О дивный старый мир

Ольга Давыдова

О дивный старый мир

Глава I

In the midst of life we are in death, earth to earth, ashes to ashes, dust to dust, in sure and certain hope of the Resurrection.

Thomas Cranmer

– Ребята, сюда!

В ночной тьме сверкнул одинокий фонарик, осветив небольшое каменное строение с резным портиком и массивной старой дверью. Вокруг стояла мертвая тишина, прерываемая только шуршанием ветра в старых липах. Трое молодых людей осторожно приблизились к склепу и осмотрели его. Мох пышным ковром покрыл стертые временем ступени и спрятал глубокие трещины. От богатой лепнины, когда-то украшавшей стены, остались только сколы и несколько бесформенных отколотых камней вокруг склепа.

– Ник, тут замок, – молодая девушка в джинсовой куртке указала на дверь.

– Где? Мой ключ должен подойти, – откликнулся Ник и подошел ближе, – Райан, посвети.

Втроем они склонились над засовом. Ржавый, тяжелый ключ с трудом провернулся в замке. Что-то громко щелкнуло, и засов упал на влажную от тумана землю. Ник осторожно приоткрыл дверь и первым протиснулся внутрь:

– Дана, держись рядом.

– Хорошо.

Они огляделись по сторонам. На стенах склепа красовались старинные надписи на латыни, каменная лепнина причудливо огибала свод и терялась в темных углах. В центре высилась статуя скорбящего ангела с серыми крыльями, на его печальном лице пролегла глубокая трещина. Пахло сыростью и плесенью.

– Ищите подсказку, – сказал Райан и осторожно сделал пару шагов вперед. – У нас почти не осталось времени.

Дана и Ник переглянулись, но не успели ничего сказать друг другу, как вдруг из-за статуи раздалось сдавленное рычание. Все трое замерли на месте.

– Вы слышали?! – шепотом спросила Дана, прижав руки к груди.

Рычание повторилось, на этот раз громче. Райан взвизгнул и отпрыгнул назад к двери. Ник, опасливо покосившись на статую, загородил собой Дану. Вдруг из-за спины ангела показалась страшная, черная рука в оборванных одеждах. Рычание превратилось в нечленораздельные звуки, отдаленно напоминавшие речь. Медленно из укрытия показалась сгорбленная фигура с растрепанными волосами. Когда Райан осветил ее фонариком, на ребят злобно уставились огромные, желтые глаза.

– Бежим! – завизжал Ник и, схватив Дану за руку, рванул из склепа.

Они бросились бежать, но монстр оказался проворным. Он ринулся следом и громко закричал. Ребята перепугались еще больше. Они перепрыгивали покосившиеся надгробные камни, обегали каменные изваяния ангелов, но мертвец не отставал. Ледяной страх заглушил остальные чувства, а жуткий крик монстра слышался, казалось, со всех сторон.

Вдруг Ник споткнулся о старую могильную ограду и неловко повалился на землю, утянув за собой Дану. Райан обернулся и увидел, как над ними зависла безобразная фигура мертвеца. Тот занес руку и истошно заорал. От ужаса Райан не мог пошевелиться, чтобы помочь друзьям. Дана громко закричала и закрыла лицо руками. Ник зажмурился. Это конец.

Внезапно в складках старой одежды мертвеца что-то завибрировало. Он на секунду замер, потом спохватился и ловко вытащил из внутреннего кармана мобильник.

– Все, ребята, время вышло! – Вполне по-человечески крикнул он и протянул руку, чтобы помочь Нику и Дане встать.

Райан вздохнул с явным облегчением и подошел ближе, хотя его ноги еще подрагивали от волнения:

– О Боже, это был самый незабываемый квест в моей жизни! Спасибо, мистер Коффин! Мы обязательно вернемся, чтобы пройти до конца. Сердце до сих пор колотится, надо же!

Ник и Дана закивали и стали наперебой расхваливать актеров и изобретательные загадки. Мертвец дружелюбно помахал рукой в ответ:

– Когда будете уходить, скажите оборотню, что я жду его и призрака у себя в домике!

Мистер Коффин принял деньги, пожал ребятам руки и заковылял к своему домик на границе кладбища Уилбери. Костюм неудобно стеснял движения, промозглый осенний ветер легко забирался под свободные рукава. Дасти Коффин снял тряпье и бросил на сундук в прихожей, наскоро вытер с лица грим и заварил крепкий кофе. Вскоре пришли двое других «монстров», он рассчитался с ними и, пожелав доброго утра, распрощался.

На рассвете мистер Коффин разогнал с кладбища тех редких бездомных, которые не пугались ночевать здесь, и обошел свои владения. Он одиноко гулял между старыми усыпальницами семнадцатого века, проходил мимо помпезных надгробных камней восемнадцатого столетия, заботливо поправлял венки и срывал с некоторых крестов мох. В лучах утреннего солнца пурбекский мрамор казался розовато-оранжевым, и даже темно-серый гранит выглядел насыщеннее.

Раньше вымощенные широкие дорожки теперь сузились в два раза и превратились в грязные тропинки. На некоторых участках кладбища совсем не осталось свободных мест, и однотипные современные могилы жались друг к дружке, совсем как пассажиры лондонского метро. Глядя на их столпотворение, мистер Коффин неизменно представлял, как здорово здесь было раньше.

До открытия ботанических садов и парков люди проводили свое время на кладбищах, устраивали пикники и приходили погулять под сенью пышных деревьев, полюбоваться цветами и изысканными памятниками. Теперь кладбища опустели, перестали заглядывать даже туристы. Мистера Коффина сильно расстраивало, что люди забыли про Уилбери, поэтому он по примеру соседнего кладбища решил организовать интерактивное представление с экскурсией. Квест привлекал много молодежи, но на бесплатную экскурсию почему-то никто не оставался. Люди перестали посещать могилы своих родственников, похороны случались все реже и реже.

«Не кладбища навевают траур, а то, как люди перестают о них заботиться».

Уилбери разрослось до огромных размеров, так что мистер Коффин не всегда успевал следить за порядком. Да и кому это было нужно? Смотритель с досадой оглядел ряды серых, безжизненных камней, там, среди них время навсегда застыло. Все эти люди, и их истории превратились теперь в короткие эпитафии на памятниках. Время беспощадно ко всем. Пытаясь отвлечься от грустных мыслей, Дасти вспоминал былые годы, когда на кладбище работал его дед, прадед и совсем далекие предки. Те времена казались ему безупречными, в них он находил успокоение и жалел, что родился так поздно: в мире, где уже никому не нужны кладбища.

У одного из склепов мистер Коффин остановился. Элегантное строение с четырьмя небольшими изящными колоннами возвышалось на три метра и поражало искусной отделкой. Четырехугольный герб над дверью изображал древние символы рода Коффин: птичку малиновку, сидящую на ветке боярышника. Дасти поддался порыву ностальгии и зашел внутрь. Знакомые имена замелькали перед глазами, внутри было прохладно и тихо. Мисттер Коффин мечтательно закрыл глаза и улыбнулся, представив, как за много лет до его рождения по этой земле ходили его предки. Уж им-то не приходилось завлекать людей, изображая из себя зомби.

«Раньше было лучше».

Посреди жизни мы пришли к концу. Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху: в надежде на воскресение к жизни вечной.

Томас Кранмер

Глава II

Grief is not a disorder, a disease or sign of weakness. It is an emotional, physical and spiritual necessity, the price you pay for love. The only cure for grief is to grieve.

Earl A Grollman

Мягкая и еще влажная земля обрамляла зияющую дыру на могильном холме. Крепкий сосновый гроб не выдержал ударов лопатой и сломался, обнажив еще светлые пеленки. Недавно погребенное тело куда-то исчезло. Гриф Коффин от смущения поджал губы, почесал затылок и в который раз оглядел кладбище, погруженное в утреннюю дремоту. Потом рассеянно обошел вокруг взрытой земли, но уже не смог отличить свои собственные следы от чужих. Улик на месте кражи он не обнаружил, а единственными свидетелями служили молчаливые статуи ангелов.

«Не очень-то вы охраняете покой после смерти, – подумал Гриф, укоризненно посмотрев на ближайшего крылатого стража. Тот застыл на сером постаменте, опустив руки и склонив голову, будто извинялся за свою невнимательность. – Вот же морока, что теперь делать?».

– Мистер Коффин!

Гриф обернулся и увидел, как к нему решительной походкой приближался высокий, статный мужчина в темном пальто из шерсти и сукна с бархатным воротником. Подойдя ближе, он протянул руку для приветствия, но так и застыл, пораженный видом вскрытой могилы, так что Грифу пришлось сделать пару шагов и ответить рукопожатием. Мужчина назвался Томасом Пейном.

– Ехал на похороны, а получил место преступления. Бедная матушка, – печально вздохнул мистер Пейн и сочувственно взглянул на смотрителя. – Когда это произошло?

– Видимо, сегодня ночью, сэр, – ответил мистер Коффин и неловко дернул рукав поношенного коричневого сюртука. – На этой неделе уже третья могила.

– Чьих это рук дело? – спросил мистер Пейн, нахмурив густые брови. Гриф отметил про себя, что его собеседник выглядит больше потерянным, чем разгневанным.

– Дело рук «воскресителей», сэр. Они распускают слухи о привидениях на кладбищах, а сами по ночам воруют покойников. Затем продают тела для анатомических театров. Молодым врачам нужна практика на свежих телах, но закон разрешает им резать только висельников. Да только их нынче катастрофически не хватает.

Мистер Коффин мог бы еще много рассказать о нынешнем положении дел на кладбище, об этих самых воскресителях, о случайно подслушанном на улице рассказе молодого человека, который хвастался другу, что лично выкопал и продал тело собственной бабушки. Но видя, в какой расстройство привел Томаса Пейна вид разрытой могилы, мистер Коффин тактично замолчал. Он ежедневно видел скорбь и печаль на лицах людей, но за восемь лет работы смотрителем так и не научился утешать. Вместо этого он неловко пожаловался:

– Все больше людей доверяют тела своих близких частным кладбищам, например, Кенсал-Грин на западе Лондона. Их услуги много дороже, однако, взамен они обещают тщательную охрану погребений.

Такой нелепой рекламе мистер Пейн только усмехнулся и, покачав головой, заметил:

– В этой стране научились вышибать деньги даже за смерть. Что ж, едва ли я удивлен. Поверьте, сэр, в скором времени вас обязуют платить за воздух, которым вы дышите. Англия совсем помешалась на взносах и налогах.

С таким заявлением мистер Коффин не мог не согласиться, поэтому сухо кивнул и снова взглянул на опустевшую могилу. Внезапно его внимание привлекло движение у входа на кладбище. Невольно он и мистер Пейн посмотрели в сторону резных ворот, там торжественно шествовала похоронная процессия. Впереди вышагивал оркестр, игравший похоронный марш, за ним следовали четыре блестящих катафалка, запряженные четырьмя лошадьми, в их гривах красовались перья для украшения. После них на кладбище появилась внушительная процессия плакальщиц и какофонию трубных инструментов теперь дополнили громкие женские причитания. Процессия медленно продвигалась к центру кладбища, а, когда мимо Коффина и мистера Пейна прошли две немолодые леди, одна из них показала на длинный траурный шарф, повязанный поверх ее платья, и вздохнула:

– Сколько у меня скопилось этих безвкусных черных тряпок! Ума не приложу, куда их пристроить. Раздают на каждых похоронах, право, текстильным нашим фабрикам суждена вечная жизнь, если и дальше мы сохраним эту расточительную традицию.

– Я слышала, что жена викария Принстона подкопила таких шарфов и сшила себе платье. – ответила даме ее соседка.

Мистер Пейн, услышав об этом, презрительно скривился, а вот немолодая леди кивнула и глубоко задумалась, перебирая пальцами черную ткань. Процессия наконец дошла до места погребения, а мистер Пейн невольно заметил:

– Несмотря на частные кладбища, у вас еще хватает состоятельных клиентов, взять хотя бы эти похороны. Роскошь граничит с помпезностью.

– Скорее с лицемерием, – хмыкнул мистер Коффин и, заметив вопросительный взгляд собеседника, пояснил. – Это вовсе не состоятельные граждане, а рабочий класс. Простые люди жаждут почувствовать себя аристократами, и это желание не пропадает даже после смерти. Они придумали специальные общества, наподобие гильдий. Эти общества с помощью взносов собирают большие фонды и тратят деньги на похороны. Так, обычного сапожника, кладут в роскошный, резной гроб, нанимают плакальщиц, шьют траурные шарфы и перчатки для раздачи и обязуют всех членов общества присутствовать на похоронах. И чем необычнее смерть, тем быстрее собирается фонд для похорон. Эти, например, хоронят мать с двумя детьми, погибшими в пожаре, и отца семейства, который тем же вечером скончался от туберкулеза.

