скачать книгу бесплатно
– И что же вы видите? – спросила она не без иронии и решительно посмотрела ему прямо в глаза.
Он насмешливо улыбнулся и вновь вытянулся на песке, закидывая локоть над лицом от солнца.
– Я вижу довольно очаровательную юную особу, которая по какой-то причине прячется здесь от всех, но при этом, – он взглянул на нее из-под локтя, – совершенно неприлично разглядывает незнакомого ей мужчину.
Саша поправила шляпку, пытаясь так руками прикрыть вспыхнувшие щеки, и не желая поддаваться на его провокации, прямо, без обиняков, в лоб спросила:
– Итак, вы – русский?
Он усмехнулся.
– Это вас удивляет? – он полулежал вполоборота довольно близко, глядя на нее неотрывно. Ее мокрая шляпа была тяжела, ленточка впивалась в подбородок. – Да, юная леди, я русский, приехал сюда по делам. Ненадолго… М-мм, а я могу задавать вопросы в этой игре? – он подтрунивал над ней, явно получая от этого удовольствие. Но она решила не подавать вида. Ей самой стало интересно: насколько она вообще способна выдержать разговор с мужчиной? Опыта в таких беседах у нее совершенно не было.
– Можете, – снова согласилась она и тут же поспешно добавила: – Но если вопрос мне не понравится, я не буду отвечать, – она метнула на него взгляд. – Задавайте.
– Почему же вы здесь и совершенно одна? – спросил он без раздумий.
– Потому что люблю быть одна. Это место – мое любимое: здесь обычно никого не бывает…
– Вот ведь, а? – он подтрунивающе улыбнулся.
– Моя очередь, – Саша делала вид, что не замечает его насмешек. – Где вы так ловко научились плавать? – она вновь поправила ленту на шее от шляпы и развернулась к нему, вынув ноги из воды в песок, откинулась назад, упершись на руки, чтоб лучше его видеть. В этот момент их ноги невольно соприкоснулись, от чего Саша отчаянно вздрогнула и быстро отодвинулась, снова заливаясь краской с головы до ног, отчаянно злясь на себя за этот румянец.
Явно заметив, как она отпрянула в сторону, смутившись, Никита продолжал с улыбкой:
– Я вырос на Волге, там все умеют плавать. К тому же, я часто путешествую, в том числе в глухие леса, где много весьма полноводных рек, там этот навык очень часто нужен.
Под его взглядом Саше стало не по себе. Она отвернулась, не понимая, что она вообще делает: зачем она сидит в этом пустынном месте с каким-то неизвестным человеком? Встать и уйти? Что бы сказала на это мама?!
Возникла странная пауза.
Странным было абсолютно все: вечереющее небо имело сложную расцветку от темно-голубого к розоватому, само море темнело на глазах, а волны увеличивались. А Саша, – подумать только! – впервые в жизни так близко и так долго находилась в обществе незнакомого мужчины. Еще месяц назад она с трудом бы могла себе это представить. Да что месяц, утром сего дня это было немыслимо!
– Вы – путешественник или ученый? Раз много ездите, – продолжая сидеть, спросила она, снова бросив на него взгляд. Не так она представляла себе ученых.
– Ну, ученый – это громко сказано, – он рассмеялся. – Скорее искатель. Я езжу по работе, людей ведь надо контролировать, ну, немного занимаюсь исследованиями, а для этого приходится отправляться в новые неизведанные места…Пожалуй, моя очередь. О чем думает прелестная незнакомка, находясь в таком уединенном месте?
Она метнула на него взгляд.
– Много о чем. Разве девушка не может думать?
– Конечно, может. Отсюда и мое любопытство: какие же мысли гонят юную особу сюда, на камни и под грохот моря, в совершенное одиночество? Наверняка, ваши родители не в восторге от ваших… мм-м… исчезновений.
Саша пожала плечами и перевела взгляд на море. Но после довольно долгой паузы все-таки задумчиво сказала:
– Глядя на эту стихию, с одной стороны, приходит в голову, какой крошечной песчинкой является человек в этом громадном мире. Но, с другой, – она глубоко вздохнула, как бы набираясь смелости, и тише добавила: – Так хочется верить, что раз ты есть, значит, не просто так пришел в этот мир. Наверное, у каждой жизни должно быть какое-то предназначение…
– И о каком же предназначении мечтает ваша душа? – с улыбкой спросил он, наблюдая за ней.
– Вам, правда, интересно? – она скользнула взглядом по его лицу, невольно удивляясь своей откровенности. Она видела, что ее слова забавляют его, но почему-то эта игра затягивала и ее.
– Мне, правда, интересно, о чем думает юная леди, – он видел, как она слегка опустила ресницы, а щеки ее сильнее зарумянились: и даже не от смущения, а от мыслей, которые роились в ее голове. – Так что же?..Поделитесь, или ваши учителя навсегда отбили в вас желание делиться своими мыслями?
Она бросила на него быстрый взгляд. Потешается? Или он действительно хочет узнать, что у нее на уме?
– А вы не будете смеяться?
– Честное слово! – он театрально приложил руку к сердцу. – Прошу вас. Ведь нет ничего дурного в том, чтобы обмениваться мыслями, не так ли? При этом, заметьте, я даже вас не знаю, а значит, ваша откровенность останется между нами, ваши слова уедут вместе со мной: ту-тууу…
Она невольно улыбнулась, вскинув глаза на морскую даль, и внезапно, удивляясь сама себе, тихо сказала:
– Я мечтаю о том, чтобы самой распоряжаться своей судьбой. Мечтаю осмелиться и поставить отца перед фактом, что хочу уехать в университет. Почему принято считать, что женщина не может ничего решить? – она взглянула ему в глаза. И вдруг горячо выпалила: – Я не понимаю, почему в моей жизни за меня все решают другие: где мне учиться и сколько, что мне надеть, как уложить волосы, какое украшение приколоть на платье, с кем говорить можно, а с кем нельзя? Но почему, почему в этом мире все разрешается мужчинам и ничто не позволяется женщинам? Вот даже сейчас… Я беседую с вами. Что в этом такого? Но ведь если нас увидит, например, мой отец или мои братья, быть беде. Они непременно решат, что моя жизнь уничтожена, что я опозорила семью, – она нервно дернула ленту на шляпе, которая сильно впилась в подбородок. Ее щеки пылали, она была взволнована. Еще бы! Она никогда никому не озвучивала таких мыслей!
– Ну, будьте милосердны, – мягко сказал на это Шацкий, – если бы я увидел свою…м-мм сестру вот так сидящую в обществе незнакомца где-то у черта на куличках, я бы тоже, наверное, встревожился.
– Какие глупости, – она задумчиво посмотрела ему в глаза, чувствуя, что опять краснеет, и вдруг очень серьезно сказала: – Знаете, мне рекомендовали поступать в университет. Мне легко давалась учеба, и я с радостью хочу ее продолжить. Но мой отец против. Он считает, что его дочь не должна работать, а значит, я никогда не смогу сделать что-то большее! Почему от женщины ждут безмолвной покорности? Я считаю, что это меньшее, что нужно в современной жизни.
Он смотрел на нее с блуждающей улыбкой. Почему-то это вызвало досаду, и Саша отвернулась. Зачем она все это наговорила? Дуреха, душу открыла первому встречному! Ду-ре-ха! Волосы слегка выбились из-под шляпки, а голые розовые стопы во время своей пылкой речи машинально поджала и уперлась ими о камень. Он бросил едва уловимый взгляд на ее голые щиколотки, заметив, как она вспыхнула, быстрым движением прикрыв их мокрым подолом.
– Так вы – суфражистка? – он с улыбкой поглядывал на нее. Она не взглянула на него после этих слов, подумав, что отец ее даже слова-то такого не знает, а если бы услышал, что его дочь кто-то так назвал, непременно решил бы, что это оскорбление. – Ну, сегодня многие женщины поступают в университеты и преподают. Может, ваш отец со временем изменит свое мнение? – пытаясь поддержать ее, спросил Никита. Она молчала, не глядя на него. – Позвольте, я тоже выскажусь? – и, не дожидаясь ее ответа, продолжил: – Безмолвная покорность привлекает недалеких мужчин. Намного интереснее общаться с умной и независимой женщиной. Вы слишком юны, чтобы стремиться сломать устоявшиеся правила, но вы на верном пути. С вами довольно интересно беседовать…Только одна малюсенькая ложка дегтя. Видите ли, милая леди, я много путешествую, встречаюсь с разными людьми, в том числе с дамами. Так вот, сколько бы я ни знал женщин, стоит им стать матерью, обзавестись мужем и домом, куда-то вся эта прыть свободной и независимой женщины девается. Став женой, женщина сама теряет интерес к книгам, к свободному размышлению, пытаясь стать частью мужа, совершенно растворяясь в нем. Становится скучной и неинтересной, сведя весь свой интерес к кухне и детской.
– Ну, ведь есть женщины, добившиеся успеха в науке, в общественной деятельности. Неужели это ничего не значит? – она возмущенно посмотрела на него.
– Да, но часто это – жалкие барышни в синих чулках, старые девы, которых и женщинами-то сложно назвать, – спокойно сказал он.
– Значит, вы тоже считаете, что этот успех – ничтожен?
– Зачем так сурово? – он рассмеялся. – Пока вы юны и мечтаете о независимости – вы интересны и привлекательны, какой бы блажью вы не занимались: преподаванием, коммерцией или музицированием. Но все дамы непременно мечтают выйти замуж, а потом – пеленки, мужнины интересы – и все, пропала пташка! И хоть сколько надувайте свои милые губки, дамы сами себя с радостью теряют в замужестве. Так стоит ли тогда столько времени тратить на университет?
– Блажью?! Ну, знаете, блажь – это считать, что все завязано на вас, мужчинах! Это просто возмутительно! – она более чем возмущенно смотрела на него, не обращая внимания на пылающие щеки.
Он все так же насмешливо улыбался, глядя то на нее, то на море, наконец, спокойно произнес:
– Вы не можете отрицать, что наш мир принадлежит мужчинам. Конечно, многое меняется. Например, в Штатах женщины намного более свободны. Но что такое свобода? Рассуждать? Делать выбор самой? Поверьте, чаще всего дамы путают свободу с откровенной пошлостью. Вы-то чего хотите? – он в упор посмотрел на нее.
– Я хочу, чтобы женщины имели такое же право распоряжаться своей жизнью, как и мужчины. Но пока в мире правят упрямцы-мужчины, это невозможно. Разве не так? – с вызовом произнесла Саша и внимательно посмотрела на него.
– Так. И да, черт возьми, мужчины доминируют в этом мире, и редкий мужчина уступит дорогу женщине там, где он добился успехов. К сожалению, это так.
Она кивнула и прямо спросила:
– Ну, а вы? Вы тоже не готовы принять выбор женщины? Или уступить дорогу женщине, если, скажем, она будет сильнее вас в… ваших исследованиях, например?
Никита пожал плечами.
– Кто его знает? Давайте на чистоту, я встречал женщин ученых, математиков, химиков даже. Но я не встречал женщин, разбирающихся в механизмах лучше мужчин, не встречал женщин, способных лучше стрелять, годами отказываться от всего ради научного открытия или прожить в тайге без шляпок и чулок, без мыла и духов. Я не говорю, что таких вообще нет, но их, видимо, очень мало…– он заметил, как с этими словами Саша усмехнулась, внимательно слушая его, что невольно заставило Шацкого прервать свою речь и с любопытной усмешкой посмотреть на нее в упор. – Что значит ваша скептическая улыбка, юная леди? Вы не согласны?
– Разумеется, таких женщин очень мало, если учесть, что получать образование и заниматься наукой женщины в принципе могут с миллионами НО! – довольно дерзко произнесла Саша, удивляясь собственному тону.
Он не сводил с нее глаз, эта беседа становилась все более напряженной. Но его, похоже, это только забавляло и раззадоривало.
– Согласен. Здесь, вообще, безусловно, согласен, – произнес он, кивая и поддавшись слегка в ее сторону. – Смешно отрицать, что если бы женщины имели возможность свободно учиться, то, скорее всего, чисто математически, процент женщин-ученых и изобретателей, наверное, вырос. Но, ответьте, а надо ли это? Может, это и правильно: мужчина должен делать одно, а женщина другое? Женщины – прекрасные матери и жены, не кажется ли вам, что, слишком увлекшись наукой или еще чем-то, это важнейшее их предназначение они уже не смогут выполнять в полной…
– Подождите, – она совершенно не заметила, что прервала его, пытаясь быстрее выразить свою мысль, а осознав это, снова вспыхнула, но, не подавая виду, пылко продолжила: – Но ведь мужчины как-то умудряются совмещать свои дела и семью? Почему же женщина, по-вашему, не сможет? Конечно, у мужчин шансов гораздо больше, чем у женщины, и поэтому женщина вынуждена от чего-то отказываться: либо от своей мечты, либо от семьи. И это совершенно несправедливо! Ведь если бы мы были равны в своих возможностях, мы бы тоже смогли совмещать. Почему мужчины думают, что женщина – это недочеловек какой-то, и что она на это неспособна? – она сердито смотрела на него.
А он вдруг тихо подтрунивающе рассмеялся и произнес:
– Слушайте, вы так отчаянно это сказали, что, мне кажется, вы слишком часто размышляете об этом в полном одиночестве.
От этих слов она бросила на него свой самый презрительный взгляд, дернув ленту шляпы, и возмущенно сказала:
– Все мужчины одинаковые! Вас забавляет даже сама мысль, что дама может думать! – и она отвернулась, давая понять, что ее это задело.
Он снова усмехнулся, наблюдая за ней, через какое-то время произнес с улыбкой:
– Вы очень мило сердитесь…Все мужчины одинаковые, – насмешливо передразнил он ее и с ласковым укором добавил: – Как будто вы можете это знать…Я не хотел вас обидеть…Черт возьми, не сочтите за лесть, но все-таки с умной и имеющей свое мнение леди намного интереснее беседа…Оставим эти дебаты. Так от чего и ради чего вы готовы отказаться, милая незнакомка? – нескрываемое любопытство читалось в его глазах, когда он это произнес.
Она воинственно смотрела на него. От чего? Это был странный вопрос. Она никогда себе его не задавала, но ответ был пугающе очевиден. Университет и Андрей – вот две страсти, которые владели ее душой в последнее время. Удастся ли их совместить? Она бы все для этого сделала! А остальное? Пожалуй, ради Андрея она готова была отказаться от всего. ОТ ВСЕГО! Выходит, все ее представления о счастье были, как ни странно, завязаны на нем!?
Пораженная этим открытием, Саша тяжело вздохнула и отвела взгляд от его проницательных глаз, ничего не ответив, но, отрицательно покачав головой, дала понять, что не станет отвечать. Снова возникла пауза.
Наконец, как бы отгоняя волнующие мысли, она тихо спросила:
– Вы остановились в Баку?
– Да, в Баку.
– Надолго?
– Нет, уезжаю во вторник.
– Как вам Абшерон? – ей хотелось сменить тему, но голос почему-то предательски дрогнул. ОТ ВСЕГО!
– Здесь много интересного и очень колоритно. Я осмотрел Баку, даже взобрался на Девичью башню. Кстати, жаль, что она перестала выполнять роль маяка, вид с нее потрясающий. Сюда добрался уже поздно вечером, осмотреть окрестности уже не успеваю, потому что…мм-м встреча с вами совершенно смешала мои планы, – он насмешливо смотрел на нее, что-то промелькнуло в его глазах. – Может, вы мне подскажете, на что здесь стоит взглянуть?
Саша пожала плечами, еще испытывая странное волнение и пытаясь его скрыть.
– Смотря, что вы ищете. Здесь много старых святилищ и древних руин. Там дальше – остатки старой многовековой крепости. Если двигаться на юг, там выращивают самые лучшие дыни. Но сейчас еще не сезон. Если двигаться на север, там выращивают шафран, но сейчас тоже пока рано, а когда он цветет, поля становятся изумительного цвета, – она грустно улыбнулась, а сердце предательски сжалось при мысли: ОТ ВСЕГО! И ОТ ЭТИХ РОДНЫХ МЕСТ!
– Наверное, я ищу что-то особенное, – произнес он с улыбкой и продолжил, глядя в море: – Я везде ищу что-то особенное…Наверное, поэтому меня так впечатлила история погибших исследователей, – он слегка кивнул в сторону маяка, за которым был сооружен памятник в честь погибших от кораблекрушения русских моряков, исследовавших берега и течения Каспия. – Чертовски жаль моряков. Они отдали жизнь ради знаний…Знаете, а смотритель маяка мог бы дополнительно зарабатывать на своих байках, – он усмехнулся и огляделся вокруг. – Виды тут, конечно, потрясающие. А вон в ту сторону какие-то виднеются домики. Что это?
– Мардакяны, – Саша впервые улыбнулась за время их разговора,и на ее щеках заиграли очаровательные ямочки, что явно не ускользнуло от его внимательных глаз. – “Земля смелых”. Это село, оно чуть поодаль от моря, сразу за Шоуланским мысом, где мы с вами…
– Земля смелых, говорите? Знаете, не сочтите за наглость, но я бы с удовольствием предложил вам составить мне компанию по изучению местных достопримечательностей. Осмелитесь? – он с интересом посмотрел на нее.
– К сожалению, я не могу, – Саша смущенно покачала головой. – Моя смелость заканчивается ровно тут, на мысе Шоулан. Это здесь, вдали от всех, я могу свободно размышлять. Ни в Баку, ни в Мардакянах это не получится. Не могу же я путешествовать с…незнакомым господином, – она невольно покраснела от смущения, стыдливо опуская ресницы.
– Не смущайтесь. Пожалуй, это и, правда, слишком смело, – сказал он, невольно заметив, как она снова от волнения поджала ноги, опираясь ими о камень, от чего стали видны ее тонкие щиколотки и маленькие розовые пальцы. Заметив это, Саша вспыхнула, быстро поправляя платье, закрывая ноги, чувствуя странное смешанное чувство. Снова возникла пауза.
Спустя время он вдруг произнес:
– Да, здесь потрясающе красиво…Вы правы, в таких местах хочется подумать. Один великий римлянин сказал: не смерти должен бояться человек, он должен бояться никогда не начать жить[16 - Слова принадлежат римскому философу Марку Аврелию.]. К сожалению, все мы слишком боимся начать жить, по-настоящему, в ладу с собой, а?
Саша смотрела в его глаза, пытаясь понять, к чему это он. Его темно-карие глаза смотрели на нее. Может, это и есть ответ на все ее вопросы? Может, он прочитал ее мысли?
– Никогда не начать жить, – повторила она чуть слышно. Она снова думала об Андрее. Он был смыслом ее жизни последние несколько месяцев. Только мысли о нем наполняли ее истинным счастьем. Беда в том, что она прекрасно понимала, что в этом мире ее любовь обречена. У нее не было ни малейшего шанса сделать самой выбор.
Она грустно вздохнула, прижавшись подбородком к коленям, неотрывно глядя в море, беспокойные воды которого становились все темнее, местами покрываясь розовыми бликами.
– Что скрывается в вашей чудной головке? Надеюсь, вы не влюблены? Это было бы чертовски досадно, – насмешливо произнес он.
Влюблена? Саша вздрогнула и метнула на него взгляд – так сильно это звучало вслух! Влюблена? О, да! Грудь ее взволновано заколыхалась. Боже! Она никому, никому даже словом не обмолвилась о своих чувствах и вдруг как-то раскрыла свою тайну первому встречному!
Никита же несколько секунд с едва заметной улыбкой внимательно смотрел на нее, потом отвернулся к морю. Несколько минут они просто молчали.
– Я прав, – сказал он, наконец. – Наверняка, кто-то из ваших преподавателей или, может, вообще артист с открытки? – он насмешливо улыбнулся ее вспыхнувшим щекам. – Тогда, мой вам совет, сударыня, берегитесь своих желаний. Судя по всему, ваши мысли и чувства могут вас привести к ошеломительным действиям.
Саша еще сильнее вспыхнула, с досадой кусая губы, а потом решительно поднялась на ноги. Как такое возможно?! Она изо всех сил старалась не раскрывать себя, но все тайны ее души стали известны этому человеку! Она еще раз внимательно посмотрела на него, сверху вниз. Даст Бог, они больше не увидятся, и весь этот разговор, слишком откровенный, останется в прошлом.
– Довольно, – сказала она, поправив платье и шляпу. – Мне пора. Прощайте…
Она ловко спрыгнула на песок и сделала пару шагов в направлении своих туфель, почувствовав, как краешек ее платья задел руку Шацкого. Он не шелохнулся. Присыпанные песком от ветра, валялись ее туфли, и неприлично близко лежали его ботинки и серый пиджак. Саша скрутила подол платья, отжимая воду в песок, чувствуя, как Шацкий разглядывает ее со спины. Опять это странное волнение обдало ее с ног до головы. Боясь себе признаться, Саше отчего-то было приятно, что он ее разглядывает. Она подняла свои туфли из тонкой светлой кожи за ленты и вдруг резко обернулась к Шацкому, желая подловить его за подглядыванием. Но…его не было!
В недоумении Саша огляделась, приподнялась на цыпочки, заслоняя ладонью глаза от солнца, взглянула на море, пытаясь высмотреть своего недавнего собеседника. Но его нигде не было!
– Что за шутки? – прошептала она и поднялась на большой валун на берегу. – Уф…– вырвалось у нее, когда она, наконец, увидела, как Шацкий отчаянно плыл наперерез волнам в противоположную от берега сторону. Его голова то скрывалась из виду, то показывалась над волнами. Он и не смотрел в ее сторону. – Вот шайтан, – тихо проворчала Саша, невольно копируя интонацию няньки Амины, и торопливо подняла велосипед. Вынула из корзины бутылку из зеленого стекла с водой, ловко зубами открыла пробку и жадно сделала несколько глотков. Затем закрыла бутылку и зачем-то положила ее под серый мужской пиджак.
