Право на смерть

– Да, Леночка, я забыл про тебя! – воскликнул Красавин с деланой радостью, будто видел ее сегодня впервые. – Ну конечно, я понимаю тебя. Держишься пока за Батырова. Когда он станет шефом, займешь его место в Особом отделе, может быть, даже выйдешь за него замуж и бросишь его, как только тебе под руку попадется министр или губернатор. Ведь карьера прежде всего. Работа, работа, работа! Что может быть интереснее, чем выбрасывать на улицу людей без пенсии?

Леночка нахмурилась.

– Да заткните же его! – истерически выкрикнул кто-то. Но никто не решился подойти к Красавину. Все молча сгрудились за спиной шефа и молча ждали, что будет дальше. То, что происходило сейчас, было немыслимо, это не укладывалось ни в какие привычные алгоритмы, это было просто невероятно.

– Кстати, забыл вам всем сказать самое главное, – Александру было весело и легко. – Я уничтожил все чертежи, которые нашел в институте. Да, на всех носителях, во всех отделах. Извините, шеф, что не оправдал ваших надежд, сорвал все мероприятия и ваш доклад Президенту. Но я должен был это сделать. Я не мог иначе.

– Я помню кое-что по памяти, мы восстановим, – пробормотал Берг, но шеф не услышал.

– Да, конечно, меньше всего пострадает Особый отдел, – продолжил Александр. – Там есть копии. Батыров, они у тебя с собой? Я что-то не нашел их в сумочке Леночки и в твоем столе.

– Это какой-то бред! – Батыров попытался улыбнуться под метавшим молнии взглядом шефа.

– Да как же, Батыров? Я сам видел, как ты их переснимал. И даже Леночке сказал, что делаешь это на случай пожара, – напомнил Красавин со смехом.

Он отступил назад на несколько шагов и взглянул на толпу присутствующих:

– Простите, я немного устал. Я вобщем-то и сам не лучше всех вас. Я тоже наивно верил, что создаю для людей радость, облегчаю их труд, помогаю обществу. Я такой же преступник, как и все вы. Только я все поняли больше не хочу с этим мириться. А вы, зная то же, что и я, предпочтете лицемерно молчать дальше. В этом разница.

Александр захохотал. От души, устало и счастливо. Это был конец. Теперь он сможет без стыда смотреть в глаза людям. Теперь он свободен. Он повернулся и пошел прочь, все еще продолжая смеяться.

– Полицию! – сквозь зубы процедил шеф, и пара человек метнулась исполнять его приказ.

Он был уже не просто раздосадован. Его никогда еще не выводили из себя до такой степени. Два его лучших сотрудника подложили ему свинью в такой ответственный день. Сегодня вечером Президент в лучшем случае пошлет его в отставку. Но прежде, чем он уйдет, кое-кто заплатит за это.

Шеф обернулся к Батырову:

– Ты уволен!

Если уж ему не быть больше главой НИИ, то первым вылетит Батыров, так мечтавший занять его место.

После этого он быстрым шагом удалился в свой кабинет. За ним разбежались остальные. Хотела уйти и Леночка, но Батыров остановил ее за руку:

– Значит, это правда? Ты не любила меня?

Леночка холодно взглянула на недавнего любовника, будто хотела заметить, как недавно Александру: «Странно, неужели ты этого еще не понял?»

– К чему эти глупости? – сказала она вслух. – Что может быть важнее работы и карьеры?

Батыров отдернул от нее руку, будто ужаленный.

Леночка ушла. Батыров проводил взглядом ее стройный изящный силуэт, потом достал из внутреннего кармана пиджака пистолет и приставил его к виску.

Когда шеф скрылся из виду, Берг присел на скамеечку возле одного из рабочих столов. Он снял очки и теперь протирал их по стариковской привычке. Часто мигая, Андрей Лукич нервно искал в карманах платок и, найдя его, наконец, промакнул им глаза. Спасения для Александра не было, он это понимал. Рано или поздно его поймают и казнят. Для него все было кончено.

