Леопард с вершины Килиманджаро

Встреча в Пространстве

– «Арамис», «Арамис», я – «Первая Козырева», связь, связь…

– Есть связь. Ада, возьми-ка связь, надоели до чертиков со своими информашками…

– Подтвердите готовность к приему грузового планетолета НУ-17 «Бригантина».

Ираида Васильевна оперлась на Адино плечо, наклонилась над чашечкой короткого фона:

– Вспомогательная таможенная станция «Арамис» к приему планетолета НУ-17 «Бригантина» – готова. Начальник станции Ираида Монахова.

– «Бригантина» легла в дрейф на расстоянии шесть с половиной тысяч «километров от вас, геоцентрические координаты…

– Сейчас соврут! – шепнула Симона и заслонила своими плечами широченный экран гравирадара. Радужная мошка выползла на его сетчатое поле.

«Первая Козырева» выдала координаты, и, как всегда, приврала. Симона отошла от гравирадара и наклонилась над Адой с другой стороны, так что все три женщины легонько стукнулись головами.

– Ламуйль, котик, это ты там порешь?

«Первая Козырева» невозмутимо продолжала:

– «Арамис», «Арамис», передаю вам связь с «Бригантиной». Корабль идет без повреждений, дополнительной бригады на прием не запрашивалось. Дежурный диспетчер Шарль Ламуйль, – и уже другим, сердитым голосом: – Да, это я. А что?

– С тебя пол-литра «московской», за вранье. Когда Колька приземлится.

– А что, действительно была связь?

– А ты не знал?

– Знал, да как-то не верилось… Ну, берите «Бригантину».

«Первая Козырева» сошла со связи, из фона понесло писком, визгом и улюлюканьем.

– Чистый зверинец. – Симона подтолкнула Аду плечом, чтобы та освободила ей место. – А еще – Пространство. Всего две сотни лет тому назад здесь была тишь да гладь да божья благодать.

– Симона, – мягко сказала Ираида Васильевна, – может быть, Аде пора самой принять хоть один корабль?

– Нос не дорос.

Ираида Васильевна тихонько вздохнула – нервничает человек. И еще сколько кораблей ей принять, прежде чем вернется – или совсем уже не вернется – Николай Агеев.

И Симона понимала, что Ираида Васильевна жалеет ее, как всегда, и боится за нее, как за всех, и поэтому предлагает – слава богу, что еще не приказывает! – передать прием «Бригантины» Аде, дублеру по кибернетике и механизмам. Симона фыркнула, как сердитая лошадь, и тотчас же из коричневого овала возник негромкий, тоже темно-коричневый баритон:

– …пеленг… Я – «Бригантина», я – «Бригантина», прошу пеленг.

Симона оглянулась – Паола сидела в дальнем углу, руки подложены под коленки, а ноги до пола не достают. Ишь как трогательно.

– Иди-ка поближе. Тоже мне – Золушка.

Паола легко перебежала через всю центральную, ткнулась носом в лохматый затылок Симоны. Та одной рукой включила тумблер автопеленга, а другую закинула за голову и поймала Паолу за короткую жесткую прядку; больно дернула – «ой!».

– Девочки! – строго сказала Ираида Васильевна.

Точка на экране двинулась и поползла к центру, увеличиваясь и теряя радужные оболочки. Корабль подходил к станции на своих маневровых двигателях. Планетарные были уже застопорены, потому что на них не только станцию проскочить можно, но и всю систему «Первой Козырева», и очень даже просто; а во-вторых, планетарное топливо стоило ой-ой-ой сколько, надо было беречь. «Независимая компания» дрожала над каждым килограммом.

– Дорогие космонавты, – обратилась Симона к вновь прибывшим с традиционной формулой приветствия, – рады поздравить вас с благополучным завершением рейса.

– Благодарю вас, мадам, – ответил красивый коричневый баритон. – Идем на сближение по пеленгу. Через четыре минуты начну торможение.

– Рановато, – сказала Симона. – Подойдите поближе. Как слетали?

– Благодарю вас, как всегда, – без происшествий.

– Везет. Занудное благополучие. А нас одолевает пыль.

– Рад за вас, мадам, если все обошлось без последствий. Одному из наших кораблей не удалось избежать некоторых неприятностей.

– А, «Киллинг». Слыхала. Сами виноваты. Курицы.

– Симона, – сказала Ираида Васильевна.

– Не знаю подробностей, мадам. Это случилось вчера.

