Башня бабочек

Дружественное этой мысли тут же ответило тихое мерцание внизу, в долине. Даша поднялась и стала спускаться в долину. Несколько дней она провела в пути и вот оказалась у берега той самой реки, которая сверху казалось струйкой новогоднего елочного дождя.

***

Почти спустившись с горы, Даша села отдохнуть на нагретый солнцем камень и, посидев пару минут, почувствовала, что это весьма необычное место. Первое, что почудилось Даше: где-то рядом шумит вода; второе, что кто-то очень внимательно на нее смотрит. Даша огляделась: совсем близко от того места, где она сидела, был вход в пещеру. Даша заглянула в нее и прокричала: «Это я, Даша, а вы кто?» Ей стало немного страшно, но все же очень захотелось туда забраться.

– Яяяя, – послышалось в ответ: Дааа – шааа – оооо!

От зеленой, поросшей мхом стены, отделилось крайне необычное зеленое существо и посмотрело на Дашу из-под косматых бровей. «Я живет здесь», – меланхолично сказал Зеленый. И Даша представила, что там, в пещере, живет какое-то Я и пещера наполняется его дыханием и сонным урчанием.

– Можно мне войти?

Зеленое существо посторонилось, село по-турецки и молча кивнуло, достав удивительным образом из своего небольшого кармана длинный прут и перочинный ножик. Даша сделала несколько осторожных шагов и остановилась. Существо еще раз кивнуло и указало прутиком на вход.

Пещера была освещена сумрачным светом, и в ней было полно воды. Вода стекала со стен, образуя унылые и веселые лужи под ногами. Там, где было потемнее, лужи были унылы, в них мерцала темная вода, и Даше было страшно заглядывать в них. В других было больше света, они блестели ярко, – золотое жидкое зеркало. Даше очень захотелось заглянуть туда.

Даша осторожно шла в глубь пещеры и смотрела под ноги. И здесь, в струящейся по полу воде, мирно стекающей в пространную лужу, она вдруг увидела волшебника. Точнее сначала – свое смеющееся лицо там, дома, на любимой лавочке в саду, свою рыжую голову возле его плеча. Даша вздрогнула и вновь посмотрела в лужу. Оттуда выглядывало ее обычное, совершенно растерянное в эту минуту, отражение. И снова: то двое в летнем саду, то опять свое растерянное отражение в луже. Которая из них ты? Пришлось признать, что та что в луже… Отражение таяло и возникало снова: вот в самом большом, шириной почти во всю стену, живом текучем окне, и в этом, похожем на крошечный водопад, и в этом, – всюду она и всюду разная. И вдруг, оглянувшись, за спиной увидела на миг еще одно зеркальное видение, из которого на нее смотрела очень большая и очень некрасивая гусеница, прижавшаяся к какой-то очень высокой мрачной каменной стене.

Оторвавшись от двоящегося отражения, она шагнула вперед, вглубь пещеры. Стекающая по стенам вода напоминала колышущийся прозрачный занавес. В нем тоже играли отражения. Достаточно остановиться – и в текущем зеркале рождалась глубина, за пеленой неярких играющих в темной воде бликов распахивалось в эту глубину окно.

Не отрываясь, Даша смотрела в текучие водяные окна. Там скользили и переливались картины. Иногда Даше почти удавалось остановить их на мгновенье и почти догадаться, что же нарисовано там. И вдруг одна из картин остановилась сама, и Даша увидела ослепительно солнечный день, повозку, мальчика (лицо его показалось ей знакомо). Рядом с ним красивая девочка. Солнце слепит, и лоб ее блестит будто стеклянный. Даша чувствовала это тепло и сияние на собственном лбу, и частью чувствовала себя этой самой девочкой, но все же ее лицо было таким красивым, что вызвало легкий укол зависти: это не я. Это фея, а может быть, кукла.

А мальчик так внимательно на нее смотрит. Она и сама не могла оторвать от нее глаз. «Март!» – то ли золотоволосая фея окликнула его, то ли Даша сама произнесла это имя. И поняла, кто он, и сердце сжалось: нашла!.. Ее ни капли не смутило, что он такой: маленький, хрупкий, – такой горячей, сбивающей с ног волной радость окатила ее.

Окно затуманилось, замерцало, исчезло. «Вот я-то какое, оказывается», – в смятении подумала Даша, всматриваясь в увиденное за окном.

По текучему зеркалу пробежала рябь – теперь золотоволосая фея перебирала дрожавшими пальчиками какие – то травы и поочередно бросала их в бурлящий котел, пристально глядя на маленький стеклянный шар, лежавший в ладони.

«Оказалось совсем нетрудно привести его сюда. И вот мы здесь, – думала она вслух. – Осталось взять его за руки и прочесть заклинание трижды». И, совершая колдовство, сосредоточенно думала о том, как это будет: забрать его себе, отделить незаметной, но непроницаемой стеной от других. Ей представлялось какое-то уединенное место, прозрачный свод и … Мысль о стене еще до конца не додумалась, но ее тут же нагнала и опрокинула другая: «Он вырастет и играть с куклой станет ему не интересно.» Эта мысль чрезвычайно мешала. Отбросив ее как можно дальше, она сосредоточилась. Сейчас Март должен дать руку и улыбнуться…

Из-за кустов показалось вытянутое лицо барабанщика, в котле что-то чвакнуло, в костре треснуло, раздался громкий хлопок – и что-то с шипением взлетело. Бегущий к ней Март подпрыгнул, вытянув руку, но промахнулся … И вот прозрачный блестящий шар стремительно катится к краю обрыва, срывается вниз, а тысячи брызг взлетают вверх, и он, вынырнув и сверкнув на солнце блестящим мокрым боком, устремляется по течению.