Хлопок выстрела, прозвучавшего совсем рядом, не испугал Берга. Наверное, он даже не слышал его, погрузившись в размышления.

Мимо протопал глуповато мигающий датчиками глаз робот-техник. Его сенсоры, видимо, уловили необычный звук, и теперь он пытался передать информацию людям. Пострекотав немного возле профессора, который не обращал на него внимание, робот ушел куда-то.

Александр брел по улице мимо железно-пластиковых деревьев. Высказав все коллегам, он почувствовал вдруг необычайный упадок сил. Он сам не знал, куда ему теперь идти, просто бездумно шагал по улице. Навстречу попадались какие-то люди, муж и жена, возбужденно обсуждавшие покупку нового робота.

– Сумасшедшие! Безумцы! – крикнул им Красавин мрачно. – Вы только что выкинули на свалку жизнь человека! Она не очень дорого вам обошлась? – и пошел дальше, тут же забыв о них.

Наконец, он оказался в старых кварталах. Обитатели этих мест с удивлением смотрели вслед хорошо одетому молодому человеку с безумной искрой в глазах. За Александром увязался какой-то ребенок, но Красавин, погруженный в свои мысли, не замечал его, пока не наткнулся на карлика, которого уже видел раньше. И замер, словно пораженный громом. Карлик пробормотал что-то и снова скрылся за углом, не желая с ним говорить. Оглядевшись вокруг, Александр обнаружил себя стоящим посреди той самой улицы, где был вчера.

– Эй, сударь, вам, смотрю я, все не сидится дома! – к нему подходил уже его вчерашний рыжий собеседник. – Это уже похоже на навязчивую идею, – но увидев лицо Александра, рыжий отпрянул: – Сударь, да вы и в самом деле больны! Вот уж никогда бы не подумал, что на вас так подействует наш разговор! Наверное, вы и в самом деле не знали…

Красавин, узнав его, схватил его за плечи и потряс:

– Я сказал им об этом! Я сказал, и они не посмели не дослушать! Я уничтожил все чертежи, я уничтожил их! А это значит… – он побрел прочь, почти простонав: – Я уничтожил себя, институт, все!

Рыжий догнал его:

– Я не знаю, как вас зовут, сударь, и я должен был бы высказать вам благодарность, что вы не остались равнодушным к нам. Но вас теперь будут искать. Вы совершили государственное преступление. Вас казнят, если поймают. Я могу помочь вам скрыться.

– Скрыться? – переспросил Александр. – Зачем? Меня уже нет. Сегодня ночью я понял, что нас всех уже нет. У живых людей много прав, и лишь мертвые не могут отстаивать эти права. В нашем обществе человеку оставили лишь одно право, которым он может распорядиться, никого не спросив, – право на смерть. Можно покорно и долго существовать либо умереть, чтобы освободиться насовсем. Я сделал все, что мог. Большего я не смогу. Значит, я выполнил свою задачу. У меня больше ничего и никого нет. Зачем же мне жить? Смогу только еще один раз сказать людям, как мало стоит их жизнь, если они ставят выше нее деньги, карьеру, власть и какие-то бездушные автоматы. Зачем цепляться за такую жизнь? Да и жизнь ли это?

– Мы можем бороться, – страстно возразил рыжий, и глаза его засветились необычным блеском. – Вы вашими знаниями могли бы помочь нам бороться с несправедливостью в этом мире. Их можно бить их же оружием!

– Оружием?! Опять роботы? Нет! – Александр попятился от него. – Хватит! Вы можете уничтожать старых роботов, но новых я строить не буду!

Рыжий остановился, желая что-то сказать, но Александр больше и не слушал. Он шел дальше, все быстрее и быстрее, чтобы быть как можно дальше и от этих старых кварталов, и от всего остального.

Над городом по-прежнему подпертое небоскребами полоскалось грязно-серой простыней бездушное небо. Александр вдруг понял, что за последние десять лет ни разу не видел солнца.

