Существо

Может, оно уже здесь? Оно пришло, приползло, сейчас оно войдет… Ульяна не отрывала взгляда от ручки, ожидая, когда та повернется, впуская незнакомца внутрь. Что, если это псих? Что, если ее семья уже мертва, и она – последняя, кто остался в доме?

Но ручка не повернулась, и никто не вошел. Все звуки исчезли, оставляя Ульяну в полной тишине. Наваждение отступило.

Она понемногу приходила в себя. Только теперь Ульяна обнаружила, что ее кожу покрывает пелена холодного пота, а сердце бьется в груди быстро-быстро. Ей не почудилось, это она знала наверняка. Но что же тогда произошло?

Она больше не собиралась выносить неизвестность. Ульяна торопливо накинула халат и взглянула на часы. Пять утра – точно не то время, когда просыпается ее семья. Да и ей не следовало бы высовываться, но она должна была. Если ее близкие действительно погибли, то и ей незачем оставаться в живых!

Она осторожно открыла дверь и выглянула наружу. В коридоре ее не поджидали ни монстры, ни люди в масках, крови и разрушений здесь тоже не было. Зато Ульяна сразу же обнаружила, что в доме горит свет.

Он был рыжим и совсем не ярким, из спален и не заметишь, а из коридора – можно. Свет прилетал откуда-то снизу, с первого этажа, и выцветшими лучиками оседал на ступенях. Ульяна поплотнее завязала халат и направилась вниз. Она понятия не имела, что увидит там, и, быть может, из-за этого ей не стоило удивляться – но удивление все равно было.

Свет шел от настольной лампы, возле которой в инвалидном кресле сидела Регина. Она ничего не делала, не читала и не спала. Она просто сидела в кресле, выпрямившаяся, скрытая свободным платьем, будто и неживая. Она смотрела на Ульяну темными глазами, которые в полумраке казались непроницаемо черными, и словно ждала чего-то.

Это был совсем не глупый взгляд, не мутный взгляд больного человека – Ульяна таких видела в достатке. Но это были и не глаза шестнадцатилетней девушки. Такие большие, такие темные… Ульяна вспомнила слова Никиты о Существе.

Кажется, он был прав.

– Привет… – с трудом произнесла Ульяна. Голос дрожал, и это было так нелепо! Но она ничего не могла с собой поделать.

По идее, ей не следовало удивляться. Регина вполне могла сама добраться сюда из подвала, она делала это не раз, папа проследил, чтобы ей было удобно. Что в пять утра – это ерунда, многим ведь не спится! Бывает. Но этот взгляд, это спокойное, как фарфоровая маска, лицо… Ульяна, здоровая и крепкая, вроде как была намного сильнее девушки, не способной подняться с инвалидной коляски. Однако в этот миг все было по-другому, не так, как должно быть.

Ульяна не выдержала, отвела взгляд, она не могла долго смотреть на Регину. В тусклом свете лампы ее странная кожа казалась змеиной, причем уже сброшенной.

– Я слышала шаги наверху, это ведь не ты была?

Ульяна задала вопрос, чтобы развеять чувство неловкости, а стало только хуже. Конечно, это была не Регина! Как бы она поднялась на второй этаж в этой своей коляске? Папа сказал, что сделает для нее лифт, но пока у нее не было ни шанса добраться туда, а потом спуститься вниз.

Получается, Ульяна невольно напомнила ей о болезни, и от этого было стыдно.

– Прости… Мне показалось, что я что-то слышала… Приснилось, наверно! Хотя я не спала… Или почудилось… Или мыши… Тут бывают мыши, но они совсем не страшные, не волнуйся!

Она болтала перед ней, как ребенок перед взрослой. А ведь она была на год старше! Ей следовало бы помочь Регине, только вот она не нуждалась в помощи.

А Ульяна нуждалась. Когда она наконец поняла это, она замолчала на полуслове, провела рукой по лицу и обнаружила, что кончики пальцев стали мокрыми. Она плачет?.. Она и не заметила, как это началось! Не должно было: Ульяна не разрешала себе плакать перед семьей, чтобы они не решили, будто она неблагодарная свинья, которая счастья своего не ценит.

Но тут все получилось само собой. Перед оценивающим взглядом черных глаз невозможно было притворяться.

– Почему ты несчастна?

