Инкунабула. Первая книга

Девчонка действительно уже была готова. Стояла посреди двора в окружении домочадцев и изо всех сил старалась выглядеть спокойной.

На ней было длинное темное платье под горло и легкое шерстяное пальто, стянутое на тонкой талии поясом. На ногах – мягкие полусапожки. Иссиня-черные волосы заплетены в две толстые косы, подвязанные узкими лентами. У ног Ясны стояла небольшая сумка – потертый кожаный кофр.

Я подошел ближе и отпустил силу. Где-то за спиной охнула старуха, молодняк заскулил, расступаясь, местный старшина ощерился, обнажая клыки, но спину согнул.

Только Ясна стояла, гордо задрав подбородок. Губы ее дрожали, руки тряслись, а в глазах полыхал раскаленный янтарь.

Я чуть склонил голову в учтивом поклоне, как равный равному, и положил ладонь на рукоять стилета. Заговорил, глядя ей в глаза.

– Мое имя Мстислав Боровский. И я приехал, чтобы исполнить волю твоего опекуна, княжна. Готова ты следовать за мной?

– Готова!

Ее голос предательски зазвенел и все-таки сорвался.

Я чуть ослабил давление, и люди за моей спиной облегченно выдохнули.

– Это все? – Я указал на кофр.

Ясна покраснела и кивнула.

– Приданое-то давно Еремей уволок, – сварливо напомнила старуха.

– У тебя есть пять минут. Я буду за воротами, – шепнул я Ясне, поднял с земли кофр и обернулся к старухе. – Благодарю за гостеприимство, добрая женщина.

– Девочку мою сбереги! – буркнула она в ответ.

Ждать долго не пришлось.

Ясна появилась почти сразу за мной. Шагнула за ворота, дождалась, пока за ее спиной лязгнул засов, и широко раскинула руки, радуясь мнимой свободе.

И ей было так хорошо, что я не удержался и ядовито спросил, скривив губы в усмешке:

– Думаешь, в Козельске тебе будет лучше?

– В Козельске? Это вряд ли. Но до встречи с женихом у меня есть еще целых пять дней.

– Звучит как угроза, – заметил я.

– Может быть, это она и есть?

– А ты полна сюрпризов, да, Ясна? – Я хмыкнул. – Идем, моя машина внизу, у подножья холма.

Мой внедорожник – громоздкий, черный и весь заляпанный грязью – ее напугал.

– Не нравится карета? – не удержался я от очередной издевки.

– Не нравлюсь я? – парировала девчонка.

– С чего бы?

– Да так… показалось…

Щелкнув брелоком, я открыл машину и придержал переднюю дверь для Ясны. Та неуклюже забралась на сиденье. Как школьница сложила руки на коленях. Совершенно не к месту вспомнился сумрак бани и молочно-белая кожа под грубой тканью рубахи.

– Пристегнись, – напомнил я. Девушка вздрогнула и заозиралась.

Я протянул ей ремень и захлопнул дверь.

Она возилась с ним, пока я обходил машину и устраивался за рулем, даже головы не повернула, когда, тихо рыкнув, заурчал мотор, но так и не справилась с простой задачей.

Я деланно вздохнул, одной рукой сжал тонкие девичьи запястья, а другой осторожно перехватил ремень и натянул. Щелкнул замок. Ясна дышала часто-часто, и я не выдержал и мягко коснулся ее своей силой, но все равно переборщил. Она задохнулась, задрожала, заскулила по-волчьи, и я тут же отпустил ее. Положил руки на руль и прохрипел:

– Прости.

Она ничего не ответила.

Только сморгнула слезы обиды и как можно тише шмыгнула носом.

Около получаса мы ехали молча, пока наконец не выбрались на Псковское шоссе.

Навстречу стали попадаться машины и современные дома. Ясна не выдержала. Прильнула к окну, жадно всматриваясь в непривычный для нее пейзаж.

– Ты когда-нибудь выезжала за пределы Изборской твердыни? – спросил я на всякий случай. Ее интерес был слишком велик, и это могло стать проблемой.

– Один раз, – ответила она и смущенно покраснела. – Когда еще отец был жив. Но я ничего не помню.

– А потом?

– Только к озеру спускалась.

– Сколько тебе лет?

– Только исполнилось восемнадцать.

– Мог бы и сам догадаться, – хмыкнул я. – И сколько из них ты провела взаперти?

– Двенадцать…

– Великие боги!

– А в твоей стае не так?

– Не так. – Я потряс головой и сдул упавшую на лоб челку. – Усадьба Еремея – она как вот эти дома. Находится недалеко от города и дорог. У нас есть электричество, машины, интернет.

– И женщины могут покидать твердыню?

– Мы не живем в крепости, Ясна. Мы живем, как обычные люди. Может быть, чуть более замкнуто и богато. И женщины могут покинуть усадьбу, когда захотят… Наверное…

Я вспомнил тетушку Ольгу и сам засомневался в своих словах. А была ли она на самом деле свободна?

– Но ты родился не в его стае.

Не вопрос – утверждение.

– Мать я почти не помню, а отец ушел на перерождение, когда мне было двенадцать. Дядька Еремей забрал меня к себе. Только меня. Мою стаю не тронули.

– Почему ты не вернулся, когда вырос?

– Вассальная клятва, – ответил я просто.

– И ее никак не обойти?

– Только если вожак отпустит.

– А он может?

– Если захочет. – Я позволил себе горькую усмешку.

– А ты?

– Что я?

– А ты хочешь уйти?

– А должен?

– Ты сильный. Ты вожак. С тобой не поспоришь. Неужели тебе хорошо рядом с ним?

– Вот ты и ответила на свой вопрос, Ясна. Только это не твое дело.

Девчонка обиженно фыркнула, скрестила на груди руки и снова уставилась в окно.

Смешная. Дикая. И совсем не знает жизни.

Глава третья

К Великому Новгороду мы подъехали уже в темноте. Серый безликий пригород, исписанные граффити заборы, железнодорожные пути, обшарпанные пятиэтажки, темные подъезды, унылые дворы – осень беспощадна к подобным пейзажам. Ближе к центру на светофоре образовался затор, и в тусклом свете уличных фонарей можно было разглядеть уставшие лица спешащих домой самых обычных людей. На детской площадке играли дети, в сквере неподалеку пожилой мужчина выгуливал мохнатую косолапую собаку, несколько подростков забрались на лавочку с ногами и о чем-то болтали, громко смеясь и не обращая никакого внимания на возмущенные взгляды прохожих.

– Здесь все иначе, – заметила Ясна. – А твой… город, он такой же?

– Нет, – ответил я и улыбнулся. – Боровск – моя твердыня – гораздо меньше. Но там есть место и людям, и стае. А это…