– Зато я знаю. Тормозите. Покруче.

Симона оглянулась на экран. Точка была у самого центра.

– Потише, рыбонька, – сказала она шепотом этой самой точке и положила руки на пульт управления.

– Стоп, стоп, капитан. – Симона повернула рычаг энергораспределителя и одновременно повела влево контактер гравитационного поля. У всех появилось ощущение, что они приподнимаются вверх, – Симона снизила поле гравитации до двух десятых земной. Мягко, пухло, словно разрастаясь в объеме, возник ухающий, вздыхающий гул. Это заработали на холостом ходу маневровые двигатели самой станции.

– Легли в дрейф, – доложили с «Бригантины», – расстояние до «Арамиса» восемьсот двадцать семь метров.

Ну ясно, опять влетит от диспетчера. Хорошо еще – свой. Так что неизвестно, кто кому будет «московскую» ставить.

– Восемьсот пятнадцать, – сказала Симона с легким вздохом. – И не кричите на все Пространство.

Пол дрогнул, поддал по пяткам, вильнул туда-сюда, и стало непонятно, куда летишь, но было ясно, что летишь очень быстро.

Станция шла к планетолету. Он уже был виден сквозь толстый иллюминатор, и Симона взяла вверх, чтобы особенно долго не крутиться вокруг него, а сесть прямо ему на хребет. С каждой минутой становилось ясно, какой это гигант, и когда станция пошла над ним, то со стороны могло показаться, что эта маленькая проворная каракатица пристраивается на спину мирно отдыхающего дельфина.

– Подержитесь, бабоньки, – сказала Симона, но все и так знали, что сейчас сила тяжести будет уменьшена до одной десятой земной.

Паола схватилась за чеканную титанировую раму иллюминатора. Вот опять промелькнула обшивка планетолета – заходили с кормы, где всё еще светились чудовищные раструбы дюз. Так было удобнее сесть на люк.

Симона включила круговой экран обозрения. Ага, уже совсем близко. Станция пошла на тормозном, замерла, немного поерзала, словно примериваясь, и уже на киберабордажере, потому что никакой человек не мог бы сделать этого с требуемой точностью, плавно скользнула вбок и присосалась к двум четким овалам грузового и пассажирского люков.

Крепежные лапы выползли из открывшихся пазов и цепко обхватили темно-серое, тускло поблескивающее тело планетолета. Теперь он и станция представляли собой единое целое. Оставалось только выдвинуть герметический трап.

Симона нагнулась над сетчатой плошкой фона:

– Ну, как вы там?

– Надеваем скафандры, – лаконично отозвалась «Бригантина».

– Подаю трап. Всем покинуть шлюзовую камеру.

– Есть покинуть шлюзовую камеру.

Симона перекинула маленький тугой рубильничек вверх, и тотчас же из шлюзовой послышалось легкое шуршание. Станцию еще немножечко качнуло, на обзорном экране было видно, как куцый гофрированный хобот протянулся к люку и плотно обхватил его. Проворный, словно белочка, кибер уже выскочил в Пространство и побежал по спирали вокруг переходника, добрался до места стыка и стал придирчиво тыркаться, проверяя надежность крепления.

– Экипаж планетолета НУ-17 «Бригантина» к выходу готов.

Паола переступила с ноги на ногу.

Симона включила тумблер под знаком «С», и тонкая прозрачная пленка опустилась с потолка и разделила шлюзовую, коридоры, салон и биологическую на территорию хозяев и территорию гостей.

– Выход разрешаю, – сказала Ираида Васильевна, нагибаясь над плечом Симоны.

Два золотистых краба, выставив перед собой инструменты, ринулись по переходнику – помогать снимать люк.

Симона поднялась, повела плечами – чертовски нелеп был на ней форменный голубой костюм Международной службы – и в последний раз протянула руку к пульту – восстановила привычную на станции силу тяжести.

– Ну, пошли делать реверансы! – И, пропустив вперед Ираиду Васильевну, все двинулись в шлюзовую.

Слева уже чернела изготовившаяся к нападению на чужой корабль беспристрастная армия киберконтролеров; направо, к жилым отсекам, уходил белоснежный коридор, а прямо, так близко, что казалось: сделай два шага – и ты там, – зияла дыра герметического перехода.

