скачать книгу бесплатно
На краю пропасти. Экзистенциальный риск и будущее человечества
Тоби Орд
Философ Тоби Орд, много лет изучавший проблему глобальной бедности, в разное время – советник Всемирной организации здравоохранения, Всемирного банка и других важных международных институтов, один из основателей движения эффективного альтруизма посвятил свой труд экзистенциальным рискам, способным разрушить не только настоящее, но и весь будущий потенциал человечества.
Выделяя основные риски, с которыми нам предстоит столкнуться, Орд приводит слова Уинстона Черчилля, предупреждавшего, что “те достижения мысли, которые сулили человечеству неизмеримые материальные блага, могут обернуться его полным уничтожением”.
Опираясь на современные научные исследования и огромный массив данных, Орд выражает ясную, доступную и в высшей степени гуманистическую мысль: он призывает человечество в целом и к каждого человека в отдельности внести свой вклад в сохранение нашей цивилизации здесь и сейчас.
Как бы ни была велика вероятность природных катастроф, главные угрозы для себя создали мы сами – и только в наших силах их предотвратить. Но действовать нужно немедленно.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Тоби Орд
На краю пропасти
Экзистенциальный риск и будущее человечества
© 2020, Toby Ord. All rights reserved.
© Hilary Paynter, иллюстрация на с. 10, 2020
© Е. Фоменко, перевод на русский язык, 2023
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2023
© ООО “Издательство Аст”, 2023
Издательство CORPUS ®
Издание осуществлено при поддержке “Книжных проектов Дмитрия Зимина”
* * *
Посвящается той сотне миллиардов человек, которые жили до нас и сформировали нашу цивилизацию; тем семи миллиардам, которые живут сейчас и своими действиями определяют ее судьбу; и тем триллионам, которые появятся в будущем и существование которых зависит от поддержания равновесия.
Введение
Если все будет хорошо, история человечества только начинается. Человечеству примерно двести тысяч лет. Но Земля будет пригодна для жизни еще сотни миллионов лет – этого достаточно, чтобы появились миллионы будущих поколений; достаточно, чтобы навсегда положить конец болезням, бедности и несправедливости; достаточно, чтобы достичь высот, которые сегодня невозможно даже вообразить. Если мы найдем способ продвинуться дальше в космос, у нас, возможно, появится еще больше времени: триллионы лет на исследование миллиардов миров. Такая продолжительность жизни говорит о том, что сегодня человечество пребывает в раннем младенчестве.
Мы нередко теряем из виду этот потенциал. Очередной скандал вызывает у нас негодование; очередная трагедия – сочувствие. Время и пространство сжимаются. Мы забываем о масштабе истории, в которой принимаем участие. Но бывают моменты, когда мы вспоминаем о нем – когда наш ракурс смещается, а приоритеты перестраиваются. Мы понимаем, что человеческий вид оказался в опасной близости от самоуничтожения и будущее, сулящее огромные перспективы, висит на волоске. И тогда главной заботой общества становится сделать так, чтобы этот волосок не порвался.
В этой книге утверждается, что защита будущего человечества – определяющая задача нашего времени. Дело в том, что мы живем в переломный момент истории своего вида. Подпитываемая техническим прогрессом, наша мощь настолько возросла, что впервые за долгую историю человечества у нас появилась возможность уничтожить самих себя, поставив крест на собственном будущем и всех своих перспективах.
Но если человечество при этом и стало мудрее, то ненамного, и это опасно. Человечеству недостает зрелости, координации и дальновидности, без которых не обойтись, если мы хотим избежать непоправимых ошибок. По мере увеличения разрыва между мощью и мудростью человечества наше будущее оказывается сопряжено со все большим риском. Но долго так продолжаться не может. Последующие несколько веков готовят человечеству испытания: оно либо научится действовать решительно, чтобы защитить себя и свой потенциал в долгосрочной перспективе, либо, что вполне вероятно, лишится этого потенциала навсегда.
Чтобы выжить, несмотря на сложности, и обеспечить себе будущее, действовать необходимо прямо сейчас: нам нужно управлять сегодняшними рисками, предупреждать завтрашние и становиться обществом, которое никогда больше не подвергнет себя подобным рискам.
Лишь в последнее столетие стало очевидно, что человечество может представлять угрозу собственному будущему. Об одном из самых страшных эпизодов стало известно совсем недавно. В субботу 27 октября 1962 года один офицер с советской подводной лодки едва не положил начало ядерной войне. Его звали Валентин Савицкий. Он был капитаном лодки Б-59, одной из четырех субмарин, которые СССР отправил для поддержки своих военных операций на Кубе. На каждой из них было секретное оружие – ядерная торпеда, по мощности не уступающая бомбе, сброшенной на Хиросиму.
В разгаре был Карибский кризис. За две недели до этого американская воздушная разведка получила фотографические свидетельства того, что СССР разместил ядерные боеголовки на Кубе, откуда можно было нанести прямой удар по материковой части США. В ответ США заблокировали моря, омывающие Кубу, разработали планы вторжения и привели свои ядерные силы в беспрецедентный уровень готовности DEFCON 2 (“Следующий шаг – ядерная война”).
В ту субботу одно из американских военных судов, блокирующих Кубу, обнаружило подводную лодку Савицкого и попыталось вынудить ее всплыть, сбросив маломощные глубинные бомбы в качестве предупредительных выстрелов. Подводная лодка несколько дней скрывалась на глубине. Радиосвязи с ней не было, поэтому экипаж не знал, не началась ли уже война. Условия на борту были чрезвычайно плохими. Лодка была приспособлена для операций в Арктике, и установленный на ней вентилятор сломался в тропических водах. Внутри было невыносимо жарко: температура колебалась от 45 °C у торпедных аппаратов до 60 °C в машинном отделении. Концентрация углекислого газа достигла опасной отметки, и члены экипажа начали терять сознание. Глубинные бомбы разрывались прямо возле корпуса. Позже один из членов экипажа вспоминал: “Казалось, мы сидели в железной бочке, по которой постоянно колотили кувалдой”.
На грани отчаяния капитан Савицкий приказал экипажу готовить секретное оружие:
Может, наверху уже война началась, а мы тут кувыркаемся. Мы сейчас по ним шарахнем! Сами погибнем, их потопим всех, но флот не опозорим![1 - Blanton, Burr & Savranskaya (2012).]
Чтобы выпустить атомную торпеду, нужно было получить согласие замполита подводной лодки, у которого была вторая половина стартового ключа. Хотя решение капитана не было согласовано с Москвой, замполит его одобрил.
На любой из других трех подводных лодок этого было бы достаточно для пуска атомной торпеды. Но на борту Б-59 по чистейшей случайности присутствовал командующий всей флотилией капитан Василий Архипов, поэтому требовалось и его согласие. Архипов отказался его дать. Он успокоил капитана Савицкого, уговорил его отказаться от своего плана и вместо этого поднять судно на поверхность и ожидать дальнейших распоряжений из Москвы[2 - Ellsberg (2017), pp. 215–217.].
