенная мечта, столько лет гревшая ему сердце, вдруг начала обретать форму!

Нороган воспрянул духом. Совесть уже не мучала его. Да и с чего бы? Сейчас он заберет замученного мальчишку и постарается найти Ирионуса, чтобы известить его о произошедшей трагедии. А потом, разумеется, пойдет сообщить бедняжке Павлии о скоропостижной смерти мужа. Захочет ли она усыновить Нольса? Это будет поистине доброе дело. Рассуждая подобным образом, Нороган вообразил себя если не героем, то по крайней мере очень благочестивым человеком, заботившимся в первую очередь о других. Действительно, он еще хорошенько не знает Нольса, а уже готов взять в свою семью. В их с Павлией семью.

Совершенно неожиданно обуреваемый волнением и предвкушением Нороган увидел на столе свиток, а подле него и свечу на бронзовой подставке. Мужчина вздрогнул всем телом, ибо картина, представшая его взору, выглядела таким образом, будто кто-то нарочно оставил для него записку. Но вокруг полулежали одни мертвецы, не с того же света ему было ждать послания?

На негнущихся ногах Нороган подошел к столу, ибо магический сверток гипнотизировал его. Естествознатель старался не смотреть на тела друзей. Письмо. Кто-то оставил ему весточку.

С большим недоумением развернув свиток, естествознатель принялся читать. Вот что дословно было в том загадочном послании:

«Дражайший господин Нороган! (Я буду называть вас именно так, как это делали ваши друзья). Своим поведением вы заслужили узнать правду, о чем я вам и сообщу далее. Вероятно, вы удивитесь, что я оставил вас в живых, но я поясню свои благородные мотивы.

Вчера ночью я соврал, сказав, что мой хозяин Тень. По правде говоря, Тенью являюсь я сам. Хозяин подобрал меня на улице, желая облагодетельствовать, но так и не понял, что все его беды происходят исключительно по моей вине. Друзья его уходили друг за другом в безмолвные дали, а все благодаря той самой нехитрой отраве, которую я уже давно успешно применяю в своей практике. Мне оставалось разделаться с самим хозяином, чтобы моя миссия в Рабилоне была завершена. Но тут, к моей великой радости, приходят новые естествознатели, которые ничего не подозревают о нависшей над ними беде. Я вознамерился избавиться от всех вас разом, и вот каков был мой блистательный план. Я решил очернить в ваших глазах хозяина, сказав, что он Тень. Затем утром я добавил бы яд во все блюда, но в ваше чуть меньше. Увидев, что друзья погибают, вы, господин Нороган, подумали бы на моего хозяина и непременно убили бы его. А затем сами погибли от яда, но чуть позже, ибо травы на вас пришлось меньше, чем на остальных. Наверное, вы спросите, отчего я не мог сразу отравить всех, включая хозяина, вместо того, чтобы придумывать небылицы?

Ответ прост: мой опекун всегда отличался особой щепетильностью к собственной пище; он готовил себе сам и никогда не подпускал меня к своим блюдам. Я бы мог зарезать его кинжалом, но тогда можно было заподозрить насильственную смерть, а мне не хотелось оставлять после себя следов. С вашим приходом мой план мог свершиться наилучшим для меня образом. Вы ждали, что отрава будет в чае; а она оказалась в еде. Ваши друзья стали бы умирать, а вы сами в праведном гневе испепелили бы хозяина, поддаваясь чувству отмщения. От него осталась бы горстка пепла, и никто не заподозрил бы меня в качестве главного преступника.

