Естествознатель. Книга 5. Последнее слово единорогов

– Не теряйте времени! – смущенно добавил клипсянин. – Они вот-вот будут здесь.

Он был, несомненно, прав; вооруженные люди уже пересекли границу сада и направлялись к ним. Кажется, один из охотников целился из арбалета.

И вместо того, чтобы разделиться, ребятам вновь пришлось убегать вместе. Если Артур сейчас останется, то его попросту подстрелят, а он, разумеется, не мог допустить такого исхода. Куда же запропастился Уткен? Неужели нужно опять бросать друга одного в беде? Скрепя сердце Артур побежал к противоположному концу сада, туда, где совсем недавно скрылись друзья, ведомые Тодом. За спиной натужно сопел грузный Единица, следом бежал незнакомый парень, ну а замыкал их маленькую процессию Джехар. Вот уже спасительные деревья, изобилующие плодами, остаются позади, а перед взором запыхавшихся беглецов предстает непролазная чаща, лабиринт, пожалуй, одно из самых мрачных творений естествознателей.

Артур как заправский лис уверенно петлял меж сосен; он отлично ориентировался в здешних местах. Но в какой-то момент, ему все же пришлось принудить себя остановиться, ибо он вновь вспомнил товарища, которому так и не удалось помочь.

Единица пытался отдышаться; с его грузной комплекцией бегать было очень тяжело. Джехар, напротив, даже не вспотел, а мелкий шустрый мальчишка с ними и вовсе выглядел бодрым и оживленным. Впрочем, в круглых глазах его вспучивалось беспокойство.

– Да стойте же, мы не можем просто так уйти без Уткена! – повторил Артур, озабоченно глядя на друзей. – Почему вообще вы разделились? И кто это с тобой, Пит?

Громила странно покосился на Артура; в его неуклюжих чертах словно бы мелькнула жалость, происхождение которой было весьма непонятно и даже загадочно. Незнакомец рядом с ним неловко мялся на ногах, словно ему было неудобно участвовать в подобном разговоре, но вот он поднял голову, в упор посмотрел на Артура, взгляды их встретились и уже не смогли оторваться друг от друга. Клипсянин почувствовал, как чудовищный страх сжал ему горло ледяной рукой.

– Как же так, Бунтарь? Разве ты не узнаешь его? Это же и есть Уткен, – тихо проговорил Джехар.

Глава 2 Двенадцать было их или возвращаемся в прошлое, чтобы узнать будущее.

День, когда оставшиеся в живых после войны естествознатели решили созвать Совет двенадцати.

Шуханер представлял собой небольшой скалистый островок в капризном Осанаканском море площадью менее одного единокилометра. Расположенный не так уж и далеко от материка, он являл собой необычный природный феномен, лишь на несколько часов превращаясь в остров, когда вода во время приливов затопляла отмель и все дороги, ведущие на скалу. Во время отливов у путешественников появлялась любопытная возможность обойти местность кругом, однако кому бы это понадобилось, тем более что существовал риск угодить в зыбучие пески. О загадочном острове мало кто знал – да и кого заинтересует голая безжизненная скала, кусок бесполезного гранита, пусть даже весьма прочного, лениво покоившегося в море? В период смрадня остров полностью окутывался туманом, а в жаркое время года тут было так влажно, что одежда намокала в два счета.

Но естествознатели давно облюбовали это место, построив на неприступной скале многоярусный замок, неприметный с материка. Он был черный, под стать граниту, и казался со стороны моря довольно непривлекательным обрубком, будто полуразрушенный трехмачтовый корабль, навсегда оставленный командой. В таком негостеприимном обличье он пребывал все время, но не сегодня.

Нороган прибыл в Шуханер под вечер. Естествознатель специально не стал перемещаться во дворец, ему хотелось полюбоваться столь известным местом со стороны, как если бы он был обычным странником, случайно забредшим в эти края.

