скачать книгу бесплатно
– Доем, и пойдем – ладно? – уточнила Дашка.
– Ладно. – Артем отвернулся в сторону саксофониста. Зал заполнился, компании по-деловому стучали вилками, вплетается в сигаретный дым английская речь. Дядечка за соседним столом машинально теребил окладистую седую бороду, глаза бегут по газете. Пивная кружка ополовинена, над янтарной жидкостью колечки пены. – Томас!
– А? – не поняла Дашка.
– Это Томас, – Артем кивнул в сторону бородача. – Живет в «Версале», но жрет, скупердяй, здесь. Да и «мочалки» в казино дорогие… Думаешь, газетку читает? Ага, ждет любительниц халявного английского. – Мужчина заметил внимание, вскинул ладонь:
– Хай!
– Хай, Том! – Артем приторно улыбнулся. Шепнул скатерти. – Педофил… – Дашка сосредоточилась на мороженом, стараясь не смотреть на американца. За спиной засмеялись. Быстро прошла официантка, поднос прилип к руке: графинчик «беленькой», рюмки, чужеродно таращится зубочистками тарелка с «канапушками». Секс бомбу Анжелу не узнать среди одинаковых белых блузок – ягодицами не покачаешь. Чего изволите-с? Спасибо-с…
– Все! – Дашка аккуратно сложила ложечку. – Пойдем? – Пальцы нащупали альбом.
– Пошли, – Артем помог встать, неуклюже затолкал стул под стол. Взвесил на руке куртку, но одевать не стал. Напомнил. – Сумку не забудь. Как ты без учебников? Мамка заругает.
– Папка – у нас ругается папка. А мать дерет.
– Да ну! – не поверил Артем.
– Потом сама плачет, – поспешила уточнить Дашка. Ей стало неудобно, что она так запросто про мать.
– Все равно… – Артем пожал плечами; неловко, по-пионерски, обнял за талию. Дашка замерла, на всякий случай, но через силу прошипела:
– Руки! – Ладони-лопаты будто не было – кисть вскользь ушла в карман.
– Помочь хотел, – оправдался Артем. Дашка затолкала альбом в сумку, повесила через плечо. «Трус! Ой, дура-дура! – Она раздраженно закусила губу. – И как теперь? Сама полезешь на прощание целоваться?». Некстати из-за плеча спросили:
– Уже уходите?
Конечно это Анжела: глаза насмешливо проклевывают Дашку.
– Вот, проводить… – Артем, будто нашкодивший кот, кивнул в сторону моря. «Топить, что ли собрался?». Анжела недвусмысленно заметила:
– Зря. Мы сегодня до двух.
«До двух она, мышь сисястая. А вот тебе!».
– Тём, пошли – опоздаем! – Дашка театрально вцепилась в своего мужчину, нетерпеливо потянула на выход – будто в спальню…
Не удалось. Под восторженный иностранный гвалт снизу выкрикнули.
– Артем! – Кавалер остановился, выпятив челюсть.
– Шлема?
По ступенькам «взлетел» блеклый тип – волосики прозрачные, как паутина. Интеллигентские очочки сползли на самый кончик «утиного» носа. Зеленая водолазка в катышках, драные джинсы. Ботинки из желтой замши, подошва толщиной в два пальца. Как он их поднимает? Как-то сразу Артем выдвинулся вперед, загородил Дашку, она услышала лишь скользкий разговор.
– Отдыхаете? – крысиная мордочка Шлемы любопытно высунулась.
– Перекусили, – уклонился Артем.
– Что так рано? – блеклый, казалось, истинно расстроился. Прыщаво предположил. – Или уже договорились?
– Шлёма! – спина Артема завибрировала.
– Да, ладно ты – не кипятись! – блеклый грамотно спрыгнул со скользкой темы. Забил ее предложением. – Оставайтесь. Питер угощает. У него, оказывается, земеля на «Тикондероге». Притащил сюда дюжину пендосов. Оставайтесь! – Маслянистые глаза снова ощупали Дашку. – Пусть студент порадуется.
– Студентка, – оскорбилась Дашка.
– Студентка, – Шлема ласково улыбнулся. – Извините!
Артем дежурно представил собеседника:
– Даша – Вова Шлюмкин, Вова Шлюмкин – Даша.