Ей даже показалось, что она услышала сокрушенный шепот – не здесь, а там, на берегу: «Я не удержал его …»

По зеркалу вновь пробежала легкая рябь, картина стала таять, но Даша еще успела увидеть, как мальчик перебирается в тень большого дерева у дороги, и эта тень скрывает от Даши и его, и прекрасную фею-куклу, и все остальное, что знает волшебное зеркало.

Глубина неожиданно ушла, отражение вдруг обмелело, и Даша даже потрогала влажную стену пальцем, – вот он, камень, стена… обычная вода, без блеска, без света, без живой картины, спрятанной в ней.

Хотя она видела других – событие было частью ее самой. Даша двинулась дальше. Не шевелясь и почти не дыша, она наблюдала, как растворяется третье окно. За ним простирался океан невиданных вещей. Некоторые из них походили на полупрозрачные анфилады – одно за одним заключенные в них видения уходили вглубь, и там, в самом конце, мерещилась таинственная растворенная дверца. «Вещи с выходом, – подумала Даша, – и вещи из ничего, полные прозрачной удивительной глубины».

Беспредельная прозрачность играла на солнце, то рождая новые контуры, то снова вовлекая их в глубину. И когда контур таял, Даша чувствовала, как в ней, заглядывающей в светлую дышащую глубину, что-то все время меняется и что-то новое становится главным.

Невыразимое, полное до краев тайной волшебной силой, молчание стояло над ней радужным венцом, прозрачная беспредельность играла на солнце множеством растворенных в ней форм. Удивительные вещи, не имеющие названия, поднимались из глубин, чтобы блеснуть на солнце своей удивительной формой, обдавали восторгом, как брызгами, и снова уходили в глубину. Они, как гигантские рыбы, двигались, подталкивая друг друга, и вот одна из них, похожая на голову слона, точнее, на пылесос, так как у головы не было туловища и глаз, вынырнула неподалеку и с шумом и плеском стала, приближаясь, кружить по воде. Но как только Даша отметила это сходство, фигура как-то обмякла и, потеряв свою сияющую упругость, повисла на волне, и та вынесла на берег ее безжизненную оболочку. Даша испугалась, но через некоторое время волна приняла его обратно, и пустая смятая оболoчка снова наполнилась неведомой жизнью и снова ушла в глубину.

И другие безымянные вещи дышали и двигались, поднимая фонтаны сияющих брызг. А пойманные названиями лежали на бeрегу, как сдутые шары, или застывали, приколотые мыслями к поверхности океана, и не могли наполниться. Так ожидали они, должно быть, времени, когда сковавшие их названия смоются с них. На берегу тоже темнели кое-где названные словами вещи, или выловленные из океана с помощью слов, они застывали в неподвижности и теряли силу, наполняющую их.

Даша заглянула еще в несколько зеркал. Так было с каждым: тайна распахивалась на мгновение, но не раскрывалась до конца. Появлявшиеся в них картины были еще более странными. Из чего они состояли – из движущего света? Из бликов? Из теней, выскальзывающих из глубины, из бездонности и великой тайны? Окно, как колодец, затягивало в свою глубину. В зеркальной поверхности Даша старалась увидеть себя, но это было трудно. «Обычные отражения – лишь то, что ты о себе знаешь, но бывают и другие. Отражения бывают разными, – раздался снаружи голос Зеленого, – я целиком не в одно из них не умещается». Эти слова тоже текли, и как все текущее вокруг были кристальны и прохладны. Слушая их, она опустила руку в светящуюся воду и достала оттуда колокольчик, серебряный, очень легкий и удивительно красивый. Снаружи раздался голос Зеленого: «Возьми его – он твой».

Как драгоценную чашу, полную только что увиденных картин, Даша понесла себя к выходу и остановилась на пороге. Зеленый сидел у входа, продолжая обрабатывать прутик. Даша, преисполненная благодарности и новизны, бросилась обнимать его – он тихо отстранился и доброжелательно кивнул.

– Я… – начала взволнованным голосом Даша.

– Я знаю. Это только твое – не стоит тратить слова. Я желаю тебе удачи.

Даша не обиделась: это краткое прощание было полно невыразимой словами, но настоящей, крепкой и сильной доброжелательности. И Даша тихо, стараясь не расплескать ни чувства, стала спускаться в долину.

К вечеру она добралась до пологого холма, у подножия которого кусты образовали уютный шалаш. «Здесь отдохну», – подумала Даша. Сгущались сумерки. Шалаш приближался. Даша поняла, что он имеет странно правильную квадратную форму. Она подошла ближе.

Гибкие стебли вьющихся растений оплетали железные прутья. Увитая плющом клетка, вот что это было. Из угла выползло и спустилось вниз весьма необычное существо. Даша подумала, что это муха, нет, для мухи слишком велика – Муха, великая и ужасная, она встала на задние ноги и оказалась на голову выше Даши. Усевшись по-турецки напротив, она насмешливо посмотрела из-под полей своей широкополой шляпы, держа в передней лапе свернутое лассо.