Из-за сильного отлива море податливо расступилось, обнажив россыпи лимонных песков. Посреди этой своеобразной пустыни возвышалась мрачная скала, находившаяся в золотистом ореоле заходящего солнца. И так красиво обрисовывался ее величественный каменный профиль, столь гармонично выглядел сам замок, являвшийся словно ее логическим продолжением, что перехватывало дух даже у такого бывалого путешественника, как Нороган. На самую высокую башню вела крученая лестница, прихотливо обвивающая ее подобно лиане; и всего замечательнее был тот факт, что строители не захотели прятать ее внутрь, как обычно это делают с уважающими себя лестницами. Напротив, ее выставили напоказ, чтобы смельчак, решивший подняться, смог полюбоваться дивной панорамой вокруг себя. Над позолоченным солнцем шпилем башни кружили прекрасные буревестники, свободолюбивые птицы, непокорные местным ветрам.

Молодой естествознатель замер, поддавшись секундному восхищению, на смену которому пришла некоторая насмешка и скептицизм, свойственные юности. Что есть обычная скала посреди моря, когда он сам своими руками способен создать тысячи похожих! Равно как закрутить шторм, сделать бурю, или выжечь все дотла. Нороган решительно зашагал по мокрому песку, чувствуя, как золотистые зерна неприятно скрипят под его сапогами.

У юноши было смелое волевое лицо, профиль – будто выточенный из этой черной гранитной скалы, выдающийся мускулистый подбородок – точно бурей сколотый обломок, узкие, энергично сжатые губы, светлые прямые волосы, поджарая фигура и проницательные серые глаза. На войне естествознатель прославился удивительным бесстрашием, умением вовремя прийти на помощь. Он мог спасать как своих, так и чужих, ибо когда видел попавшего в беду человека, всегда стремился по силам помочь ему. Ирионус особенно ценил его заслуги.

Нороган в кратчайшие сроки освоил естествознательство; из всех наук лекарство ему давалось хуже всего, а вот подчинение природных стихий являлось его неоспоримым преимуществом. Норогану в принципе нравились сражения, сам он был слишком силен и самонадеян, чтобы бояться смерти, а вот спасать людей, чтобы потом испытать это удивительное чувство собственной полезности и героизма; восхищение и обожание со стороны других – это ли не одна из естественных потребностей человека?

Затяжная война завершилась, благодаря вмешательству единорогов. К счастью, Нороган не потерял способностей, как и другие, кого бесчеловечный Вингардио однажды определил в темницу. Зато враг лишился всего. Это означало неоспоримую победу. Они не только сохранили удивительные способности естествознателей, но еще избавились от главного злодея. Теперь все земли Вингардио принадлежат им одним. А общее число баловней фортуны – двенадцать.

Чугунные створы гостеприимно раскрылись перед Нороганом, и молодой естествознатель решительным шагом вошел внутрь, обнаружив себя в неказистом нижнем помещении с невысокими черными сводами на витых колоннах с золочеными единорогами. Затем он поднялся выше и тогда оказался в поистине удивительном зале, где словно уже не имелось ни сводов, ни стен, ни опор, а только высокие витражи от пола до потолка и цветное сияние, полыхание стен, будто они на глазах сгорали и обращались в драгоценные камни. Яркий свет в витражах преломлялся и разноцветными мазками окрашивал все пространство вокруг – начиная от прекрасных шпалер на стене и заканчивая серьезными лицами самих присутствующих. В центре помещения также имелась крученая лестница, она резко поднималась, пронзала собой потолок, и дальше уже вилась по голой скале, не ограниченная никакими стенами. Разумеется, все одиннадцать человек предпочли находиться в роскошном парадном зале с витражами.

Они уже были в сборе и ждали лишь Норогана. Мужчины и женщины аккуратным кругом стояли в центре зала, а посередине – их предводитель Ирионус, облаченный в помпезную фиолетовую мантию до самого пола. Нороган лениво скользнул взглядом по сосредоточенным, важным лицам, и ему захотелось как-то всколыхнуть унылое сборище.

– Вингардио сохранил силу и идет сюда со своим войском! – прогромыхал он так, что эти слова еще пару секунд эхом разлетались под сводами замка. Эффект явно превзошел его ожидания: присутствующие вздрогнули, по их ровному кругу пошла рябь, а лица людей исказились суеверным страхом.

– Что ты такое говоришь, мой друг! – немного высокопарно воскликнул Ирионус, выйдя вперед и простирая к нему руки.

Нороган трагично замолчал, выждав паузу, а затем, встряхнув волосами, дурашливо улыбнулся.

– Бояться нечего, ведь с вами буду я.

– Я, я, я! – послушно повторило эхо.

