Укради меня

– Ты умеешь читать? – я ляпнула это автоматически, пытаясь разобрать окончание фразы и всё-таки понять, что же он делает.

И зря ляпнула, потому что на его лице расцвела та самая улыбка. Я стушевалась.

– То есть… можешь… читать…

– Умею. Кстати, о чём твоя книга? Ты так нежно её обнимала во сне.

– Долго объяснять. На первых пяти страницах там уже убили двоих человек.

– Интересный у тебя вкус, но я почему-то не удивлён. Убивали так скучно, что тебе не хватило драйва?

Я молчала. Он подошёл и сел на пол рядом с диваном, скрестив по-турецки длинные ноги. На мой вкус, даже слишком близко. Я даже могла бы дотянуться до него рукой, если бы захотела.

– Ну поговори со мной. Я правда не собираюсь тебе никак вредить, я просто здесь хочу пожить. И мне тоже просто чудовищно скучно, гораздо скучнее, чем тебе, ты хотя бы на улицу можешь ходить. А ещё четыре с половиной дня сидеть.

– Давай я тебе телефон разблокирую. Смотри там тик-токи и что там тебе надо. Он разблокируется…эээ, – я забыла слово.

Ну, как забыла. Не знала.

– Отпечатком пальца, да?

Я шутку не оценила и протянула ему руку.

– Вот этот, прикладывай.

Он достал телефон из кармана брюк и ткнул кнопку включения. Потом ещё раз.

– Эх, а телефон-то разрядился. Ты есть хочешь? Я тебе оставил.

– Очень… благотворительно, что ты приготовил еду.

– Благородно, ты хотела сказать? Ну, я-то тебя точно не отравлю, это не в моих интересах, да и нечем, если честно. А вот ты меня вполне можешь. Поэтому я тебя к готовке не подпущу. Ничего личного.

И с чего я успела подумать, что он предлагал это искренне?

Показалось.

– Пойдём на кухню, зарядка для телефона была где-то там.

На обед были макароны. Они уже остыли и слиплись, причём, судя по всему, ещё в процессе приготовления, и даже разогрев в микроволновке с куском сливочного масла ситуацию не исправил. Ничего, я тоже не привередливая. Есть хотелось очень, аппетит я себе нагуляла, поэтому съела всё, что осталось, и это даже показалось мне вкусным.

На тёмном экране моего телефона медленно увеличивались цифры в индикаторе заряда батареи, а мы шли дальше по пунктам нашего плана. Хм, его плана, когда это он успел стать и моим тоже?

Мы сидели за столом в большой комнате и писали письма. Когда мы вчера обсуждали дальнейшие действия, он настоял на том, что нужно как-то попрозрачнее намекнуть руководству команды, что его в самом деле похитили. Чтобы не подумали, что сам сбежал. На мой взгляд, идея сделать это подмётным письмом выглядела несколько театрально, но кто я такая, чтобы мешать человеку развлекаться? Моей задачей было следить, чтобы он своими развлечениями не подставил меня. Для этого и понадобилась поездка к чёрту на кулички, чтобы найти почтовое отделение, где меня хотя бы не запалят сразу. А на случай, если зрение меня подвело, и камеры там всё же были, я готовила себе страховку – второе письмо, которое отправится в ящик вместе с первым. Если мне будут что-то предъявлять, я его с чистой совестью признаю – да, была там, да, вот моё письмо. А вот это вот, со слёзными мольбами, я вижу первый раз.

На купленной открытке я написала что-то очень нейтральное, вроде "Привет из Ростова!" и стала думать, кому бы её отправить. Маме точно не стоит – она посчитает, что её дочь окончательно чокнулась. Я стараюсь не держать её в курсе своих дел, это не специально, просто так получилось.