Какое оно? Он помнил что-то светлое и пушистое, радостное и доброе, согревающее и ласкающее. Он забыл, как оно выглядит, сохранились только ощущения.

«Я хочу видеть солнце! – подумал Красавин. – Я хочу видеть его!»

Он прибавил шагу, чтобы успеть выйти из города до закрытия ворот периметра.

Пройти ворота оказалось проще, чем он думал. Уже досматривали все машины, пересекающие черту ворот. Но к пешеходам такого пристального внимания еще не было. Александр смешался с толпой селян, распевающих заунывные песни по дороге с работы в ближайший пригород, и прошел с ними еще не меньше часа. Они даже не обратили на него внимания, целиком поглощенные своими заботами.

Отстав от своих попутчиков в поле и проводив их взглядом, он огляделся.

До самого горизонта небо было заляпано грязными кляксами туч. Ни единого просвета. Вчера… Вчера он видел солнце – только край, самый маленький кусочек, но это совсем не то.

Александр побежал. Горизонт поднимался ему навстречу, но это не изменяло картины вокруг. И от отчаяния Красавин бежал еще быстрее, задыхаясь с непривычки, будто боясь опоздать куда-то, надеясь, что вот-вот он увидит тот самый маленький кусочек желтого диска… Наконец, он споткнулся и упал обессиленный, да так и остался лежать без движения.

Весь мегаполис стал похож на муравейник. Репортеры с вечера осаждали здание НИИ технического прогресса, пронюхав неведомым образом об утренних событиях. Это была сенсация: несколько ведущих работников во главе с директором подали в отставку по требованию Президента. Остановилась вся работа учреждения, исчезли все чертежи, все базы данных, все, что хоть немного относилось к основной работе НИИ. И хотя профессор Берг с кучкой помощников пытались по памяти восстановить хоть что-нибудь, каждый понимал, что это бесполезно. Сенсация года, десятилетия, века! Естественно, к любому вышедшему из здания человеку бросались представители всех средств массовой информации, существующих на планете – всевозможных мастей и калибров, с микрофонами, камерами, фотоаппаратами. Но мало кто мог сказать что-то вразумительное. Лишь одно имя было у всех на устах и разнеслось эхом в одно мгновение – Александр Красавин. Люди, очнувшиеся от привычной полудремы, шептались по закоулкам, не в силах понять, кто этот Красавин – герой или сумасшедший. И самое страшное: что же теперь будет? Как будет жить дальше мегаполис и вся планета?

Среди толп народа шныряли полицейские роботы: не ведавшие брезгливости, они заглядывали везде – и в новые, и в старые кварталы, и в сады, и в помойки, в самые укромные уголки, но не нашли никого, похожего на искомый объект.

Какое-то торможение было в мыслях. Александр не просто не понимал, он даже и не желал понять, что происходит сейчас вокруг. Он исполнил свой долг – то, что велела ему совесть, и больше не вспоминал об этом. Он слишком устал анализировать и прогнозировать. Ему было абсолютно все равно, что с ним будет дальше.

– Эй, ты! – окликнул его кто-то, когда Александр проходил через ворота периметра. – Иди сюда, подержи сумку с инструментами!

Красавин приблизился к человеку, тот всучил деловито ему две небольшие пластиковые сумки, потом влез на стремянку, установленную возле одного из железных деревьев, и принялся копаться в пластиковой листве. Александру не было видно, что он делает, да он и не интересовался. Он вообще не думал, уставившись в забытьи в одну точку. Непривычная пустота внутри тяготила его, и он не знал, чем заполнить ее. Слишком страшна и глубока была она.

– Эй, ты, парень, ты оглох что ли? Олух Царя небесного! Дай отвертку! – ремонтник грубо толкнул Александра в плечо.

Красавин машинально бросил его сумки на землю и пошел прочь, не слушая проклятий, посылаемых ему вслед.

