Остров Колдунов. Часть 1. Шаги Пришествия

– Не бойся, девонька. У таких как ты, красавиц да умниц, все всегда получается, как надо.

Лейт горько усмехнулась, вспомнив свою злосчастную переправу через Пролив. Если бы не Джерхейн, сидеть ей в трюме пленницей, а может и вовсе наложницей пиратов. Или утонула бы, как большинство пассажиров. Или бы зарезали в драке, чтобы под ногами не путалась. Она подняла на Холгойна взгляд и увидела его напряженное, не верящее лицо, глаза, полные страха, боли и надежды. Она, в общем-то, должна ему жизнь…

– Вы… вы точно уверены, что меня возьмут? – спросила она дрожащим голосом.

– Так если не возьмут, ничего и не случится, – хмыкнул толстяк. – Поедешь тогда домой, к брату.

И тогда она неуверенно, не глядя на Джерхейна, кивнула головой.

– Вот и умница, – обрадовался меднобородый.

Глава 29

Арта Сач Сал. 10 Пришествий назад. Небесный остров Агваллар

Результат его работы потряс мастера до глубины души. Остров-шар, замкнутый в оболочку, висящий высоко над земной твердью, странный, чудной мир, состоящий из множества ячеек наподобие пчелиных сот, с плавающими в воздухе радужными шарами, гигантскими гроздьями пузырей, похожих на разросшуюся до неузнаваемости виноградную лозу арали. Тем не менее, здесь уже зарождалась жизнь, ничем не похожая на ту, что была там, внизу. «Неужели это сделал я?» – ужаснулся мастер, исследуя вновь рожденный мир. Не иначе, руку его водила в этом деле чья-то другая, более могущественная рука. «Творцы,– подумал он со странным волнением.– Кто ж еще, кроме них?»

Но он уже любил это странное место, любил, как отец любит своего младшего сына, как мастер любит самое лучшее свое творение. Он захотел спуститься вниз, но для этого ему пришлось создать путь – нечто, похожее и не похожее на хэльд. Огромный разноцветный столб, соединивший небо и землю…

Земля лежала в руинах. Жара медленно спадала, пошли первые дожди, робко, неуверенно проклюнулась зелень. Он упорно и упрямо отыскивал тех, кому посчастливилось остаться в живых. Их оказалось чертовски мало, но все-таки…

Выжившие быстро освоились на повисшем в небесах странном куске земли, обжились, принялись отыскивать уцелевшие ка-эль и Книги Свода. Кэлленар им удалось возродить быстрее, чем мастер рассчитывал. Восстанавливать некоторые хэльды он отказался наотрез. Здесь, на Острове-в-небесах, была растительность и живность, способная прокормить небольшую колонию. Он решил, что физический труд и ответственность за будущее своих детей пойдут теллам на пользу. Первые годы урожаи были небольшими, зерна и овощей едва хватало на то, чтобы прокормиться впроголодь да высадить следующий, но постепенно они научились хозяйничать сами, без помощи хэльдов.

Колония росла, богатела, появились дети, подросли, народили новых… Жизнь текла стремительно и незаметно, мастер был так занят, так увлечен возрождением искусства и философии Кэлленара, что не заметил, как ушли те, кого он собрал на Острове в самом начале. Подросло еще одно поколение, затем – следующее, он старел, но медленно, а уж болезни и старческая дряхлость и вовсе обходили его стороной. Он радовался долгожительству: жизнь его была наполнена смыслом, и он с ужасом думал, что когда-нибудь она все-таки оборвется. Но она не обрывалась, и он перестал бояться смерти, забыл о ней. Забыв о возрасте, он женился во второй раз.У него опять появились дочери и сыновья, они росли на его глазах, юные, чистые, сильные. Жизнь в других природных условиях изменила их внешность: исчезли складки-мозоли на лбу, кожа лица разгладилась, кости стали тоньше, рост – выше. Теперь они больше напоминали мать, уроженку четвертого поколения детей Острова, чем истинного телла-отца.