Этот вопрос застал Ульяну врасплох, заставляя вновь взглянуть на Регину. Ей не почудилось! Регина действительно обратилась к ней. Нет, мама Ира упоминала, что Регина умеет говорить. Но после стольких дней тишины это казалось нереальным.

Голос у Регины был низкий, но не слишком, и немножко гортанный. Эта странная особенность не пугала, а очаровывала, как дивный, незнакомый акцент.

– Ты говоришь? – прошептала Ульяна. – Ты правда говоришь?!

– Только когда хочу.

Это была осмысленная речь обычного человека. Не обрывочные какие-то слова! Ульяне почему-то казалось, что если уж Регина и заговорит, то это будут нечленораздельные звуки. Или отдельные слова – к месту и не к месту. В приюте ведь так было!

Но с Региной все по-другому. Всегда так будет, Ульяна уже не сомневалась в этом. Эти слова – и слезы, которые лились из ее глаз, все не случайно. Если она будет молчать, она испортит это, потеряет доверие.

Так сложилось, что они оказались здесь вместе в пять утра. Это новые условия, такого в жизни Ульяны раньше не было. И ее «сестрица» совсем не похожа на тех, с кем она общалась. Значит, Регине можно доверять, а вот врать – нельзя. Ульяна чувствовала это кожей, хотя понятия не имела, что будет, если она решится на ложь.

Она наконец позволила себе плакать. И позволила себе говорить.

– Ты ведь никому не скажешь, правда? Ни маме, ни папе… и Никите тоже знать нельзя!

– Я никому не скажу, – пообещала Регина. – Я просто послушаю тебя. А потом решу, что делать дальше.

Глава 2

Они стараются не смотреть на меня, отводят взгляд, считая, что я не замечаю.

Ничего.

Так и было задумано.

– Слушай, брат, это не круто: издеваться над этой страшилой только потому, что она страшила. И ладно бы я это делал, но ты! Ты ж у нас антихейтер… Почти святой!

Никита понимал, что Пашка прав. Если бы ему кто-то другой описал такую ситуацию, он бы тоже был возмущен. Какой-то двухметровый лоб издевается над девочкой-калекой – класс! Но он-то как раз и был тем самым «двухметровым лбом», он понимал, что все тут не так просто.

Когда он пытался пересказать историю Существа, выходило и правда неловко, как будто он докопался до нее только из-за внешности. Так ведь не в этом дело! С тех пор, как она появилась в доме, все начало просто… рассыпаться. Между ними, раньше такими близкими и дружными, словно грозовое облако появилось. А хуже всего то, что люди, которых он привык считать родными, отказывались его слушать и не замечали опасные странности.

– Я-то, может, и святой, а вот она – точно нет, – хмыкнул Никита. – Мне порой даже кажется, что Существо – ведьма.

– Вот придумал! – присвистнул Серега Мирский. – Ведьма! Ты серьезно?

– Тебя что, на трене по башке клюшкой приложили? – рассмеялся Кирилл. – Какая, нах, ведьма?

Они пересеклись в раздевалке после тренировки, так всегда бывало. Только обычно они болтали о предстоящих турнирах и нормальных девушках, а в последнее время все разговоры сами собой сводились к Существу. Она превратилась в призрак, ставший одержимостью всей его жизни. Никита и рад был бы отвлечься, да не получалось. Он слишком хорошо помнил, что он сейчас здесь, а эта паучиха – рядом с его близкими, которые сами тянутся к ней.

Его друзья уже знали, что случилось, но вряд ли понимали его.

– Нет, серьезно, ты считаешь ее ведьмой? – допытывался Пашка.

– Да не знаю я, кто она! Но – да, иногда я уверен, что она – ведьма. Оно! С тех пор, как появилось Существо, в доме стало холодно. Во всех смыслах! Авиновы носятся, как идиоты, пытаясь понять, где сквозит. Да нигде не сквозит, это все из-за нее! Еще стали пропадать вещи, а потом появляться в странных местах. И звуки какие-то…

– Так, братан, хватит, – прервал его Серега. – Не дай бог тренер эти твои песни услышит!

– Решит, что ты совсем конченый, – кивнул Кирилл. – И отстранит тебя, а ты нам на турнире нужен!

– Соберись, чувак, – посоветовал Пашка. – Оставь эту страшидлу в покое, пусть себе катается по подвалу. Пусть даже твоя семейка нянчится с ней, если им так приспичило поиграть в хороших. Тебе-то что? Тебе меньше года осталось до восемнадцати, а там – свобода!