– Судя по тону, вы этих новшеств не одобряете, – догадался мистер Пейн.

Конечно, Гриф Коффин не одобрял новых лицемерных порядков. Не одобрял он и то, что рядом со старинными, изящными склепами, каждый из которых являл собой произведение искусства, стали вырастать, как сорняки, однотипные надгробия. Рядом с лордами хоронили теперь всякий сброд. По кладбищам разгуливали горожане, в воскресные дни здесь устраивали пикники, смеялись и галдели, нарушая покой ушедших доблестных людей. При воспоминании о городских праздниках, когда на кладбище набивались люди, чтобы провести время, как «истинные аристократы», мистера Коффина передергивало.

«Как же все это фальшиво и неправильно, – думал он. – Куда подевались уточненные надгробные памятники со статуями, колоннами? Где пышные эпитафии, прославляющие подвиги, достойные остаться в веках? Все стерла лавиной бесчувственная, бесформенная культура масс. Почему, ну, почему не родился я пораньше, хотя бы лет на пятьдесят?»

– Мистер Коффин?

– А?

Смотритель не сразу услышал вопрос, погрузившись в свои мысли. Он резко обернулся и взглянул на мистера Пейна, в чьих глазах прочитал искреннее участие:

– Плывите со мной, в Америку. Что вас держит в умирающей от паразитов Англии? В новом городе организуете прекрасное кладбище, ни в какое сравнение с лондонским огрызком. Впишите себя в историю, мистер Коффин, здесь она уже давно закончилась.

Что-то екнуло в груди мистера Коффина, он невольно вздохнул и окинул взглядом свое дорогое, любимое кладбище. Оно сильно изменилось: земля кое-где просела и осунулась, старые могилы безвозвратно разрушило время, новые лишь безвкусно подражали древним оригиналам. Величавые эпитафии скрылись под зарослями мха и сорняков. Молчание могил никак не сочеталось с громыханием трубного оркестра, сопровождавшего похороны. Изящество скрылось под толстым слоем невежества. И все же… Все же он не мог. Он отказался.

Услышав ответ, мистер Пейн только сухо кивнул:

– Что ж, видимо, на память о матушке останутся только ее долги портному. Не думаю, что наша доблестная полиция возьмется за розыск уже мертвого человека, когда столько еще проблем с живыми.

Гриф определенно был с ним согласен. Ни одну пропажу пока не вернули обратно на кладбище.

Мистер Пейн попрощался и уже отошел на несколько шагов к выходу, как вдруг повернулся и снисходительно спросил:

– Мистер Коффин, как вы думаете, для кого строят могилы?

– Прошу прощения? – изумился Гриф.

– Кому они больше нужны: живым или мертвым? – уточнил Пейн и, не дожидаясь ответа, предположил сам, – согласитесь, ведь если люди хотят победить время, они строят пирамиды. А могилы и надгробия – еще одна иллюстрация эгоизма, жалкая попытка продлить общение с любимым человеком. Чуть только боль утихает, а воспоминания о покойном стираются… Впрочем, вам лучше меня известны последствия.

Сказав это, мистер Пейн повернулся и размашистым шагом направился к резным черным воротам, оставив мистера Коффина одиноко раздумывать над его словами. Он так и стоял среди полуразрушенных каменных крестов с горсткой земли в руке. Жалкая иллюстрация эгоизма…

Горе – это не расстройство, болезнь или признак слабости. Это эмоциональная, физическая и духовная необходимость, цена, которую вы платите за любовь. Единственное лекарство от горя – это горевать.

Э. А. Гроллман

Глава III

Be careless in your dress if you must, but keep a tidy soul.

Mark Twain

Ветер нежно играл с нарциссами, аккуратно раскачивая белоснежные бутоны. Цветы охотно поддавались и танцевали под мелодичное пение птиц. С ювелирной точностью Сол Коффин удалил с клумбы сорняки и легкими движениями примял землю. Он улыбнулся, видя, что бутоны вот-вот раскроются, и, не удержавшись, слегка погладил шершавым пальцем один из цветов.

Когда рядом с оградой раздались резкие, громкие крики, мистер Коффин встрепенулся и с испугом огляделся. Он совсем потерял счет времени, занимаясь цветами, и позабыл, что сегодня на кладбище Уилбери состоятся очередные похороны. Обычно угрюмые, бесцветные процессии с нанятыми плакальщицами нагоняли на Сола тоску, но в этот раз он с первого взгляда заметил неординарность похорон.