Мы не знаем точно, что случилось бы, если бы Архипов дал согласие – или если бы он просто находился на любой из трех других лодок. Возможно, Савицкий не исполнил бы собственный приказ. И все же ясно, что мы оказались в опасной близости от ядерного удара по блокирующему остров флоту – удара, который, скорее всего, привел бы к ядерному ответу, а затем эскалации конфликта в полномасштабную ядерную войну (единственную, к которой США готовились). Много лет спустя Роберт Макнамара, который занимал пост министра обороны во время кризиса, пришел к такому же выводу:
Не следует полагать, что, если бы американские войска были атакованы ядерными боеголовками, США не ответили бы ядерными боеголовками. К чему бы это привело? К полной катастрофе[3 - McNamara (1992).].
С тех пор как у человечества появилось ядерное оружие, мы постоянно оказываемся перед подобным выбором. Решения в нашем мире принимаются в неидеальных условиях: оперируя поразительно неполной информацией, люди управляют технологиями, которые угрожают будущему всего нашего вида. Нам повезло в тот субботний день в 1962 году, и мы смогли избежать катастрофы. Но наши разрушительные способности продолжают расти, и мы не можем вечно полагаться на удачу.
Нам нужно принять решительные меры, чтобы покончить с этим периодом эскалации риска и обеспечить себе будущее. К счастью, это в нашей власти. Главные риски связаны с деятельностью человека, поэтому он может их предотвратить. Таким образом, нам предстоит решить, выживет ли человечество в эту эпоху. Но это непростой выбор. Все зависит от того, как быстро мы поймем и примем на себя новую ответственность, которая приходит с нашей беспрецедентной мощью.
Это книга об экзистенциальных рисках – рисках, которые грозят уничтожением долгосрочного потенциала человечества. Вымирание – самый очевидный путь к уничтожению этого потенциала, но есть и другие. Если цивилизацию на планете ждет полный крах, наш долгосрочный потенциал тоже погибнет. Мы увидим, что есть и антиутопические сценарии: мы можем оказаться взаперти в обреченном мире, где у нас не будет пути назад.
Хотя эта категория рисков разнообразна, она еще и специфична. Мне придется воздержаться от рассмотрения множества важных рисков, которые в нее не входят: мы говорим не о новых темных веках, которые ждут человечество и природный мир (какими бы ужасными они ни оказались), а о полном уничтожении потенциала человечества.
Экзистенциальные риски ставят перед нами проблемы нового типа. Они требуют от нас координации на международном и межпоколенческом уровнях, причем такого тесного, какого не было прежде. И нам следует быть дальновидными, а не действовать методом проб и ошибок. Поскольку риски не дают нам права на ошибку, необходимо создать институты, гарантирующие, что никогда в будущем мы не станем жертвами такой катастрофы.
Чтобы должным образом раскрыть тему, нужно охватить очень многое. Анализ рисков предполагает погружение в физику, биологию, геонауки и информатику; определение их места в общей картине мира требует обращения к истории и антропологии; при оценке ставок задействуются философия морали и экономика; а поиск решений невозможен без международных отношений и политологии. Если делать все как полагается, нужно глубоко погружаться в каждую из этих дисциплин, а не выбирать цитаты экспертов и исследования, подходящие для обоснования заранее выстроенной концепции. Это было бы непосильной задачей для одного человека, поэтому я невероятно благодарен десяткам ведущих мировых экспертов в этих сферах, которые консультировали меня и давали свои критические оценки[4 - Ошибки, разумеется, на моей совести. Обновляемый список замеченных ошибок можно найти на странице theprecipice.com/errata. Я говорю спасибо за профессиональные консультации Фреду Адамсу, Ричарду Элли, Тацуе Амано, Сету Бауму, Нилу Боуэрмену, Майлзу Брандейджу, Каталине Кангеа, Пауло Чеппи, Кларку Чепмену, Дэвиду Кристиану, Аллану Дефо, Ричарду Данцигу, Бену Дэю, Дэвиду Денкен-бергеру, Дэниелу Дьюи, Эрику Дрекслеру, Дэниелу Эллсбергу, Оуэну Эвансу, Себастиану Факуару, Владу Фирою, Бену Гарфинкелю, Тиму Геневейну, Гудвину Гиббонсу, Тору Грепелю, Джоанне Хей, Алану Харрису, Хиски Хауккале, Айре Гельфанду, Говарду Херцогу, Майклу Дженнеру, Риа Каллури, Джиму Кастингу, Яну Лейке, Роберту Лемперту, Эндрю Левану, Грегори Льюису, Марку Липсичу, Розали Лопес, Стивену Луби, Энджелу Лужнице, Дэвиду Манхейму, Йохему Маротцке, Джейсону Матени, Пирсу Миллетту, Майклу Монтегю, Дэвиду Моррисону, Кэссиди Нельсон, Клайву Оппенгеймеру, Рэймонду Пьерхумберту, Максу Поппу, Дэвиду Пайлу, Майклу Рампино, Джорджии Рэй, Кэтрин Роудс, Ричарду Роудсу, Карлу Робишо, Тайлеру Робинсону, Алану Робоку, Луизе Родригес, Максу Розеру, Джонатану Ружье, Эндрю Рашби, Стюарту Расселлу, Скотту Сагану, Андерсу Сэндбергу, Хауке Шмидту, Рохину Шаху, Стиву Шервуду, Льюису Смиту, Джейкобу Стейнхардту, Шелдону Штерну, Брайану Томасу, Брайану Туну, Филу Торресу, Мартину Вайцману, Брайану Уилкоксу, Алексу Вону, Лили Ся и Дональду Йомансу.].
В этой книге я ставлю перед собой амбициозные задачи. Внимательный анализ потенциала человечества и рисков, с которыми мы сталкиваемся, показывает, что мы живем в самую важную эпоху человеческой истории. Серьезные риски, грозящие нашему будущему, – это новая проблема, и мы еще не научились размышлять о них. Книга “На краю пропасти” предлагает новую этическую перспективу, существенно перестраивая наши представления о мире и нашем месте в нем. Это нужно, чтобы попытаться сократить разрыв между мудростью и мощью человечества и дать людям четко понять, что стоит на кону, чтобы мы приняли верные решения для защиты собственного будущего.
Я не всегда занимался вопросами защиты долгосрочного будущего человечества и пришел к этой теме поневоле. Я философ в Оксфордском университете, и моя специальность – этика. Ранее я анализировал более осязаемые проблемы всемирного здравоохранения и глобальной бедности и искал наиболее действенные способы помочь тем, кому приходится сложнее всего. Подобравшись вплотную к этим вопросам, я понял, что нужно вывести мою работу по этике за стены моей башни из слоновой кости. Я стал советником Всемирной организации здравоохранения, Всемирного банка и правительства Великобритании по вопросам этики всемирного здравоохранения. Когда я понял, что мои собственные деньги могут дать страдающим от бедности в сотни раз больше, чем мне самому, я взял на себя обязательство всю жизнь жертвовать в их пользу не меньше десятой части своих доходов[5 - Я также взял на себя дополнительное обязательство оставлять себе всего 18 тысяч фунтов в год и отдавать все остальное на благотворительность. Эта сумма корректируется с учетом инфляции (в настоящее время она составляет 21 868 фунтов) и не включает в себя расходы на моего ребенка (несколько тысяч фунтов в год). Пока мне удалось пожертвовать более четверти всех денег, которые я заработал в течение жизни.]. Я основал организацию Giving What We Can (“Подарим что можем”), чтобы ко мне могли присоединиться и другие люди, и очень обрадовался, когда тысячи участников собрались вместе, решив за свою жизнь отдать более миллиарда фунтов стерлингов самым эффективным из известных нам благотворительным фондам, которые занимаются самыми важными проблемами. Общими усилиями мы уже изменили жизни десятков тысяч людей[6 - К моменту создания этой книги члены Giving What We Can пожертвовали 100 млн фунтов эффективным благотворительным фондам (Giving What We Can, 2019). Средства были направлены во множество разных организаций, поэтому оценить эффект пожертвований непросто. Однако одни только 6 млн, которые пошли на закупку москитных сеток, обеспечили более 3 млн человеко-лет защиты и тем самым спасли более 2000 жизней (GiveWell, 2019).]. Поскольку помимо пожертвований существует множество других способов улучшить мир, я помог основать более широкое движение, получившее название “эффективный альтруизм”, в рамках которого люди стараются, опираясь на факты и здравый смысл, творить как можно больше добра.