Ирионус с укором покачал головой.

– Вот-вот закончилась война, не пристало еще шутить на этот счет, мой юный друг.

Нороган насмешливо вздернул брови. Он ненавидел, когда ему указывали на его возраст, ведь он был младше всех присутствующих здесь. Зато сколько побед уже числилось на его счету!

– Ты верно подметил, старина, она закончилась, поэтому не вижу нужды в том, чтобы стоять в таком прекрасном месте с постными минами.

С этими словами Нороган подошел к Ирионусу и с чувством обнял его. Друзья давно не виделись. Война умеет разделять людей, даже если они воюют на одной стороне.

– А он неплох, этот дворец. Вингардио знал толк в строительстве шикарных особнячков, – добавил Нороган шутливо.

– Тсс, – боязливо шикнула на него высокая девушка с длинной копной роскошных белых волос. – Мы еще не знаем, жив Вингардио или нет. Вдруг он также как и мы не лишился своей силы и захочет продолжать войну? Тогда нам всем несдобровать.

Нороган беспечно махнул рукой.

– Мы не лишились силы только по его милости, ибо находились в тюрьме. Сам же прославленный предводитель восседал в Дреполисе, так что вряд ли его не коснулись чары единорогов. Скорее всего, он позабыл даже свое имя, не говоря уже о какой-то там силе. Так что не переживай, крошка. Мы в полной безопасности, – с этими словами он дурашливо подмигнул, а затем, театрально вытянулся и надел на лицо постную мину.

– Прошу прощения за опоздание, господа! – высокопарно вымолвил он, подделываясь под общий тон. Все присутствующие улыбнулись: они души не чаяли в своем младшем товарище. Нороган вписывался в любую компанию, его обожали как мужчины, так и женщины за веселый нрав, добродушие, острый язык и умение все представлять в позитивном ключе. Представительницы прекрасного пола еще особенно ценили его внешность – за некоторую экзотичность и небрежность. Он был блондином, но при этом отличался ровным бронзовым загаром – нетипичная ситуация для коренного беруанца. Загорелые мускулистые руки его украшали франтоватые браслеты из акульих зубов, золотистые волосы всегда находились в беспорядке, словно не знали расчески, что придавало ему сходство с диким зверем, а серые глаза задорно улыбались, особенно когда на горизонте маячила какая-нибудь красотка. К слову, он всегда был не прочь разбавить военные подвиги любовными делами, и успел завоевать немало женских сердец. Кроме одного, самого желанного.

Поразительно, но та беловолосая девушка, сердито шикнувшая на него сегодня, увы, совершенно не разделяла всеобщей любви и симпатии по отношению к нему. Ее звали Павлия. Юная жена его соратника Доланда. Она была статной, красивой, но примечательнее всего в ее внешности смотрелись эти пышные белые волосы, небрежно заброшенные назад, делавшие ее похожей на царственную львицу. Альбиносы – редкое явление среди жителей беруанского Королевства, может поэтому Павлия так выделялась на общем фоне. Ресницы ее тоже были белыми, равно как и брови; точно свежевыпавший снег, мел или молоко. Отличное обрамление для больших серых глаз, вдумчивых и чистых, будто горный родник. Удивительная девушка, выбравшая себе в качестве спутника жизни совершенную посредственность. Доланд, в противоположность ей, не был красив, даже напротив в его внешности наблюдались совершенно очевидные изъяны: так, лицо того пересекал уродливый шрам, белые волосы его были совсем не такого чистого и глубокого цвета, как у жены, более того, они уже начали выпадать. Высокий, как гора, он закрывал своими широкими плечами хрупкую девушку, стоявшую рядом с ним и смотревшую на него с такой щемящей трогательностью, что хотелось выругаться.

Нороган внимательным взглядом скользнул по заманчивой фигуре красавицы, и серые глаза его заволоклись мечтательной дымкой. Павлии он уделил куда больше внимания, нежели остальным своим друзьям.

– Прикрой рот, друг мой, а то туда залетит какая-нибудь птица, – насмешливо произнес вдруг Доланд, с поразительной точностью угадав его мысли. Между друзьями часто так происходит – одного взгляда достаточно, чтобы все понять.

– Если эта пташка – стройный белый альбатрос, то я не против, – в той же нагловатой манере парировал Нороган, и друзья, обменявшись подобными любезностями, обнялись.