Он не помнил, как добрел до своего дома.

– Здравствуйте, сэр» – привычно приветствовал его Джим. – Долли приготовила отличный завтрак. Куда вам его подать?

– В кабинет, Джим, – пробормотал Александр и пошел наверх.

Взяв томик стихов какого-то известного раньше, но теперь уже прочно забытого всеми поэта, он сел в кресло и погрузился в чтение. Джим принес поднос с завтраком и удалился.

Так пролетел незаметно час или два. Потом внизу послышался шум, но Красавин не обратил на него внимания. Вскоре на пороге его кабинета появился человек в мундире капитана полиции, а за его спиной еще два сержанта. Они молча остановились у дверей, пораженные. Человек, который день назад буквально уничтожил всю основу общественной жизни – это злополучное НИИ технического прогресса, этот человек, которого целые сутки разыскивала вся полиция планеты, преспокойно сидел в кресле дома и читал стихи.

Наконец, Красавин поднял глаза на капитана:

– Что вам угодно?

– Господин Красавин? – осведомился офицер, все еще не веря своим глазам.

– Да, это я, – подтвердил Александр.

– У нас есть приказ арестовать вас и обыскать дом, – сообщил капитан.

Больше всего этого молодого офицера удивило, как воспринял это известие арестованный. В самом деле, он еще никогда не видел, чтобы при аресте люди смеялись!

– Да-да, конечно, – сквозь смех согласился Александр. – Проходите, присаживайтесь. Пусть ваши люди делают свое дело. Они вряд ли найдут что-нибудь стоящее, но ведь это их работа. Работа нужна людям, – он снова стал серьезным.

– Вы извещены о своих правах? – спросил капитан, в соседнее кресло.

– Да, конечно, не стоит беспокоиться, – Красавин откинулся назад в своем кресле и спросил: – Вы позволите хотя бы дочитать поэму до конца? Это не займет много времени.

– Пожалуйста, продолжайте, – разрешил капитан.

Красавин с интересом смотрел на своего гостя. Едва ли он был старше него. Наверное, так же приехал когда-то из родной деревни со своими мечтами и надеждами чего-то добиться в жизни; так же, наверное, считается сейчас перспективным сотрудником, с увлечением исполняя полицейский долг и искренне веря, что служит общественному благу. И он прав, счастливый в своем заблуждении. И он счастлив, уверенный в своей правоте и нужности.

Александр, наконец, отложил книгу и позвонил. Появился Джим.

– Джим, подай пожалуйста пальто, – попросил его Красавин.

В портале открывшейся двери Александра ослепили сотни вспышек фотокамер. В уши ворвался гул толпы, собравшейся вокруг особняка. Увидев Красавина, репортеры как хорошие охотничьи собаки, взвыв от восторга, встали в стойку и ощетинились микрофонами. Если бы с Александром не было полицейских, расчищающих ему дорогу, его бы смяли в одно мгновение.

– Что вы чувствовали, когда уничтожали чертежи? – кричал кто-то справа.

– Зачем вы это сделали? – доносилось слева.

– Никаких комментариев, – объявил молодой капитан.

Наконец, Красавин оказался в автомобиле. Капитан назвал роботу-водителю адрес и повернулся к своему подопечному. Он не уставал удивляться этому человеку. Александр совершенно не выглядел довольным таким ажиотажем вокруг него. Напротив, он был внешне спокоен, даже равнодушен. Казалось, его нисколько не волновала его дальнейшая судьба. И оттого капитан, как сотни других людей, столпившихся вокруг машины, не мог понять, кто перед ним – герой или сумасшедший.

Бесконечный день в бесконечных белых стенах. И пронзительная тишина. Сколько времени прошло с тех пор, как он попал сюда, Красавин не знал. Он давно потерял счет времени. Сколько снов отделяло его от той мертвой жизни в одноликом сером мегаполисе, где было серым даже небо. И как сны отличались от реальности! Как ярки они были и радостны! Наверное, что-то перевернулось в мире, ведь все должно было быть наоборот: краски жизни и темнота снов.