Чтобы избавить наш мир от ненужных страданий в настоящем, нужно сделать очень многое, и поэтому я не сразу обратил внимание на будущее. Оно было гораздо менее реальным, гораздо более абстрактным. Неужели оно и правда может представлять столь же серьезную проблему, как страдания людей в настоящем? Размышляя о фактах и идеях, которые в итоге стали темой этой книги, я пришел к выводу, что риски для будущего человечества столь же реальны и столь же неотложны, но при этом ими пренебрегают даже в большей степени. И людям будущего, возможно, окажется еще сложнее защититься от рисков, которым мы их подвергаем, чем обездоленным наших дней.
Теперь анализ этих рисков стал главным направлением моей работы: я изучаю проблемы, с которыми мы сталкиваемся, и консультирую такие группы, как администрация премьер-министра Великобритании, Всемирный экономический форум и компания DeepMind, о том, как лучше всего отвечать на эти вызовы. Я наблюдаю, как со временем осведомленность об этих рисках растет и признается необходимость скоординированных действий.
Стремясь обратиться к широкой и разнородной аудитории, я беспощадно удалял из этой книги жаргон, ненужные технические подробности и оборонительные замечания, характерные для научных статей (включая и мои собственные). Читатели, желающие узнать больше и ознакомиться с этими замечаниями, могут обратиться ко множеству примечаний и приложений, написанных специально для них[7 - Фактически в примечаниях читателям, желающим узнать больше, предлагается такой объем информации, которого хватило бы и на вторую книгу. Если вы любопытны, я советую вам использовать две закладки, чтобы без труда обращаться к примечаниям в ходе чтения. Я приложил все усилия, чтобы в среднем качество примечаний было высоким, а вам не было бы жалко потраченного на них времени (в них редко приводятся лишь ссылки на источники). Поскольку я старался не отступать от темы в основной части книги, все любопытные дополнения спрятаны в примечаниях. Вас, возможно, также заинтересуют приложения, список литературы для дополнительного чтения (с. 333) и сайт книги theprecipice.com, где содержится еще больше информации и ведутся обсуждения.].
Я всячески старался внимательно и взвешенно анализировать факты и аргументы, перечисляя ключевые положения, даже если они шли вразрез с моим повествованием. В таких вопросах крайне важно докапываться до истины, ведь внимание человечества – дефицитный товар, а потому его не стоит разменивать на ошибочные теории и идеи[8 - Разумеется, даже после тщательной проверки фактов наивно полагать, что в текст не закралось ни предубеждений, ни ошибок, поэтому я надеюсь, что читатели помогут мне найти и исправить оставшиеся несовершенства.].
В каждой главе этой книги центральные вопросы рассматриваются в новом ракурсе. Первая часть (“Ставки”) начинается с обзора уникального исторического момента, в который нам выпало жить, а далее в ней объясняется, почему ситуация требует скорейшего рассмотрения. Во второй части (“Риски”) анализируется наука рисков, с которыми сталкивается человечество, как природных, так и антропогенных, и показывается, что, хотя угроза некоторых из них преувеличена, риск действительно существует и растет. В третьей части (“Путь вперед”) описываются инструменты, с помощью которых можно понять, как риски соотносятся и сочетаются друг с другом, а также предлагаются новые стратегии для работы с ними. В завершение я излагаю свое видение будущего, показывая, чего мы можем достичь, если добьемся успеха.
Моя книга не сводится к хорошо известным историям об опасностях изменения климата и ядерной войны. Именно эти риски впервые показали нам, что мы можем уничтожить самих себя, но ими дело не ограничивается. Появляются новые риски, например связанные с биотехнологиями и продвинутым искусственным интеллектом, и вполне возможно, что в грядущем столетии они будут представлять гораздо большую опасность для человечества.
Наконец, эта книга далека от пессимизма. В ней не говорится, что кульминацией текущего витка истории непременно станет наша гибель. Ее никак не назвать нравоучительной историей о нашей технологической гордыне и последующем крахе. Вовсе нет. Главная ее мысль заключается в том, что риски для нашего будущего действительно существуют, но у нас есть возможность изменить ситуацию с помощью верных решений. Я полагаю, что мы в силах справиться с задачей – что, делая правильный выбор, мы можем отойти от края пропасти и со временем обеспечить себе поразительно светлое будущее, где нас ждет немыслимое прежде изобилие, к которому мы придем, внедрив еще не предложенные инновации. Именно моим глубоким оптимизмом относительно будущего человечества и объясняется мое стремление написать эту книгу. У нас огромный потенциал. Нам очень многое нужно защитить.
Часть первая
Ставки
Глава 1
На краю пропасти
Возможно, это типичная последовательность, через которую проходят многие миры. Молодая планета безмятежно обращается вокруг своей звезды; медленно развивается жизнь; на планете появляются, калейдоскопически сменяя друг друга, разнообразные существа; возникает разум, который, как минимум до определенного момента, крайне способствует выживанию; затем совершенствуются технологии. Разумных существ осеняет, что существуют законы природы, что эти законы можно открыть путем эксперимента и что знание этих законов позволяет как спасать, так и отнимать жизнь, причем в беспрецедентных масштабах. Наука – осознают эти существа – дает невероятное могущество. Они мигом создают инструменты для изменения миров. Некоторые планетарные цивилизации способны спланировать будущее, определиться с тем, что можно сделать и чего делать нельзя, поэтому спокойно проходят период невзгод. Другие, менее благоразумные или менее везучие, исчезают.
Карл Саган[9 - Sagan (1994), pp. 305–306; перевод О. Сивченко. [Extract from Pale Blue Dot copyright © 1994 Carl Sagan. Originally published in Pale Blue Dot by Random House. Reprinted with permission from Democritus Proper-ties, LLC. All rights reserved this material cannot be further circulated without written permission of Democritus Properties, LLC.]]
Мы живем в период, исключительно важный для будущего человечества. Чтобы понять почему, нам нужно сделать шаг назад и окинуть взглядом всю человеческую историю: понять, как мы добрались до этой точки и куда можем пойти дальше.