Но сделать эти два шага было никак нельзя, потому что невидимая пленка немыслимой прочности поднималась у самых ног выстроившегося экипажа «Арамиса» и уходила в узкую щель темно-синего потолка, – люминаторами в шлюзовой служили боковые стены. За дырой была темнота, из которой доносилась металлическая возня.

И вот там, впереди, показалась полосочка света, потом щит люка стремительно опрокинулся внутрь перехода, подхваченный присосками киберов. На фоне желтого овала мелькнули силуэты этих киберов, втаскивавших щит внутрь корабля, потом свет усилился, и вот стройная фигура в черном синтериклоновом скафандре показалась в конце перехода.

Паола снова переступила с ноги на ногу, и даже вздохнула, и даже тихонечко потрогала упруго подавшуюся под ее пальцами переборку, но никто на нее не оглянулся.

Показалась еще фигура, и еще, и трое космолетчиков, чуть пригнувшись, вышли из темного коридорчика на белый свет.

Они остановились напротив команды «Арамиса», тоже почти у самой перегородки, только по другую ее сторону и на таком расстоянии, чтобы можно было сделать один маленький шаг вперед; и тот, что вышел первым, сделал этот шаг и чуть усталым голосом проговорил:

– Экипаж грузового планетолета «Бригантина» в составе Дэниела О’Брайна – командира, – (он с каким-то врожденным достоинством слегка наклонил голову), – Александра Стрейнджера – второго пилота, – (поклонился незнакомый, сразу бросающийся в глаза удивительно красивый юноша), – и Пино Мортусяна – космобиолога, – (Пино, старый знакомый, мотнул головой), – прибыл в систему космической станции «Первая Козырева» и просит произвести досмотр грузов.

Ираида Васильевна тоже сделала маленький шажок ему навстречу:

– Команда вспомогательной станции «Арамис» в составе Ираиды Монаховой – начальника и космобиолога, Симоны Жервез-Агеевой – кибермеханика, Ады Шлезингер – уполномоченного по досмотру грузов и Паолы Пинкстоун – стюардессы рада видеть вас у себя на борту. Сейчас прошу всех пройти в боксы биологической обработки, после чего прошу вас в салон. – И Ираида Васильевна улыбнулась так по-домашнему, по-земному, что гости не могли не ответить ей тем же, и тоже улыбнулись: капитан сдержанно, второй пилот – ослепительно, а Пино – криво, как всегда.

– Нет ли у вас на борту живых существ, капитан? – задала Ада традиционный вопрос.

– Нет. Груз – контейнеры с кормонилитом. Все данные о характере груза, в том числе и о его активности, в бортовом журнале.

Формальности были окончены, космолетчики поступали в распоряжение Ираиды Васильевны, теперь уже не командира, а врача.

– Прошу вас. – Она повернулась и пошла в правый коридор, и трое в скафандрах тоже повернулись и послушно затопали рядом с ней.

Симона щелкнула пальцами по синтериклону:

– Что новенького, Мортусян?

Тот поотстал, поднял руку к затылку и почесал гермошлем.

– Да вот говорят – на вашей «Аляске» клопов развели…

Симона махнула рукой, устало промолчала – редкий случай, и, проводив глазами космолетчиков, пошла снимать глупый, небесного цвета, костюм. Когда эти парни вылезли из своей телеги, все стало на свои места, и пропало то смятенное, неразумное и тревожное наваждение, что «Бригантина» – вовсе не «Бригантина», а другой, оплавленный и изуродованный корабль, вернувшийся вопреки всякой логике и математике и благодаря какому-то парадоксу Пространства, который должен же, черт побери, существовать для таких людей, как ее Колька…

День первый

Слова, слова, слова

Два одинаковых золотисто-коричневых «гнома», работающих по зеркальной программе, подали фрукты. Дэниел отказался; Мортусян потянул огромную кисть винограда, которая позволила бы ему до конца вечера не вступать в разговор. Санти выбрал на редкость аппетитный персик и, живо обернувшись влево, хотел было предложить его Паоле, но наткнулся на синтериклоновую пленку и так естественно упомянул чертей в количестве что-то около четырехсот штук, что все засмеялись.

– Простите, мисс, – проговорил он, великолепно смущаясь, – надеюсь, вы дадите мне возможность загладить мой промах где-нибудь на Земле?

«Вот как славно, – искренне порадовалась Ираида Васильевна, – и голубой „космический“ костюм Паше к лицу, и этот румянец… И сам О’Брайн улыбается. Все будет хорошо, все еще будет хорошо».

«А что, – думала Симона, – пусть не журавль в небе, зато синица в руках. И какая синица!»

Ада смотрела на них, безмятежно приподняв брови: «А ведь это игра. И игра на самом высоком уровне. Только – зачем? Не ради же интрижки с маленькой стюардессой?..»

В салоне было не слишком светло и удивительно уютно; невидимая пленка синтериклона, разделявшая стол, не мешала общей беседе, так как была абсолютно звукопроницаема. И сама беседа была уютной, неторопливой, домашней. Говорили о Венере, к которой здесь, у «Первой Козырева», относились несколько снисходительно, по-соседски, словно она находилась в той же системе вспомогательных станций и была притом не лучшей из них, говорили о Марсе, Ио и Ганимеде.

– А марсианские рудники, вероятно, придется прикрыть, – сказала Симона, возвращая разговор к прерванной теме. – Это возле Сахарского хребта, ваш кормонилит как раз там и добывают. Так вот, за прошлую неделю туда пожаловало уже два браконьера. А охрана там – из «Независимой компании». Хорошо, что ваши ребята вовремя спохватились, выволокли их из зоны действия машин.

– А вы не знаете подробностей? – почтительно спросил Санти.

– Ну? – Симона приготовилась слушать, хотя с недавнего времени у нее появилось подозрение, что этот мальчик врет, как в худшем случае – Мюнхгаузен, а в лучшем – Ийон Тихий.

– Так вот. Смены на Марсе долгие, работа тоскливая – наблюдай за роботами да поджидай браконьеров. Естественно, ребята развлекаются, кто как может – в дозволенных рамках, мадам. Иногда к концу такой смены устраивается маленький кутеж – лимонадный, мадам, – с маскарадом, поэтому никто не удивился, когда один верзила приволок с собой невероятный карнавальный костюм: длинношерстная пиявка, но вместо морды – масочка Шэды Рорахер. Это мисс Галактика прошлого сезона, – пояснил он, заметив недоумение Ираиды Васильевны. – И когда эта пара сосунков влезла в зону действия добывающих машин и поднялась тревога, дело, как всегда, чуть не дошло до стрельбы. Юнцы готовились увидеть серебряные комбинезоны охраны, а вместо этого на них двинулось чудище с ликом Шэды… В результате – мгновенное обалдение, полные штаны и ни одного выстрела. Наш парень попросту сгреб их в охапку и вынес из рабочей зоны.

– Вполне правдоподобно, – сказала Симона.

Оно действительно было вполне правдоподобно, это маленькое происшествие, описанное вторым пилотом, но вот фигура бравого стража, выносящего на своих руках из опасной зоны пару недотеп-браконьеров, была явно рекламной.

А если врет, то зачем?

Симона глянула на Аду – ага, и та не верила.

– До чего же все это надоело – замаскированные станции, телепередатчики, охранники, ворюги, и вся эта мышиная возня вокруг кормонилита… А я бы сейчас собрала всех браконьеров – и к ним, воспитателем в колонию.

– И воспитала бы из них головорезов, – засмеялась Ада.

– А вы считаете себя вправе учить их жить так, как живете вы сами? – спросил О’Брайн.

– Упаси боже, – замахала руками Симона, – совсем наоборот! Я учила бы их жить, исходя из собственных ошибок.

– Собственных – это в частности, – заметил Санти, – но нужно учитывать и более существенные заблуждения, свойственные не отдельному человеку, а…

– Начинается, – сказала Симона. – Вижу, что в ближайшие десять лет мне не быть воспитательницей.

– А кстати, – как всегда некстати подала голос Ада, – с чего это вся несусветная возня с кормонилитом? На Марсе его достаточно, так нет же – вашей компании понадобилось доставлять его аж с Ганимеда. И браконьеры как с цепи сорвались… Ума не приложу, откуда на Марсе браконьеры?

– Детишки распущенные, – буркнул Мортусян. – Из Марсополиса. Угоняют родительские вездеходы и прочую технику.

– А вы что, Пино, не любите детей? – как бы невзначай спросила Симона.

– Нет, почему же, – как-то гаденько улыбаясь, проговорил Мортусян. – Только… постарше.

Возникла неприятная пауза.

– Коллега не совсем прав, – быстро включился Санти. – Два последних юнца объяснили свою акцию оч-чень даже благородно: у одного из них на Большой Земле заболела знакомая девушка. Подчеркиваю: не возлюбленная, не невеста – знакомая. Друг. И диагноз абсолютно безнадежен. А тут пошла гулять легенда, будто в кормонилите встречаются пузырьки какого-то газа – не то перекись ксенона, не то криптоводород. Фантастическая безграмотность, одним словом.