Они не понимали. Они и не могли понять. Чем больше времени проходило, тем больше Никита убеждался, что рассчитывать не на кого, все теперь зависит от него.

Только вот что он мог сделать? Уже было очевидно, что Ира и Гриша не отдадут Существо обратно. Они привязались к этой ящерице, она для них «несчастная малышка»! Да и с Ульяной творится что-то странное. Она с удовольствием помогает Существу, катает ее по саду, сидит с ней в подвале часами. Никита пытался спросить ее, что на нее нашло, а она лишь плечами пожимала. Ей казалось, что это естественно – помогать их «сестре».

Только никакая она не сестра! Каждый раз, когда Никита оказывался рядом с ней, он не мог избавиться от чувства тревоги. Он словно в вольер с гиеной попадал! Сколько бы он ни убеждал себя, что Существо, прикованное к инвалидной коляске, не опасно, ничего не помогало. Его инстинкты били тревогу, совсем как тогда, в детстве, во времена, которые он теперь отчаянно пытался забыть.

– Ладно, пацаны, я поехал, – сказал он.

– Уже? Да ладно, останься, едем к Серому, как раз же перерыв между тренировками!

– У меня дела.

– Какие дела? – фыркнул Пашка. – Охоту на ведьм устраивать?

– Если бы! Свидимся.

Не было у него никаких дел, но не говорить же об этом! Никита просто чувствовал, что ему нужно сейчас быть в доме. Раз он единственный, кто видит истинную суть Существа, он должен охранять остальных.

После череды буйных гроз стояла теплая погода – как в мае даже, не как в апреле. Это позволило раньше обычного достать велосипед и значительно упростило Никите жизнь. Теперь он мог добираться напрямую от арены к дому через парк и загородную дорогу.

Ему это было нужно: постоянное движение, нагрузка и скорость. После тренировки мышцы болели, но он не обращал на это внимания. Никита сразу же разогнался, а управлял велосипедом он отлично, мог объехать что угодно и кого угодно, даже тех клуш, которые любят шататься по велодорожкам пешком, перекрывая собой весь проезд. Он двигался так быстро, что его не успевали рассмотреть, мелькал рядом и тут же исчезал, как молния, рассекающая воздух.

Иногда он слышал возмущенные выкрики за спиной. Мол, ездят тут всякие, приличных людей пугают да пыль поднимают. Совсем обнаглели со своими велосипедами! Ему было плевать. Нагрузка помогала, усталость позволяла забыть о постоянном раздражении и обиде, холодный ветер, бьющий в лицо, задувал гнев. В такие моменты он чувствовал себя по-настоящему свободным, и ему казалось, что он может справиться с чем угодно.

Так что до дома он добрался спокойным и почти счастливым. А потом он увидел Существо – и его хорошее настроение полетело к чертям.

Оно сидело на просторной веранде, по самую шею укрытое пледом, и безразлично пялилось вперед. Но это ладно – к такому Никита уже привык, это называлось «Регина хочет подышать». Гораздо хуже было то, что рядом с Существом оказалась маленькая Зоя!

На коленях у Существа поверх пледа лежал скромный букетик мать-и-мачехи – первый подарок весны, наверняка собранный Зоей. Сама же девочка смотрела на странную гостью их дома и… говорила с ней.

Не по-настоящему, конечно. Зоя родилась глухой, а в приюте ей повезло встретить талантливого и внимательного педагога. Ее начали обучать языку жестов уже в два года, и в пять она умела объясняться получше, чем дети, способные говорить. Ее пухлые ручки ловко скользили через воздух, ее пальчики быстро складывали то один знак, то другой, ей было совсем не сложно. Это в их семье и считалось речью Зои.

Никита неплохо ладил с младшей сестренкой и даже пытался выучить ради нее язык жестов, но получалось пока отвратительно, а по губам Зоя не читала. Так что для них общением были улыбки и обнимашки – это дело она обожала, как ласковый котенок. Из всей семьи языком жестов хорошо владела только Ира. Никита не раз видел, как они «беседуют» с Зоей, и это завораживало.

