скачать книгу бесплатно
Подлог. Собрание сочинений. Том 5
Николай Максимович Ольков
Она хотела стать врачом, и стала им. Достигла всего, о чем можно только мечтать: карьера, семья, успешный муж, дети. Но жизнь не прощает даже маленьких прегрешений: на взлете славы ей пришло напоминание из бесшабашной юности. Кажется, рухнет все. Но это счастье, когда тебя окружают друзья…
Подлог
Собрание сочинений. Том 5
Николай Максимович Ольков
Памяти Николая Петровича Хевролина,
бывшего 17 лет председателем Казанского райисполкома Тюменской области,
обойденного наградами и памятью.
© Николай Максимович Ольков, 2016
ISBN 978-5-4483-5438-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Ранним майским утром в кабинет главного врача Пореченской районной больницы она вошла уверенной походкой человека, который знает, зачем идет, и знает, что ему не откажут. Все переживания, стенания, слезы и истерики остались там, в родном городе, а здесь, в сельской глуши соседней области об этом никто не знал и не мог догадываться – настолько уверенна и решительна была эта молодая женщина. И к тому же довольно красива – она сама об этом знала лучше других.
За час до того она устроилась в местную гостиницу, где не было даже горячей воды, вскипятила чайник, вымыла голову, сделала прическу, легкий макияж, надела серый костюм с юбкой, чуть зауженной и скрывающей округлые колени. Осмотрела себя в большом зеркале и осталась довольна: круглолица, черноброва, губки бантиком, глаза синие с искоркой, густые светлые волосы колышутся на голове при каждом движении. «Ну, Ирочка, с Богом! Если сегодня все получится, остальное я сделаю!».
Когда она спустилась в вестибюль, дежурная, молодая и любознательная особа, неожиданно спросила:
– Извините, вы артистка? Нас предупредили, что артисты должны подъехать.
Гостья улыбнулась:
– Нет, милая девушка, я – врач!
Она так резко это выговорила, что даже сама испугалась. «А ведь я впервые назвала себя врачом!» – мелькнуло в голове и тут же исчезло под выразительными взглядами двух вошедших кавказских мужчин.
В приемной главного стучала пишущая машинка, пожилая женщина, то ли секретарша, то ли завхоз, что-то старательно выдавливала из разбитого аппарата.
– Главный у себя? – спросила гостья.
Женщина махнула рукой в сторону кабинетной двери. Она постучала в фанерную обшивку и услышала мужской голос:
– Да, входите.
Петр Петрович Бытов, главный врач района, встал, увидев симпатичную незнакомку, несколько смутился и невпопад спросил:
– Вы ко мне?
Дама деликатно улыбнулась:
– Если вы главрач района, то я к вам, Петр Петрович!
Бытов широко улыбнулся:
– Извините, запарился с бумагами. Прошу вас, проходите, садитесь. Что вас к нам привело?
Дама чуть помолчала, достала из сумочки платок, поднесла к глазам:
– Я врач, терапевт, оставила мужа, мы не были зарегистрированы, оставила любимую работу и поехала, куда глаза глядят. Ваш район выбрала потому, что он тихий, вдали от городов, а мне так хочется душевного покоя. И, конечно, интересной работы. Ой, извините, Петр Петрович, я не представилась: Ирина Николаевна Дзюбина. Папа писался Дзюба, а детям фамилию сделали русской. Видно, корни отца где-то на Украине.
– Да, страна наша огромна, – согласился главный. – А с работой проблем не будет. Давайте ваши документы.
Дама опять коснулась глаз:
– Есть только паспорт, а трудовую книжку и диплом муж не отдал, спрятал, думал этим меня удержать. На счастье, у меня сохранилась копия диплома, заверенная нотариусом, делала для военкомата при постановке на учет. Думаю, это вас пока устроит, а со временем я все равно вырву у этого подлеца диплом, там же и комсомольский билет…
Бытов рассмеялся:
– Ну, ваша партийность меня меньше всего интересует. Давайте копию.
Быстро посмотрев документы, Петр Петрович предложил:
– У нас не хватает терапевтов на приеме. Как вы на это смотрите?
Ирина Николаевна даже привстала со стула:
– Большое спасибо, Петр Петрович, но я бы не хотела оставаться в районном центре. Здесь все равно шумно, многолюдно. Вот сейчас в гостинице сказали, что артистов ждут. Если можно, отправьте меня в дальнюю участковую больницу. Деревня, добрые люди, природа. Только бы с квартиркой решить, и мне больше ничего не надо.
Бытов удивился: сколько лет работает главным, но впервые дипломированный доктор отказывается от места в районной больнице и просится на периферию. Недавно на заседании райисполкома его крепко критиковали за плохую работу Березовской участковой больницы. Действительно, заведующий любит выпить, контроля никакого, давно бы заменил, но все молодые специалисты ехать в глухомань категорически отказывались. А тут сама просится. Бытов вздохнул: такая красивая женщина, да без мужа – это было бы так мило…
– Честно говоря, Ирина Николаевна, не хочу вас отпускать, признаюсь: вы бы украсили нашу больницу! Но – воля ваша. А что касается тишины и природы, это я вам обеспечу. Только, чур! – не подведите меня. Если вы через месяц откажетесь, меня в райкоме по стенке размажут.
