скачать книгу бесплатно
Сегодня выяснилось, что наши овчины могут быть готовы, самое крайнее 15 числа вечером, а относительно отъезда пока ничего не слышно, хотя эшелоны пошли уже дальше. Было бы недурно остаться здесь числа до 20, а то уж больно коряво ехать в такую длинную дорогу без копейки денег, да еще бросить здесь невыработанные овчины, что могло бы получиться, если бы нас двинули еще на этой неделе.
13.12.1918. Андрей с утра на всякий случай начал упаковывать в цейхгаузе всё казенное имущество, которое находилось в его ведении, как артиллерийского каптенармуса, и которого за всё время слегка подкопилось. У него почему-то последнее время нервы дают себя чувствовать, что сильно влияет на его общее равновесие, благодаря чему он стал очень раздражительным и довольно часто подпадает под влияние плохого настроения и заявляет мне, что у него на душе что-то «погано». Сегодня он совершенно случайно выпил хорошего чистого спирта, которым его угостил аптекарь, к которому он пошел за покупкой чернил. Но и это не повлияло особенно хорошо на его общее состояние, хотя на несколько часов он слегка повеселел. С отъездом пока ничего более определенного не выяснилось, хотя то, что мы очень скоро отсюда двинемся, стало уже достоверным фактом, относительно же дня и часа отбытия нам сказали, что известят за несколько часов до того времени, когда эшелон будет подан на разъезд Гетмановский, где мы будем грузиться. Больше ничего не слышно.
Вечером вольноопределяющийся Юкельсон достал где-то шахматы, и мы с ним срезали у нас несколько партий. После такого большого перерыва было приятно сразиться в эту игру, за которой я с удовольствием могу провести несколько часов подряд, как это часто случалось летом.
14.12.1918. Время по-прежнему проходит в неопределенном и томительном ожидании. Утром сыграл несколько партий в шахматы, а вечером играли в преферанс. Интересно, что в эту игру за очень редким исключением я выигрываю иногда даже довольно крупные суммы, так что если бы не азартная игра, то наши с Андреем денежные дела обстояли бы довольно прилично, но вследствие неудачной азартной игры частые и мелкие выигрыши в преферанс не могут покрыть крупных, хотя и редких проигрышей в железку.
15.12.1918. Что-то уж очень стало похоже на то, что мы не сегодня-завтра тронемся отсюда. Мы с Андреем начали на всякий случай готовиться к отъезду. Вечером мы устроили с ним целую мастерскую, так как самостоятельно взялись за починку брюк и пришивание пуговиц, которые мы обычно пришиваем настолько крепко, что они держатся минимум 6 месяцев.
16.12.1918. В 3 с половиной часа нас разбудили и сообщили, что в 8 часов наш эшелон должен уже отправиться с разъезда Гетмановского. Сложиться нам было, конечно, пара пустяков.
Овчины наши не успели быть в надлежащем состоянии к этому времени. Пришлось войти относительно них в соглашение с нашим хозяином. Он согласился взять их себе, а нам предложил вместо них или деньги, которые мы за них уплатили, или тулуп уже разорванный, который всё равно пришлось бы переделывать. Мы решили взять все-таки тулуп, так как на Украине овчины нам будут стоить значительно дороже. Хозяева очень мило простились с нами, наотрез отказались взять деньги за стол и угостили нас еще на дорогу довольно плотно. Наш старик просил обязательно написать ему о себе и даже слегка прослезился, когда мы с ним расставались.
Вместо 8 утра мы выехали с Гетмановского в 11 с лишним, а с Кавказской только около 4 часов дня. Солдат разместили в теплушках, а для офицеров было дано 2 классных вагона: один 3?го, а другой 4?го. Мы с Андреем разместились в 4-м классе среди своей компании, подальше от наших батарейных дам и начальства, которые заняли вместе с некоторыми офицерами вагон 3?го класса. Когда мы шли из станицы за подводами к разъезду Гетмановскому, то я, шутя, сказал нашим офицерам, что «с движением на Украину начинается новая эра нашей истории и мы, можем быть, счастливы, что присутствовали при ее зарождении». Интересно, что каждому из нас сулит это движение?
