скачать книгу бесплатно
И Тайко умолкает.
Сегодня все разговаривают тихо, словно не желая беспокоить остальных. До закрытия стен остается одна минута, мы прощаемся и расходимся по камерам.
Прошло так много времени, что я начинаю верить: Рен арестовали, бросили в Блок, и я никогда больше ее не увижу.
Наконец люк открывается.
– Здравствуй, Лука.
– Привет, Рен, – здороваюсь я в ответ, невольно задыхаясь от накрывающей меня волны комфорта при появлении этой девушки. Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на нее, и чувства мои усиливаются: она так красива, так прекрасна, что сердце в груди сжимается от боли.
– Слушай, я принесла тебе книгу, – говорит она, протягивая мне книгу в мягкой обложке.
– Ух ты, Рен, спасибо! Я прочитаю ее сразу же, как закончу «Властелина ко…»
– Нет, Лука, прочти ее сегодня.
Я всматриваюсь в умоляющие глаза Рен:
– Конечно, прочту сегодня.
– Хорошо, – отвечает она дрожащим голосом. – Думаю, тебе будет интересно.
Я изучаю обложку: на ней изображен большой замок, стоящий на вершине утеса, у основания которого плещутся морские волны.
– «Граф Монте-Кристо», – читаю я вслух.
– Да, это классика, – объясняет Рен, наклоняясь и протягивая мне контейнер с едой.
Я встаю и хватаю его, игнорируя тревогу о проникновении в камеру; пальцы Рен касаются моих, и она смотрит на меня умоляющими глазами. Я киваю ей, подтверждая, что понимаю, что что-то неладно, и забираю еду.
– Что ж, мне пора. Скоро увидимся.
– Рен, постой… – Но люк закрывается, и я остаюсь один в тишине.
Я смотрю на коробку с лапшой, затем на книгу в руках. Бросив еду на кровать, я открываю первую страницу и просматриваю текст. Писатель рассказывает о большом корабле, причаливающем к берегу. Ничего существенного, ничего такого, что объяснило бы явную попытку Рен передать мне нечто важное.
Перевернув лист, я замираю. На третьей странице сверху донизу поверх текста красным цветом написано почерком Рен:
Лука, ты должен выбраться отсюда…
Я захлопываю книгу как можно скорее, думая об имплантированной камере у меня во лбу. Знает ли Рен что-то, о чем мне не известно? Не следит ли правительство за нами более пристально, чем обычно?
Я небрежно бросаю книгу на кровать и принимаюсь за еду. Минут двадцать я трачу на поедание лапши, которую есть вовсе не хочется, а затем жду наступления ночи.
Только к часу ночи я смог взяться за книгу.
Я расстроен настолько, что впервые за год не смотрю на дождь. Я демонстративно зеваю и потягиваюсь – да, знаю, вероятность того, что кто-нибудь увидит кадры с моей паноптической камеры, мала, но я не могу рисковать.
Я ложусь в кровать, опускаю голову на подушку, протянув руку, беру книгу и натягиваю одеяло на голову. Я кладу руку на лоб так, чтобы закрыть камеру и укрыться от посторонних глаз.
Открываю третью страницу и читаю:
Лука, ты должен выбраться отсюда. Заключенные группы «А» вернулись. Все они несколько часов были без сознания, а когда проснулись, то были дезориентированы и сбиты с толку, но потом они изменились. Стали вести себя неразумно, молча выхаживали по камере, пинали и стучали в двери, бились головой об пол, не издавая ни звука. Некоторые умерли, и я думаю, что остальных ждет та же участь. Лука, самое ужасное то, что они все время улыбаются – медленно убивая себя, они улыбаются так, будто счастливы. С тех пор как мне по ошибке прислали тот файл в Линзе, я под постоянным наблюдением. Я не могу помочь, но ты должен попытаться сбежать из Аркана. Не знаю как, не уверена, что это вообще возможно, но ты должен попытаться, Лука. Найди способ. Дождись удобного случая и не упусти его. Я предупрежу всех, кого смогу. Я очень хочу помочь, но за мной следят. Делай все, что сочтешь нужным.
Рен
Я читаю ее сообщение еще раз и еще.
Чуть больше, чем через сутки, меня доставят в Терминал, и там со мной произойдет то же, что и с группой «А».
Перевернув страницу, я убираю руку со лба и притворяюсь, что читаю, пытаясь при этом успокоить колотящееся сердце.
Как, черт возьми, мне сбежать? За семьдесят лет существования Аркана никто так и не вырвался отсюда. Даже близко никому такое не удавалось.
Это невозможно. Сообщение Рен – по сути простое предупреждение о грядущей смерти.