Ирина Николаевна улыбнулась:
– Не сбегу и не откажусь, мое слово твердое.
Главный снял телефонную трубку:
– Барышня! А, это ты, Валя! Дай мне председателя Березовского сельсовета. Иван Васильевич? Везу вам нового заведующего больницей. Пусть Волокушин будет на месте, чтобы дела передать. И в больницу позвони, я не буду время терять. – Положил трубку. – Вот так, Ирина Николаевна. Ваши вещи в гостинице? Заедем.
Уазик «Скорой помощи» легко бежал по твердой грунтовой дороге, Бытов время от времени посматривал на новоиспеченную заведующую и удивлялся: ее радости не было предела, все ее умиляло: и речка с деревянным ненадежным мостом, и десятки тракторов со сцепами борон, сеялок, и лес, зелеными языками разрывавший взрыхленную черную зябь. В гостинице Дзюбина переоделась в серый брючный костюм, и выглядела очень соблазнительно. Водитель Вася несколько раз ловил взгляды шефа и тихонько хихикал.
– Вот ваш больничный комплекс, Ирина Николаевна! – с пафосом произнес Бытов, широким жестом соединив несколько деревянных сооружений явно довоенного строительства. – Все это надо бы снести к чертовой бабушке, но строить некому. Ладно, потом разберетесь. Пошли к людям.
В небольшом кабинете заведующего сидели до десятка человек в халатах, которые Ирина не могла бы назвать белыми. Видимо, тут и врачи, их два, фельдшеры и медсестры, завхоз и кто-то еще.
– А где Волокушин? – сурово спросил Бытов.
– А то вы не знаете, где? С утра появился и ушел. Где-то с друзьями.
– Ладно, обойдемся без него. Товарищи! Разрешите представить вам новую заведующую участковой больницей Ирину Николаевну Дзюбину. Бухгалтера прошу помочь разобраться с материальными ценностями, а я в совет по части квартиры.
Часа в четыре Бытов приехал и, виновато глядя на Ирину, признался, что свободных квартир, конечно, нет, но он договорился с хорошими чистенькими стариками, и до лучших времен можно пожить у них. Ирина кивнула, попросила увезти на квартиру чемодан, предварительно вынув из него белоснежный врачебный халат и шапочку.
– Давайте мы договоримся так: завтра я познакомлюсь с каждым, а сегодня только одна просьба: на работе быть в совершенно белых чистых халатах. Мы ведь медицинские работники, правда? И должны всем показывать пример высокой санитарной культуры.
Эти слова особенно понравились женщинам, и коллектив расходился, дружно улыбаясь.
Старикам видно, льстило, что у них будет квартировать заведующая больницей. Они встретили гостью у ворот, поклонились:
– Проходи, дорогая, в передний угол, комнатку мы тебе приготовили, Ивановна даже новым комплектом постельного пожертвовала. Недавно отгуляли ее семьдесят, так профсоюз отблагодарил пакетом бывшую ударницу.
Ирина улыбнулась:
– Так, значит, хозяйка Ивановна, а хозяин?
– Ты не поверишь, но тоже Иванович, только я Александр, а она Александра. А вас как мы станем величать?
Гостья махнула рукой:
– Какое величание? Ирина, и все тут. Нам ведь жить под одной крышей.
Ее сразу пригласили к столу, но сначала посмотрела свою комнатку, маленькую горенку, это она потом узнает, что так зовут пристроенные к пятистеннику спальни. Железная кровать с большими шарами на дугах, две большие пуховые подушки: ткнула кулаком – по самый локоть рука провалилась. На стене ковер, грустная Аленушка оплакивает своего непослушного братца. Небольшое оконце завешено тюлевой шториной и двумя половинками «задергушек» (позже узнает) с выбитыми на швейной машинке узорами.
На столе в большой сковороде стояла жареная картошка, огурцы и помидоры нарезаны крупными кусками, белый хлеб домашней выпечки, кринка с молоком.
– Ирина…, вот холера какая: неловко без отчества…
– Николаевна, – выручила Ирина.
– Так вот, Ирина Николаевна, требуется по стопке выпить за новоселье. Ивановна, разливай!
Ирина не стала отказываться, взяла большую рюмку и уловила запах самогона.
– Ничего, дочка, этот напиток целебный, он из чистого хлебушка, верно, дух страмной, а ты не дыши.
Ирина в несколько глотков выпила жгучую жидкость и быстро закусила огурцом. Потом ели деревянными ложками прямо из сковороды жареную картошку на кусочках соленого сала и вели разговоры. Говорил Александр Иванович:
– Тебе, дочка, шибко повезло, что попала в нашу деревню. У нас народ весь с одного места из-под Москвы переселен, с первого дня жили артельно и дружно. Тятя мой сказывал, что деревня была как общество, собирали сходы, это как собрания нынешние, только с пользой. Нынче-то проблавостят три часа, а спроси после, об чем говорили – не каждый вспомнит. Опять же и пользы никакой. А тогда избирали старосту, назначали писаря, и без участкового был полный порядок. Я за малым не угадал на первую Германскую, годами не вышел, а потом Колчак не побрезговал, погнали нас на Омск. Были середь нас и толковые мужики, наши деревенские, которые уже хлебнули мурцовки и ядов понюхали немецких, отчего и побросали оружия, и домой. Натакали нас, как надо действовать, ночью мы всех чужих перевязали, рты позатыкали, коней запрягли, и в домашнюю сторону. Красные остановили, кто, откуда, и велели в строй вставать. Как говорится, из огня да в полымя.