Именно они, его дети, пятое поколение людей, решили вернуться обратно на Теллар и попытаться возродить его. Он был счастлив, когда его ученики наперебой, взахлеб излагали ему идеи возрождения Наземного мира, он благословил тех, кто ушел первыми, он напутствовал тех, кто уходил следом, он помогал им советами, радовался их победам, горевал над поражениями.

Годы шли, он по-прежнему был бессмертен и неуязвим, он пережил их всех, в очередной раз познав горечь потери, он запретил себе любить и привязываться душою даже к бессловесным животным, боясь, что не переживет очередной разлуки. Бремя воспоминаний оказалось непомерным для него. И только мир, живой, полный красок, энергии, веселья, счастья, мир внизу, под Островом, видимый только в особые, построенные им хэльды, те, через которые он наблюдал за своими детьми, чтобы успеть вовремя прийти на помощь, – только этот мир приносил ему радость и отдохновение. Этот мир жил… Он не был похож на старый, исчезнувший под грудой пепла, он был проще, грубее, жестче – и в то же время чище и справедливее. И мастер почему-то считал всех людей, обитающих в Наземном мире, своими собственными детьми. Родными детьми.

…И все повторилось снова, как раз тогда, когда ему казалось, что возрожденная цивилизация Наземного мира достигла своего расцвета. Ослепленный уверенностью, отвлеченный мелочами, он пропустил начало конца, а когда спохватился, было уже поздно. Он хотел спуститься туда, на землю, чтобы погибнуть вместе с детьми, но ему не дали, не позволили так глупо и бессмысленно рисковать собой. Островитяне были теперь не те, что прежде, почти тысячелетие назад, они отъелись и обленились, они настроили храмов и превратили Кэлленар сначала в религию, потом в особое искусство, доступное только избранным. Они убедили его, что Катастрофа неизбежна, что нужно лишь пережать ее, что их задача – сохранить жизнь и учение, а потом снова возродить Наземный мир. Зачем, подумал он тогда с ненавистью и отчаянием. Если через какое-то время они опять погубят себя? Зачем…

Шаг за шагом, в небесной голубизне Окна, он видел то же самое, что пережил когда-то очень давно. Ему казалось, что он навсегда забыл те годы, но теперь, увидев пылающий синим огнем Колодец, боль и ярость, отчаяние и страх вспыхнули в нем с новой силой. Будь проклят тот, кто создал этот убогий мир неспособным изжить зло из себя самого, тот, кто сделал людей неспособными очистить души от яда и нечистот. Будь они прокляты, Творцы, кем бы они ни были – богами, стихиями, философской абстракцией или такими же, как и он сам, людьми, наделенными властью и бессмертием. Будь они прокляты… Потому что перестав ненавидеть, жаждать славы, власти, богатства, мести, перестав мечтать о подвигах, они перестанут любить, жалеть, сочувствовать, страдать – они перестанут быть людьми, а значит, его детьми -и он перестанет любить их…

…Катастрофа затронула Остров, но в меньшей степени. Здесь не было бесчинств, войны и варварства, падения нравов и осквернения храмов. Был только сам хаос, горящие колодцы, рушившиеся хэльды, смерч, пронесшийся по всем ячейкам Острова и натворивший много бед, но все закончилось гораздо быстрее, чем он ожидал. Погибших оказалось немного. Все-таки оба Великих Колодца располагались очень далеко от Острова. Мастер помогал людям восстанавливать Агваллар как мог, но уже без прежней страсти и желания сделать лучше, чем было. Что-то умерло в нем, отгорело, отболело, осталась одна оболочка, все еще достаточно крепкая, чтобы продолжать жить. И он жил.