Основное внимание мы уделим растущей мощи человечества, которое может как улучшить свое положение, так и нанести себе вред. Мы увидим, как ключевые переходные моменты в человеческой истории сделали нас могущественнее и позволили нам добиться необычайных успехов. Если нам удастся избежать катастрофы, можно осторожно надеяться, что прогресс продолжится: сознательное человечество ждет поразительно светлое будущее. Но растущая мощь ведет также к новому переходному моменту, ничуть не менее значительному, чем предыдущие, и это переход к нашему времени опасностей.
Что было раньше
Лишь небольшая часть истории человечества уже рассказана, поскольку лишь небольшая ее часть вообще может быть рассказана. Наш вид Homo sapiens появился в саваннах Африки 200 тысяч лет назад[10 - Многие даты, упоминаемые в этой главе, известны лишь приблизительно или относятся к переходам, которые растянулись на много лет. Вместо того чтобы засорять текст диапазонами оценок и часто прибегать к словам “примерно” и “приблизительно”, я использую принятые в науке цифры, округленные таким образом, чтобы отразить степень их точности.Невозможно достоверно сказать, когда началась история Homo sapiens. Существуют останки возрастом 200 тысяч лет, которые, как считается, принадлежат анатомически современным людям. При этом ведутся ожесточенные споры о том, относить ли найденные позже окаменелости возрастом около 300 тысяч лет к останкам вида Homo sapiens (Galway-Witham & Stringer, 2018). Еще важнее, что непонятно, кого считать “человеком” и что мы вообще подразумеваем, употребляя это понятие. Нашему роду Homo от 2 до 3 млн лет, а если мы будем называть людьми всех наших предков, которые изготавливали орудия труда, то в их число войдут и австралопитеки, жившие более 3 млн лет назад (Antоn, Potts & Aiello, 2014). Я главным образом рассматриваю свидетельства, полученные при изучении окаменелостей, а не с помощью молекулярной филогенетики (которая обычно дает более долгие оценки продолжительности жизни), поскольку первая методика получает более широкое признание.]. На протяжении почти непредставимого времени мы переживали огромную любовь и дружбу, страдали от тягот и печалей, исследовали, творили и размышляли о своем месте во Вселенной. И все же, задумываясь о великих достижениях человечества, мы, как правило, вспоминаем исключительно о делах, записанных на глине, папирусе и бумаге, но этим записям не более 5000 лет. Мы редко думаем о человеке, который около 70 тысяч лет назад первым ступил на землю странного нового мира в Австралии; о человеке, который раньше всех стал называть и изучать растения и животных всех мест, куда мы добирались; о рассказах, песнях и стихах, сложенных на заре человечества[11 - В то время современный континент Австралия и современный остров Новая Гвинея были объединены в более крупный континент, который иногда называют Сахулом. От Азии его отделяло не менее 160 км открытого моря, преодолеть которые тогда было непросто (Christian, 2004, p. 191). Когда люди впервые ступили в этот новый мир с его уникальными животными и растениями, они оказались на земле, которая сегодня принадлежит Новой Гвинее.]. Между тем эти достижения были реальными и выдающимися.
Мы знаем, что даже до появления сельского хозяйства и зарождения цивилизации человечество оказывало значительное влияние на мир. Применяя простые, но в то же время революционные технологии мореходства, шитья одежды и разведения огня, мы преодолевали большие расстояния, чем любое млекопитающее до нас. Мы лучше приспосабливались к новой среде и в итоге расселились по всему земному шару[12 - Мы также адаптировали под свои нужды окружающую среду. Еще до распространения сельского хозяйства мы с помощью огня меняли облик континентов, создав таким образом множество диких пастбищ, которые сегодня считаем существовавшими во все времена (Kaplan et al., 2016).].
Рисунок 1.1. Как мы заселяли мир. Стрелками обозначены сухопутные и морские пути, которыми, как мы полагаем сегодня, следовали наши предки, а цифры говорят, сколько лет назад люди добрались до каждого из регионов[13 - Рисунки 1.1 и 1.2 в модифицированном виде взяты из книги Christian (2004), pp. 193, 213 с разрешения автора.].
Что делало человечество исключительным даже на столь ранних этапах? Люди не были ни крупнее, ни сильнее, ни крепче других видов. Нас отличали не физические, а умственные характеристики – интеллект, творческие способности и речь[14 - Возможно, Homo sapiens и наши близкие родственники обладают некоторыми уникальными физическими характеристиками, такими как проворные руки, прямохождение и звучные голоса. Но одним лишь этим успех вида не объяснить. В совокупности с интеллектом эти характеристики повысили нашу способность к коммуникации, а также к освоению и созданию технологий.].
И все же, даже обладая этими уникальными умственными способностями, один в пустыне человек не добился бы ничего особенного. Возможно, он сумел бы выжить, компенсируя недостаток физической силы интеллектом, но вряд ли занял бы господствующее положение. С точки зрения экологии примечателен не человек, а человечество.
Способность отдельного человека к кооперации с десятками других людей из его окружения оказалась уникальной в среде крупных животных. Она позволила нам сформировать нечто большее, чем мы сами. По мере того как наш язык становился все более выразительным и абстрактным, мы научились группироваться с максимальной пользой, объединяя наши знания, идеи и планы.
Особенно важно, что мы могли сотрудничать друг с другом, преодолевая время, а не только пространство. Если бы каждому поколению приходилось учиться всему заново, то нам никогда не удалось бы создать даже такое техническое новшество, как железная лопата. Однако мы учились у предков, внедряли собственные небольшие инновации и передавали опыт детям. Мы сотрудничали не с десятками, а с десятками тысяч человек, связывая поколения, сохраняя и развивая идеи на протяжении времен. Мало-помалу объем наших знаний рос, а культура развивалась[15 - Рассуждения о том, как все люди чем дальше, тем больше сотрудничали друг с другом, могут показаться наивными и идеалистическими, поскольку порой под сотрудничеством понимается совместная работа из альтруистических побуждений. Но я использую это слово в более широком смысле, имея в виду, что люди согласовывали свои действия, чтобы добиваться желаемого, если в одиночку достичь цели было невозможно. Порой они действовали из альтруистических побуждений (и даже в одностороннем порядке), но движущей силой кооперации могли служить и разные формы обмена.О том, насколько важную роль социальное обучение сыграло в нашем успехе, пишет, например, Henrich (2015).].
В долгой истории человечества было несколько переходных периодов: занятия человека менялись, в результате чего его влияние росло гораздо быстрее, что сказывалось на всех последующих событиях. Я опишу три важных перехода[16 - Разумеется, выбор количества переходных периодов и их отличительных черт в некоторой степени произволен. Если бы я решил назвать лишь два перехода, то выбрал бы неолитическую революцию и промышленную революцию (возможно, определив последнюю более широко, чтобы включить в нее научную революцию). Если бы я решил назвать четыре сдвига, то, пожалуй, разбил бы неолитическую революцию на две части: переход к земледелию и подъем цивилизации (который я бы в таком случае связал с появлением городов около 5000 лет назад).Скрупулезное описание общей картины развития человечества можно найти в книге Дэвида Кристиана Maps of Time (2004).].