Мужчины шли вразвалочку и гоготали, кто-то распевал песни во всю глотку. Перед изящным гробом тонкой работы шли девушки в соломенных шляпках и белоснежных платьях, совсем не похожих на обычные, грубые наряды с похоронными черными шарфами. Увидев одну из девушек, мистер Коффин невольно схватился за сердце и судорожно вздохнул. Он никогда не видел такой красоты! Молодая леди лет восемнадцати держала в руке белоснежную розу и время от времени подносила ее к лицу, вдыхая аромат. Ее голубые глаза светились добротой и нежностью, в них не было ни следа спеси и чванливости, присущих строгим английским дамам. Казалось, еще шаг – и девушка воспарит в воздухе, столь легка была ее плавная походка. Кремового цвета платье подчеркивало осиную талию.

Когда она случайно посмотрела в сторону клумбы с нарциссами, Сол залился краской и выронил из рук маленькую садовую лопатку. Девушка мило улыбнулась ему и игриво опустила взгляд, потом снова посмотрела на Сола, и он почувствовал, как сердце пропустило удар.

Процессия, наконец, достигла нужного места. Мистер Коффин, не смея противиться желанию, пристроился недалеко и стал наблюдать за похоронами, поминутно поглядывая на девушку. Его удивил странный обряд, явно не английский: крышку гроба открыли, и каждый человек, подходя к телу, касался его ладонью. При этом вокруг не прекращались веселые разговоры и смех. Приподнятое настроение совсем не соответствовало причине собрания, но Солу Коффину это пришлось по душе.

– Таков наш обычай, – прозвенел рядом с ним приятный женский голос.

Сол вздрогнул и обернулся. Увлеченный необычным прощанием с умершим, он совсем не заметил, как та самая девушка оказалась недалеко и теперь с улыбкой смотрела на его смущение.

– Мы кладем руку на тело умершего, чтобы проверить, нет ли среди присутствующих того, кто повинен в смерти. Если таковой среди нас есть, тело покойника начнет кровоточить.

«Жутковатый обряд», – подумал Сол, но вслух осуждать традицию, конечно, не стал. А еще уловил забавный шотландский акцент собеседницы.

– А что насчет белых платьев? – с любопытством спросил он и сделал маленький шажок навстречу девушке. Она заметила это, но только тихо хихикнула.

– Тоже традиция. На похоронах юной незамужней девушки мы надеваем белые одежды. Как вас зовут?

– С-сол, – он произнес это так тихо и неуверенно, что пришлось прокашляться и повторить уже яснее, – Сол Коффин. А вас?

– Алиса МакЛауд, – представилась девушка и вновь улыбнулась. – Вас удивляет наше поведение?

– Сочувствую вашей утрате, мисс МакЛауд.

Мистер Коффин счел невежливым спрашивать, кем приходилась Алисе покойная. Смерть в молодом возрасте трагична и столь несправедлива, однако Сол верил, что у каждого события есть свои причины и, в конце концов, все происходит согласно непостижимому замыслу Бога.

Сол как бы невзначай поправил высокий стоячий воротник и отряхнул от земли и пыли суконный редингот. Себя он всегда считал тощим и невзрачным, но сейчас хотелось представить, будто худоба – это аристократическая стройность. Влюбленность, как говорят, преображает людей. Кто знает, а вдруг и он преобразится так, что Алиса МакЛауд согласится на прогулку с ним?

Женщины на похоронах тем временем раздавали всем присутствующим куски ароматного пирога, выпеченного в форме гроба. Сол аж рот приоткрыл от удивления.

– Мы в Шотландии верим, что скорбь живых мешает мертвым обрести покой. – Пояснила мисс МакЛауд. – Из-за слез, пролитых нами над могилой, у мертвеца намокнет саван. Но спать в мокрой одежде никому не понравится, не так ли?

– Верно, – улыбнулся в ответ Сол.

Ему еще не приходилось наблюдать похороны по шотландским обычаям, сама страна совсем недавно объединилась, наконец, с Англией. Сол не задумывался над тем, хорошо или плохо мертвецу спать в мокрой одежде, но идею о веселых похоронах одобрил сразу. Он уже порядком устал от высокомерных, чопорных аристократов, которые возводили себе склепы, похожие на богато украшенные темницы. Коффин знал, что раньше рядом с кладбищами и церквями устраивали ярмарки, народ веселился и отдыхал. А теперь холодные памятники и однообразные статуи ангелов угрюмо возвышались над могилами, скучные и отстраненные, совсем как похороненные под ними люди.