Но теперь Зоя точно так же общалась с Существом. Она не просто пыталась что-то рассказать этому уродцу, Зоя «говорила», делала паузу, словно ожидая ответа, а потом реагировала – чаще всего смеялась, и снова двигались ее ручки. У них был диалог…

Только вот диалога не было. Существо не двигалось, не смотрело на ребенка, оно и не пыталось пошевелиться. Со стороны оно казалось сломанным манекеном, который кто-то потехи ради водрузил на кресло. Чувство холода, не покидавшее Никиту рядом с Существом, вернулось. Он бросил велосипед во дворе и поспешил вперед.

Ему хотелось сорваться. Наорать на Существо, тряхнуть это чудовище за плечи, чтобы показать собственную силу, предупредить, что любой враг его семьи – это и его враг тоже. Но Никита так не мог. Не из-за жалости к Существу, просто это напугало бы маленькую Зою.

Поэтому он заставил себя подойти к ним спокойно, чтобы Зоя заметила его издалека. Он наклонился к ней и широко улыбнулся.

– Привет, малыш! А что вы тут делаете?

Он прекрасно знал, что Зоя не поймет его слов, но ей хватит улыбки. Его вопрос предназначался Существу.

Но Существо никогда не говорило с ним. Оно вообще не отличалось болтливостью, и в первые дни, проведенные в доме, не издавало ни звука. Теперь оно вроде как иногда общалось – то с Ульяной, то с Ирой, то с Гришей. Не с Никитой. К нему оно не обращалось никогда и не отвечало на его вопросы. Оно и сейчас пялилось куда-то в сторону, словно рядом не было никакого Никиты!

– Тут становится холодно, – заметил Никита. – Зойка-Зайка, давай я отнесу тебя в дом!

Когда он поднял Зою на руки, малышка засмеялась, и Никита вздохнул с облегчением. Значит, Существо не успело навредить ей.

Ира была на кухне, готовила обед, Степа делал вид, что помогает ей, хотя по факту просто добавлял мусора. Похоже, приемную мать совсем не волновало то, где и с кем она оставила Зою! Но упрекать ее за это бесполезно, Никита уже усвоил. Если попытаться объяснить ей, что она творит, она замкнется, а то и разрыдается. Поэтому он сдержал упреки и постарался сделать вид, что совершенно спокоен.

Ира легко поддалась на этот обман – она всегда поддавалась. Она радостно кивнула ему и вернулась к работе. Но Никита не спешил уходить.

– Ир, можно тебя попросить кое о чем?

Он знал, что ей хотелось бы услышать от него заветное «мама». Никита и сам не до конца понимал, почему не обращается к ней так. Он любил ее – это без вариантов. Он был признателен ей за все, что она для него сделала. И он точно считал ее своей настоящей матерью. Но само слово… Оно не было для Никиты священным. Оно, самое важное для большинства людей, для него стало символом того, к чему он не хотел возвращаться.

Поэтому приемные родители давно уже стали для него Ирой и Гришей. Они, кажется, смирились.

– Да, конечно, – Ира обернулась к нему. – Что-то случилось?

– Ничего, просто мне нужен переводчик для вот этой принцессы. – Никита осторожно поставил Зою на пол. – Ты можешь спросить у нее, что она сейчас делала на крыльце?

– А что она делала такого? – удивилась Ира. – Я оставила ее под присмотром Регины!

Она оставила пятилетнюю глухую малышку под присмотром Существа… мать года! И снова Никита сдержался, не стал ее упрекать.

– Мне показалось, что она разговаривала с кем-то. Ну, по-своему, как Зоя обычно делает. Я хотел узнать, с кем.

До появления Зои Ира ничего не знала о языке жестов. Но когда возникла необходимость, она быстро научилась и теперь общалась бегло и ловко. То, что Никите казалось неповторимой ловкостью рук, для Зои было самой обычной речью.

Она поняла вопрос и ответила так же быстро.

– Она разговаривала с Региной, – перевела Ира. – Она называет ее «красивой девочкой», вот ведь зайка моя! Видишь? Дети способны видеть истинную красоту, кое-кому не мешало бы поучиться!

Существо было последним человеком на Земле, который подходил под определение «красивая девочка». Но Никита не видел смысла указывать на это, его волновало другое.

– Как Зоя могла с ней разговаривать? Сущ… Регина не двигалась, я видел!

– Зоя говорит, что они беседовали о цветах, которые скоро появятся в саду, и Регина рассказала ей много интересного. Смотри, они подружки!

– Ира, да забудь ты про подружек! – не выдержал Никита. – Как Зоя получала ответы, если Регина не двигалась? Она что, слышала голос в голове или что-то вроде того?

На этот раз Ира была озадачена – хоть что-то смогло пробиться через ее обычный кокон жизнерадостности! Она о чем-то расспрашивала малышку, и Зоя отвечала ей. Судя по всему, маленькую девочку вообще ничего не беспокоило, и эта ситуация не казалась ей необычной.

Под конец Ира тоже улыбалась.

– Какое богатое у ребенка воображение! – всплеснула руками она. – Надо же, удивительно талантливая девочка растет!

– А если без лирики?

– Злобный ты какой-то стал, Ник!

– Какой был, такой и остался. Зоя что, представила себе голос Регины?

– Она не может представить голос, она не знает, что это такое, – указала Ира. – Нет, она вообразила, что видит прямо перед собой руки, которые складывают жесты и разговаривают с ней. Ну разве это не мило?

Нет.

Это было совсем не мило.

То, что приводило Иру в восторг, леденило Никите кровь. Он мгновенно представил руки у самого лица Зои, разговаривающие с ней… Пока разговаривающие. Что, если в следующий раз эти руки свернут Зое шею? Раз – и хрустнули кости, и нет ее, а туповатые родители поверят, что это был несчастный случай.

Они не готовы искать правду. Они не видят опасность и не будут никого защищать. Для Никиты это стало очередным доказательством того, что он сейчас очень нужен дома.

Существо быстро сообразило, кого необходимо опасаться. Когда Никита был рядом, оно изображало смирную овечку, беспомощную жертву, за которой надо ухаживать. И он, высокий, сильный, отказывающийся помогать ей, смотрелся совсем уж бессердечным тираном.

Это не осталось незамеченным. Чувство отчуждения крепло, и ему казалось, что вся его семья перешла на сторону Существа, а про него будто забыли!

– Ты, похоже, устал, – холодно заметил Гриша. – Совсем вымотался на своих тренировках, вот тебе и мерещится то, чего нет. Подумать только, ты даже из фантазий пятилетнего ребенка умудрился сделать проблему! Иди отдохни, утром обсудим, как быть дальше.

Возможно, он был в чем-то прав. С тех пор, как Существо появилось в доме, Никита ни на секунду не позволял себе расслабиться. Может, у него действительно началась паранойя?

Он отправился спать раньше – еще и десяти не было. Он, вымотанный тренировкой, а потом и скоростной поездкой на велосипеде, заснул почти мгновенно. А проснулся он в темноте – и не по своей воле.

Он все еще лежал на кровати, плоско на спине, и Существо было над ним. Лицо, на которое он опасался смотреть даже издалека, при свете дня, теперь было всего в паре сантиметров от его лица. Хотя какое там лицо! Это была морда ящерицы, и темнота не мешала Никите рассмотреть каждую трещину в коже, каждую складку, каждый иссохший, оторвавшийся слой. Глаза, в которые он смотрел, были глазами Бездны, черными, как ночное небо. Сухие губы Существа растянулись в искаженной ухмылке, делавшей и без того страшную морду похожей на ритуальную маску.

А хуже всего было то, что Никита не чувствовал никакого веса на себе. Если бы Существо заползло на него и теперь пялилось на него вот так, уже было бы плохо. Но оно не лежало на нем, оно парило прямо над ним, не касаясь. Лицом к лицу. Глаза в глаза. Он не хотел смотреть, а отвернуться не мог. Его будто парализовало, Никита не мог шелохнуться, ему только и оставалось, что глядеть на монстра, зависшего над ним.

Он давно уже не чувствовал такого страха – животного, ослабляющего, пожирающего и мысли, и волю. Когда-то Никита уже проходил через это, но давно, и он был слабым. Чтобы избавиться от страха, преследовавшего его с тех пор, он постоянно тренировался, он сделал все, чтобы стать сильнее. Он и был сильным! Самым сильным в своей команде… да и в этом доме, приемный отец вряд ли сравнился бы с ним.

Но вот настало время первой проверки, и все его достижения обнулились. Что толку с того, что он теперь здоровяк, который железо руками гнет? В ночной тьме, перед лицом чудовища, он был все тем же маленьким мальчиком, который когда-то забивался в угол своей спальни… Это перевоплощение унижало его, ранило, и все равно он не мог вырваться.

