неОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ

В какое-то мгновение волна окатила нас с головой, и это вернуло меня в реальность момента. Нужно сказать, что к тому времени из купальных принадлежностей на мне оставалась только синяя полоска плавок.

«Саддам, остановись!» – я буквально отодрала себя от человека, хотя мне меньше всего этого хотелось.

«Что-то не так?» – голос Кэпа был сиплым и немного вибрировал. Я понимала, что ломаю самым безжалостным образом последние минуты перед нашим расставанием, лишая себя радости в преддверии разлуки и долгой колючей зимы. Возможно, я буду потом очень жалеть об этом, но…

«Что? Секса не будет?» – в раздражении бросил Саддам.

«Нет, извини. Я не могу так»

«Как? Мы взрослые люди. Что здесь плохого? Я хочу тебя, и ты хочешь меня – почему нет?»

«Может быть потому, что я дура» – проговорив это, я чувствовала, как комок не проглоченных утренних слёз подступил к горлу.

«Поплыли назад» – Саддам надел ласты, – «больше нам нечего здесь делать».

Я вдруг на мгновение увидела рядом с собой среднестатистического капризного неудовлетворённого мужчину. Разгляди я тогда потщательнее, может и душевных терзаний было бы поменьше, но всё тоже чувство надвигающейся тоски лишало меня всякой объективности. Доплыв до пирса в абсолютном молчании, мы выбрались на берег чужими людьми, и, бросив друг другу небрежное «пока-пока», разошлись в разные стороны с таким видом, будто и вовсе не были знакомы.

Это потом, спустя пару месяцев, Саддам звонил мне уже из России и говорил о том, что премного благодарен за предоставленный шанс остаться рядом со мной хорошим, о том, что мой отказ, убивший его мужское самолюбие, по сути, спас его человеческое достоинство. И что именно потому мои имя и образ запомнились ему в беспросветном калейдоскопе женских лиц и тел. И уже где-то к концу февраля мы снова вошли в режим «ожидание встречи». Садам ждал меня, а ещё меня ждал апрель, в котором мне предстояло сделать неизбежный выбор между «любить» и «быть любимой».

Глава 4. С апрелем навзрыд

Причин для радости не было, но мне внезапно стало хорошо. Такое чувство приходит в двух случаях: если у тебя истерика, либо, если ты влюблён. Честно говоря, мне было проще надеяться, на то, что это была истерика

Ребекка Вермонт, «Черновик моей жизни»

«Они писали друг другу об очень интимных вещах, но одно дело писать и совсем другое – встретиться лицом к лицу, помня о том, что было написано»

Подари мне цветное стёклышко,Обязательно стёртое моремпо краям.Таким ласковым морем,зацелованное,подари.Оно ляжет на самое донышко,оплетённого тиной горя.И под утро,шумя прибоем,расплескается цвет внутри.– U

Наверное, в жизни каждого человека бывают такие моменты, о которых хочется забыть навсегда, потому как воспоминания о них причиняют нестерпимую боль, намного превышающую порог личной эмоциональной толерантности. На мои текущие 34 года подобных моментов выпало целых два, благо, что с разницей вполовину по годам ровно, что и позволило, скорее всего, мне их пережить… жаль только одного к подобному не было – иммунитета.

Той весной в моей жизни наступил долгожданный апрель 2015, апрель, в который рвалось всё моё существо, апрель, который, как выяснилось позже, ждал меня целых семнадцать лет. Boing № 737 уверенно шёл на посадку и я, до упора сдвинув вверх створки иллюминатора, прижалась разгорячённым лбом к замёрзшему стеклу.

«Слава Богу, долетели!» – радостные ноты в голосе Нели резонировали с моим настроением нынче особенно остро.

Солнце слепило глаза, отражаясь в ярко-голубом, безумно голубом небе, и моему взору открывались едва пока различимые с высоты птичьего полёта ухоженные лужайки отелей и чёрная паутина магистрали Шарм-эль-Шейха. Сердце колотилось в бешеном ритме и рвалось наружу, словно хотелось ему быстрее очутиться на земле, но технических возможностей самолёта было явно недостаточно для того, чтобы ускорить этот процесс. Шасси, наконец-то, нащупало покрытие взлётной полосы, и я непроизвольно вздрогнула от лёгкого толчка. Сколько бы я не летала, момент посадки самолёта всегда остаётся для меня моментом некоторой неожиданности; сродни процессу пробуждения; тебя будто бы вырывает из сна реальность, которую ты с нетерпением ждёшь. Бортпроводница, стоящая на выходе из салона пожелала всем приятного отдыха и я, наконец-то, сделала первые шаги по трапу. Вдохнув вечернюю жару, я почувствовала такое привычное мне здесь лёгкое головокружение, от которого моментально опьянела.