Забил церковный колокол, и Сол Коффин заговорщически кивнул Алисе, показав три пальца.

– Как вы угадали? – восхитилась девушка, когда колокол ударил трижды.

– У нас тоже своеобразная традиция, – охотно пояснил Сол, радуясь, что смог заинтересовать Алису. – Девять раз звонят по женатому мужчине, восемь – по холостяку, семь – по замужней женщине, и три – по девушке.

Они немного постояли, молча наблюдая за похоронами. Сол украдкой поглядывал на Алису и отмечал, что вблизи она еще более красива, но всякий раз отводил взгляд, когда она оборачивалась к нему. Алиса же наоборот проявляла живой интерес и оглядывала окрестности кладбища так, будто пришла в музей.

– Скажите, мистер Коффин, – вновь обратилась она, – а у вас по ночам бродят призраки?

Сол, очарованный ее наивностью, рассмеялся и пояснил, что с призраками обычно имеют дело священники, а он – всего лишь смотритель. Но Алиса тут же засыпала его просьбами рассказать какую-нибудь историю об этом, и мистер Коффин, слегка запинаясь от волнения, вызвался проводить ее к одной из могил. Когда они остановились у пышного надгробия с каменной лепниной и высоким крестом, Сол, наслаждаясь возможностью быть рядом с мисс МакЛауд, неторопливо принялся за рассказ:

– Священники укрощают призраков силой священных слов, но не отправляют назад на тот свет, как принято думать, а пытаются заточить, привязать к месту. Для этого призраков ловят с помощью особых молитв и отказываются освободить до заключения сделки. Неупокоенные души в конце концов соглашаются выполнить задание в обмен на свободу. И тогда им поручают что-нибудь скучное и невыполнимое, положим, плести веревки из песка или считать травинки.

Алиса с жалостью посмотрела на могилу перед ними, но Сол понимающе хмыкнул и указал рукой на надгробие:

– Здесь лежит Барти Грин из Окхемптона, почил в 1701 году. Его призраку священник поручил вычерпать воду из пруда при помощи сита, однако ничего не упомянул про сам инструмент. Мистер Грин, будучи трижды на посту мэра, тут же нашел лазейку. Он освежевал овцу, расстелил ее шкуру на дне сита и до того рьяно начал черпать воду, что затопил близлежащий городок.

Мисс МакЛауд пришла в восторг, услышав историю, а Сол важно подбоченился и улыбнулся. Совсем забыв про похороны, они гуляли по кладбищу и беседовали на самые разные темы. Наконец, возвращаясь к празднующим похороны, Алиса заметила пышные клумбы. Тогда Сол не без гордости пояснил, что сам занимается цветами и указал на некоторые из венков на могилах, которые он изготовил собственноручно.

– У вас талант! – ахнула Алиса и по-детски всплеснула руками. – Мистер Коффин, я решительно заявляю, что ваше место вовсе не здесь, на кладбище Уилбери, оно подле моего дяди, заведующего цветочными лавками в Глазго!

Сол Коффин покраснел и что-то неловко промямлил. Признание талантов такой красавицей весьма польстило, однако он и думать не мог о переезде или о смене профессии.

– Но вам же не нравятся скучные английские процессии с «гробовыми» лицами? – не уступала Алиса, вспомнив недавние слова самого же Сола.

– Нет, нисколько не нравятся.

– Вы же скучаете по тем временам, когда рядом с кладбищами и церквями кипела веселая жизнь?

– Скучаю, определенно скучаю.

Тогда Алиса развернулась, встала прямо напротив Сола и заглянула ему в глаза:

– Так, чего же вы все еще работаете здесь?

На этот вопрос Коффин не нашел ответа, поскольку никогда его себе не задавал. Он только и мог, что пожать плечами и глупо улыбнуться. Что его держало здесь? Да, черт его знает! Только вот удерживало сильно и крепко, раз Солу все никак не хватало сил, чтобы что-то изменить. Может быть, тот самый непостижимый Божий замысел, предопределение. А может, Сол трусил изменить обычный уклад жизни. Здесь, на кладбище Уилбери он – главный смотритель и продолжатель вековой семейной традиции. А за стенами кладбища… кто он? Продавец цветов?