«Что ж, – размышляю я, – значит, так тому и быть. В любом случае, как долго смог бы я в таком месте оставаться в здравом уме?»
Я подавляю слезы, собирая волю в кулак.
Когда придет время Отсрочки, я буду готов сбежать в любой момент, если такой выдастся, но если не будет и малейшего шанса, тогда я приму свою судьбу.
Закрыв книгу, я поворачиваюсь к экрану.
– Хэппи?
– Да, заключенный 9–70–981? – отвечает голос.
– Паноптическое воспроизведение. День первый в Аркане, время 17:17.
– Конечно.
Экран меркнет, а через двадцать секунд оживает и выводит видеоизображение того, как я вхожу в тюрьму. Я слышу свое испуганное учащенное дыхание; меня ведут по коридору Аркана, затем сопровождающий меня солдат, в руках у которого сердечный детонатор – небольшое цилиндрическое устройство, связанное со взрывчаткой в форме знака бесконечности, ранее имплантированной в мое сердце, – приказывает мне остановиться, открывает дверь камеры, заталкивает меня внутрь и захлопывает за мной дверь.
Хэппи позволяет заключенным просматривать не более четырех минут воспоминаний ежедневно. Самое жестокое – то, что просматривать можно только воспоминания из жизни-в-Аркане, и ничего из жизни-до-него.
Я просматриваю, как оглядывал стены, пошатываясь и думая, что вот-вот потеряю сознание, чувствовал их бетонный холод, изучал двор сквозь крошечное окно.
– Заключенный 9–70–981, у вас осталось две минуты времени, разрешенного на просмотр воспоминаний, – предупреждает Хэппи.
– Выключить, – приказываю я, и экран тут же меркнет.
Несмотря на предыдущую бессонную ночь, я лежу в тусклом свете, неспособный и теперь сомкнуть глаз, размышляя о своей жизни. Когда мне было одиннадцать, отец лишился работы на небесных фермах: правительство должно было сохранить пятьдесят процентов людской рабочей силы, но год за годом постепенно сокращало ее, пока не осталось лишь двадцать процентов. Когда мне было двенадцать, я купил экран производства начала двадцать второго века у ребенка-барахольщика, торговавшего в Вертикали «Черная дорога». С помощью этого экрана я грабил Совершенных, которые тогда еще использовали большой палец для перевода монет. Когда мне было тринадцать, я учил сестру читать. Я думаю о мальчике с пистолетом на крыше Вертикали «Черная дорога»; о моей матери, которая умерла, о Рен. О смерти.
День 752 в Аркане
К моменту, когда наступает час прогулки, у меня ощущение, словно я живу во сне. Все кажется замедленным и нереальным, мысли туманны, движения неуклюжи.
Снова вместо обращения Галена – пустой экран.
Когда задняя стена открывается, меня опять встречает полнейшая тишина.
Через какое-то время ребята из группы «Б» зовут своих друзей из группы «А», но никто не отвечает.
– Лука? – окликает меня Кина сломленным низким голосом.
– Да?
– Почему они не вернулись?
Я хочу рассказать ей, что узнал от Рен, что они вернулись, что тем, кто умер, очень повезло, что остальные находятся в состоянии немого безумия, – но не могу.
– Я не зн… – меня прерывает звук ударяющегося о стену тела. Он идет из соседнего с Киной двора – двора Харви.
– Что это было? – спрашивает она.
Я не отвечаю. Ужасный стук и хруст раздаются снова и снова, и я пытаюсь выбросить из головы образ Харви, пытающегося покончить с собой, разбиваясь о стену, разрывая кожу и ломая себе кости.
С другой стороны Аркана слышится еще один похожий шум: треск ломающейся кости – подобно выстрелу в тишине. А затем еще и еще, со всех уголков, словно они все получили сигнал, что сейчас самое время.
– Лука, что это? – спрашивает Кина.
Я молчу. Пока безумные заключенные пытаются пробить собой стены, тревожных разговоров и криков группы «Б» становится все больше.
Вдруг мясистые хлопающие звуки ударов из двора Харви сменяются скрежетом карабкающихся по стене рук и ног, и в этот момент раздается сирена оповещения, и один из дронов на колонне оживает. «Заключенный 9–71–343, прекратите и вернитесь в свою камеру».
Но Харви не останавливается; я слышу его неровное дыхание, царапающий шорох, пока он карабкается по стене и соскальзывает.
«Заключенный 9–71–343, это ваше последнее предупреждение. Прекратите и вернитесь в свою камеру».
И тогда Кина не выдерживает и кричит:
– О Господи, что с ним?! Он лезет в мой двор!