В целом Нороган был рад видеть всех: Ирионуса, Иоанту, Индоласа, Доланда, Горона, Керта, Варга, Деламира, Аркуса, Трония… И Павлию. Особенно ее.

Началось собрание. Ирионус, выждав паузу, стал говорить.

– Друзья, мы все понимаем, что эпоха естествознателей закончилась. У нас сохранилась сила, мы можем изредка ее использовать, однако не стоит этим злоупотреблять. Как мы уже убедились на собственном примере, необычайные способности развращают ум. Предполагаем, что Вингардио остался жив, но его точное местонахождение предугадать теперь затруднительно. Вероятно, кому-то из нас следует справиться о нем, чтобы убедиться, что он действительно потерял силу.

– Я могу это сделать! – с готовностью воскликнул Индолас, поблескивая своими чудными разноцветными глазами. Нороган насмешливо улыбнулся. По крайней мере, не он один страдает от мук неразделенной любви. Индолас уже давно неровно дышит по отношению к Иоанте, но здесь у него нет шансов. Предводитель повстанцев и простой рядовой солдат – разница очевидна. Похоже бедняга и сам вполне осознавал свое печальное положение, поэтому и кидался в самые рискованные предприятия, словно жизнь ему уже не мила. Пораженческое поведение.

– Спасибо, мой друг. Рад, что ты готов взять на себя это важное дело. Всем остальным я предлагаю следующее. – С этими словами Ирионус развернул карту и положил ее на круглый стол, также стоявший посреди зала. Карта очерчивала владения естествознателей, а если быть точнее – земли Вингардио. В центре находилась столица естествознательского мира – Воронес. На севере крупным городом являлся Рабилон, на западе – Галвестан, на востоке – Пальмиро, а на юге – Аркоим. У этих городов когда-то имелись роскошные библиотеки, но не теперь, когда единороги разрушили все до основания. Теперь эти города стали наполовину призрачными, ибо вместе с жителями исчезли и постройки.

– Считаю, нам нужно посетить все эти точки на карте, – сказал Ирионус. – Во-первых, следует узнать, что осталось от наших городов. Во-вторых, найти людей. Вдруг еще кто-то сумел сохранить силу единорогов?

– А что мы будем делать с городами? – грубовато перебил его Керт, который никогда не отличался наличием такта.

Ирионус неуверенно пожал плечами

– Предлагаю в каждом городе поставить своих наместников! – продолжил Керт.

Естествознатели заволновались.

– А зачем? – запальчиво воскликнула Иоанта. – Зачем нам города, когда нет больше естествознателей?

– Но мы-то есть! Будем владеть ими по своему усмотрению.

– Нет, лучше нам всем разойтись и жить с обычными людьми, не показывая способностей, – возразил Индолас.

– «Началось…» – подумалось скучающему Норогану.

Итак, принялись решать насущные вопросы. Кому, дескать, отойдет та земля, кому – другая. Еще не успела закончиться война, и где-то в мраморном дворце отсиживался Вингардио с кучкой жалких слуг, а они уже производят раздел мира. Нороган в целом был не против. В конечном счете и земельный вопрос когда-то следует решить, особенно если ты молод, амбициозен и достаточно самолюбив. С другой стороны, какой смысл владеть городами, если в них нет жителей? Всегда приятнее повелевать кем-то, нежели самим собой.

– Друзья! – с мягким укором воскликнул Ирионус, призывая всех к тишине. – Совет Двенадцати собрался вовсе не для того, чтобы делить земли. Нам лишь надо осмотреть бывшие владения естествознателей и узнать, остались ли в городах живые люди. Потом мы вновь соберемся здесь же и окончательно решим, что делать.

– А как мы поступим с Вингардио? – опять прогромыхал Керт. – Убьем его?

– Проявим снисхождение к врагу. Он теперь бессилен, какой смысл его убивать?

Нороган был полностью согласен с предводителем. На кой единорог им сдался старик, потерявший память? Это неблагородно, в конце концов, продолжать его преследовать.

– Надо разделиться и осмотреть все наши земли. Кто хочет отправиться в Рабилон? – настойчиво спрашивал Ирионус.

Оказалось, что туда пожелали отправиться почти все. У многих оставались непризрачные дома в Рабилоне, другим просто хотелось быть вместе.