«Девушка, а можно побыстрей?» – раздалось чьё-то нервное сопрано за моей спиной.

«Да, конечно» – постаралась я быть как можно сдержанней в ответе и нехотя прибавила шаг, потому что именно сегодня, в этот момент как никогда ранее мне вдруг захотелось остановить первое мгновение встречи… такой долгожданной встречи с городом моих надежд и предстоящих, как мне казалось тогда, сказочных дней… как мне казалось…

Всю процедуру таможенного досмотра и регистрации я прошла как говорят «на автомате», будучи мыслями уже далеко за пределами аэропорта, вернувшись в реальность лишь дважды; первый раз, когда со словами «Саламу аллейкум» протянула улыбающемуся преклонных лет дядечке-арабу заполненную наспех миграционную карточку и второй раз, когда стаскивала свой здоровенный чемодан с багажной ленты…

Трансфер встретил нашу уставшую туристическую группу приятной прохладой кондиционера и доброжелательным гидом по имени Ахмед… или Мухаммед, что для меня было совсем неважно. Важным было лишь то, что я была снова здесь, в городе, в котором каждое мгновение моей жизни было наполнено безграничным счастьем… и его ничего не омрачало… пока. Я села у окна по обыкновению своему и тут же погрузилась в ритмичность сменяющих друг друга пейзажей за окном… моя душа ликовала и в каждом движении раскачивающихся от ветра крон пальм я чувствовала дыхание города… я словно пропускала его через себя… я была его частью… я ехала домой.

Спутницы мои расположись на соседних креслах. Иногда я бросала на них случайный взгляд и видела, как они сидят, прикрыв глаза, и их расслабленные головы покачиваются в унисон движению автобуса. Неля улыбалась и я знала, что эта её улыбка означала спокойную радость от подходящего к концу трансферного маршрута и от мыслей о том, что уже спустя каких-то минут пятнадцать она будет стоять на берегу любимого моря. За моих попутчиц я была рада не меньше, чем за себя; каждая из нас находилась в предвкушении близкого счастья; размышляя об этом, я тоже закрыла глаза, и чувство какого-то пробирающего до пят покоя заставило меня погрузиться в дремоту.

«Яла! Яла! (идём! Идём! – араб.)» – звонкими перекатами голос гида покатился по салону. «Выходим! Не забываем две вещи: свои вещи и вознаграждение водителю за то, что он так красиво довёз нас» – гид явно усердствовал в похвале и видимо потому вызывал ярый протест моего туристского снобизма. Я демонстративно вытащила свой чемодан и, не удостоив водителя микроавтобуса даже взгляда, двинулась через раскалённую солнцем парковочную зону в сторону отеля.

Это был Club reef. Отель с категорией звёздности 4 и пирсом, уходящим в морской горизонт. Скажу вам, что ни до этой поездки, ни после, никогда не встречала отеля, покорившего моё сердце больше, чем этот. Каждый квадратный метр выложенной в аккуратной последовательности плитки настолько был приятен восприятию, что порой, казалось, будто жизнь моя и весь мой мир заключались в стенах этого отеля, из которого единственным выходом был выход в открытое море.

«Ну что, пошлите кушать, девочки!» – задорно прикрикнула на нас Неля, когда мы, наконец-то, бросили поклажу у подножья односпальных кроватей с белоснежными простынями. «Ещё на море надо сегодня успеть!» – продолжила она, вызвав мою невольную улыбку. Это звучало так по-детски, словно море раздавали по одной порции в руки, как яичницу на завтрак с 8.00 до 10.00. И мы гурьбой вывалились из двери, в поисках кухни, которую легко нашли уже спустя минуты две по запаху специй и жареных сладких пончиков. У дверей кухни нас, партию туристов-новичков, встречал широкой улыбкой менеджер ресторанного зала, который, точно регулировщик показывал маршруты до свободных мест за столиками, наряженными в атласные скатерти, цвета морено. После торопливого обеда мы ещё часа два знакомились с достопримечательностями территории отеля и потрясающей косой кораллового рифа. Название отеля полностью соответствовало его содержанию; под весёлый рокот набегающей волны и клубной музыки, доносившейся из динамиков бара, мы не заметили, как подкрался сансет.