Это все должно было сработать так, как я подробно описал, но вы, господин Нороган, отчего-то не захотели поделиться открытием со своими спутниками. Меня сперва это весьма удивило. Неужели вы не поверили моему жалостливому рассказу? Нет, этого просто не могло быть, я всегда весьма убедителен, когда играю на публику. Потом, впрочем, тайна раскрылась. Вероятно, ваш друг, тот самый, которому вы налили чай, являлся и вашим соперником, раз вы предпочли избавиться от него подобным гнусным образом. Не подумайте, будто я вас виню, напротив – поощряю. Именно из-за этого я решил сохранить вам жизнь. Пока вы лежали без сознания, я дал вам противоядие. Да, вы естествознатель, и логичнее было бы избавиться от вас тоже. Однако, как я понимаю, мы с вами идем по одной ветке и мыслим в одном направлении, стало быть мы не враги, но союзники. Теперь, когда все объяснилось, можно называть вещи своими именами – вы, господин Нороган, подлый убийца. А это обычно прерогатива Теней, только мы не убиваем тела, а разрушаем души. Как видите, цели наши вполне совпадают. Что же теперь вы будете делать? Вы еще не знаете, но я расскажу. Совесть будет жестоко терзать вас, ибо до чтения сего письма вы убаюкивали себя ложными мечтами о собственной непогрешимости. Теперь же знайте во всеуслышание – вы – убийца, и спокойно вам уже не жить на этом свете. Вы, конечно, можете вернуться туда, откуда пришли и попробовать начать все заново. Ничего не получится. Вы будете ненавидеть себя и терзаться так, что вам даже захочется наложить на себя руки. Хотите такой жизни? Но я предлагаю иной вариант. Наведайтесь, пожалуй, в Тимпатру. Там есть чудесный табиб, способный вылечить тоску любого кровоточащего сердца. И только в этом я вижу ваше избавление и чудодейственное излечение. Как видите, я проявил к вам сострадание, как и вы ко мне давеча, угостив дешевым леденцом со вкусом мяты. Надеюсь, вы оцените мой добрый жест по заслугам. Меня не ищите, я уже далеко от этого дома. Оставляю вам также координаты вышеуказанного табиба на тот случай, если вам понадобится немедленное спасение.

Засим я вас оставляю,

Нольс, ваш преданный слуга.»

Закончив читать жуткое послание, Нороган почти в суеверном страхе отбросил от себя листок бумаги в догорающий камин, и тот вспыхнул в одно мгновение. В глазах молодого мужчины блестели слезы, а лицо напоминало восковую маску. Как же так получилось? Неужели он такой мерзавец в самом деле? Неужели вся трагедия произошла именно по его вине? Да, он хотел обладать женой друга, да, ради нее он бы и мог, пожалуй, пойти на убийство, но его преданные товарищи разве заслужили подобной участи? Ах нет, впрочем, он завирается, он не только мог, он и пошел на это самое убийство, злополучный мальчишка совершенно прав. Просто в чае не оказалось отравы.

В бессилии сел Нороган за стол, и положил голову себе на руки. Окруженный со всех сторон мертвецами, он и сам, казалось, уже не принадлежал вполне к миру живых. Вдруг в какой-то момент глаз его уловил на деревянной поверхности еще одну бумажку, раздражающе белую и аккуратно свернутую.

«Если вдруг случайно уничтожите мою первую записку, то я оставляю вам еще одну.

Ваш преданный слуга, Нольс», – значилось в ней.

Глава 5 Не пойдем никто в шатер свой и не возвратимся никто в дом свой

Разумеется, Нороган и не думал следовать совету Нольса. Дрянной мальчишка оказался злостным обманщиком, который провел всех вокруг пальца. Однако, выходя из мрачного дома, естествознатель с досадой отметил, что белая записка мистическим образом перекочевала со стола к нему в карман, как вечное напоминание о случившейся трагедии. Что ж, пусть будет.

Нороган принялся вытаскивать тела друзей из дома. Ему не хотелось, чтобы они были погребены в этом зловещем месте, лучше уж на улице. Он уже почти закончил свою печальную работу, остался лишь Доланд. Но подойти к нему Нороган не посмел. Его душили муки совести, помимо прочего ему суеверно подумалось, что бывший друг и соперник, уже будучи мертвым, вопреки всем законам природы очнется и посмотрит на него с осуждением. Нороган попросту малодушно боялся встретиться с ним лицом к лицу.

Выйдя за порог, он, не глядя вперед, выставил руку и сжег тела тех, с кем столько времени воевал плечом к плечу. Ветер развеет их прах по земле, справившись с ролью гробовщика куда лучше, нежели он сам.