– Мы с женой поедем в Аркоим, после чего осядем в Делии. Надеюсь, вы не будете против, – произнес Ирионус, вопросительно глядя на остальных.

Они ждали ребенка, разумеется, никто не был против.

– Индолас поищет Вингардио и осмотрит Воронес. Остальные все вместе переместятся в Рабилон, после чего разделятся – одни уйдут в Галвестан, другие в Пальмиро. Через год Совет Двенадцати воссоединится; мы будем вооружены знаниями и совместно решим, что предпринять далее. Есть ли какие-то возражения?

Несогласных не было. Да и к чему спорить, если предложение выглядело логичным, легко осуществимым, а для кого-то даже заманчивым.

– Я не поеду в Рабилон, – вдруг виноватым голосом проговорила Павлия. Нороган с интересом вскинул голову и обратился в слух.

– По какой причине? – поинтересовался Ирионус, смерив девушку строгим взглядом.

– Я не естествознатель, и перемещения мне, увы, недоступны. А длительные путешествия не столь благоприятны в моем… положении…– Павлия сбилась и замолчала покраснев.

Нороган заинтересованно взглянул на подругу. До чего же хороша, особенно когда краснеет!

– Мы тоже ждем ребенка, – смущенно ответил за жену Доланд. – Я один отправлюсь в Рабилон, после чего, прошу простить меня, вернусь к жене в Гераклион.

Естествознатели бурно отреагировали на это радостное заявление; принялись дружно хлопать и поздравлять пару. Это были лучшие новости с момента окончания войны. Появление новых жизней взамен ушедших.

Однако Нороган стоял оглушенный. Удар обрушился, безумные надежды его сгорали дотла, и не оставалось ничего, кроме этой невыносимой тупой боли. Кажется, он тоже натянуто улыбался и поздравлял, пожимая руки обоим счастливцам. Ему вдруг стало дурно до тошноты. Нороган тихонько отошел в сторону, принявшись пристально вглядываться в причудливые витражи, словно надеялся отыскать в них изъян. Вдруг он ощутил на своей спине легкое прикосновение и вздрогнул всем телом. Позади него стояла Павлия и робко улыбалась.

– Не прошло и часа, а ты уже пресытился нашим обществом? – с грустью спросила она. – Вроде так давно не виделись…

– Не люблю я эти земельные вопросы, – насмешливо хмыкнул Нороган, поспешно натянув на свое красивое лицо вымученную улыбку.

– Послушай… Я знаю, война закончилась, и переживать не стоит… Однако мне не очень нравится идея нашего разделения…

– Не волнуйся, со мной будет все в поря… – шутливо начал Нороган, но Павлия бесцеремонно перебила его.

– Присмотри за моим мужем. Я знаю, вы с ним особенно дружны. Пообещай, что не оставишь его в беде и защитишь, если потребуется!

– Все будет хорошо! Это же наши собственные города, какой от них ждать угрозы? И потом, я столько раз бывал в Рабилоне…

– До войны.

– Война закончилась, крошка.

– Пообещай.

– Клянусь, – хрипло произнес Нороган, театральным жестом прижав правую руку к сердцу, и резко отвернулся. Вышло немного искусственно, но разве в том есть его вина?

– Не надо клясться. Достаточно одного обещания. Спасибо тебе! – Прозвучало за его спиной. Он не шевелился и, казалось, даже не дышал, и Павлия медленно отошла от него, оставив в одиночестве.