За ужином я нервничала, мысли мои были заняты вариантами предстоящей встречи с человеком, которому я оставила своё сердце в последние часы пребывания на пляже Эль Фанар прошлогодним ноябрём. Нервозность моя была заметна невооружённым взглядом, потому Неля, доедая очередную ножку «изумительной» по её словам куропатки, сделала мне замечание по поводу моего никудышнего аппетита: «Ну сколько уже можно ничего не есть?» – я услышала в её голосе раздражённое беспокойство – «ты упадёшь на этом своём свидании в обморок от голода, вот увидишь!». Я улыбнулась в ответ на её слова и поспешила успокоить: «Всё хорошо, если случится обморок, Кэп позаботится обо мне, оттащит за ноги в какую-нибудь ближайшую пиццерию». Неля только покачала головой, но я видела, что она тоже улыбается… Я смотрела на неё и понимала, на сколько близкой стала мне эта задорная, никогда не унывающая женщина, отличающаяся патологическим оптимизмом, мягкими красивыми чертами лица и потрясающим смехом, устоять против которого, пожалуй, не мог ни один человек в мире, ну… по крайней мере, повара на раздаче всегда норовили подсунуть в её тарелку самый сладкий кусочек.

Часов в девять вечера он позвонил. Первым. «Привет, как твои дела? Ты что делаешь? Ты где сейчас? Ты уже покушала?» – Саддам говорил быстро, словно заучивал скороговорку. «Ты куда-то торопишься?» – внутри меня всё сжалось. «Нет-нет, просто шум на улице. И да, тороплюсь, только увидеть тебя, хабиби (дорогая – араб.). Беспокоюсь за тебя». Я почти теряла сознание, ощущая скорое свидание с мужчиной, которому мне так много нужно было рассказать, к которому я пришла, преодолев тысячи километров и теперь, боялась что не хватит сил пройти оставшиеся пять.

«Саддам, буду ждать тебя здесь, в отеле, приходи сам… я… мне… у меня так мало сил теперь» – в тот момент казалось, что речь моя – это бессвязный набор слов, который даже был более непонятным, чем тот исходный вариант инструктажа на русском, который иногда я литературно выстраивала местным дайверам.

«Меши (хорошо – араб.), буду через два часа у тебя»… фраза, которую я вспоминала, спустя три часа, идя вдоль пустыни по тёмному тротуару улицы. Абонент был «вне зоны действия сети» и моё отчаяние достигало критической отметки. Я, не смотря ни на что, решила преодолеть эти оставшиеся километры до цели… но вот вопрос, а в том ли направлении я шла? Мне не у кого было спросить об этом, вокруг не было ни души, и только лимонный диск луны свисал над пустыней Синая, словно большой ковш застоявшихся слёз.

Эль Фанар всегда был эксцентричной публичной зоной; десятки людей приходили сюда, чтобы посидеть на небольших скамеечках, на приступках или даже самих ступенях большой мраморной стелы, воздвигнутой, как дань памяти погибшим французским туристам в январе 2004 года. Стая чаек, взмывающих в небо… стальные птицы, олицетворяющие полёт душ; большего места величественной скорби я не встречала никогда. И сегодня я пыталась выплакать, вытравить из себя всю ту боль, которую порождало во мне отчаяние рухнувших надежд. Вдруг телефон, в моей руке, молчавший часа три, внезапно ожил. «Хабиби, хабиби, где ты?» – голос в трубке пришёлся хлёстким ударом по лицу. В тот момент я ещё не догадывалась, что мне предстоит пережить не одну такую пощёчину. «Какая разница» – я попыталась придать раздражение и вызов своему ответу, но он прозвучал очень тихо и отрешённо.

«Я иду к тебе, ты где, Ола?» – Саддам был всё настойчивее. Я почувствовала, что мои хлипкие баррикады рушатся: «Я на Фанаре». «Жди меня, буду через десять минут» – Саддам говорил так, словно теперь он боялся не дойти. Я замерла, и мне показалось, что всё вокруг принимает формат параллельного измерения, в котором я живу отдельно от мира и, в котором, рискую остаться навсегда. Но уверенно приближающаяся ко мне мужская фигура, вернула меня в реальность полуночи. «Прости меня, Ола. Мой телефон остался в магазине у друга, а потом я вспомнил это уже в пути. Я вернулся, но он растерял весь запас аккумулятора. Прости, не мог позвонить тебе поэтому». Я слушала эти бесконечные оправдания, напоминающие мне сцену из журнала «Ералаш» с той лишь принципиальной разницей, что сейчас мне было совсем не смешно. Слушала и думала о том, как легко людям удаётся найти оправдания своему нарушенному слову, своей неоправданной ответственности, своей непунктуальности. Я понимала, что сама порой поступаю точно также и сейчас меня вдруг стали занимать мысли не о собственном самочувствии, а о чувствах тех людей, с которыми я, возможно, когда-то поступала таким же образом. Я вспоминала своих друзей, коллег по работе, своего мужа и просила мысленно у них прощение. Я не хотела верить в то, что причиняла им такую же душевную боль, которую сейчас испытывала сама. Наверное, это самоистязание продолжалось бы ещё очень долго, но Саддам, как и все арабы, был нетерпелив. Он сделал резкий шаг мне навстречу и осторожно обхватил моё лицо своими ладонями, пытаясь заглянуть в меня как можно глубже, что бы понять. Я не хотела давать ему этой возможности и закрыла глаза.

Его ладони были такими большими, тёплыми и мягкими на ощупь, безумно родными по ощущениям, что мне вдруг сию же секунду захотелось разреветься в голос. Чтобы скрыть своё смятение, я порывисто обняла Кэпа и, пошмыгивая, уткнулась носом в его шею.

«Ты, моя сладкая… прошу тебя, обними меня покрепче, я тааааак соскучился» – промурлыкал он где-то над моим ухом, и слёзы опять подступили комом к горлу. В голову лезли какие-то, неуместные данной ситуации немые картинки: вот я в московской общаге с родителями, совсем ещё шкет, пытаюсь впихнуть в кукольную коляску брыкающегося всеми лапами упитанного персидского кота; вот, свисая с бортика бассейна на ВДНХ, тянусь за блестящей резвой розово-сине-жёлтой рыбой, а рядом отец смеётся и что-то пытается мне сказать, придерживая за лямку сарафана, а вот малолеткой, опять же с отцом на озере тщетно борюсь с его твёрдым намерением научить меня плавать… такие тёплые воспоминания, но их было нестерпимо мало… слишком мало, чтобы согреться и я, всё теснее и теснее прижималась к Саддаму. Проводя пальцами по его кудрявым чёрным волосам, жёстким от морской соли, не в силах оттолкнуться, я жадно вдыхала запах его тела, которое пахло пустыней, горячим песком, схожим по запаху с молотой корицей… с тех самых пор я очень люблю… корицу.

«Ялла бина, хабиби (давай, пошли, дорогая – араб.)». Я с трудом разжала объятия, и мы продолжили наш путь к морю. Эмоции переполняли меня, и я подумала, что возможно делаю Саддаму больно, вцепившись в его руку так сильно, как будто она удерживала меня над пропастью и была единственной возможностью не сорваться в водоворот своего чувственного безумия и не захлебнуться в нём.

«Знаешь, Ола, я всё ещё жду, когда ты придёшь в мой дом – говоря это, Саддам остановился и внимательно посмотрел на меня, – «надо что-то решать, понимаешь? Я не могу ждать долго».

Долго… это было не просто долго… это было мучительно долго, но я не знала что ответить. Момент выбора настал, но я по-прежнему не в силах была принять решение, ещё надеясь, что всё само собой утрясётся.

«Почему молчишь? Что? Что ты хочешь?» – Саддам атаковал.

«Не дави на меня, я не смогу,… прости». Саддам молча прибавил шаг по направлению к памятнику, и мне показалось, что рука, удерживающая меня на краю пропасти, расцепилась и я полетела с бешеной скоростью вниз к точке невозврата.

Словом, тот апрельский день мне запомнился. Он отпечатался в моей памяти не только теплотой объятий Кэпа, но и его поднятой чуть позже вверх рукой «на прощанье». Эль Фанар стал местом рождения и местом, как бы сказали изотерики, «астральной смерти» моего неожиданного, возникшего, как внезапный снег зелёной весной, дурацкого щемящего грудь чувства. Блин! Я кажется разрешила себе это – влюбиться… Вот чёрт! Теперь, когда я всякий раз восхожу по мраморным ступеням стелы и, опускаясь на корточки, глажу железные крылья взлетающих в небо птиц, я ощущаю отчётливо, что под огромной каменной плитой «похоронены» не только пассажиры упавшего боинга, но и все мои страхи. Тогда я впервые столкнулась с реальностью, в которой вдруг исчезли в нас в одночасье та счастливая девчонка с морской звездой на ладони и тот мальчишка, в глазах которого было море.

«Магнуна (сумасшедшая – араб.)…» – кто-то незримый шепнёт рядом – «ничего не было, показалось, мираж…» Я почти поверила в то, что это был сон… почти, потому как слишком реальными были целовавшие меня горячие губы и звёзды, которые я видела, запрокидывая при поцелуе голову вверх, были слишком яркими. Саддам целовал меня откровенно, бесстыже, у всех на виду, прижав к ледяному мрамору надгробной плиты. Ноги мои подкашивались, и сопротивляться этому мужчине не было сил; я стояла и дышала им, как воздухом, словно беспомощная пешка на чужом поле шахматной доски, подпёртая чёрным королём противника… «Давай начнём движенья первыми, сегодня я сыграю белыми. И пусть в моих поступках не было логики – я не умела жить по-другому» – как же всё-таки это точно подмечено. В очередной раз вопросительно заглянув в глаза и не найдя там удовлетворительного для себя ответа, Саддам усадил меня в такси. По его резким движениям было видно, что он сильно злился. Уже закрывая дверцу, я увидела, как Кэп поднял на прощание руку, и что-то в этом банальном жесте показалось мне ужасным, сродни какому-то финальному аккорду выглядело это обычное прощание перед сном. Такси рвануло с места, а я ещё минуты две пыталась уговорить себя не вернуться назад. Я ощущала кожей приближение чего-то кошмарного и от этого меня знобило.

Придя в номер, и столкнувшись с искренним удивлением моих попутчиц, которые меня явно не ждали раньше завтрака следующего дня, прямо в одежде я залезла с головой под одеяло и забылась в тревожном сне, убеждая себя в том, что завтра всё будет хорошо.

Глава 5. Начало конца

Не задавай вопросов, если не готова к ответам.

Ольга У. «Хранители. Тени мира»

Только не пиши мне больше вечером

Думать, плакать совсем не хочется.

Знаешь, даже сказать тебе нечего.

Не целую. Плохой тебе ночи.

Р. Брэдбери

… А потом Саддам просто пропал. Он никак не обнаруживал себя ни на следующий день, ни днём спустя, а я всё не могла заставить себя перестать его ждать. Неля до сих пор вспоминает свои ощущения от той нашей поездки, в которой ей довелось увидеть в моих глазах такую глубину человеческого отчаяния, что она всерьёз задумывалась о том, не совершила бы я с собой чего непоправимого. Я же терзалась другими мыслями, выливавшимися в один лишь вопрос «Почему?», кстати говоря, ответ на который был очевидным для моих попутчиц. «Ты сама во всём виновата! – приговаривала Неля, утирая мне слёзы, – мужик не станет играть в догонялки вечно; игры ему эти ни к чему. Он лучше догонит ту, которая бегает плохо или прикидывается, что плохо. Умной должна быть баба, а ты – дура». Но у меня было своё мнение на этот счёт, и потому я снова и снова набирала абоненту, находящемуся уже четвёртый день подряд «вне зоны действия сети».

Мама всегда говорила, что я очёнь упрямый человек и порой мне казалось, что это качество во мне её раздражало. Бабушка называла эту мою черту характера несколько иначе: «Сухоломная ты, не слушаешь никого!» – говорила она. Сейчас, спустя практически два года, я уверена, что не прояви я упорства тогда, всё могло быть иначе, но на «иначе» я не была согласна ни тогда, ни теперь.

«Ну, наконец-то, мы встретились, дорогая!» – повизгивающий истеричный альт, который всегда был неотъемлемой частью моей близкой подруги, этим вечером особенно напрягал. Нужно сказать о том, что с Динарой я в большинстве случаев встречалась неохотно, вроде бы как из чувства долга или жалости; в этот раз было не без того. Дина была в Шарме на тот момент без малого три месяца, и я чувствовала, что период её адаптации ещё не истёк. Безусловно, мне хотелось поддержать её морально. Сегодня именно по этому поводу я соизволила выбраться на променад Меркато, большие ворота которого в вечерних сумерках горели кроваво-красным.

Эль Меркато – необычная улица, предлагающая много новых интересных знакомств и полезных покупок, и что самое главное, неожиданных встреч.