– Я же говорила вам, – не выдержала Ираида Васильевна, оборачиваясь к Симоне. – И как только людям не стыдно разносить такую примитивную чушь!

– На примитивах весь фольклор держится, – недовольно поморщилась Симона. – Особенно сказки о чудесных исцелениях, вроде наложения королевских рук как средство от золотухи.

– Вы правы, мадам, – неожиданно поддержал ее капитан «Бригантины». – Кормонилит неожиданно приобрел статус философского камня двадцать первого века. Вот потому-то наша компания и предоставляет этот минерал для любых исследований, и по самым умеренным ценам.

– Гм, – вырвалось у Ады, знакомой с этими ценами. – Хорошая реклама – половина успеха.

– «Независимая компания» не нуждается в рекламе, мадам, – с неподражаемым высокомерием проговорил Санти – а действительно, стоит ли быть учтивым с какой-то марокканкой? – Под ее вымпелами ходят лучшие корабли как на Большой Земле, так и в космосе. Члены компании не подчинены никому, потому что каждый, кто в нее вступает, отказывается от подданства своей страны и приобретает независимость, до сих пор просто невозможную на нашей планете. Наши заказы выполняют лучшие умы человечества. Мы арендуем вычислительные метацентры, космодромы и планетолетные верфи. Мы – везде, и мы – нигде, потому что единственный мозговой центр расположен на плавучем острове в нейтральных водах. Мы…

– Вы напрасно называетесь «членами компании», – довольно бесцеремонно перебила его Симона, – здесь больше подошло бы выражение «рыцари ордена», а вы пытаетесь обратить нас в свою веру. Не так?

– Ну естественно, – пылко воскликнул Санти, – ведь экипаж «Арамиса» так украсил бы нашу компанию!..

И он так недвусмысленно улыбнулся Паоле, что Ираида Васильевна поднялась:

– Очень жаль, господа, но мы не хотели бы, чтобы корабль задержался на «Арамисе» по нашей вине. Салон и библиотека в вашем распоряжении. И разумеется, буфет. Паша, займи гостей.

Мужчины поднялись вместе с ней. Паола улыбнулась, как и подобало хозяйке, вступающей в свои права, спросила:

– Может быть, еще кофе?

Санти опустился на свое место и положил ноги на кресло Мортусяна, приняв естественную и непринужденную позу усталого человека:

– Если это вас не затруднит, мисс, то еще чашечку.

Паола побежала на кухню.

– Отдыхайте, ребята, – сказал капитан и направился в свою каюту.

Мортусян подошел к Санти, перегнулся через спинку его кресла, выплюнул абрикосовую косточку:

– Мне смыться?

– Как знаешь.

– Развлекаешься с девочками?

– И другим советую.

Мортусян как-то неопределенно хмыкнул, нежно погладил Санти по голове:

– Ну-ну, паинька, – и тоже направился к себе.

Паола с чашечкой на подносе впорхнула в салон. Увидела Санти. Одного только Санти. Значит, снова до утра…

И – приветливым тоном хорошо вышколенной стюардессы:

– Кофе, мистер Стрейнджер… – и запнулась: между ними был синтериклон. Такой промах для опытной стюардессы…

Она так и стояла, мучительно краснея все больше и больше, хотя давно уже могло показаться, что дальше – уже некуда; но особенностью Паолы было то, что она умудрялась краснеть практически беспредельно. И эта глупая, ненужная чашка в руках…

– Бог с ним, с кофе, – ласково проговорил Санти, поднимаясь. Он подошел к перегородке и прижался к ней щекой. Перегородка была чуть теплая. – Мисс Паола, вы скоро вернетесь на Землю?

Паола подняла на него глаза и не ответила. Санти засмеялся:

– Держу пари, что я таки добился того, что вы считаете меня самым навязчивым из всех ослов. Ну ладно. Чтобы доказать обратное и заслужить вашу дружбу, открою вам один секрет: если вы хотите завоевать симпатии мистера Мортусяна – пошлите ему в каюту целую гору сластей. Знали бы вы, какой он лакомка! Это верно так же, как и то, что капитан любит только одну вещь: легкие вирджинские сигареты.