17.12.1918. Вчера вечером на станции Тихорецкой встретил прапорщика Бекаревича, с которым учился вместе в гимназии. Служил он на броневом поезде. Говорил, что из наших могилевцев он встречал здесь Завишо, который в данное время лежит здесь раненый в госпитале, и Яковенко, который пристроился в Екатеринодаре в каком-то учреждении, ничего общего с фронтом не имеющем. Днем мы приехали в Ростов, там общество «Белого Креста» предложило всем нам бесплатный обед. Я с небольшой компанией пошел прогуляться по городу, так как наш эшелон должен был двинуться дальше только часа через три. На улице встретил Сашу Воронца, уже в чине капитана; он, как оказывается, всё время служит здесь при каком-то управлении и с фронтом тоже ничего общего не имеет. Он сообщил мне, что Е.А. Шацилло[68 - Шацилло Евгений Александрович, р. 1883. Из Могилева. Корнет. В Добр. армии и ВСЮР; на 17 дек. 1918 в команде в. ст. Икаева в Ростове, затем в Кабардинском конном полку, на мар. 1920 в Феодосии; 1920 в Донском офицерском резерве. Вышел в отставку поручиком 30 апр. 1920.] служит здесь в команде Икаева[69 - Икаев Александр Иванович. Войсковой старшина. В Добр. армии и ВСЮР; 1918 председатель Ростовского военно-полевого суда и нач. контрразведывательного отделения. Полковник. В эмиграции к 1923 в Болгарии.] и занимается полицейскими обязанностями. Кроме него я видел здесь еще Христофора Геннэ[70 - Имеется в виду Христофор Генне, студент, окончивший в январе 1917 1-ю Одесскую школу прап.], с которым был вместе в Одессе в школе. Он состоит теперь студентом местного университета и тоже далек от военных действий. При прощании преподнес мне сотню папирос и жалел, что до нашего отъезда осталось мало времени, так как он мог бы дать мне с собой пару тысяч папирос, если бы мы могли успеть зайти к нему домой. Он имеет какое-то отношение к дирекции фабрики Осмолова. От него я узнал, что бывший наш помощник курсового в школе прапорщик Крапивкин[71 - Крапивкин Иван Иосифович, студент, окончил 1-ю Одесскую школу прап. 25 июля 1916.] убит большевиками, а бывший фельдфебель младшего курса Восканьянц[72 - Восканьянц Саркис Давыдович, студент, окончил 1-ю Одесскую школу прап. 8 дек. 1916.] потерял в настоящей войне глаз и сейчас находится в одном из офицерских полков.
На какой-то станции машинист, требуя себе смены, отказался везти нас дальше, но, после того как к нему на паровоз были поставлены 2 офицера с винтовками, мы без особых разговоров поехали дальше. Интересно то, что большевиков они возили без всяких разговоров, сколько угодно времени, а теперь, если им на какой-нибудь час-другой приходится везти поезд дальше обычного, то уже начинают отказываться и рассуждают. Такие фортели они выкидывают нам не в первый раз.
18.12.1918. Год тому назад я выехал в этот день из Москвы. Тогда мне казалось, что я уезжаю оттуда ненадолго, но обстоятельства сложились совсем не так, как тогда можно было предполагать. Страшно хотелось бы побывать там хотя бы несколько часов или, в крайнем случае, получить оттуда письмо, но ни то, ни другое в данном случае немыслимо. За последние 5 лет я настолько привязался и привык к Оле и Генриху, что буквально не могу назвать дня, в который я бы не думал и не беспокоился о них точно так же, как за судьбу своего родного дома. Печально сложились дела, но зато как приятна и радостна будет встреча, если со мной и с ними всё будет благополучно.
Утром приехали на станцию Иловайскую, где, по всем признакам, мы пока остановимся. Остались мы все жить в вагонах, наш эшелон поставили на запасной путь, где мы и начали обосновываться. Большое неудобство заключается в том, что для того, чтобы попасть на вокзал, нужно пролезать под несколькими составами, которые отделяют нас от станции. Под вечер распространился слух, что на 21-м пути стоит вагон с конфетами какого-то спекулянта, который предназначен для растаскивания. Все устремились туда, причем в этом деле принимали участие, кроме солдат, почти все обер-офицеры и даже некоторые штаб-офицеры. Из этого примера видно, что даже нас, ведущих борьбу с большевиками, тоже отчасти коснулся большевизм, потому что раньше ни один офицер не позволил бы себе заниматься такими номерами, а теперь все смотрят на это, как на обычное явление. Общая распущенность коснулась абсолютно всех. Мне кажется, что для многих из нас этот случай должен иметь воспитательное значение, так как на будущее время не все будут так сразу поддаваться такому дикому непонятному чувству.