…А потом все опять повторилось, и Наземный мир умер и возродился, и снова он был похож и не похож на прежний. Мастера он уже не интересовал. Жизнь текла мимо него, он устал и одряхлел, но все еще был относительно крепок телом и ясен разумом. Те, кто теперь управлял Небесным островом, обращались с ним, как с богом, но ни почет, ни власть, ни слава не затрагивали его чувств. Он жил и жил, а когда в очередной раз увидел приметы надвигающейся беды, решил уйти. Спустившись на землю, он старательно вспоминал те слова, что в самом начале конца помогли ему вырвать у смерти неожиданный островок спасения. И слова снова пришли, всплыли неизвестно откуда, но теперь смысл их был понятен и прост, и он радовался, вкладывая в них все свои силы. Восторг творения оживил прах его души, Огонь жизни пылал в ней как никогда ярко, водопадом изливаясь на свободу, но теперь образы, рождавшиеся в его распаленном воображении, были совсем иными, чем прежде. Ему чудилась не обитель богов, прекрасная, воздушная, возвышенно-изящная, а обыкновенная земля, такая, какой была она в его молодости, с яркими, сочными красками, синим безоблачным небом, буйной зеленью, свежим ветром, живительными ливнями, жарким и щедрым солнцем…

Очутившись на новорожденном Острове, он поначалу решил, что заснул по дороге в Сагир – прилег отдохнуть в стороне от обочины, там, где трава была зеленее и гуще, да и задремал от усталости. В тот самый день, когда император пригласил его в столицу империи, чтобы обсудить нечто важное. Он огляделся, не узнавая места. Потом вдруг вспомнил. Что-то внутри его закричало от возмущения – нет, не было этого, не было пылающих колодцев, не было безумного смерча, из которого родился первый Остров, не было бессчетных лет бесполезной жизни. Всего лишь сон, тяжелый сон, какие часто снятся на закате солнца. Но представший его глазам мир, столь дорогой сердцу, был пуст и безлюден, хоть и полон жизни. И тогда он решил – сюда он никогда не приведет ни одно живое существо. Он устал и хотел одиночества. Он пробудет здесь до конца времен…

Глава 30

(Сезон Холода, Ард Эллар. Очаг Солнца)

– Я готов забрать твой камушек в любой момент, – сообщил Тэйну Рек, когда тот в очередной раз выбрался из Хранилища, пошатываясь от усталости. Вчера вечером, приведя Река в галерею хэльдов, он все-таки разведал с их помощью, где Ригойн хранит артефакт.

– Ты решил, куда дальше?

– Мне нужен еще один такой, – признался Тэйн. – Его хозяйка – женщина по имени Ора Ильне, живет в Сторожевом Очаге Ард Эллара. Мне – туда. Потом – домой, в Эргалон.

После обеда он снова занимался с Линарой. После упорных попыток, дважды заканчивавшихся слезами, ей все-таки удалось создать свою первую связку. Девушка в изнеможении плюхнулась на скамейку и, подняв на него глаза, заявила, довольно улыбаясь:

– Фу, будто огород вскопала. Ты всегда так устаешь, когда строишь свои собственные конструкции?

– Не так быстро, – улыбнулся Тэйн, испытывая непривычное чувство гордости: впервые выступив в роли учителя, он радовался и за нее и за себя. – Обычно усталость приходит гораздо позже. Все зависит от опыта.

Она кивнула.

– Значит, буду практиковаться… Теперь мне понятно, как с ними работают.

– Ты можешь использовать урд-знаки не только для быстрой активации хэльдов, но и для других целей, – продолжил Тэйн. – Например, для защиты. Или нападения. Знаки Небесного огня в связке с Ударом и Воздухом производят очень эффектный огненный взрыв. Чем больше знаков ты встроишь в связку, тем сильнее получится взрыв, тем больше у него будет радиус поражения.

Осуждение так явно проявилось на ее лице, что он отвернулся.

– Тебе часто приходилось убивать?