В жизни каждого ребёнка наступает момент, когда он перестаёт слепо доверять родителям. У кого-то это происходит в момент осознания, что Дед Мороз, которого пригласили на семейный праздник, ненастоящий, а в моём случае доверие пропало в день, когда поведанная под большим секретом информация в тот же вечер стала известна половине маминых подруг, в том числе тех, чьи дети учились со мной в одной школе. После недели жёсткой травли и надолго приклеившейся ко мне погремухи “Стукачка” я решила для себя раз и навсегда, что некоторые вещи должны оставаться секретом даже для мамы, и с годами таких вещей становилось всё больше и больше. Когда она укатила к новому мужу в другой город, я испытала своего рода облегчение – и думаю, что она тоже.

В последнее время информацию о своей жизни я начала выдавать совсем уж крупными вехами, в частности, она считает, что мы с подругами поехали на юг за солнцем, грунтовыми помидорами и каменным зодчеством, и в настоящий момент вовсю осматриваем достопримечательности в отпуске.

Но сейчас мне это было ой как на руку – нельзя допустить, чтобы в ближайшие пять дней меня хоть кто-то хватился. Насчёт девчонок я не переживала – мою пропажу с радаров они с большой вероятностью расценили, как смертельную обиду, и на рожон какое-то время лезть не будут. А потом я или вернусь, или, если он захочет избавиться от свидетельницы, мне будет совсем всё равно. Девчонки мне, скорее всего, и не писали даже – им самим сейчас очень страшно.

Написать на конверте свой адрес и имя я побаивалась – а вдруг он всё-таки хоть немного, да может разуметь по-нашему – так глупо палиться я не хотела. Поэтому я написала на конверте имя бывшей подруги, которая год назад увела у меня парня. Не то, чтобы это были какие-то ценные для меня отношения, скорее я тогда решила попробовать быть с кем-то реальным, а не проводить своё время в мечтах о человеке, который тогда казался мне совершенно недосягаемым, а сейчас вполне реально сидел напротив меня. Попытка оказалась неудачной.

Бывает.

Если честно, я даже рада была, когда они, запинаясь и пряча глаза, признались мне в измене, потому что больше всего мне эти отношения напоминали сцену из “Шерлока”, где Молли приводит на вечеринку своего парня, похожего на Шерлока больше, чем его родной брат. Возможно, эта сцена задумывалась шоураннерами, как комическая, но для меня она была такой пронзительно трагичной и отчаянной, что при просмотре у меня на глаза навернулись слёзы от острой жалости к бедняге Молли. Потому что я точно знала, что она не получит того, что хотела, а попутно сделает несчастным ещё одного человека.

Единственное, о чём я жалела – это об отличном сексе, который был в этих отношениях. Обобщив опыт моих подруг, я понимала, что мне невероятно повезло в достаточно юном возрасте после нескольких ещё более неудачных попыток наткнуться на очень чуткого любовника, сумевшего мне объяснить, что занятия сексом не относятся к категории вещей, которых следует стыдиться. Воспитывали-то меня, понятно, совершенно в другом ключе. А он увлечённо изучал моё тело и знакомил с ним меня, и ближе к концу отношений я даже научилась парой фраз чётко объяснять, чего мне хочется – долгих и чувственных ласк, как в кино, или стремительной и грубой случки в ванной, пока друзья, у которых мы были в гостях, произносили тосты за очередной наступивший год.

Но всю эту малину портило одно – каждый раз на самом пике удовольствия под моими полуприкрытыми веками ярко вспыхивал въевшийся в сетчатку образ другого мужчины, а губы сжимались, чтобы случайно не произнести вслух имя того, кто задумчиво сейчас запустил длинные пальцы в золотую чёлку. В те моменты я страстно хотела, чтобы именно он покрывал моё тело невесомыми поцелуями или вжимал меня грудью в крышку стиральной машины, пытаясь в бешеном ритме заставить нас обоих кончить до того, как кто-то решит дёрнуть ручку двери. И тот мужчина, что был тогда со мной, чувствовал это. Он не был дураком.

С подругой и бывшим парнем мы даже не ругались – просто я перестала прикладывать какие-либо усилия к продолжению общения. Но мысль о том, что я в теории могу создать ей проблемы или хотя бы просто навести суету в их уютном гнёздышке, меня немного грела.

Мой подельник тоже что-то писал на вырванном из тетради листке, склонив золотую голову к левому плечу. Периодически он, задумавшись, прихватывал тонкими губами колпачок ручки – зуб даю, в школе все его ручки были погрызены. Он не был сейчас похож на человека, способного кого-то убить. Но это ничего не значило – Тед Банди тоже не был похож. Я заклеила свой конверт, отложила в сторону и сообщила вслух:

– Я закончила.

– Кому ты писала?

– Сестре, – разумеется, никакой сестры у меня не было. Имелся только сводный брат, совсем ещё мелкий, который и занимал достаточную долю внимания моей матери, чтобы ей стало не до меня.

– Я тоже почти закончил, надо красоту навести. Я достаточно захватал руками лист, но дальше тебе придется мне помочь.

– Что нужно делать?

– Нужно взять что-то острое и поцарапать мне до крови палец. Мне нужно будет размазать по листу несколько капель.

Сказать, что я удивилась, значит не сказать ничего. Я охренела. Театрометр ситуации явно зашкаливал. Видимо, по выражению моего лица это тоже было заметно. Мне даже снова стало страшно, он, кажется, совсем долбанутый.

– Верно ли я поняла, что… – я изобразила процесс добычи кровушки, как могла, с помощью жестов. Я не исключала того, что могла чего-то и недорасслышать.

– Верно.

– Но зачем?!

– Затем, что они точно должны понять, что это я писал. С гарантией. А проверять будут, это уж не сомневайся, возможности у них есть. Я им написал, что меня украли очень серьёзные люди, поэтому, если попросят выкуп, отдайте любые деньги, я очень хочу жить. Но письма с требованием выкупа они не получат. Его ваша почта потеряет.

Что ж, репутация нашей почтовой службы и в самом деле не бог весть что, но сюжет он закручивал как-то совсем неожиданно. Я просто не знала, как реагировать.

– Ты раньше бульварные детективы не писал? – спросила я, когда удалось продышаться.

– Только читал. Неси иголку или ножницы.

Ладно, у вас товар, у нас купец. Или наоборот? Я рылась в своей сумке в поисках маникюрных ножниц и чувствовала досаду, а ещё то, что он наблюдал за мной через открытую дверь спальни. Кстати! Мог бы уж и выкуп сразу попросить, чего мелочиться-то? Но, похоже, для меня это только расходный проект. Наконец, ножницы нашлись. Я вернулась к столу и протянула их ему.

– Держи.

– Нет, давай ты.

– Почему опять я?

– Я крови не люблю. Я отвернусь.

Мне хотелось непечатно орать. И орать долго. Но я взяла себя в руки, в них же взяла ножницы, предварительно протёртые мной спиртовой салфеткой – лучше, чем ничего. Он протянул мне руку и отвернулся, я, немного помедлив, взяла и её.

Руки у него были красивые. Кисти крупные, с длинными пальцами, и даже неровно остриженные ногти с заусенцами их не портили. Кожа на тыльной стороне его ладони, сквозь которую просвечивали голубоватые вены, была сухая, даже немного обветрена, и я подумала, что при такой зарплате мог бы и маникюр себе позволить. Мне вот не хватало на регулярные походы в салон, да и зимой мои руки были почти такие же обветренные, но ногти я, конечно, стригла гораздо ровнее.

На запястье выделялась полоса очень светлой, не тронутой загаром кожи от ремешка спортивных часов, которые сейчас тоже покоились на дне пруда, вместе с его телефоном. Я лично зашвырнула их в самую глубину: единственный спортивный норматив в школе, по которому у меня всегда стояла пятёрка – это метание гранаты, роль которой на уроке исполняла либо деревянная болванка, либо замызганный теннисный мяч. Никогда не думала, что может пригодиться, если честно.