Уже обувшись, с трудом затащив по неровной тропинке велосипед на пригорок, она постояла еще пару минут, наблюдая за плавающим, и покатила домой.
“Не смерти должен бояться человек, – думала она, – он должен бояться так и не начать жить…А может, так и не осмелившись любить?”
5.
Саша мчалась по пыльной дороге в сторону дома. Путь ее лежал к северу от Шоуланского мыса до небольшой островной гряды, оттуда шла прямая проселочная дорога к Майскому. Начинало смеркаться. Вдоль дороги попадались кустарники, кое-где даже сосны. Это был ее любимый путь к уединению. В это время уже было безлюдно, лишь изредка стремительно проносились фаэтоны, поднимавшие клубы пыли.
До Майского было около версты, но этот путь был знаком, а потому казался близким. Она все еще была под впечатлением от встречи на берегу. Невольно прокручивала в голове все, что наговорила, периодически вспыхивая и улыбаясь сама себе. И вспоминала Андрея. О нем она думала постоянно, даже когда ее голова была занята чем-то другим. Как он был чист и прекрасен, благороден и храбр! Он бы точно никогда не позволил себе так смутить бедную девушку. А жаль…Саша даже вспыхнула от мысли – вот бы Андрей так внезапно появился бы там, на берегу…
Уже стемнело, когда Саша добралась до Майского. В глубоких сумерках ее привычно встретили каменные ворота, напоминавшие триумфальную арку. Ворота были высоки и широки, сквозь них свободно мог пройти фаэтон Павла Ивановича или два всадника на лошадях, не говоря уже о хрупкой девушке на велосипеде. Сами ворота имели массивную металлическую решетку ромбообразного узора и огромный крючок, на который они надежно закрывались в ночное время. Верх ворот обрамляла каменная резьба восточных мотивов – ряд мифологических животных, которые пристально наблюдали за въезжавшими. От ворот тянулся высокий кирпичный забор, который огибал пять гектаров родового имения Ашаевых-Кадашевых – Майское.
Сквозь ворота к самому дому, утопавшему в гуще деревьев, вела широкая дорога. По обеим ее сторонам были высажены сосны, а потому здесь был невероятный воздух. Саша полной грудью вдыхала вечернюю прохладу с привкусом хвои. Сосновая аллея упиралась в широкую каменную лестницу, которая вела на высокий подиум – на нем возвышались все жилые и хозяйственные постройки. Этот подиум был не меньше метра высотой и позволял созерцать как бы с возвышенности весь чудесный ландшафт, а еще служил прекрасной защитой от сырости. Главное место построек занимал собственно господский дом – двухэтажное здание в классическом стиле с симметричными рядами окон, с большой парадной дверью и четырехгранным куполом в центральной части вальмовой крыши. Сразу под куполом в центре фасада – высокое с полуаркой окно парадной залы с двумя полуколоннами по обеим сторонам, которые венчала композиция из двух сидящих нимф. Перед домом стояли вазоны с цветами, кое-где перемежаясь с ухоженными пальмами. Парадный вход освещался электрическими фонарями, которые особенно подчеркивали красоту и великолепие здания. Позади дома, скрытые от глаз, размещались хозяйственные постройки. Сосны были посажены и вдоль дома, что создавало необходимую тень и прохладу.
– Как же здесь хорошо, – тихо прошептала Саша, спускаясь с велосипеда. Она прижалась к одной из сосен, ближайших к дому, и всей грудью вдохнула пряный, смолистый запах ее ствола.
Стоя в темноте, освещаемой лишь фонарями парадного входа, слушала, как шумели цикады, шелестела листва и поскрипывали сосны от ветра. Чистая невозмутимая природа здесь дышала спокойствием и умиротворением. И не хотелось идти в дом, к людям, а хотелось побыть здесь, почти в темноте, почти в тишине, нарушаемой только звуками природы. Взгляд ее уходил в гущу аллеи, уходящей к воротам. Дом ее детства. Место ее первых снов. Место ее первой встречи с Андреем – все было здесь.
Громко залаяла дворовая собака, за ней другая, выводя ее из забытья.
Саша едва помахала им рукой и поплелась в дом.