– Мне приходилось сражаться, – ответил он резко. – Защищая свою жизнь. И не только свою. Не знаю, умер ли кто-то от моих магических атак. Останавливать нападающих у меня хорошо получалось, – тут он вспомнил Ахтан, побоище в трайте и закончил уже спокойным тоном. – Возможно, кто-то погиб.

– А мечом? И вообще, как получилось, что ты, иллар островной выучки, взял в руки меч? – в ее голосе уже не было осуждения, только любопытство. – А сражаться ты умеешь?

– Умею – ответил Ройг. – После Острова я часто… тренировался. На учебных мечах – они деревянные. Или на манекенах.

–А ты мог бы… убить им?

Тэйн задумался. Он неоднократно задавал себе этот вопрос, и гораздо раньше, чем встретился в илломайнском лабиринте с той странной разумной тварью.

– Да, мог бы, – ответил он твердо. – Я не чувствую в себе… ограничений. Милосердия, смирения или страха за бессмертную душу, которые запретили бы мне сражаться. Да, на Острове мне постоянно твердили, что великое искусство не терпит насилия, что иллар не имеет права отнимать жизнь, – в голосе его теперь звучало отвращение. – Да, раньше иллары были неприкосновенны. Но времена изменились. И если я не изменюсь вместе с ними, то погибну.

Линара медленно поднялась со скамьи.

– Так думают все, кто сейчас разрушает наш уклад, – сурово ответила она. – Мол, времена другие, время Кэлленара прошло. Как ты не понимаешь! Именно это его и разрушает. Отсутствие веры, отказ от традиций… Вы, иллары островной школы, дали себе слишком много воли, – она пристально вглядывалась в его лицо, пытаясь прочесть что-то важное для себя, но Тэйн спрятался за маску спокойствия и сдержанности. – Слишком много себе позволили. А теперь, когда все стало таким… неустойчивым, вы, вместо того, чтобы спасать положение, исправлять ошибки, хватаетесь за оружие.

– Слышали бы тебя островитяне, – усмехнулся Ройг с горечью. – Кимр, например.

– А что?

– Повторяешь его слова. Точь-в-точь.

– Значит, не так уж они неправы, – отрезала Линара сердито. – Должно же быть у тех, в чьих руках могущество, хоть что-то святое?

Яркие ее глаза метали молнии, с губ готовы были сорваться гневные слова. Волосы опять выбились из-под шарфа, покрывавшего голову, гибкая сильная фигура напряглась от едва сдерживаемого возмущения.

– Кто-то собрался шиаллах изучать, – улыбнулся Тэйн, любуясь ею. – Боевые шайолы.

– Шиаллах – это не Кэлленар, – возмущенно продолжила Линара. – Он более древний. Он был еще до кэн-ли, – горячо возразила она, видя скептическую ухмылку на лице Ройга. – С его помощью создали Кэлленар!

– Хочешь сказать, что раз он не является частью системы, то и убивать им можно?

– Защищаться, – поправила она яростно.

Тэйн рассмеялся. Смех его прозвучал в тишине класса очень громко и как-то особенно обидно.

– Думаю, боевые шайолы причинят вред гораздо большему количеству народа, чем поединок один на один с мечом в руках. Это гораздо честнее, чем убийственные заклинания, примененные против беззащитных людей. Не так ли?

Не зная, что ответить, гневно сжав губы, Линара выбежала из комнаты.

****

Последний эпизод Книги Сач Сал оказался кратким, но до предела насыщенным информацией. Мастер-телл больше не появлялся. Дальнейшие ключевые события предстали перед Тэйном в виде ярких, последовательных картин.