Первым стала неолитическая революция[17 - В некотором отношении понятие “революция” некорректно: она не была ни быстрой, ни повсеместной. Переход от собирательства к земледелию растянулся на тысячи лет, и лишь еще тысячи лет спустя возникли города, появилась письменность и другие вещи, которые, по нашему мнению, характеризуют цивилизацию. Некоторые народы продолжали заниматься собирательством даже в этот период. (Подобные замечания можно сделать также в отношении промышленной революции, которая произошла в десять раз быстрее.) Однако по стандартам развития человечества в предыдущие 200 тысяч лет неолитическая революция была стремительной и привела к появлению совершенно нового образа жизни.]. Около 10 тысяч лет назад люди, жившие в Плодородном полумесяце на Ближнем Востоке, начали культивировать дикую пшеницу, ячмень, чечевицу и горох, чтобы дополнить свой рацион, обеспечиваемый собирательством. Специально выбирая для следующих посевов семена лучших растений, они сумели подчинить себе силу эволюции и создали новые одомашненные сорта с более крупными семенами и высокой урожайностью. Эта тактика сработала и с животными, что предоставило людям прямой доступ мясу и шкурам, а также к молоку, шерсти и навозу. Используя физическую силу тяглового скота, чтобы пахать поля и перевозить урожай, человечество расширило свои возможности не меньше, чем при освоении огня[18 - Здесь я использую понятие “сила” в физическом смысле: количество энергии за единицу времени. Использование тяглового скота радикально повысило количество энергии, которой один человек располагал ежедневно.].
Хотя Плодородный полумесяц часто называют “колыбелью цивилизации”, на самом деле у цивилизации было много колыбелей. Совершенно независимо друг от друга неолитические революции происходили по всему миру в местах с благоприятным климатом, где водились подходящие для одомашнивания виды: в Восточной Азии, Черной Африке, на Новой Гвинее, в Южной, Центральной и Северной Америке, а возможно, и где-то еще[19 - Существуют свидетельства зарождения сельского хозяйства в зоне Плодородного полумесяца (12 тыс. лет назад), в бассейне Янцзы и Хуанхэ (10–6 тыс. лет назад), в Папуа – Новой Гвинее (10–7 тыс. лет назад), в Центральной Мексике (10 тыс. лет назад), в Южной Америке (9–5 тыс. лет назад), на востоке Северной Америки (5–4 тыс. лет назад), а также в Черной Африке (4–2 тыс. лет назад).]. Новая практика распространялась из каждого из этих очагов и меняла образ жизни множества людей, которые переходили от собирательства к земледелию.
Это оказало огромное влияние на размах человеческой кооперации. Переход к сельскому хозяйству в сотню раз уменьшил количество земли, необходимое для пропитания одного человека, и благодаря этому появились крупные поселения, которые начали объединяться в государства[20 - В эпоху собирательства для пропитания одного человека, как правило, требовалось около 25 квадратных километров земли (Christian, 2004). Чтобы обеспечивать себя пропитанием, группе приходилось часто передвигаться по площади в несколько сотен квадратных километров. Количество земли, необходимой для пропитания одного человека, так сильно сократилось, поскольку продуктивная способность почвы стала в гораздо большей степени использоваться для выращивания растений, пригодных в пищу человеку.]. Если крупнейшие общества собирателей состояли от силы из нескольких сотен человек, то число жителей некоторых ранних городов измерялось десятками тысяч. В период расцвета в Шумере обитало около миллиона человек[21 - McEvedy & Jones (1978), p. 149.]. Две тысячи лет назад число подданных империи Хань в Китае достигло 60 миллионов, что почти в сто тысяч раз больше, чем численность любого сообщества в эпоху собирательства, и почти в десять раз больше, чем общемировая численность собирателей при пиковом значении[22 - Durand (1960). Вскоре после этого такой же численности достигло население Римской империи, и большая часть людей на планете жила в одном из этих государств.].
Все больше людей получали возможность делиться своими знаниями и открытиями, благодаря чему стремительно развивались технологии, институты и культура. Число людей, торгующих друг с другом, росло, и это позволяло им специализироваться в своих сферах – посвящать свою жизнь управлению, торговле или ремеслам – и гораздо серьезнее их развивать.
В первые 6000 лет ведения сельского хозяйства мы изменили мир, предложив ему такие новшества, как письменность, математика, законы и колесо[23 - Как и сельское хозяйство, каждое из этих новшеств независимо появилось в нескольких регионах мира.]. Особенной важностью обладала письменность, которая укрепила нашу способность сотрудничать друг с другом сквозь время и пространство: она расширила возможности взаимодействия поколений, повысила надежность информации и увеличила расстояние передачи идей.
Рисунок 1.2. Колыбели цивилизации. Отмечены регионы мира, где независимо друг от друга зародилось сельское хозяйство, и указано, сколько лет назад это произошло.
Следующим великим переходом стала научная революция[24 - Другие ученые порой называют эту революцию эпохой Просвещения или объединяют ее с промышленной революцией.]. Ранние формы науки развивались с древних времен, и семена эмпиризма можно найти в работах средневековых ученых исламского мира и Европы[25 - Среди прочих заметный след оставил ученый Ибн аль-Хайсам (ок. 965–1040), который применил в сфере оптики экспериментальные методы, оказавшие влияние на исследования Роберта Гроссетеста и Роджера Бэкона в XIII веке. Идея о постепенном углублении наших представлений о мире восходит к работе Сенеки “Вопросы естествознания”, написанной в 65 году нашей эры (Seneca, 1972; см. с. 64).]. Но лишь около 400 лет назад человечество разработало научный метод и положило начало настоящему научному прогрессу[26 - Трактат Фрэнсиса Бэкона “Новый органон” (1620) – классическое введение в научный метод, появление которого считается точкой отсчета научной революции. Ведутся споры о том, почему более ранние успехи за пределами Европы не привели к началу устойчивого накопления знаний, которое продолжается с XVII века. См., например, Sivin (1982).]. В результате опора на авторитетные источники уступила место внимательному наблюдению за миром природы и поиску простых и поддающихся проверке объяснений увиденного. Способность проверять и отвергать не оправдавшие себя гипотезы помогла нам высвободиться из оков догматов и впервые приступить к систематическому накоплению знаний об устройстве мира.
Некоторые из новообретенных знаний можно было использовать для совершенствования окружающего мира. Ускоренное накопление знаний привело к ускорению внедрения технических инноваций и наделило человечество растущей способностью подчинять себе природу. Изменения происходили очень быстро, и потому люди успевали на своем веку увидеть, как они преображают окружающую действительность. В результате сформировалось современное представление о прогрессе. Если ранее в мире преобладали идеи об упадке и крахе или о цикличности происходящего, то теперь люди с растущим интересом изучали новую концепцию: великий проект совместной работы на благо будущего.