Существо было повсюду. Лицо рептилии оставалось так близко, Никита должен был почувствовать дыхание на своих губах… И не чувствовал. Оно не дышало, и вместо тепла от него шел холод. А черные волосы, длинные, обычно укрывавшие Существо мантией, теперь извивались, как разъяренные змеи. Они закрывали от Никиты тот небольшой кусочек реального мира, что еще оставался с ним. Очень скоро клетка захлопнулась, и были только эти волосы, касающиеся его… Никита чувствовал, как они душат его – и будто проникают внутрь, двигаются прямо в его горле. Он не знал, как это объяснить. Не все в мире, оказывается, поддается объяснению.

Оно пришло сюда, чтобы убить его. Существо сообразило, что только он не поверил в обман, и теперь старалось избавиться от нежеланного противника. А Никита даже не мог попросить о пощаде, ему едва удавалось дышать из-за черной массы, проникавшей ему под кожу. Он задыхался, сердце колотилось так быстро, что казалось: оно вот-вот взорвется в груди.

Ему оставалось лишь то, что он делал давно, когда сам был ребенком. Он зажмурился и начал считать до десяти, и так – снова и снова. Он заставил себя отстраниться от всего, что с ним происходит, не думать ни о боли, ни о страхе. Ему нужно было вырваться из этого момента… или умереть спокойно.

Помогло. В какой-то момент он просто перестал чувствовать, вообще, и время для него исчезло. Он знал, что это вряд ли подействует на Существо, и все ждал, когда темнота заберет его. Но ничего не случилось – и он вдруг понял, что снова может двигаться. Наваждение отступило.

Никита был не из тех, кто сомневается в себе. Все это было, точно было! Гадюка напала первой, но по какой-то причине у нее не хватило сил убить Никиту. Первый раз она отступила, а отступит ли второй? Вряд ли – поэтому он не собирался позволять ей вторую попытку.

Он даже не смотрел на часы, хотя за окном по-прежнему было темно. Плевать, сколько времени, какой вообще день. Все должно закончиться прямо сейчас, больше ничего не важно.

Он оделся и покинул комнату. Внизу горел свет, было слышно, как работает телевизор, а значит, Ира и Гриша снова засиделись допоздна, у них такое бывало. У Никиты сейчас не было ни настроения, ни сил объясняться с ними и пробиваться через их вечное непонимание. Он миновал их, не удостоив даже взглядом, и направился к подвалу.

А вот они его заметили. Попытались окликнуть, но он не обратил на них внимания. Они были так удивлены, что не сразу даже последовали за ним. Еще бы! Не было раньше в их доме такого: чтобы старший сын кометой проносился мимо посреди ночи.

Никита понимал, что это, может, не очень правильно, но ничего не мог с собой поделать. Внутри кипело возмущение, все остальное было не важно. Он был не в том состоянии, чтобы думать о последствиях, у него осталась только одна цель: убрать из дома Существо любой ценой, а там будь что будет!

Он не был в подвале с тех пор, как Существо поселилось здесь. Никита помнил игровую, но от нее мало что осталось. Просторную комнату превратили в полноценную спальню – с большой кроватью, письменным столом и специальными тренажерами для разминки. Здесь было уютно, тепло, казалось, что тут живет самая обычная девушка. Но Никита не позволил этому обмануть себя, он слишком хорошо помнил ту тварь, что всего пару минут назад пыталась его задушить.

Инвалидная коляска стояла у стены, а Существо лежало на кровати. Как будто так и было, как будто это не оно только что ползало по дому! Но оно хотя бы не притворялось спящим. Когда Никита включил свет, оно натянуло одеяло повыше, и остались видны только злобные черные глаза.

– Что, не получилось добраться до меня? – процедил сквозь сжатые зубы Никита. – Не хватило силенок? Этот цирк продолжался слишком долго, в моем доме, рядом с моей семьей ты не останешься!

Он толком и не знал, что должен делать дальше. Задушить ее? Просто схватить и вышвырнуть из дома? В его душе кипела злость, он понимал, что обязан уничтожить ящерицу, пока она не добралась до младших детей. Но даже так Никита не мог пересилить себя и напасть. Слишком уж противоестественным для него было избиение слабых! А она казалась слабой – сейчас она была совсем не похожа на того полуночного монстра, который пробрался в его комнату.

Пока он сомневался, его время истекло. В подвал ворвались его приемные родители, и напряжение мигом возросло, зазвенели, загремели голоса, разносившиеся, пожалуй, по всему дому.