Мысль о том, что на ход катастрофы можно и нужно влиять, зародилась в четвертую эпоху. Агваллар, по причине достаточной удаленности от Великих Колодцев, страдал от катаклизма слабее, чем Наземный мир, тем не менее, именно островитяне стали настойчиво искать выход. Невозможно было и дальше терять людей, знания, хэльды… Наиболее болезненной становилась потеря обученных мастеров своего дела, знания исчезали без надежды на восстановление, а записи на кожах и бумажных свитках оказались ненадежными и неустойчивыми. Результатом многолетнего труда целой группы ученых-жрецов стали пять урд-знаков, запечатленных в редчайших кристаллах особой огранки, названные Защитниками. Тэйн видел весь ритуал от начала до конца, все его подробности, ставшие для него тяжелым откровением, шаг за шагом. Шайола древнего языка шиаллах, связывавшая камни воедино на Великом Колодце, не просто забирала силы проводящего ритуал – она забирала жизнь. Впрочем, жрецы Острова и не думали отдавать свои жизни за целостность мира – они предпочитали использовать чужие, принося жертву прямо там, на зеркально гладкой, чистой поверхности Колодца. Воздушный смерч прокатывался по земле и небесам, сопровождаемый огненными вспышками Кругов Власти, кое-где вызывая разрушения, неся смерть неосторожным и беспечным, но в результате все быстро возвращалось на круги своя. Хэльды некоторое время не работали, или работали со странностями, но постепенно и они приходили в норму. Спасенный островитянами Наземный мир преклонил колени перед всесильным и милосердным Небесным Островом. В последующие две эпохи отношения между двумя очагами цивилизации изменились до неузнаваемости: Остров правил телларианами, превратив их в послушных и покорных рабов, и дважды спасал Наземный мир от разрушений и хаоса.

Но рабы имеют свойство бунтовать. С появлением признаков очередной катастрофы Наземный мир вышел из-под контроля, прокляв своих покровителей и взявшись за оружие. Ненависть к Небесному Острову была столь сильна, что риалларцы, взбунтовавшиеся первыми, объединились с хильдами и прорвались через Столбы прямо на внутреннюю поверхность Агваллара. Резня была короткой и жестокой – воевать островитяне не умели. Погибла половина населения раканов, и только столица Острова, Зар Ала, устояла под натиском боевых дружин, благодаря вовремя воскрешенным из забытья боевым шайолам. Остров был оккупирован телларианами, а жрецы в это время искали способ вернуть обратно власть и могущество… Катаклизм все решил за них. Доступа к Великим Колодцам Теллара у них не было, и начало бедствия едва не застало жрецов врасплох. Ритуал был проведен на самом большом Круге Власти святилища Илбара в Зар Але, но к уже опробованной шайоле были добавлены дополнительные знаки ши-ала. Результат оказался неожиданным: Катастрофа обошла Остров стороной, лишь слегка задев самые первые слои тарса, при этом внутренние области Агваллара и вовсе не пострадали.

Наземный же мир лежал в руинах… Кто-то из теллариан вернулся домой, потрясенный случившемся и считая катастрофу местью островитян, кого-то жрецы успели уничтожить. Власть Острова над Наземным Миром опять была восстановлена, но уже в ином виде. Теперь островитяне боялись теллариан, закрылись и отгородились от них, насколько возможно. Именно тогда и возник запрет для илларов на оружие, именно тогда ученики агвалларской школы кэн-ли стали выборочно забывать о том, что они видели на Острове во время учебы. И никто больше не собирался защищать Наземный мир от хаоса. Все последующие катастрофы проходили по одному и тому же сценарию: Остров защищал сам себя и предоставлял хаосу разрушать Теллар, с тем, чтобы каждый раз снова приходить на него повелителями и хозяевами положения. К концу каждой эпохи ненависть к Агваллару вскипала с безудержной силой, и каждая последующая катастрофа отбрасывали Наземный мир назад.