Вскоре случился третий великий переход – промышленная революция. Она стала возможной благодаря обнаружению огромных запасов энергии в форме угля и другого ископаемого топлива. Такое топливо формируется из спрессованных останков организмов, которые жили в прошедшие эпохи, и дает нам доступ к части солнечного света, падавшего на Землю на протяжении миллионов лет[27 - Поскольку лишь крошечная доля организмов превратилась в ископаемое топливо, энергия, заключенная во всех мировых запасах ископаемого топлива, не соответствует объему солнечной энергии, которая поступала на Землю на протяжении миллионов лет. Энергии ископаемого топлива хватит “всего” на 20–200 лет роста растений на планете, а это лишь 4–40 дней солнечного света, перехватываемого Землей (по подсчетам автора). Тем не менее ископаемые виды топлива дали гораздо больше энергии, чем можно было бы получить при использовании водяных мельниц и сжигании дерева. Возможно, человечество сумело бы в конце концов выйти на текущий уровень совокупного богатства без ископаемого топлива, но неясно, был ли у него шанс разорвать связь между увеличением доходов и ростом численности населения, чтобы повысить уровень благосостояния на душу населения.Поразительно, но это свидетельствует, что Солнце обладает потенциалом производить в год больше энергии, чем содержится во всех запасах ископаемого топлива, когда либо существовавших в мире.]. К тому моменту мы уже научились создавать простые машины, работающие на возобновляемой энергии ветра, рек и лесов, но ископаемое топливо открыло нам доступ к гораздо большим запасам энергии, хранящейся в гораздо более сконцентрированной и удобной форме.
Но энергия бесполезна, если не существует способа преобразовать ее в полезную работу, чтобы менять мир нужным нам образом. Паровой двигатель дал людям возможность превращать накопленную химическую энергию угля в механическую энергию[28 - В особенности это относится к усовершенствованной паровой машине Джеймса Уатта, сконструированной в 1791 году. Более ранние машины были настолько неэффективными, что с финансовой точки зрения использовать их было целесообразно лишь для выполнения небольшого числа задач. Следующим подобным прорывом более 100 лет спустя стал дизельный двигатель.]. На этой механической энергии работали машины, которые выполняли для человека огромное количество задач, благодаря чему сырье превращалось в готовые продукты гораздо быстрее и с меньшими затратами, чем раньше. А благодаря железным дорогам это богатство можно было перевозить на большие расстояния и продавать вдали от места производства.
Производительность труда и благосостояние людей стали расти все быстрее, и внедряемые одна за другой инновации увеличивали эффективность, масштабы и разнообразие автоматизации, закладывая фундамент для текущей эпохи стабильного экономического развития[29 - Важную роль играют и многие другие факторы, в частности политическая, экономическая и финансовая системы.].
Такие перемены оказывали не только положительный эффект. После неолитической революции люди в целом стали больше работать, хуже питаться и чаще болеть[30 - Mummert et al. (2011).]. Наука дала нам смертоносное оружие, которое преследует нас по сей день. Промышленная революция оказалась одним из самых неспокойных периодов в истории человечества. Неравномерное распределение выгод и эксплуатация рабочих стали причиной революционных выступлений начала XX века[31 - Условия работы и жизни в промышленной Англии, в частности, ярко описаны Энгельсом (1892).]. Неравенство между странами существенно возросло (эта тенденция пошла на спад лишь в последние два десятилетия)[32 - Van Zanden et al. (2014). См. Milanovic (2016) – целую книгу, посвященную исследованию внутри- и межстранового неравенства в последние два столетия.]. Использование энергии, заключенной в ископаемом топливе, приводит к выбросу парниковых газов, а промышленность, зависящая от такой энергии, ставит под угрозу существование ряда биологических видов, наносит урон экосистемам и загрязняет окружающую среду.
И все же, несмотря на эти серьезные проблемы, в среднем сегодня человек живет значительно лучше, чем когда-либо в прошлом. Самой поразительной переменой, пожалуй, следует считать избавление от нищеты. Только в последние 200 лет – в период, составляющий одну тысячную долю от общей продолжительности нашей истории[33 - В этой книге я использую слово “история” в его широком обиходном смысле, подразумевая все, что случилось в прошлом (в нашем случае – с человечеством). Это классическое словарное определение, которое соответствует универсальному характеру этой книги. Историки, напротив, обычно называют “историей” лишь события, которые случились тогда и там, где их могли зафиксировать письменно, и потому относят происходившее в Месопотамии более 6 тысяч лет назад и в Австралии до 1788 года к “доистории”.], – увеличение мощи человечества и повышение его благосостояния перестали сопровождаться ростом численности населения. Прежде доход на душу населения оставался практически неизменным: чуть больше необходимого минимума при достатке, чуть меньше – при нужде[34 - Примерно такова концепция мальтузианской ловушки. [Томас Мальтус (1766–1834) – английский ученый, выдвинувший идею о том, что рост человечества (в геометрической прогрессии) всегда будет опережать рост производства (в арифметической прогрессии) и, следовательно, последовательное обнищание человечества неизбежно. – Прим. науч. ред.] Стоит отметить, что очень сложно сравнивать доходы в разные времена. Определив “прожиточный минимум”, можно понять, какая доля дохода необходима, чтобы человек сумел прожить, но при этом не получится учесть изменения в качестве и разнообразии потребляемой пищи, или в качестве того, что можно приобрести на скромную оставшуюся сумму, или в любом другом аспекте качества жизни. В связи с этим положение отдельного человека (или общества) может становиться лучше (или хуже), даже если доходы не вырастают выше прожиточного минимума. С учетом всего этого момент, когда человечество вырвалось из мальтузианской ловушки, стал очень важным сдвигом в его истории.]. Промышленная революция нарушила это правило и позволила доходам расти быстрее численности населения, что привело к беспрецедентному повышению благосостояния, которое продолжается по сей день.
Мы часто рассматриваем экономическое развитие с точки зрения общества, которое уже достаточно благополучно, из-за чего не столь очевидно, улучшит ли дальнейший рост нашу жизнь. Но самое существенное влияние экономическое развитие оказало на жизнь беднейших людей. В современном мире каждый десятый человек настолько беден, что живет менее чем на два доллара в день, – таков общепризнанный порог “крайней бедности”. В мире очень много бедных, и это одна из главных проблем нашего времени, изучению которой я посвятил большую часть своей жизни. Поразительно, но, оглянувшись назад, мы увидим, что до промышленной революции 19 из 20 человек (даже с поправкой на инфляцию и покупательную способность денег) жили меньше чем на два доллара в день. До промышленной революции процветала лишь крошечная прослойка элит, а крайняя бедность была в порядке вещей. Но в последние два столетия все больше людей вырывалось из оков крайней бедности, и сейчас этот процесс идет быстрее, чем когда-либо[35 - Источником данных, в соответствии с которыми черта бедности определяется жизнью на два доллара в день, стал ресурс Our World in Data: Global Extreme Poverty (Roser & Ortiz-Ospina, 2019a). Наблюдаются значительные улучшения и если провести черту бедности выше. Я выбрал уровень в два доллара в день не потому, что он достаточен, а потому, что он показывает, что до промышленной революции доходы у всех были крайне недостаточными. Речь не о том, что сегодня все в порядке, но о том, что раньше ситуация была ужасной.Жители более богатых стран порой не верят этой статистике, поскольку не могут представить, чтобы кто то в их городе вообще мог прожить всего на два доллара в день. Но статистика, увы, не врет и даже учитывает, что в более бедных странах денег порой тратится даже меньше. Дело в том, что людям, живущим за чертой бедности, приходится жить в таких плохих условиях и потреблять такую плохую пищу, что эквивалентных предложений в более богатых странах просто не существует.]. Два доллара в день достатком не назовешь, и эта статистика вряд ли утешит тех, кто по-прежнему живет в бедности, но положительная тенденция очевидна.