Профессора Берга все же допустили к Александру. Красавин радовался тому, что может ему рассказать о своих снах.

– Сегодня мне снился дом, профессор. Я был в своем детстве. Я уже забыл о нем, а ведь там, оказывается, было синее небо! Там светило солнце, и возле нашего дома росла настоящая береза!

– Саша, послушай меня, – начал Берг, прерывая его рассказ. – Я давно знаю тебя, ты мне почти как сын. Саша, у тебя есть последний шанс все исправить и избежать казни. Когда тебя освободят, ты можешь уехать на родину. Еще не поздно.

– О чем вы? – удивленно спросил Александр.

– О чертежах, Саша, у тебя ведь были копии. Ты можешь сказать, что ты их не уничтожал. Тебя переведут в клинику, а потом отпустят.

– Профессор, я уничтожил их еще раньше, чем все остальное, – усмехнулся Красавин.

– Боже мой! – Берг снял очки, нервно протер их носовым платком. – Старый дурак, осел! Мне не нужно было говорить тебе всего этого тогда…

– Нужно, профессор, нужно, – Александр был тверд и уверен. – Кто-то должен был остановить это безумие, хотя бы на время, так почему не я? Мне жаль огорчать вас, но по многим причинам назад уже не вернуться. Я ни в чем не раскаиваюсь и жалею только, что не могу сделать большего. Я видел, как живут люди в старых кварталах. Я был слишком наивен, живя по однажды заданной программе. Но за последние дни я понял главное. Это общество мертво. Оно обречено, если его не исправить. Я не жду снисхождения, его не будет, потому что в этом обществе не существует снисхождения. Я использую свое единственное право. Может быть, в следующий раз, если таковой представится, мне повезет больше. Простите, но я не могу и не хочу притворяться и лицемерить всю жизнь.

– Тогда побег, – зашептал, сжав его руку, Берг. – Саша, мы уедем из этого проклятого города, спрячемся в горах.

– Зачем? – этот вопрос заставил профессора замолчать. – Чтобы прятаться всю жизнь? От себя не убежать.

– Ты мог бы собрать вокруг себя единомышленников, и сообща вы исправили бы мир в лучшую сторону.

– Нет, Андрей Лукич. Я не могу и не хочу быть лидером. Считайте, что я трус и эгоист, кто угодно. Но вы, профессор, найдите нового человека, который бы не был изуродован технократическими идеями. Скажите ему, что мир техники нельзя победить новой техникой. Только человеческим разумом. Только так. А теперь прощайте.

Александр сел, обхватив голову руками, и больше уже не отзывался ни на какие просьбы.

Берг медленно отошел от него, задержался у двери и, боясь уже обернуться, прошептал:

– Прощай, Саша.

Александр ждал. За ним должны были прийти с минуты на минуту, чтобы вести его в суд. Наконец, перед ним возник силуэт – легкий, изящный, совсем не похожий на солдафонов-охранников. Странно, что здесь могло делать это ангелоподобное существо? Воображение мешало разуму, затуманивало его воспоминаниями. Красавин не сразу узнал Леночку. Вернее, он не сразу понял, что это она. Просто смотрел, смотрел на нее, любовался ею и молчал.

– Здравствуй, – сказала Леночка. Эта легкая строгость шла ей. Александр отметил это про себя.

Не слыша ответа, она нервно продолжила:

– Ты поступил, как последний глупец.

– Очень рад это слышать, – с иронией отозвался Красавин.

– Твоя дурацкая ревность затемнила твой разум! Ты не только подписал себе смертный приговор, но и мне жизнь сломал.

– Твою карьеру, ты хочешь сказать? – поправил Александр, все также забавляясь этим милым злящимся ангелочком.

– Какая разница?! – отмахнулась она.

– Действительно, разницы никакой, – согласился Красавин с улыбкой.

– Ты жесток! – Леночка в раздражении топнула ногой.

– Наверное, – пожал плечами Александр.

– Оставь этот дурацкий тон! – потребовала она. – Неужели ты действительно не понимаешь значение своего поступка? Ты же ВСЕ разрушил!

– Ну, это вряд ли.

– Все! – повторила Леночка. – Твоя ревность…

– Ревность? – перебил ее Александр. – Причем здесь ревность? Мне абсолютно все равно, с кем ты была и где. Ты сама отрезвила меня. Ты сама не раз говорила, что любви не существует, что она уже изжила себя, что ее место заняли гораздо более интересные вещи – наука и техника. Откуда же взяться ревности, если любви не существует?

– После того, как ты начитался этих занудных старинных романов и стишков, я могу ожидать от тебя чего угодно. Ты не вписываешься в общество. Естественно, что общество должно избавиться от тебя.

– Нет, это я решил избавиться от общества, – возразил Красавин. – Оно меня не устраивало. Скука, серость, пустота, рутина. И ты здесь совершенно ни при чем.

Он видел, что это ее задело (легкое облачко пробежало по ее безупречному лбу). Но Леночка справилась с собой и все так же равнодушно взглянула на него:

– Что ж, тем лучше. Мне не придется краснеть и упрекать себя, что я стала причиной катастрофы.

– Я не знал, что ты умеешь краснеть, – сказал Александр.

Он знал все ее мысли наперед. Сейчас Леночка хотела разозлиться, может быть, даже в ярости дать ему пощечину, но она не сделает этого. Леночка не любит терять самообладание. Ничего не ответив, она уйдет молча, но так и не поймет, зачем приходила к нему.

Он не ошибся. Леночка смерила его холодным взглядом и вышла не попрощавшись.

Все газеты планеты продолжали трубить о сенсационном провале НИИ технического прогресса, смакуя детали с наслаждением гурмана. Одна за другой появлялись самые невероятные версии о причинах произошедшего. Постоянно мелькали на первых страницах под громадными заголовками имена и фотографии Красавина, Батырова, теперь уже бывшего директора НИИ и даже Леночки. Но главное было впереди. Со страхом и нетерпением ждали судебного процесса, который должен был все прояснить. Никто не сомневался, что это будет образцово-показательный спектакль в назидание всем пытающимся плыть против течения или выбиваться из общего шаблона. Сам Президент проявлял интерес к этому делу.

Наконец, день слушаний настал. Зал суда наполнился репортерами, видными политиками, представителями общественности и муниципалитета с самого утра, так что к полудню пришлось ограничить доступ на заседание. Люди сидели, стояли в проходах, толкались в дверях, шептались между собой. Трудно было сказать, поддерживают ли они Красавина или осуждают. Скорее, это было простое любопытство, которое так часто граничит с глубоким равнодушием.

И вот в зал ввели Красавина. Больше всего присутствующих поразило то, что Александр улыбался непонятной безмятежно-снисходительной улыбкой, будто хотел сказать: «Мне жаль вас, ребята, но вы сами выбрали свой путь». Эта улыбка не сходила с его лица на протяжении всего процесса. Даже бывалые юристы отмечали потом, что все шло слишком быстро. Слишком торопился суд, торопился прокурор, заламывали горестно руки представители потерпевшего НИИ. Свидетели не успевали рассказать и половины того, что могли бы, тем более, если их показания могли помочь Красавину. В результате процесс уже подходил к концу, но до сих пор не было ясно, почему Красавин уничтожил чертежи и базы данных института. Видимо, судьи и сами поняли, что так продолжаться не может, поэтому адвоката во времени ограничивать не стали. А Красавин продолжал улыбаться. Тогда решили предоставить, наконец, слово ему самому, чтобы он сам все объяснил.

В зале наступила гробовая тишина. Слышно было даже, как скрипнула скамья, когда Александр поднимался.