Кэлленар не восстанавливался. В Наземном мире не было больше ярких, сильных людей, способных прочесть Арта Аш Ар второй раз, чтобы освоить шиаллах, а следовательно, не стало и тех, кто мог бы открыть книгу Арта Ран Кэй, книгу мастеров, обучающую создавать хэльды. Несмотря на доступность книг для самих островитян, то же самое происходило и на Острове. С каждой катастрофой Кэлленар терял все больше и больше составных элементов, а значит, слабел и разрушался. А люди искали другие пути, все дальше уходя от древнего искусства, все чаще оказывавшегося бесполезным.

****

Когда Тэйн в очередной раз взял Арта Сач Сал в руки, знаки на форзаце книги не ожили – это означало, что для него Арта Сач Сал закончилась. Его ошеломленный откровениями разум вот уже несколько дней пытался осознать грандиозность и неотвратимость надвигающегося бедствия, и отчаянно метался, пытаясь ухватиться за обрывки воспоминаний и выстроить хоть какой-нибудь план действий. Он мучительно пытался вспомнить, как именно звучали слова Кимра во время того знаменательного разговора в святилище Ильфейна. "Когда все пять ка-эль будут в ваших руках, кто-то из жрецов спустится сюда и очистит Наземный мир от ереси и скверны", – так, кажется, было сказано… "Спустится сюда и очистит Наземный мир", повторил он мысленно. Значило ли это, что островитяне собирались проводить ритуал на Колодце, как встарь, а не у себя на острове, а значит, исполнить то, для чего камни-защитники были созданы – защитить оба мира от последствий гибельного катаклизма. Или… или ему хочется в это верить?

Нет, верить им нельзя, вероломство – их второе имя, если не первое… Тысячелетиями они раз за разом совершали преступление против человечества, и только наивный простак поверит в то, что к островитянам неожиданно вернулась совесть. Теллариане соберут для жрецов разбросанные по миру камни, чтобы те в очередной раз сделали свое мерзкое, трусливое дело…

Единственное, что во всей этой истории выглядело более чем странным, так это местонахождение камней-Защитников. Они должны были оберегаться островитянами, как великое сокровище, но вместо этого оказались разбросанными по миру, во владении разных людей из разных стран. Любопытно было бы узнать, почему островитяне их лишились, но Книга не показала Ройгу эту часть истории. Возможно, история камней никак не была связана с надвигающимся бедствием, поэтому она и не отразилась в книге.

Он бесцельно бродил по Очагу, намеренно прячась от Ригойна и Линары – он понимал, что не сможет внятно ответить на их закономерные вопросы. Ноги сами принесли его к полюбившейся рощице хвар. Стоял теплый пасмурный и безветренный день, облака, низко висевшие над долиной, прятали от взгляда высокие горные пики, и Тэйн долго и бездумно глядел, как они медленно дрейфуют вдоль реки, укутывая, слово ватой, ближайший харран.

– Ты не в духе, – констатировал Рек, привычно усаживаясь рядом.

– Я закончил Книгу, – сказал Тэйн. – Можно уходить.

– А камень?

– Камень… Видимо, тебе придется-таки его украсть.

–Когда?

–Подожди еще пару дней, – вздохнул Ройг после паузы, все еще испытывая жгучий стыд от своего решения.

– Скажешь, когда решишь, – кивнул Рек, вдруг став серьезным. – Но я б на твоем месте не сомневался. Они тебе ни капельки не доверяют. Утром вон опять мусолили-терли, что с тобой делать – тут оставить, силой, или прикончить. Не решили пока, что именно. Говорят, ты там в своей книге что-то такое вычитал, что никто до тебя не видел…

Я поступаю с Ригойном не лучше, чем островитяне поступают с нами, подумал Тэйн с горькой усмешкой, когда Рек ушел. Я ему лгу, опускаясь до презренного воровства. Но я не верю, что они ничего не знают про камни-защитники. Не могут не знать, если осведомлены о Катастрофе по книге Арта Сач Сал. У того, кто соберет эти камешки, будет в руках могущественный инструмент, с помощью которого можно диктовать миру свою волю. Я этого не хочу… Пожалуй, теперь я не смогу никому верить.