Поежившись, Нороган уныло поплелся по лесу, совершенно забыв о том, что умеет перемещаться в пространстве. Он страдал, не физически, но душевно, ибо ему не чужды были сострадание и доброта. Просто в тот момент в доме он поддался злу, не сумел ему противостоять, но как же теперь все исправить и возможно ли хоть сколько-нибудь это исправление? Мучительно размышлял об этом незадачливый естествознатель, чувствуя, как хлопья снега смешиваются со слезами на его щеках.

***

Он не сразу вернулся домой. Целый год Нороган как корабль приставал к сухопутным берегам то одного поселения, то другого. Везде естествознатель старался помогать людям, если замечал, что те в этом нуждаются. Больных Нороган излечивал, за что его прозвали в народе знахарем. Беднякам помогал строить дома. Он в полной мере использовал свою силу, совершенствовался в ней, и повсюду, куда бы он не приходил, за ним тащились вереницы благодарных людей, готовые возносить его до небес.

Но ему было этого мало. В сердце своем он ощущал болезненный нарыв, незажившую рану, и не знал, как бы излечиться раз и навсегда. Любые добрые дела казались ему недостаточными, чтобы в полной мере искупить трагедию в хижине. Она стала его ночным кошмаром. Ему часто снились бывшие приятели; мертвецы спокойно сидели за столом и зловеще улыбались прогнившими желтыми зубами. А Нороган стонал в холодном поту, пытаясь отогнать наваждение.

Прошло много времени; он не считал дни. Но вот в какой-то момент Нороган отчетливо осознал, что пролетел год, и близится Совет Двенадцати. За тем лишь исключением, что из естествознателей будет только он, Ирионус и Индолас. Предвидится невыносимо печальное собрание.

Сначала Нороган не хотел идти. Однако чем ближе подходил день назначенного события, тем отчетливее он понимал: не прийти нельзя. Для полного излечения ему до́лжно не только показаться на Совете, но еще и признаться всем в том, что он сделал. Глядя в глаза.

Бедняга с отчаянной тоской думал о том, как будет сообщать Павлии о смерти мужа. А также о том, что он сам (ближайший друг Доланда!) явился тому виной. Ему мечталось, что после признания он получит искреннее прощение от товарищей, но тут же одергивал себя.

Его не простят.

И вот Нороган вновь стоит перед прекрасным и молчаливым Шуханером, как и год назад. Только теперь он чувствовал себя не молодым влюбленным юношей, способным на великие подвиги, а дряхлым стариком. Медленно и неуверенно Нороган вошел во дворец, его бил страшный озноб, как во время лихорадки. Волны вокруг бушевали, а ему хотелось покончить все разом и найти успокоение на дне моря. Но нет, это не выход.

Сегодня в зале с витражами находились лишь мужчины. Ирионус. Индолас. Как и следовало ожидать.

Но нет, он жестоко ошибся, там был еще один, и Нороган даже не сразу разобрал, ибо на глаза его как будто навернулась белая пелена. Картина стала яснее, проявилась, но кто же перед ним? Неужели Доланд?

Нороган замер на месте, будто громом сраженный, а воскресший из мертвых приятель его сам подбежал к нему и с чувством обнял.

– Ах, как я рад, что ты жив, дружище! Так рад! Я думал, что остался один после той жуткой ночи в Рабилоне. Все исчезли, и я совершенно не понял, что в действительности произошло!

После этих слов к Норогану подошли остальные и принялись обнимать и целовать, а он стоял недвижимый, как деревянный чурбан, чувствуя, что ноги его весят куда больше, чем в действительности должны.

– Но скорее, расскажи мне, что с тобой произошло? Может, тебе известно, где остальные? – с искренней надеждой в голосе вопрошал Доланд, взяв растерянного естествознателя за руки.

Мне известно, где остальные. Прах их в произвольном порядке летает по миру, и ты первым должен был попасть в компанию мертвецов. Но ты жив. Какая ирония.

Нороган уже открыл рот, чтобы сказать правду. На него не мигая смотрел Ирионус; как показалось бедняге, предводитель выглядел строгим, словно судья, который собирается вершить правосудие. Правда должна быть произнесена; именно тогда Нороган полностью излечится от своего недуга. Полное раскаяние свершится, и он начнет новую жизнь, не повторяя старых ошибок.

Но Нороган смалодушничал. Вернее, ему подумалось, что он скажет, но чуть позже. Поэтому, робко обведя глазами присутствующих, он позорно пробормотал:

– Я тоже рад тебя видеть. Ты совсем не помнишь, что произошло?

Доланд огорченно покачал головой.

– Совсем ничего. Помню, мы пили чай с хозяином, а потом мне стало нехорошо. Я вовремя постарался исцелить себя, но сил было так мало, что сознание покинуло меня. Очнулся я в том же доме, но все вдруг исчезли. Потом я еще несколько раз забывался, но меня нашли добрые люди, забрали с собой и выходили. После своего окончательного выздоровления я несколько раз возвращался в Рабилон и искал ваши следы. Но все тщетно. Что же произошло на самом деле, расскажи, друг? И где остальные?

– Я не знаю, где… – севшим голосом ответил Нороган. – Мне тоже стало худо, а пришел в себя я уже в.… другом месте. Сильное отравление.

– Что же там с вами произошло? – воскликнул Ирионус, чрезвычайно волнуясь.

– Хозяин хижины, где мы остановились на ночлег, упоминал что-то про Теней, – нахмурив лоб, сказал Нороган. – А еще про то, что на естествознателей открыли охоту.

– Это нехорошо. Индолас тоже принес печальные вести. Мы узнали, где теперь скрывается Вингардио. Кажется, он и правда потерял свои способности. Только случилось кое-что странное. Библиотеку Воронеса восстановили, – мрачно сказал тогда Ирионус, тяжело вздохнув.

– Как такое возможно? – удивленно воскликнул Нороган, позабыв на секунду про собственные невзгоды. – Кто мог это сделать, если единороги разрушили библиотеки и забрали силы естествознательства?

– Мы не знаем, друг мой. Это нас весьма печалит. Если библиотека восстановлена, значит, и все свитки в ней лежат в целости и дожидаются назначенного часа. А среди них есть один, самый могущественный.

– Последнее слово! – выкрикнул Нороган в чрезвычайном волнении.

– Именно так. Если Вингардио его прочитает и вновь обретет силу… Война продолжится.

– Мы не должны этого допустить!

– Да, именно поэтому настоящее заключение Совета таково: мы немедленно отправимся в Воронес, чтобы найти свиток и уничтожить его раньше того, как Вингардио прибудет в библиотеку. Это сейчас представляется самым важным. Нельзя допустить нового кровопролития.

– Рискованно возвращаться в Воронес. Тем более, раз туда направляется Вингардио, – задумчиво сказал Индолас; не для того, чтобы перечить предводителю, а просто сообщая некую данность.

– Да, но иначе нельзя, – с сожалением ответил Ирионус, серьезно глядя на друга. Тот лишь молча кивнул. Каждый из них отчетливо понимал, чем им грозило возвращение былого могущества Вингардио. Это означало полное поражение.

***

Все последующее происходило для Норогана как в тумане. Поспешные сборы, перемещение в Воронес, безрезультативные поиски свитка, загадочное исчезновение Вингардио, который по какой-то немыслимой причине так и не заявился в любимый город. Дни нанизывались друг на друга, утро сменяло ночь, и жизнь будто посерела, лишившись красок. Из Воронеса незадачливые естествознатели возвращались ни с чем. Они вновь прибыли в Шуханер, на сей раз договорившись окончательно разделиться.

– Я отправлюсь в Беру. Столица Королевства есть средоточие новостей. Может, мне станет известно, куда запропастился Вингардио, – предложил Индолас.

– Я полечу к жене и сыну, – кивнул Ирионус.

– Я с тобой, друг. Провожу тебя и вернусь к Инкарду и Павлии в Гераклион, – сказал в свою очередь Доланд.

– А что ты, дружище? – при этом вопросе Нороган вздрогнул всем телом. Покуда их объединяло общее дело, он еще мог как-то забыться. Но что делать теперь? Признаться разом, облегчить душу?

– Я, пожалуй… Перемещусь в Рабилон, – надтреснутым голосом произнес Нороган. – Попытаюсь найти наших друзей, вдруг они живы.