– Но у нас на станции никто не курит… – Паола растерянно оглянулась по сторонам.

Господи, какая дура!

– К счастью, в моем личном саквояже вы можете их отыскать. Пошлите на корабль «гнома», как только закончится дезактивация и дезинфекция.

– Я не имею права…

– О, разумеется, разумеется… – Санти чуть заметно усмехнулся: не пройдет и трех минут, как «гном» поползет на корабль за сигаретами. Ну что же, начинать надо с малого. – А жаль! – добавил он вслух.

Паола улыбнулась дежурной улыбкой стюардессы:

– Пойду поищу чего-нибудь для мистера Мортусяна…

Санти проводил ее взглядом, вытянулся в кресле, закинув руки за голову, негромко прочитал:

Сладко, когда на просторах морских разыграются ветры,С твердой земли наблюдать за бедою, постигшей другого…

Дэниел закрыл за собой дверь каюты, устало опустился на край койки. Ну что, капитан, где твое хваленое ТО, ради чего ты живешь именно так, как сейчас живешь, и не стоит жить иначе?

Раньше оно, пожалуй, было ближе, достижимее. А сейчас оно где-то рядом, но невидимо и неощутимо, как грань между будущим и прошедшим. Увлекательная это игра – ловить настоящее. Хотя бы – ощущение. Кажется, что оно вполне реально, но когда стараешься подстеречь его – оно становится всего лишь ожиданием; оно приходит, спешишь зафиксировать его в памяти – а оно уже там, потому что оно стало воспоминанием. И так всегда и во всем его настоящее распадалось на прошедшее и будущее, ускользало, и вся жизнь, если смотреть на нее с точки зрения разложения бытия на две эти иррациональные составляющие, расползалась, расплывалась, теряла привычные контуры, и в мерцании равновероятных правд и неправд рождалось желание совершать что-то недопустимое, невероятное; ведь не все ли равно было, что делать, если не успеваешь осмыслить каждый миг – а он уже перелетел грань будущего и прошедшего.

Это стремление и привело его к Себастьяну Неро, и тогда жизнь стала действительно таинственной и желанной, и была она такой до конца прошлого рейса, пока снова не появилось недоуменное, тревожное смятенье – а есть ли во всем этом ТО, ради чего вообще стоит жить?

Сначала он думал, что ТО – это ожидание полета. Но ожидания не было, была переполненная формальностями суета проверки и отладки двигателей. А потом компания погнала «Бригантину» раньше расписания, и он даже не успел как следует познакомиться со вторым пилотом. Потом был полет туда – нудная канитель с вышедшими из управления супраторами, и бормотанье Мортусяна, и лучезарные улыбки Санти. И в этом уж никак не могло быть ничего святого. И погрузка над Ганимедом, истерический вой в фонах, роботы-грузчики, бесконечные контейнеры и «быстрее, быстрее» – из экспортного управления с Земли.

И вот самое интересное – «Арамис», где наконец он мог в полной мере быть «джентльменом космоса», непроницаемым и безупречным.

Но опять не было ощущения того, что вот именно сейчас и наступило ТО, ради чего живешь именно так, как живешь, и не стоит жить иначе.

«А, к чертям, – безнадежно подумал Дэниел, – пока я – первый пилот нашего флота, и я независим, и счет в банке, – лет десять сносной жизни, а потом… час общественного труда и гарантия, что не умрешь голодной смертью».

За дверью послышались легкие шаги, хлопнула соседняя дверь. О’Брайн потянулся и включил экран внутреннего фона. Каюта второго пилота. Ага, Санти уже делится впечатлениями с Мортусяном.

– Ну и как? – послышался жабий голос Пино.

– Как и должно быть, – скромно ответил Санти.

– А как тебе мадам?

– Бр-р-р… мечта пьяного Делакруа. Марокканская лошадь.

– А мамаша?

– Сами русские о таких говорят «чуч-мэк»…

– Мистер Стрейнджер! – Дэниел почувствовал, что необходимо немедленно вмешаться. – Я попросил бы вас на будущее – как и вас, Пино, – не устраивать в салоне патриотических дискуссий.

– Бога ради, капитан, разве был серьезный разговор? – Санти поднял ангельские глазки на экран Дэниела. – Мне казалось, что я только исправляю нашу общую бестактность, стараясь привлечь к беседе мисс Паолу.

Дэниел побледнел. Еще никто не смел с такой бесцеремонностью указывать ему на то, как следует вести себя за общим столом.