Жизнь стала лучше не только с материальной точки зрения. Взгляните на образование и здравоохранение. Всеобщее школьное обучение привело к радикальному повышению уровня образования. До промышленной революции лишь один из десяти людей на планете умел читать и писать, а теперь грамотой владеют более восьми из десяти человек[36 - Хотя всеобщее школьное обучение стало важным фактором, стоит обратить внимание на то, что положительная тенденция к повышению уровня грамотности началась еще до промышленной революции, накануне которой уровень грамотности в Великобритании составлял 50 %. Вероятно, значительный вклад в это также внесла научная революция. Данные об уровне грамотности взяты с ресурса Our World in Data: Literacy (Roser & Ortiz-Ospina, 2019b).]. На протяжении 10 тысяч лет, прошедших с неолитической революции, ожидаемая продолжительность жизни составляла от 20 до 30 лет. Теперь она возросла более чем в два раза и составляет 72 года[37 - Обратите внимание, что данные об ожидаемой продолжительности жизни в прошлом с трудом поддаются интерпретации, поскольку показывают средний возраст людей на момент смерти, а не типичный возраст на момент смерти. И раньше были люди, которые доживали до появления внуков, но в то же время очень многие умирали в младенчестве или детстве, значительно снижая средний показатель.]. Как и распространение грамотности, увеличение продолжительности жизни оказало влияние на весь мир. В 1800 году самая высокая ожидаемая продолжительность жизни составляла всего 43 года и была зафиксирована в Исландии. Теперь нет такой страны, где ожидаемая продолжительность жизни не превышала бы 50 лет[38 - Данные об ожидаемой продолжительности жизни в долгосрочной перспективе взяты из книги Cohen (1989), p. 102. Данные об ожидаемой продолжительности жизни в Исландии в доиндустриальную эпоху – с сайта Gapminder (2019). Данные о текущей ожидаемой продолжительности жизни – из доклада ВОЗ “Мировая статистика здравоохранения” за 2016 год (WHO, 2016).]. В индустриальную эпоху все человечество стало более состоятельным, образованным и долгоживущим, чем когда-либо прежде. Но предаваться самоуспокоению, наблюдая этот поразительный прогресс, пока рано. То, что мы так быстро достигли столь многого, должно подтолкнуть нас как можно скорее разобраться со страданиями и несправедливостью, которые пока не искоренены.
Рисунок 1.3. Поразительные улучшения в сферах крайней бедности, грамотности, детской смертности и ожидаемой продолжительности жизни, произошедшие за последние 200 лет[39 - Взято с изменениями из Roser (2015).]
Значительные изменения к лучшему произошли также в нравственной сфере[40 - Один из самых ранних текстов, представляющих интерес в этом отношении, – Кодекс Хаммурапи (XVIII век до н. э.). Хотя это юридический текст, он позволяет понять, какие нравственные нормы лежали в его основе, и показывает, как сильно они изменились с тех пор. См. любопытную дискуссию у Harari (2014), pp. 117–122.]. Среди самых очевидных тенденций – тенденция к постепенному расширению морального сообщества путем признания прав женщин, детей, бедняков, иностранцев и представителей этнических и религиозных меньшинств. Также произошел явный отход от насилия как морально приемлемого элемента общественного устройства[41 - См. множество примеров в книге Пинкера “Лучшее в нас” (2012). Обратите, однако, внимание, что свидетельств о снижении уровня насилия становится меньше всего, когда речь заходит о насилии в масштабах государств (войны и геноциды) в XX веке.]. В последние шестьдесят лет мы дополнили свои моральные установки необходимостью заботы об окружающей среде и благополучии животных. Эти общественные перемены не стали естественным следствием повышения уровня жизни. Их обеспечили реформаторы и активисты, убежденные в том, что мы можем – и должны – становиться лучше. Нам предстоит пройти долгий путь, прежде чем мы начнем соответствовать новым идеалам, и порой мы движемся вперед чрезвычайно медленно, но стоит оглянуться хотя бы на один-два века назад – и станет ясно, как многого мы уже добились.
Разумеется, на нашем пути возникало немало трудностей и непредвиденных ситуаций. Дорога была непростой, и часто ситуация становилась лучше по одним параметрам и хуже по другим. Несомненно, существует опасность выборочного подхода к истории, при котором возникает упрощенный нарратив: человечество постоянно улучшается по пути от варварского прошлого к славному настоящему. Но если смотреть на общую картину человеческой истории, где видны не взлеты и падения отдельных империй, а изменения человеческой цивилизации на всей планете, тенденция к прогрессу очевидна[42 - Так, рассказ о столетиях, которые ушли у Западной Европы на восстановление после краха античной цивилизации, занимает важное место в большинстве западных исторических нарративов, но стоит взглянуть на всю планету, включая Китай, Индию, исламский мир, Америку и даже Византию, как станет ясно, что общая тенденция была не такой уж негативной.Полезно провести аналогию с рынком акций. В масштабе дней и месяцев отдельные акции примерно с одинаковой вероятностью могут как подорожать, так и подешеветь. Однако, если взглянуть на рынок в целом в масштабе десятков лет, восходящий тренд окажется очевидным и устойчивым на протяжении столетий. Или, как Томас Маколей отметил в 1830 году, “одна какая нибудь волна может отойти назад, но самый прилив явно подвигается далее” (1900, p. 542).По мере поступления новой информации становится все очевиднее, что считать разговоры о прогрессе недопустимыми в историческом анализе – значит игнорировать ключевой аспект человеческой истории. Если профессиональные историки хотят ограничить свои изыскания и аналитику дескриптивными вопросами, решать им. Но нам необязательно следовать их примеру. Некоторые из наиболее важных событий нашего прошлого имеют значимые оценочные и нормативные последствия, которые необходимо обсуждать, если человечество хочет извлекать уроки из собственной истории.].
Порой бывает сложно поверить, что тенденция именно такова, ведь часто кажется, что кругом все только рушится. Отчасти этот скептицизм объясняется нашим жизненным опытом и наблюдением за сообществами на протяжении нескольких лет – в масштабе, где провалы почти столь же вероятны, как и успехи. Также отчасти он, возможно, связан с нашей склонностью делать акцент на плохих, а не на хороших новостях, на угрозах, а не на возможностях: такая установка исправно работает, когда нужно определить направление движения, но подводит, когда мы хотим объективно оценить баланс хорошего и плохого[43 - Скепсис ученых порой объясняется нежеланием вообще давать оценку прошлому, поскольку часто это делается некачественно, поскольку это не работа историка или поскольку этому противоречат философские установки.]. Однако если мы обратимся к наиболее объективным глобальным индикаторам качества нашей жизни, трудно не заметить существенных улучшений от столетия к столетию.
Такие тенденции не должны нас удивлять. Каждый день мы извлекаем выгоду из бесчисленного количества инноваций, которые внедрялись на протяжении сотен тысяч лет. Это инновации в технологиях, математике, языке, институтах, культуре, искусстве; идеи сотни миллиардов человек, которые жили до нас и оказали влияние почти на все аспекты современного мира[44 - Оценить число людей, которые когда либо жили на планете, непросто, поскольку у нас нет данных о численности населения для большей части истории человечества. Этот показатель особенно чувствителен к оценкам ожидаемой продолжительности жизни в долгосрочной перспективе. Haub & Kaneda (2018) называют цифру 108 млрд человек. Если прибавить соответствующие величины к более ранним оценкам Gold-berg (1983) и Deevey (1960), то получится 55 млрд и 81 млрд соответственно (по подсчетам автора). В целом 100 млрд – надежная медианная оценка при реалистичном диапазоне 50–150 млрд.]. Это потрясающее наследие. Немудрено, что наша жизнь в результате стала лучше.