Блеклый протиснулся между Артемом и перилами, перед Дашкой возникла холеная белая ручка с пальцами пианиста, наманикюренные ноготки блестят бесцветным лаком.
– Вова!
– Нет, я Даша, – фыркнула девушка, но руку пожала. Мягкая кисть – будто без костей.
– Шлюмкин – это псевдоним, с моей рязанской фамилией лишь поросят кормить, куда там в галереях…
– Шлёма у нас фотограф, – перевел на человеческий Артем.
– Слава богу, не у вас! – хихикнул блеклый. – А Дашенька, простите, на кого учится?
– Артем, – Дашка грубо проигнорировала вопрос, блеклый ей не понравился, – я опоздаю.
– Извини, Шлёма, мы пойдем, – кивнул Артем. Блеклый состроил капризную мину.
– Не гоните, молодежь. Город маленький, везде успеете. Полчаса. – Он показал меж пальцами мизерный промежуток времени. – В конце концов, Олежек довезет.
– На Океанскую? – усмехнулся Артем. Шлема присвистнул:
– На Океанскую? – поморщился, махнул рукой. – Да и фиг! – довезет до Океанской, не развалится. Посидите с нами? – Дашка уцепилась за край Артемкиной куртки, внизу, у гардероба толкались американские матросики: панамки, бушлаты, сытые рожицы с баклажанным отливом. Шлема коснулся ее локтя. – Дашенька, надавите на своего дикаря. Посидим, поржем – пендосы, когда пьяные забавные. Хотите, уговорю целого капитана «Катюшу» спеть?
Дашка уткнулась подбородком в растянутый ворот свитера, покосилась на Артема. Шлема поймал интерес, вмиг оказался выше Дашки, потянул ее в зал. Она промямлила, оглянувшись на Артема:
– Ну, если на полчаса… Вы меня, правда, отвезете?
– Почему «тебя»? – Шлема задрал брови. – Вас! – Осмотрел обоих.
– Не сложилось что ли? – догадался он. – Тогда, сам бог велел не торопиться.
Тут Дашка ощутила, что стремительно краснеет, кончики ушей загорелись – того и гляди пыхнут. Воображаемо запахло паленым волосом и репутацией.
– Это не ваше дело, – нашлась она, спасая остатки приличия.
– Конечно не мое, – Шлема отмахнулся, скакнул белкой в зал. – Ирочка, мы тут!!!
Будто дождавшись сигнала, матросские ботинки загрохотали по ступенькам.
* * *
«Полчаса, полчаса» – Дашка постоянно напоминала себе о времени, стрелки часов пожирали его незаметно. Бокал вина. Шипящие слова, как через камешки: единственно знакомое – «Джорджия».
– Окей! – кивнула Дашка тяжелой головой. «Целый капитан» и в правду пропел: «Выходила на берег Катюша», а теперь тряс перед ней пальцами-сосисками. Синий растянутый якорек на фаланге указательного пальца. С другой стороны Дашку придавила задорная латинянка Виктория. Хорошенькая – страсть! На ней даже клоунские ботинки выглядели изысканным «милитари». Птичья испано-английская речь промыла голову насквозь. Дашка на всякий случай повторила в бокал. – Окей. – Артем напротив – натянуто улыбается, косится в ее сторону, Шлёма поспевал везде. Бегло щебечет с пузатыми неграми, вдруг, стоит моргнуть, оказывается в двух шагах:
– Все в порядке?
– Окей! – Дашка вдруг поняла, что язык отказывается произнести «угу».
– Молодец, освоилась, – похвалил Шлёма, опустился рядышком на стул, перекинулся фразой с латинянкой. Женщина, закинув голову, рассмеялась, капитан оторопело погрозил исколотым пальцем. Вдруг Шлёма положил руку на Дашкино колено. – Как с английским – волочешь? – Дашка дернула ногой, Шлема вскинул ладони. – Ой, извини! У нас по-простому!
– У меня все сложно.
– Тю-у, – протянул Шлёма, моргнул в сторону Артема. – Любовь что ли?
– Хоть бы и любовь.
– Нафига он тебе? Проблема на проблеме и карман с дырой. Нафига девушке еще одна – разве про запас… – Дашка задохнулась, вжалась в стул, Шлёма отбарабанил марш на ее коленке. – Смотри, подросток.
– Сам смотри! – выдавила она.