Из своего двора мне не видно, что творится у нее во дворе, но очевидно, что Харви или то, что от него осталось, добрался до вершины разделяющей их стены.
С колонны взлетает еще больше дронов, направляя лазерные ружья на других заключенных, которые пытаются вскарабкаться на стены и добраться до тех из нас, кто еще в здравом уме.
Заключенные группы «Б» начинают нервничать и сыпать вопросами, но все замолкают, когда пушка первого дрона выстреливает единственный дротик в Харви. Мы все слышим, как карабкающиеся и царапающие звуки затихают; галлюциногенный препарат мгновенно действует на организм, транквилизатор ослабляет парня настолько, что тот не может больше удержаться, и по всему Аркану раздается громкий шлепок упавшего на бетон тела.
Второй дрон стреляет где-то справа от меня, затем третий и четвертый выстреливают почти одновременно. Тела падают. Шесть, семь, уже восемь тел. И наступает тишина.
– Он… он улыбался, – произносит Кина тихо, едва слышно.
Издалека раздается электронный гул приближающихся дронов.
Жужжание становится громче, шепот и шум во дворах снова нарастают. Я прислушиваюсь к звуку и впадаю в шок. Каждый вдох дается мне все труднее, я начинаю задыхаться при виде быстро подлетающих к тюрьме дронов-гробовщиков.
Я прижимаюсь к стене, чувствуя, как силы покидают меня. Я наблюдаю, как дроны-гробовщики приземляются во дворах.
– Эй! – слышу я голос девушки. – Что, черт возьми, происходит? Что это такое? Кто-нибудь, ответьте!
Ее вопли сливаются с воплями и возгласами других заключенных, пытающихся докричаться до тех, кто, быть может, наблюдает за нами сквозь паноптические камеры и прослушивает наши комнаты с помощью микрофонов.
Но ответов нет.
Спустя минуту или около того дроны-гробовщики взлетают, держа в своих металлических когтях большие черные пакеты.
Харви, мой друг, пострадавший на испытаниях в Аркане и ставший инвалидом, мертв. Все из группы «А» мертвы.
Мне остается только надеяться, что смерть их была безболезненной, что теперь они свободны. Я сползаю вниз по стене и сажусь на корточки, наблюдая, как дроны удаляются, унося с собой тяжелый груз.
Заключенные кричат, требуют ответов, желая знать, что произошло с группой «А».
В конце концов крики утихают, и во дворах слышны лишь всхлипы и рыдания тех, кто сегодня потерял своих друзей.
Даже Тайко молчит до последнего, пока стены наконец не закрываются.
Вернувшись в камеру, я меряю ее шагами взад-вперед в ожидании Рен. Она опаздывает. Я убеждаю себя, что такое уже бывало. Я жду, но она все не приходит. Наступает час жатвы, и я свыкаюсь с мыслью, что сегодня не увижу Рен.
Нынче жатва дается особенно тяжело. Когда она заканчивается, я уверен, что уже не приду в себя. На протяжении нескольких часов я просто лежу на полу.
Когда мне наконец хватает сил добраться до кровати, я понимаю, что не смогу уснуть. Я беспокоюсь о Рен, о завтрашнем дне, о том, что это может быть последняя ночь в моей жизни.
День 753 в Аркане
Будильник звенит на полчаса раньше, в 07:00. Кажется, я так и не сомкнул глаз сегодня.
Экран оповещает меня о том, что я должен сесть в Мрачный поезд через тридцать одну минуту.
Я не спеша сажусь на кровати, пытаясь сосредоточиться. Я так истощен, что мне требуется целая минута, чтобы прийти в себя.
Я выбираю завтрак, но даже не уверен, какие кнопки нажимаю, – в голове крутятся возможные сценарии того, что могло случиться с Рен. Может, они решили заставить молчать всех, кому на Линзу поступил тот злосчастный файл? Имеет ли это отношение к слухам о войне во внешнем мире? А может, они узнали, что она предупреждала заключенных? Что, если ее заключили в Блок?
Затем я размышляю о том, что может произойти со мной после того, как я сяду в Мрачный поезд.
«Будь начеку, – твержу я себе. – Если увидишь шанс сбежать – не упусти его!»
Экран начинает издавать звуковые сигналы и сообщает, что до выхода из камеры у меня пять минут. Я и не притронулся к еде – как оказалось, это каша, превратившаяся в густой комок. Я кладу миску обратно на конвейерную ленту.
– Хэппи? – зову я в надежде, что, что бы ни произошло с вездесущей системой, она уже исправна.
Пару раз моргнув, экран наконец оживает:
– Да, заключенный 9–70–981?
– Что будет со мной в Терминале?