Он огляделся. Среди сотен глаз, устремленных на него, Красавин узнал вдруг глаза молодого капитана, что арестовывал его. Что ж, этот бесовский огонек был Александру знаком. Может быть, это был именно тот человек, который должен был после него изменить все?

– Я приятно развлекся, господа, слушая вашу пустую болтовню, – заговорил он громко, чтобы его хорошо услышали все и особенно тот, к кому он надеялся обратиться. Даже не глядя на капитана, он чувствовал его взгляд на себе, и решил говорить только для него, объяснить ему. Он должен понять. – Если честно, я не совсем понимаю, зачем мы здесь собрались. Ведь приговор уже заранее известен и лежит в чьем-нибудь кармане.

Послышался возмущенный ропот, председатель постучал молотком, призывая к порядку, хотя и сам пребывал в праведном негодовании.

– Да-да, господа, я знаю уже, что там написано, – подмигнул Александр судьям. – Смертная казнь.

– Господин Красавин, вы забываетесь! – строго проговорил председатель. – Извольте прекратить!

– Да нет уж, слушайте. Вы ведь дали мне слово! – напомнил Александр, уверенный, что судьи при любом исходе не заставят его замолчать – ведь они ждут объяснение причины преступления. – Готов поклясться, что никто здесь ничего не понял из всей выслушанной болтовни. Но мне надоел этот фарс. Так дайте хотя бы объяснить то, в чем вы не можете разобраться уже несколько часов. – Красавин оперся на перегородку, отделявшую его от окружающего мира и помолчал немного, собираясь с мыслями. А затем тихо продолжил: – Вы хотите знать, почему я сделал то, что сделал. Но вы бы давно поняли это, если бы попытались хоть немного подумать сами. Вы привыкли, что роботы делают за вас абсолютно все, поэтому разучились думать. И перестали замечать, как скучна, пуста, однообразна стала ваша жизнь. Вы построили такой же серый скучный город с искусственной травой, искусственными цветами и деревьями. Даже небо вы умудрились сделать серым и грязным, как нестиранная простыня. Когда-то вокруг города росли леса, в лесах пели птицы и цвели настоящие цветы. Но вы уничтожили их. Несчастные, вы лишили детства ваших собственных детей, потому что дети в этом городе такие же серые и скучные, как вы сами. Они никогда не видели солнца и настоящего синего неба. А вы, взрослые, забыли, как они выглядят. Но страшно не это. Роботы. Вокруг одни роботы. Роботы обслуживают, роботы водят машины, учат детей. Люди сами стали как роботы, разучившись общаться по-человечески. Но появляющиеся новые роботы почти ничего нового не дают миру, они лишь позволяют выбрасывать на улицу все новых людей, ставших ненужными. И эти выброшенные люди обречены на голодную смерть. Роботы калечат людей на производствах. Роботы калечат души людей. Где этот принцип робототехники о запрете вреда человеку? Он не работает в сфере морали. А государство не желает заботиться о лишних нахлебниках, это же досадные расходы бюджета. Вы же, кому больше повезло в жизни, совершаете те же ошибки, позволяя роботам делать за вас вашу работу, а потому однажды могут выкинуть и вас. Но вы не понимаете, вы разучились не только думать, но и сострадать, сочувствовать, любить. Вы не понимаете, что еще существуя, вы уже мертвы. Вы не понимаете, что ставя выше карьеру, деньги и железо, вы обесцениваете этим свою жизнь. Я ни о чем не жалею. Я уничтожил все, что нашел в НИИ – чертежи, базы данных, серверы, жесткие диски, все, что хоть как-то могло нести информацию о роботах, технике, технологиях и сборке. Я сделал это, чтобы остановить кошмар, который я вижу вокруг себя. Я сделал это, зная, на что я иду и что меня ждет. Мне больно лишь от того, что уроки не будут извлечены, скоро все уничтоженное попытаются восстановить или создать новые проекты, и все продолжится до полного вымирания человечества. Мне жаль вас всех. – Александр повернулся к судьям: – Я закончил.