– Ябеда, что ли? – Шлема хлебнул из чужого бокала, мягкие пальцы жеманно прикоснулись плеча, Дашку передернуло. – Ладно, не обижайся – я ж не знаю, как у вас. Можно ж попытаться? Зато честно. Нет?
– Нет!
– Ну и ладно, – Шлема привстал, успел скользко шепнуть. – Осторожнее с Викулей – лесбиянка. – Он кивнул на соседку американку. Карие глаза ответили остро, Виктория помахала пятерней.
Прошел час…
– Русские – свиньи, говоришь? – Артем оторвал лоб от столешницы, проглотил взглядом Питера. Американец поперхнулся. Мгновение – он сидит на полу с разбитым носом, таращится рыбьими глазами. Моряки подскочили, любительница английского заверещала. Артем опрокинул стул, нащупал первое, что попалось под руку:
– Ату, суки! Будет вам Чесма! – Вилка сверкнула под софитом.
– Артем! – вякнул Шлёма.
– Ша, корюшка! Мой адрес Советский Союз! Слышал хоть, овощ? – никто не успел ответить, Артем с полуфразы затянул. – Союз нерушимый республик свободных сплотила на веки великая Русь, да здравствует созданный волей народа великий могучий Советский Союз!.. – голос сломался, Артем сплюнул в матросскую панаму. – Капитан, капитан, улыбнитесь: Чебурашка – это флаг корабля… – Пробормотал через икоту. – Идите вы на… Тикон-ик-дерогу. Что лупитесь, баклажаны? Не любите в рыло… Перхоть репейная! – Один матрос дернулся, но натолкнулся на рык. – Смирна!!! – Артем сделал страшные глаза. – Селедка пепеточная! – Он прищурился, обвел публику взглядом. – Гуманитарку, суки, привезли? Помогаете? – Остановился на латиноамериканке. – Викуля, спасай – отсоси советскому офицеру. Победа, мать твою!.. – Он обошел стол, роняя посуду. Заметил Дашку. Она не могла никак сфокусировать внимание на ком-то одном. Вот ее «демон» хамит пролетарски, бородатый педофил переворачивает газету, ищет глазами свою поклонницу. Капитан что-то бегло щебечет, под смуглой кожей матроса играют желваки.
– Ой!!! – Дашка взлетела над стулом. – Пусти!!!
Артем закинул ее на плечи, покачнулся, но устоял.
– Знаешь что? – шлепнул ее по заднице.
– Пусти!!! – Дашка заколотила в плечи. Пленница, мамочки мои, можно поклясться, завоняла конская попона. – Ар-р…
– Давай, хоть тебя спасу, русская женщина! – Зашатался потолок, глаза – перепуганные и веселые.
– Пусти! – Дашка вдруг спохватилась. – Альбом! – Папка рассыпалась по ковролину, белые прямоугольники жалко кричали из-под ног. Псина обособленно от всех таращился с листа, на то, как уносят хозяйку. – Скотина, пусти!!! – стало жутко, мочевой пузырь чуть не слился в джинсы. – Пусти…
– Да не кричи ты. Уши больно. Коза! – Артем подкинул ее, пристраивая поудобнее, и сбежал в холл.
Глава 6. Артем.
На улице рубили дрова. Хряк! – топор отесывает чурбаны. Затем деревяшки музыкально колотятся о кучу. Хряк!
– Бля-а! – выругался прокуренный мужской голос. Опять – хряк!.. Голосисто расчирикались воробьи, тявкнула шавка – заливистый лай оборвался матом. – Гнида, заемал! – Топор расколол чурбан. Артем высунулся из-под пиджака, через щели в стенах льется серый свет. По углам: семейный хлам – такой копится легко, но выкинуть жалко. Кому, спрашивается, нужен бачок от старой стиральной машины или лыжики «Быстрица» с одной бамбуковой палкой? «Милый, лишь бы не было войны» – сам собой напрашивается куплет под этот очаровательный склад. Да пофигу война, когда в каждой сараюшке подобные запасы. Артем сел; всклокоченное ватное одеяло лежит поверх неструганных досок; чугунный шар догнал чумную голову.
– Хреново как, – пробормотал Артем. Как такие сараюшки называются. Сени? – Ах, вы сени, мои сени, сени новые мои… – Он спрыгнул на пол, поискал туфли. Один ботинок валялся оверкиль[1 - Оверкиль (англ. overkeel) – опрокидывание судна вверх килем (днищем). Здесь: перевернут.] под полкой, второй стыдливо щерил нос у стены. Когда Артем обнаружил спаренные в кулек носки, не удержался хмыкнув. – Надо же…. – Сени должны быть новыми, кленовыми, решетчатыми. Эти были старые, пропахшие рухлядью, но дыры меж досками имелись. Артем, чувствуя себя мальчишкой, приник к одной. – Куда нас «белка» занесла?.. Поглядим. – Стебли засохшей полыни, доски вповалку, ржавое ведро. Несуразный пес, сделав стойку, таращится за угол. Оттуда снова: Хряк! – дровина звучно встретилась с кучей. Хозяина видно не было. Артем накинул на плечи пиджак, поежившись, подошел к двери, подергал. – Оп-па! – снаружи загремела цепь. Артем пнул дверь. – Хозяин, открывай. Ты чего беспредельничаешь? – Пес захлебнулся лаем, до хрипа. Повис на ошейнике. Хозяин, шикнул:
– Гнида, пошла! – Псина обижено взвизгнула. Цепь зажурчала о доски. Гнида, значит. Хорошее имечко – Шлюмкину в самый раз.
– Ой, еп! – Артем схватился за голову! Шлема – сидит сейчас у Моленки, струится слезами. Мурзилка резиновая! Не трещала бы голова, впору напугаться. Где хоть я? Некстати припомнился «огорченный» Питер – на бывшего Чикагского таксиста, в общем-то, плевать. А вот перед голосистым капитаном, что так старательно растягивал «Катюшу» становилось неудобно. Интересно, Вики знает, что по-русски значит «пососать»? Интуиция подсказывала – знает. Вспомнился Дашкин визг у самого уха. Что называется, произвел на барышню впечатление – не забудет никогда. Артем тревожно осмотрел свою «тюрьму». На душе кисло, по сердцу – заржавленной пилой. Прощения просить пристойно, если помнишь за что. За беспамятство – по роже. Да вроде, все без глупостей. Ага! – шевельнулось внутри. – Сарай, мужик, топор – логическая цепочка намекала об обратном. Артем примерил к плечу оборванный рукав, жалко признался ниткам. – Не помню!
– Зато я помню, – заверил за дверью хриплый бас, цепь зазвенела.
В глаза ударил яркий свет. Артем зажмурился, дернулся назад.
Бить не стали. Грубо, но спокойно спросили. – Ты зачем мне дочь губишь, чудовище?
Артем ответил не сразу:
– С Дашей… с ней все хорошо? – с трудом выдавил он. Силуэт недобро ухмыльнулся:
– Чего хорошего? – он рассмотрел Артема с прищуром, неожиданно сжалился. – Болеет…
– Я не?..
– Ты б не здесь дрых, а в канаве! – оборвал мужик. Посторонился. – Ну, ты выходишь… кавалер?
– Ну, выхожу.
Посадили у печки, отец высыпал дрова под оштукатуренный бок.
– Свет опять отключили, – пояснил он. – Горшок с Крышей[2 - Горшок и Крыша: мэр и губернатор. Бонзы мерились у кого толще и длиннее.] развлекаются. – Он приоткрыл дверцу, коротко зыркнул на гудящее пламя. – Чаю хочешь? – снял с конфорки зеленый чайник, плюхнул бурое варево в железную кружку с отколотой эмалью.
– Хочу, – кивнул Артем, натянув рукав пиджака на ладонь, взялся за кружку. Все равно прожгло. Он поморщился, подставил под донце другую руку и отхлебнул: без сахара; тяжелый «грузинский» задубил язык. Артем глянул на отца поверх кружки. Суровый мужчина, мелкий – такие «на раз» втыкают в печень и рубят по-стахановски уголёк. Седая, стриженная «под ежик» голова, натянутые скулы. Шея сухой веткой торчит из растянутого ворота водолазного свитера. Как у «черно-белой», но в разы древнее. Штаны «афганки» заправлены в потрепанный «кирзач».
– Куришь? – в руке отца оказалась половинка «Примы».
– Нет, – Артем снова отхлебнул, не удержался – скривился.
– Горький? – догадался отец. – А че сахару не попросишь?
Странно, но мысль, что у дядьки может водиться сахар не пришла в голову.