19.12.1918. Человек удивительно быстро ко всему привыкает. Так и мы уже привыкли и приспособились к неудобной жизни в вагоне 4?го класса. Сначала эта жизнь казалась очень корявой; народу много, тесно, грязно, холодно, нельзя хорошо расположиться. Все полки всё время подняты, так что даже нельзя сидеть, выпрямившись, но всё это вошло в нормальное состояние, и целый день в вагоне идет игра в преферанс и слышатся веселые песни. Очень трудно только привыкнуть к отсутствию освещения. Вечером Андрея вызвал к себе командир и поручил ему съездить в Екатеринодар за выпивкой к праздникам. Его в батарее считают за дельного и расторопного малого. По всем признакам, командир к нему очень хорошо относится. За какие-нибудь 10 минут он сложился и уехал с Юкельсоном в командировку.
20.12.1918. Днем получили жалованье, а часов с 6 вечера наш вагон уже представлял из себя сплошной клуб азартной игры. Игра почти во всех отделениях небольшими группами, причем на это время много офицеров из низшего штабного вагона 3?го класса перешли к нам. Вместо стола служил чей-либо чемодан, который играющие держали у себя на коленях, а освещалась вся эта музыка простой, коптящей масляной лампой с гарным маслом <нефтяное осветительное масло>. Я довольно долго не принимал участия в этой импровизированной игре, а затем присоединился к самой крупной компании и проиграл по обыкновению мелочь.
21.12.1918. Вечером поймали какого-то провокатора, который явился в солдатский вагон под предлогом купить у них конфет и начал распространяться в нежелательную для нас сторону на политические темы. Его водили к коменданту, затем опять обратно, о чем-то его расспрашивали и опять куда-то повели. Тут он, очевидно, решил, что довольно шутить таким образом, юркнул под вагон и бросился убегать. Прапорщик Диденко и два юнкера выстрелили ему вслед, но из-за темноты промахнулись, и он вышел из всей этой истории безнаказанным. Часов с 7 опять началась в вагоне игра. Я снова принял в ней участие и потерял остаток моих денег. Нужно будет или совсем бросить играть в железку или изменить систему игры, а то это начинает уже слегка надоедать. Немного крупно и чересчур свободно играю, имея на руках сравнительно небольшую сумму в 250 рублей.
22.12.1918. Вагон с конфетами, очевидно, настолько понравился солдатам, что они сегодня без всяких видимых причин решили растащить вагон с эмалированной посудой. Это расхищение было скоро замечено и быстро остановлено. Безусловно, на такой шаг толкает их необходимость, так как котелков в батарее очень мало, и в среднем один котелок приходится на 15 человек солдат, что при получении обеда и ужина весьма заметно сказывается, поэтому им волей-неволей приходится ловчить себе где-нибудь какую-либо посуду, так как надежды на то, что они со временем получат ее законным путем, чересчур ничтожна. Во многих отношениях Добровольческая армия настолько бедна, что если бы солдаты для добывания необходимых предметов не проявляли бы собственной инициативы, то им туго бы приходилось. Оправдывать такие приемы, безусловно, нельзя, но с ними приходится до некоторой степени мириться, в силу необходимости.
Большая часть наших офицеров уехала в город Юзовку на вечер, который устраивает наш дивизион с благотворительной целью. Я из-за отсутствия монеты остался с несколькими офицерами здесь в вагоне; да кроме того, меня нисколько не тянет всё это время к разного рода развлечениям и увеселениям; совсем не на этот лад я настроен в это тяжелое для всех моих родных и для меня самого время.
23.12.1918. Нам прибавили с 1 декабря жалованье; прибавку эту мы получим только в январе месяце вместе с добавочными за декабрь. Благодаря переезду на Украину эта прибавка в 30% сводится совершенно на нет, так как здесь всё значительно дороже: уже со станции Батайск, где я покупал баранки, можно было почувствовать, что цены здесь совсем не те, которые были на Кубани. Там великолепный белый хлеб стоил 42–45 коп. фунт, а тут за сравнительно небольшую франзоль <длинный батон> приходится платить 1 руб. 75 коп. Всё остальное тоже значительно выше в цене, приблизительно 2,5–3 раза. Главное хуже всего то, что чем дальше будем двигаться на север и на запад, тем всё будет становиться еще дороже. Что касается сахара, то он за последнее время здесь так вздорожал, что по цене своей приблизился к кубанской стоимости и кроме того ни в одном буфете нельзя получить чаю с сахаром.