Вечером он достал тетрадь, где вел обещанные Орису воспоминания об отсутствующей книге Свода и заметки о прочтении Арта Сач Сал, и внес последние записи. Потом аккуратно вырвал из нее лист, на котором восстановил по памяти подробности ритуала, и спрятал в карман куртки. Увы, никто из тех, кого он знал, шиаллахом не владел, а повторно прочесть Арта Аш Ар здесь ему вряд ли позволят. И так ему рассказали слишком много для чужака… Странное чувство тревоги подталкивало его бежать из Очага Солнца, не пытаясь найти ответы на бесконечные вопросы, возникающие в голове как грибы после дождя. Из Книги Сач Сал Тэйн понял, что время ритуала чем-то ограничено. Трижды островитяне останавливали хаос, и каждый раз это делалось до возгорания Кругов Власти. Возможно, процесс можно обратить вспять только в определенное время, и в этом случае он должен торопиться.

Услышав стук, он резко повернулся на табурете и чуть не свалился на пол. Тяжелая деревянная дверь, скрипнув, приоткрылась, пропуская Линару. Вид у нее был встревоженный и немного виноватый.

– Мы сегодня не будем заниматься? – спросила она, быстро оглядывая его простое жилище. Комната-пещерка, с низким потолком, широким, но жестким ложем, грубым столом и стояком для одежды, представляла собой типичное ученическое жилье. Тэйн особо не привередничал – вряд ли в Очаге Солнца имелись роскошные гостевые комнаты

– Поздновато для занятий, – ответил он, радуясь, что она отвлекла его от тяжелых мыслей. Линара улыбнулась ему скользящей улыбкой, и, заметив бумаги, подошла к столу. – Это для Ориса? – спросила она, мельком глянув на записи.

Тэйн кивнул.

– Прости меня за вчерашние слова, – вздохнула она сокрушенно . – Я разозлилась. Это неправильно, понимаешь? Иллар – убийца. Противоестественно. Ты пойми, человек, обладающей такой силой, как кэн-ли, да еще и с мечом в руках, это…

– Даже не начинай, – буркнул Тэйн. – Не я придумал боевые шайолы. И не я первый поднял руку на илларов, вынудив их защищаться.

– Я понимаю, – согласилась она, виновато улыбаясь. – Обстоятельства иногда бывают сильнее нас.

– Вообще странно, что с тобой так получилось, – продолжала она, обходя стол и усаживаясь на край кровати. Тэйн машинально отметил, что на ней нет уже привычного ему платка, золотистые волосы распущены, а платье тоньше и наряднее обычного. – Чаще всего иллары очень привязаны к своим убеждениям и яростно их защищают. Знаешь, есть точка зрения, что островитяне могут управлять вами через ваше клеймо.

–Слышал я этот бред, – хмыкнул он. – Как ты себе это представляешь? Рука с клеймом живет своей жизнью и двигается отдельно от тела?

Линара рассмеялась.

– А как оно выглядит, ваше клеймо? У нас нет илларов с острова, ты первый. Может быть, ты покажешь?

Глаза у нее были тревожные и голодные.

Тэйн подсел рядом, скользнув ладонями по ее талии, и медленно, глядя ей в глаза, принялся расстегивать рубашку. Линара сама стащила ее с плеч, скользнула кончиками пальцев по обнажившимся плечам и задержалась на левой руке, там, где на коже был нанесен сложный узор знаков. Клеймо иллара было рыжевато-коричневого цвета, шириною с ладонь и смотрелось как своеобразная татуировка-украшение. Линара водила пальцами по изгибам символов, повторяя узоры, пока он нащупывал застежки на платье. Нашел, бережно расстегнул одну, другую… Она плавно откинулась назад, на ложе, улыбаясь мягкой, зовущей полуулбыкой, и он наклонился над ней, собираясь поцеловать…