Нельзя утверждать наверняка, что описанные тенденции к прогрессу сохранятся. Однако, учитывая их устойчивость, пессимистам придется поискать аргументы, чтобы объяснить, почему крах должен случиться именно сейчас. Не стоит забывать, что коллапс предрекают давно, но пока предсказания не оправдывались. Об этом хорошо сказал Томас Маколей:
Мы не можем безусловно доказать, что те заблуждаются, которые говорят нам, будто общество достигло апогея своего развития и будто мы видели лучшие дни. Но так говорили все пришедшие до нас, и говорили с совершенно таким же видимым основанием… Если мы не видим позади себя ничего, кроме усовершенствования, то на каком же основании мы не должны ожидать впереди ничего, кроме перемены к худшему?[45 - Macaulay (1900), p. 544.]
Он написал эти слова в 1830 году, после чего прошло еще 190 лет прогресса и ошибочных предсказаний о его окончании. В эти годы продолжительность жизни удвоилась, уровень грамотности взлетел, а восемь из десяти человек спаслись от крайней бедности. Что может принести нам будущее?
Что может ждать нас впереди
В масштабах жизни одного человека наша двухсоттысячелетняя история кажется почти непостижимо долгой. Однако по меркам геологии она коротка, а по меркам Вселенной – и вовсе мизерна. История нашего космоса насчитывает 14 миллиардов лет, и даже это немного, если рассматривать ее в более крупных масштабах. Впереди нас ждут триллионы лет. Будущее необозримо.
Какую часть этого будущего мы сможем увидеть на своем веку? Ископаемые находки служат источником полезных сведений. Как правило, виды млекопитающих живут около миллиона лет, а затем вымирают; наш близкий родственник Homo erectus прожил почти два миллиона лет[46 - Оценки средней продолжительности существования видов млекопитающих варьируются в диапазоне от 0,6 млн лет (Barnosky et al., 2011) до 1,7 млн лет (Foote & Raup, 1996).Старейшие окаменелости, которые принято связывать с Homo erectus, были найдены при раскопках Дманиси на территории современной Грузии; их возраст составляет 1,8 млн лет (Lordkipanidze et al., 2006). Самые молодые окаменелости были обнаружены на территории современной Индонезии; их возраст – 0,1 млн лет (Yokoyama et al., 2008).]. Если приравнять миллион лет к одной 80-летней жизни, то сегодня человечество пребывает в подростковом возрасте – ему шестнадцать лет, оно только обретает силу, но уже может нажить серьезные неприятности[47 - В масштабе такой жизни весь XXI век уложился бы в три дня – три судьбоносных дня, ради которых под угрозу была поставлена вся жизнь человечества.].
Очевидно, однако, что человека не назвать представителем типичного вида. Прежде всего, люди недавно обрели уникальную способность уничтожать самих себя – способность, которой и посвящена большая часть этой книги. Но у нас есть и другая уникальная способность – способность защищаться от внешних угроз нашему существованию, а это дает нам шанс пережить родственные виды.
Как долго мы могли бы прожить на Земле? Наша планета будет пригодна для жизни еще примерно миллиард лет[48 - Мы можем достаточно уверенно сказать, что бесконтрольный и влажный парниковые эффекты (подробнее о них – в главе 4) ограничивают возможную продолжительность существования жизни на Земле, но нам сложно сказать наверняка, когда они дадут о себе знать, поскольку наши климатические модели, как известно, несовершенны. Wolf & Toon (2015) полагают, что “влажный парник” возникнет примерно через 2 млрд лет, но Leconte et al. (2013) считают, что это случится раньше, уже через 1 млрд лет.Открытым остается вопрос, не приведет ли снижение концентрации углекислого газа и повышение температуры к тому, что Земля станет непригодной для жизни еще до возникновения влажного и бесконтрольного парниковых эффектов. Rushby et al. (2018) считают, что снижение концентрации углекислого газа произойдет примерно через 800 млн лет для С
фотосинтеза и еще примерно через 500 млн лет для C
фотосинтеза.Поскольку сроки очень велики, нельзя не учитывать, что эволюция может привести к появлению новых форм жизни, способных существовать в климате, непригодном для уже существующих форм жизни. Не стоит забывать, что первые растения с C
фотосинтезом появились около 32 млн лет назад (Kellog, 2013).]. Этого достаточно на триллионы человеческих жизней; достаточно, чтобы увидеть, как вырастают горы, сталкиваются континенты, перестраиваются орбиты, – и достаточно, чтобы исцелить наше общество и нашу планету от ран, которые мы нанесли им в период своей незрелости.
Возможно, у нас даже больше времени. Как сказал один из пионеров ракетостроения, “Земля – колыбель человечества, но не может же оно все время находиться в колыбели”[49 - Эти слова приписывают Константину Циолковскому (Siddiqi, 2010, p. 371).]. Мы пока не знаем, как добраться до других звезд и заселить вращающиеся вокруг них планеты, но и не видим серьезных препятствий для этого. Судя по всему, нам просто нужно время, чтобы этому научиться. Это вселяет в меня оптимизм. В конце концов, первый летательный аппарат тяжелее воздуха поднялся в небо в 1903 году, а всего 68 лет спустя мы запустили космический корабль, который вышел за пределы Солнечной системы и однажды доберется до звезд. Наш вид обучается быстро, особенно в последнее время, а миллиард лет – долгий срок. Думаю, нам хватит и гораздо меньшего.
Если мы сможем добраться до других звезд, нам откроется вся галактика. В одном только Млечном Пути более 100 миллиардов звезд, и некоторые из них не погаснут триллионы лет, что значительно увеличивает потенциальную продолжительность нашей жизни. Помимо нашей, есть и миллиарды других галактик. Если мы достигнем будущего таких масштабов, то у нас, вероятно, появится поистине непомерное количество потомков, у которых будет достаточно времени, ресурсов, мудрости и опыта, чтобы сотворить множество чудес, невообразимых сегодня.
Хотя человечество уже движется к повышению уровня благосостояния, здравоохранения, образования и нравственной терпимости, впереди у нас долгий путь. Сегодня наш мир омрачают малярия и ВИЧ, депрессия и деменция, расизм и сексизм, притеснения и пытки. Однако, имея достаточно времени, мы можем положить конец этим ужасам и построить поистине справедливое и гуманное общество.
Мир без страданий и несправедливости – это лишь нижний предел хорошей жизни. Верхний пока не удалось обозначить ни естественным, ни гуманитарным наукам. О том, чего мы могли бы достигнуть, намекают лучшие моменты нашей жизни: проблески искренней радости, ослепительной красоты, беспредельной любви. Минуты, когда мы чувствуем себя по-настоящему живыми. Такие моменты при всей их краткости позволяют представить, каким может быть истинное процветание далеко за рамками существующего статус-кво и наших нынешних представлений.
