Я, он, она и другие, или Почти детективная история, полная загадок, всеобщей любви и моей глупости

– Не может быть, – я потихоньку начинала терять терпение.

– Абсолютно! Ребенка кормит концентратами, представляете? Я Марьяне Серафимовне не говорила, а то она расстроится, – старушка снова перешла на заговорщицкий шепот.

– Какого ребенка, вашего? Ему уже сорок, наверное. Сам бы себе смог яичницу поджарить.

– И моего тоже. Но главное – своего. Вот посмотрите, это мой внук Илюшенька. Очень способный мальчик, очень! Если бы нормальное питание…

– У вас чудный мальчик, – прервала я ее.

Yes! Я была права. Бывшая свекруха приехала уговаривать Маню ее детку покачать. И откормить. Вот хитрюга! Я перевернула страницу. На новом развороте альбома была представлена уже вся математическая семья, включая и саму бабку. Семья клонов – все одинаково щуплые, востроносенькие и в очках. Даже мальчик трех-четырех лет. И все такие серьезные, а в руках у мальчика толстая книжка. Странно, что остальные члены семьи не держали последнее издание Виталика. Да, ситуация критическая…

– Галина Ивановна, – сказала я. – Вы извините, мне очень срочно нужно позвонить маме, а то она будет волноваться. А вы не могли бы оставить альбом на вечер, я перед сном посмотрю внимательнее. Мне очень, очень интересно. Спасибо, что зашли, скрасили мое одиночество.

– Да что вы, не за что, – старушка Шапокляк с откровенным удовольствием протянула мне альбом. – Мы ведь еще найдем время поговорить. Приходите в гостиную, чайку попьем. Мы всегда перед обедом пьем чай.

Открывая дверь перед изрядно утомившей гостьей, я нечаянно ударила ею по морде стоявшей за нею премерзкой собаки, длинноногой и лохматой, скорее всего подслушивающей нашу занимательную беседу. Собака мгновенно отскочила назад и виновато заскулила.

– А это еще кто? – удивилась я. Подарок Виталика? О существовании в доме лохматых четвероногих приведений Маня не сообщила.

– Это Барсик, собачка Марьяны Серафимовны. Она ее на станции подобрала в прошлом году, – охотно пояснила Шапокляк.

– Кто бы сомневался. Ясно, что не в элитном питомнике…

С трудом избавившись от Барсика и внимания скромной мамочки гениального Виталика, я вышла на балкон и выпила пару глотков мартини. Бедная Маня! А я еще так наехала на нее в бассейне. Позавидовала… Да ее жалеть нужно! Мнение мне нужно составить… Да тут двух мнений просто не может быть.

Повернутая на уникальности сына бабка, считающая, что вокруг него должно вертеться все вокруг: и солнце, и звезды, и жены… Цель приезда очевидна. Первое. Уговорить Маню вернуться в качестве семейной стряпухи. Второе. Если это не удастся, уговорить ее взять на откорм и воспитание хотя бы внука Илюшу. Третье. Если не сработает и второй пункт, просто попросить денег на санаторное оздоровительное лечение сыночка и отдых за границей для внука. Бедная, бедная Маня!

Я вернулась в комнату и раскрыла шкаф. Ни одна из привезенных мною вещей не подходила к создавшемуся положению. Ни длинное платье со стразами, ни Шанель, ни короткие топы на бретельках. Единственный спортивный костюм висел на веревке за домом. Классическая банальная ситуация, знакомая каждой женщине: шкаф полный, а надеть нечего. Ненавижу банальности! Я выбрала скромную белую блузку (двести сорок баксов, между прочим, бутик на Тверской) и узкие черные брючки. Просто и элегантно. Воплощение скромности и добродетели. Выпив для драйва еще полбокальчика ароматного напитка, я спустилась вниз. В гостиной никого не было. Вероятно, постояльцы решили вздремнуть перед second breakfast. Но тут из кухни послышался звук падающего и разбивающегося стекла. Я бросилась на шум.

Посреди кухни стояла, беспомощно прижав ладони к лицу, молодая женщина, фигурой напоминавшая крымскую грушу. Плечи у нее были покатыми, торс узким, а бедра могли посоперничать с тремя такими, как я. Перед женщиной на полу лежал поднос с осколками чашек, блюдец и сахарницы. Услышав мои шаги, женщина-груша вскрикнула и открыла лицо. Глаза у нее были красными и припухшими, словно она недавно плакала.