– Вернулись героями? – спросила Ирина.
– Знамо дело! Пятерых увезли на шахты, по суду, других попугали и отпустили. А тут и двадцать первый год, восстание. Понятно, что мы все пошли в отряды, надеялись прежнюю жизню вернуть.
Супруга постучала по столу казанками:
– Лександро, ты добрякашь ботолом своим, «воронок» подрулит.
– Шура, кому я нужен в семьдесят-то лет!
– Тогда на месте порешат. Вон к заплоту приставят и пальнут.
Ирина заступилась:
– Александра Ивановна, что вы такое говорите? Никто не тронет. А новая жизнь вам чем не нравилась?
Старик помялся:
– Да как тебе сказать? Тем и не глянулась, что новая, другая. Тятя мой был человек, вся деревня кланялась, он на церкву, когда строили, сто золотых рублей положил, во как! А тут все переменилось: хлеб отдай, мясо отдай. А самому чем жить? За восстание нас, конечно, по головке не погладили, но, поговаривали мужики, испугалась власть, не всех ко стенке, хоть и брали. Верно, потом, перед войной, еще раз прошлись, у нас человек семь увезли, и с концом. А тут Гитлер. Как бы эти мужики сгодились! Не иначе, вредительство было среди НКВД, потому и подвели под монастырь Берию и прочих. Товарищ Сталин всех вывел на чистую воду.
Ирина оживилась:
– Вы Сталина хвалите, а как же культ личности, и из мавзолея вынесли?
– Дорогая ты моя, да потому что дураки! Вот тебе крест, хоть я и не шибко верующий! Народ со Сталиным войну победил, а они его обосрали, не за столом будь сказано. Зависть и низость, больше ничего.
– Вы про церковь говорили…
– Вот еще одна дурь. Такая красавица стояла, любо посмотреть, нет, всю раздолбили, и ничто в дело не пошло. Школу склали кирпичную, она каждый год по два раза горела, пока не прикрыли. На гать вывезли тысячу подвод со щебнем – седни привезли, к утру нету, ушел в землю.
– Вы считаете, что Бог наказывал?
– А кто? Не райком же. Бог и наказал. Все, кто ломал, хоть и по наряду, все полегли на фронте. Я только кирпич и щебень возил, и то мне осколок достался, за что и благодарю Господа.
Ирина удивилась:
– Александр Иванович, вы же сказали, что не шибко верующий.
– А где ты теперь сыщешь верующих-то настоящих? Я тебе так скажу: от Бога отвернули народишко, а к Ленину он не прислонился. Оттого и болтамся, как говно в пролубе. Нам бы жить сейчас – с табаретки не достать, а мы все в резиновых калошах ходим. На днях гляжу: Рома Носастенький идет, спрашиваю: «Далеко отправился, на ночь глядя?». Отвечает: «На партейное собранье». «А почто в калошах?». «А нам, коммунистам, нечего скрывать, вот купил новые калоши, пусть все видят». Вот скажи мне, ты врач, грамотный человек: разве так можно людями руководить, когда калоши заместо хромовых сапогов в народе?
Ирина помолчала, потом спросила:
– Александр Иванович, вы же говорили, что народ у вас работящий и дружный. Почему тогда так плохо живете?
– А вот я скажу. Наняли мы один год пастуха коров пасти деревенских, и что ты будешь делать!? Корова домой приходит, а молока нет. С неделю такое, а потом обнаружилось, что не только у нас, по всей деревне так. И пошли посмотреть, а как же пастух наш молочко нам нагуливат? И нашли, что он с утра весь табун сгуртовал в старый колхозный загон, а сам посыпат на вольном воздухе. А ведь травы кругом наросли – ноги не протащить.
– Вы хотите сказать, что от пастуха все зависит?
– Конечно, от пастуха.
– Крамольные ваши разговоры, Александр Иванович, вы бы в самом деле с ними поаккуратней.
– А я, Ирина Николаевна, на митинги не хожу. Так вот со старухой порассуждаю, да вот ты появилась, тебе пожалился. Я же битый, все понимаю. Ежели вслух сказать, могут и в самом деле припаять статью, это у нас за всяко просто. Ну, еще по рюмочке?
Ирина отказалась. Выпила стакан еще теплого вечернего молока, поблагодарила хозяев.
– Мы с вами должны обговорить условия моего проживания. Александра Ивановна, готовить у меня времени не будет, так что рассчитывайте и на меня. И за комнату – сколько все это будет стоить?
Хозяева посмотрели друг на дружку, улыбнулись: