Любить. Автобиографическая наивная литература

Я только сама с собой не могу разобраться, а для других у меня миллион советов. Недавно я очень близко стояла в транспорте рядом с людьми, которые разговаривали, и поэтому все слышала. У меня каждые две минуты для них был готов совет, я еле сдерживалась, чтобы не обернуться к ним и не начать все комментировать. Это удивительно. Я такая умная, когда речь идёт о других, и такая неумная, когда речь идёт обо мне

Новое, что я узнала о себе: иногда у меня бывают приступы излишней откровенности, если затрагивается тема, которая меня волнует. Или это не излишняя откровенность, а вполне нормальное желание высказать то, что волнует, пусть даже и личное, пусть даже и незнакомым людям, но из-за того, что я всегда запрещала себе это делать и у меня нет опыта проживать такие чувства, мне после откровенности всегда не по себе, некомфортно, и, наверное, поэтому откровенность кажется мне излишней. Пару раз я намеренно себя заставляла писать и говорить о себе очень, на мой взгляд, личные вещи, или неуместные подробности о себе, или просто даже ни с того ни с сего свои мысли и планы, и оставляла себя в этих неприятных голых чувствах, чтобы понять, какие у этого последствия, оказалось, что последствия – это неприятная неловкость и одновременно с этим приятное чувство свободы.

Ещё новое, что я о себе узнала за этот период: иногда я впадаю в эмоциональный садизм, и я всех провоцирую и довожу посторонних людей до белого каления.

Все эти знания о себе стоили того, чтобы провести подобный эксперимент, иначе я не узнала бы о себе важных вещей, ведь в кругу близких меньше возможностей узнать себя, потому что меньше возникает разного рода ситуаций, хотя бы даже из-за того, что мой близкий круг состоит из небольшого количества людей, кроме того, я не могу над ними проводить эксперимент, потому что я их люблю и щажу, в рабочих коллективах я тоже так не веду себя, потому что есть рамки поведения и заинтересованность в сотрудничестве, а с незнакомыми посторонними интернет-людьми решилась попробовать: это ведь не реальность, в интернете людям на меня незнакомую наплевать и мне на них незнакомых наплевать, никому не будет больно, тем более, что я не хамлю, не оскорбляю, просто заставляю эмоционировать, что тоже не совсем хорошо, но вряд ли они сильно расстраиваются.

8. ЕЩЁ РЕЗУЛЬТАТЫ ЭКСПЕРИМЕНТА

В целом, за время эксперимента, я выяснила, что почти все о себе знала, и, в целом, я себе нравлюсь.

Я веду себя иногда грубовато, но это беззлобная грубость. Хуже, когда я вежливо-садистичная или агрессивно-хамская. Это точно не по-христиански. Это я исправлю. Буду контролировать на уровне разума, если на уровне души я пока не способна это замечать.

Садизм я буду пресекать, а грубость оставлю: я грубая деревенщина до мозга костей.

Однажды, когда мы были у бабушки в деревне, приятельница пригласила ее на поминки много десятилетий назад умершего своего мужа. Бабушка, естественно, нас взяла с собой. Мы пришли в дом к женщине, которая нас пригласила. Бабушка и ее приятельницы сели за стол, и в ожидании, когда соберутся остальные гости начали общаться. Моя бабушка обратила внимание на накрахмаленные беленькие кружевные занавески на окнах, и прокомментировала хозяйке: «Занавесочки накрахмалила. Жениха заманиваешь? Ишь, звезда какая выискалась» (в оригинале было нецензурное слово, созвучное слову звезда). Всем женщинам в этой истории было около шестидесяти лет, сейчас этот возраст считается женским, а тогда это был глубоко бабушкинский возраст. Все женщины, включая хозяйку очень тихо и сдержанно начали смеяться. Сейчас я понимаю почему смешно и почему тихо: в деревне в шестьдесят лет ни о каких женихах и речи быть не может, а на поминках громко смеяться неприлично. Сейчас я понимаю, а тогда я подумала, что бабушка нагрубила хозяйке, и остальные заискивающе смеются от страха, боясь, что она и им нагрубит. Мне было не по себе. Таких случаев, когда моя нежная детская душа цепенела, поначалу было немало, и не только с бабушкой я такое наблюдала, со всем своим окружением, а потом совершенно естественным образом окружающая среда проникла в меня. Я прочувствовала в чем сок грубых шуток и вообще грубости, ведь в ней есть не только резкость, но часто и юмор, и даже забота, и человечность, просто выраженная не деликатно, и стала ею пользоваться. Я могла вырасти другой, не грубой, как моя нежная деликатная старшая сестра, которая и выросла в таких же условиях, как и я, и провела в деревне у бабушки несравнимо больше времени, чем я, но она выросла нежной, а в моей натуре есть что-то, что с удовольствием впитывало именно грубость и жесткость деревни. Так что, да, я – грубая деревенщина.

Я такой грубой выросла, это часть меня, а садисткой я не была, это приобретённое, и не благоприобретённое, а гадкое и не нужное, от этого я избавлюсь. Ну, и от менторского тона тоже нужно как-то избавляться.

С откровенностью и открытостью я тоже определилась. Откровенность делает меня уязвимой, но она позволяет быть собой, многое понимать о себе. Открытость иногда выглядит в моём исполнении нелепо, несуразно, неуклюже, но она дает возможность проживать события полно и через себя, без масок, без необходимости придумывать и воплощать образ себя. Зачем мне образ? Чтобы стремиться к идеальности? Я не просто не идеальная, я к этому даже не близка и никогда не смогу приблизиться, да и не хочу.

Мне начинает нравиться быть честной с собой, видеть себя такой какая есть, стараться понять свою натуру, узнавать подлинную себя, а не навязывать себе какие-то роли. Это как с ребёнком: можно его бесконечно муштровать и воспитывать, а можно любя наблюдать и немного корректировать, когда его заносит уж совсем куда-то не туда.

Мой маленький эксперимент окончен, выводы сделаны.

9. ПУБЛиЧНОСТЬ

За время каникул я завела канал на видео-хостинге, и регулярно публиковала аудио-отзывы. Я и там без советов не смогла обойтись. Всё-таки непонятно, откуда это во мне берётся, у меня есть две версии: либо это от гордыни я считаю необходимым транслировать свои непрошенные советы, либо это такая извращенная роль спасателя «всем помочь, всех спасти хотя бы советами». Я склонна думать, что это гордыня меня толкает на то, чтобы я раздавала советы направо и налево.

Выяснила, что аудио без видео – это комфортный для меня формат. К моменту создания этого канала я уже окончательно поняла, что с открытым лицом мне некомфортно взаимодействовать с людьми в сети. Я поняла, что даже микро-публичность с открытым лицом точно не для меня. Наверное, кого-то личная публичность воодушевляет и наполняет, а меня – нет. Такой способ контакта с миром мне точно не подходит. Я поняла, что я хочу именно слова свои делать публичными, а не себя.

10. ПОЧЕМУ ИМЕННО ХРИСТИАНСТВО?

Начала читать интересную книгу, которая пришла ко мне от незнакомого человека.

Ранней весной я стояла у выхода из метро. Ко мне стремительно подошёл пожилой высокий сухонький седой всклокоченный человек одетый в чистую одежду, но с замусоленной маленькой книжицей.

Подошёл ко мне и сказал, что все пытаются понять как устроен мир, а это уже давно описано таким-то. Он отошёл, обернулся и спросил, запомнила ли я имя философа, о котором он сказал, я ответила «да, спасибо» (ничего я не запомнила и даже не пыталась запомнить), он ещё раз громко назвал его имя – Рудольф Штайнер – и ушёл.

Почему он именно ко мне подошёл? Я даже на него не смотрела, я стояла и смотрела в телефон, ждала подругу, списывалась с ней, узнавала, на какой она станции, чтобы посчитать, через сколько она приедет.

Когда странный седовласец ушёл, я, чтобы скоротать время в ожидании подруги, вбила имя философа в поисковик и скачала книгу «Евангелие от Луки. Цикл из десяти докладов, прочитанный в Базеле с 15 по 26 сентября 1909 г.» Рудольф Штайнер.

Надо сказать, что я искала философскую литературу на тему религии, но без четко сформулированного запроса, сама не знала, что хочу прочесть. Думала, начну читать, и что-то для себя выловлю интересное.

Разное читала, и все было мимо: в основном было слишком много философской терминологии и интертекстуальности, и такой текст больше подходит для профессионалов, а я не философ, я его не в состоянии понять, просто прочтя, его мне нужно было бы изучать, а у меня нет такого желания; либо попадались тексты, в которых автор медленно и не спеша по спирали подводит читателя к ядру своего труда, но я не готова прочесть целую книгу, чтобы узнать множество условных доказательств одной-единственной мысли. Я отложила поиски литературы до того момента, когда у меня наконец сформируется запрос. Книга пришла ко мне сама.

Один из моих вопросов был закрыт этой случайной книгой.

Я часто думала о том, почему я выбрала именно христианство. В том числе, я думала о том, что буддизм – это очень интересная концепция, с которой я неоднократно сталкивалась, и на какое-то время заинтересовывалась ею, на которую я могла бы выбрать опираться в жизни, но ведь не выбрала же.

Рудольф говорит такое:

«Мы назвали буддизм чистейшим учением сострадания и любви. И действительно: из той точки мира, где действовал Будда, струится Евангелие любви и сострадания ко всем Существам на земле.

Но из Евангелия от Луки к нам струится нечто большее, чем всеобъемлющее сострадание и любовь. И это нечто есть превращение сострадания и любви в необходимый душе поступок. Буддист стремится к состраданию в высочайшем смысле Слова; живущий же в духе Евангелия от Луки развивает активную, деятельную любовь. Буддист переживает страдание больного; в Евангелии от Луки человек находит призыв к активной помощи, к исцелению того, что он может исцелить. В буддизме мы находим ключ к пониманию всего, что оживляет человеческую душу; в Евангелии от Луки звучит призыв не судить, помогать ближнему, не считаясь с тем, что сделано тебе самому; давать больше, чем приобретать».