– О, это вы? Ведь это вы?

Я оглянулась на всякий случай и, не увидев никого рядом, проговорила:

– Да, вроде, я. А что случилось?

– Этот поднос… Он упал как-то… Мариночка меня убьет. Я перебила за три дня уже столько посуды. От меня одни убытки, – она подошла ко мне, уткнулась носом в мое плечо и всхлипнула. – Я такая никчемная. Он был прав, что бросил меня. Вы знаете, от меня недавно ушел муж. Я ничего, ничего не умею. Вот скажите, за что это? Зачем мне жить? – она жалобно заплакала.

Так… Скорее всего, передо мной стояла вторая жена Маниного первого мужа. Вернее, его промежуточная жена: между первой и третьей. Депрессия налицо. В лучшем случае ее ждет свободная койка в отделении неврозов, в худшем – Кащенко.

– Меня зовут Александрой, – представилась я. – А вы…

– Я – Света, – шмыгнув носом и утерев слезы ладонью, проговорила она. – А можно я буду звать вас Шурочкой?

– Лучше Сашей, – я не прочь давать окружающим имена известных людей, литературных или киношных героев. Но самой стать тезкой героини «Гусарской баллады» как-то не хотелось. – Да, лучше Сашей, пожалуйста.

– Сашенька, милая, скажите, ну что мне делать? Я хотела чаем всех напоить и все испортила. Может, это еще можно склеить?

– Это все нужно выбросить, – решительно заявила я. – Тут есть какой-нибудь веник?

– Да, да, выбросить, – обрадовалась гениальности решения сложнейшего вопроса Груша. – Конечно же, мы сейчас возьмем веник и подметем, – она продолжала стоять, глядя на останки чайного сервиза. – Веник, потом еще нужен совок… Мы все сначала уберем в совок, а потом выбросим в ведро… А как вы думаете, сахар нужно собрать или тоже выбросить?

– Выбросить, конечно, – я уже с профессиональным интересом наблюдала за ней.

– Да, да… В нем же могут быть осколки! Мы не станем его собирать, а тоже сметем в совок, – Груша по имени Света по-прежнему не двигалась с места.

Я потихоньку теряла терпение. Эти размышления о смысле жизни окончатся когда-нибудь или будут длиться до ужина?

– А поднос, смотрите, Саша, поднос не разбился! Хорошо, что он железный, правда? Его можно поставить на место, он же целый совершенно…

Интереснейший экземпляр. По-моему она уже минут двадцать рассуждает о необходимости уборки, ничего при этом не предпринимая. Клиника. Безусловно, это клиника. Палата номер шесть. Бедная Маня!

– Хорошо, что я сливочник на поднос не поставила, – продолжала Груша, рассматривая осколки. – Места не хватило. А то бы и сливочник разбился. Хоть в чем-то повезло.

Редкое, просто редчайшее везенье. О, Боже! Дай мне силы!

– Давайте я уберу, – предложила я и обошла кухню в поисках веника.

– Ой, ну что вы! Вы же с дороги, так устали, наверное. И ночь не спали. Я-то спала, потому что Мариночка дала мне снотворное. А он очень не любил, когда я пила снотворное. Он говорил, что я становлюсь сонной тетерей. Ну, скажите, как можно назвать жену «сонной тетерей»? Но я же не виновата, что плохо сплю по ночам. И если днем не полежу с полчасика, то вообще не могу ни на чем сосредоточиться. А ведь он вначале так меня любил, так любил…

Я уже убрала с пола следы раздолбленного Маниного сервиза, высыпала осколки в урну, ополоснула под краном руки и сейчас искала в шкафчиках запасные чашки.

– Ой, какая вы быстрая, – восхитилась Свето-Груша. – Такая быстрая! У вас, наверно, все всегда получается!

Я включила электроплиту и поставила на нее наполненный чайник.

– Знаете, он сначала говорил: ты сама лучшая, самая хорошая, а потом перестал. Как можно передумать? Сначала самая лучшая, а потом – сонная тетеря? Мариночка говорит, что он ошибается, чтоб я его забыла, и что когда-нибудь он все поймет. Но как я могу его убедить, что я не тетеря, если он уже опять женился, – Груша снова расплакалась.