Нороган продолжил всматриваться в причудливый узор витражей, особенно ни о чем не думая. Мысли его разрознено сменяли одна другую, ни на чем не останавливаясь и ни на что не решаясь. Он как будто бы даже уснул, только продолжая стоять на ногах. На заднем фоне снова решались какие-то важные и весьма скучные вопросы. Вечно несогласному со всеми Керту было невдомек, зачем им отводится так много времени на исследование городов. Они же естествознатели – могли переместиться туда в два счета, равно как и вернуться. Но Ирионус проявил себя крайне щепетильным в этом вопросе. Их предводитель настаивал на том, чтобы они не только просмотрели города, разрушенные библиотеки и дома, но еще и окрестности, чтобы найти следы естествознателей. Вдруг кто-то еще остался и ушел в города людей, находившиеся близ поселений Вингардио? Следовало их найти и уведомить о том, что теперь им нужно держаться вместе. Нороган смутно осознавал важность сего вопроса. Возможно, дело крылось в боязни Ирионуса, что оставшиеся естествознатели начнут по своему усмотрению пользоваться силой? Пока города принадлежали Вингардио, тот весьма строго следил за исполнением закона. Одно из самых главных правил – нельзя пользоваться силой вне городов. Санкции за несоблюдение этого важного принципа были довольно суровыми. Но теперь уже нет никакого контроля, равно как неизвестна судьба самого Вингардио. Поэтому Ирионус решил все взять на себя. Что ж, он прав. Жаль только, и ему вскоре придется отойти от дел. Нороган не понимал и в какой-то степени даже презирал это новомодное веяние, связанное с рождением детей. В самом деле, разве они еще не слишком молоды для подобных свершений? И потом, разве у естествознателей так мало забот, чтобы думать еще и о своем будущем потомстве?

Лицо Норогана презрительно скривилось, ибо он сам не любил, да и не хотел иметь детей. Краем уха он услышал следующую сентенцию, которая привела его в особое раздражение:

– Как вы назовете его?

– Инкард. – Мелодичный голос Павлии.

Доланд, Инкард, они что, издеваются? Специально выбрали слово, которое будет рифмоваться с именем отца? Хотя, почему бы и нет? Нороган в сердце своем постарался ощутить радость за друга, однако не смог, как ни пытался. Видимо, любовь и привязанность иного толка были слишком сильны. Ему сделалось дурно, и он захотел выйти подышать морским воздухом.

Подойдя к крученой лестнице, он принялся подниматься, перешагивая за раз по несколько ступеней. Никто не заметит его отсутствия; хотя значимость его превышала любого во сто крат – ведь на войне он сделал больше всех. При этом, они себя ведут так, будто его нет.

В куполе имелась дверь, которую следовало открыть, чтобы выйти наружу. Нороган сделал это и оказался на небольшом мостике, который вплотную подходил к скале. Там лестница продолжала подниматься дальше, плотно огибая черный неприветливый гранит. Сразу стало свежо, почти холодно; здешние ветра не располагали к вечерним прогулкам. Впрочем, Нороган мог одной лишь своей силой усмирить непогоду, но ему не хотелось, ибо в сердце его тоже бушевал ураган, под стать местному климату.

Он уверенно поднимался все выше и выше, покуда не достиг последней панорамной площадки, совсем крошечной, возведенной на самой вершине скалы. Уже начинался прилив, и воды нетерпеливого моря наползали на янтарно-желтый песок, пожирая его синими ненасытными волнами. Опасное время для прогулок вокруг дворца. На каменной площадке была выведена надпись крупной вязью на сверуйском – прихоть Вингардио, который обожал древние языки. Смысл или, вернее, точный перевод сего послания был таков:

– Если сомневаешься в нашей силе, то посмотри на наши творения.

Тщеславное, самоуверенное заявление. Когда-то Вингардио бесспорно был силен, однако теперь его величие можно было легко поставить под сомнение. Да и в чем, собственно, оно выражается? Неужели в количестве дворцов и роскошности замков, которые спустя какое-то время превратятся в тлен? Тем более, речь идет о естествознателях, способных возвести подобное «величие» в два счета, не прилагая никаких усилий. Даже Шуханер строили не без использования способностей единорогов, хоть и по обычным чертежам лучших инженеров.

Нороган задумался, целиком погрузившись в мрачные мысли. Прохладный морской ветер здорово освежал его, помогая справиться с внезапно обострившейся дурнотой. Вдруг он почувствовал за спиной легкое движение и резко обернулся. Военная привычка всегда быть настороже.

– Я так рад видеть тебя сегодня! – с чувством произнес Ирионус, приобняв его за плечи. – Увы, так мало осталось естествознателей. Многие погибли на войне, иные лишились силы. Только двенадцать…

– Хорошее число, есть в нем какая-то полнота, – беспечно пожал плечами Нороган. – Что до твоей радости, то и я разделяю ее вместе с тобой. Жаль только на Совете ты ни словом не обмолвился о моих личных заслугах.

Ирионус удивленно покосился на друга.

– Ты сделал больше всех нас. Думаю, каждый присутствующий понимает это и без моих слов.