Я перебрала его пальцы и выбрала для экзекуции безымянный. В принципе, я теперь могла хоть как-то выместить свою злость. Но почему-то не хотелось. Стокгольмский синдром? Я вспомнила всё, что читала по этому поводу, и выходило, что на второй день это вроде бы рановато, а в последнее время учёные и вовсе стали утверждать, что его выдумали неадекватно услышавшие звон журналисты.

Раскрыв ножницы и, задержав дыхание, я ткнула лезвием в подушечку пальца, как в лаборатории. На ней тут же выступила красная капелька. Подопытный не дёрнулся и вообще никак не дал понять, что ему больно, но когда он повернул ко мне голову, я заметила, что его щёки засияли просто-таки маковым цветом – всё же люди с такой тонкой кожей не имеют возможности скрывать свои эмоции качественно. Я опустила его руку тыльной стороной на вышитую скатерть. Красная капелька набухла и готова была вот-вот сбежать вниз.

– Всё, я иду продолжать читать, как убивать людей.

Триллер, к слову, был ничего. Не совсем то, что печатали в издательстве, где я работала – автор был гораздо более раскрученный, чем издаваемые нами графоманы, но интересный, к тому же неплохо переведённый. Мой подельник меня не беспокоил, только попросил всё же разблокировать телефон и теперь сидел в кресле, залипая во что-то увлекательное. Причём залипал он в полной тишине – возможно, насчёт тик-тока я оказалась не права. Ну и отлично.

Я взглянула на часы на стене – пора было ложиться спать, завтра рано утром ещё нужно успеть на почту, кинуть в ящик зловещее послание. Меня пока не сморило окончательно, и я подошла к столу, чтобы взять сигареты. Он тут же оторвал взгляд от телефона.

– Спокойной ночи.

– Что пишут о твоём пропаже… исчезновении? – мы посмотрели новостные выпуски, но тележурналистам эта история перестала быть интересной. Поэтому я надеялась на соцсети.

– Не знаю, не читал.

– А что ты читал?

– Ту же книгу, что и ты. Она же переводная, я нашёл оригинал.

О нет, подумала я, вспыхнув от злости, ты его не нашёл, ты его купил. На мои, чёрт побери, деньги – в браузере осталась закладка с ресурсом, где я покупала электронные книги, и аккаунту была привязана моя кредитка, по глупости, как я теперь понимала. Пиратству-то он обучен сильно вряд ли.

Усилием воли я заставила себя разжать пальцы, сжимавшие картон пачки так, что я чуть не лишилась курева на ближайшее время. Что ж, надеюсь, онлайн эта поделка была тоже хотя бы со скидкой.

– И как тебе? – спросила я, пытаясь принять потерю нескольких сотен рублей.

– В самом деле, очень кроваво. Но давай обсудим завтра, ты много прочла, я хочу догнать. Иди спать.

Пропустив его предложение мимо ушей, я толкнула дверь и вышла на крыльцо. Крыльцо было удобное, эдакий старый стиль, с деревянными перилами, уже порядком рассохшимися от времени. Сидя на них, я немного рисковала – во-первых, они могли меня не выдержать, а во-вторых, кое-где торчали гвозди. Но учитывая ситуацию, это была суета сует. Надо было ловить кайф, пока это возможно. В конце концов, я в отпуске, решила я, взгромоздившись на перила и щёлкнув зажигалкой.

Темнело тут, на юге, непривычно рано и очень резко – темнота за полчаса сгущалась до полнейшей черноты, а не как у нас, когда день постепенно растворяется в сумерках, и непонятно – это ещё светло или уже нет. Половина успеха нашей дурацкой операции заключалась именно в надёжной и непроглядной темени южной ночи, в родном городе для этого нам пришлось бы осени ждать, не меньше. Зато тут в небе были видны звёзды – целые россыпи, в Питере я столько не видела за всю свою жизнь.