«Оля, я расстроен, но это не вини себя. Ты остаёшься с мужем и это твой выбор. Всего хорошего» – я пыталась поверить тому, что открыл сообщением мой гаджет. Резко затормозив, я начала судорожно хватать ртом воздух огромными глотками, а в глазах замельтешила разноцветная мошка.

«Дорогая, что с тобой? – Дина взволнованно трясла меня за плечо, – случилось что-то страшное? Что там за сообщение?»

«Нет, ничего страшного, прости, просто неожиданный ответ».

«От кого?» – продолжала навязчиво любопытничать подруга.

«Нууу, я говорила тебе мельком, о человеке, который внезапно пропал из моей жизни… и теперь вот, тени из прошлого дали о себе знать».

«Ааа, вон оно что – захохотала она, как мне показалось опять не к месту, – что, решил извиниться?»

«Типо того», – я отвернулась в сторону и сделала вид, что с интересом рассматриваю огни фонтана.

Пожалуй, Дина была на этот момент последним человеком, с которым мне хотелось бы обсуждать свою личную жизнь. Почувствовав, видимо, что пора менять тему, Динара, проблистав улыбкой, сказала: «Слушай, тут недалеко есть комната для принцесс, составишь мне компанию?»

«Почему нет, знать о таких местах никогда не лишнее» – откликнулась я на предложение.

Дальше разговор перетёк в русло общих тем из серии «о погоде, моде и природе», а также об особенностях поведения на местности. Уже на подступах к хамаму Дина добавила: «И в общем, один мой хороший приятель сказал, что самое главное слово, которое следует заучить, живя здесь, это слово «Ля» – означает в переводе «нет» – знаешь?». Саддам так и сказал, что важно запомнить именно это».

Духота огромной тепловой волной накрыла меня с ног до головы. На мгновение мне показалось, что от внезапного приступа головокружения я оглохла. «Пожалуйста, повтори, что ты сказала…». «Я сказала, что нужно уметь отказывать арабам иначе, пиши – пропало». «Я не об этом. Имя твоего приятеля… ты назвала его Саддамом?». «Да, но не беспокойся, он не Хоссейн» – Динара снова засмеялась. «Так, говоришь, вы близкие приятели?» – мой собственный голос звучал откуда-то со стороны, я чувствовала, что ещё чуть-чуть и моё сознание выключится. «Нууууу, не то, чтобы очень близкие, мы друзья, а почему ты спрашиваешь?» – сквозь громкие удары собственного сердца я с трудом слышала ответы подруги. «Кажется, это именно тот, человек, которого я ищу… но этого просто не может быть, такое совпадение невозможно» – я уже почти не слышала звук собственного голоса. «Дин, давай, пожалуйста, сверим его номер телефона». «Хорошо, если тебе так нужно…»

Раскрыв наши телефонные журналы, мы успели дойти лишь до четвёртой цифры номера, как вдруг он позвонил… Саддам звонил… но звонил он ни мне,… ей. Это последнее, что я запомнила, а после мир вокруг меня погас, и я, с бешеной скоростью, начала проваливаться в огромную чёрную дыру.

«Оля, Оля, может нужно позвать врача, что с тобой?» – крик Динары становился всё громче, а я, нащупав под собой холодный кафель пола, понемногу начала возвращаться в реальность, вспоминая обрывки выключившего меня разговора.

«Откуда ты знаешь его?»

«Какая разница? Познакомились где-то в море, наверное… не припомню. Он – дайвер, я – дайвер и в нашем знакомстве нет ничего необычного. Так значит, это он пропал так внезапно?» – Дина продолжала разглагольствовать – «если хочешь, я позвоню ему сейчас и назначу встречу. Хочешь? Вот, смотри!» – и она решительно ткнула мне в лицо свой гаджет.

… Хотела ли я?… Я в общем отказывалась верить в происходящее и чувствовала себя отчего-то какой-то слишком преданой.

«Звони!» – выкрикнула я, решив будь, что будет.

Подруга набрала номер телефона и заворковала в трубку в такой слащавой тональности, что меня снова замутило.

«Нуууууу, вот» – наконец сказа она, свернув окно вызова, – будет через пятнадцать минут».

Казалось, прошла вечность, прежде чем я решилась выйти из-за витрины магазина навстречу человеку, спешащему на свидание с женщиной, которая всегда претендовала на статус «верной и любящей подруги». Я смотрела на двух близких мне ещё вчера людей, словно сквозь растрескавшееся стекло и не понимала, что в общем происходит в моей жизни. Ошарашенная диким стечением обстоятельств я отказывалась верить в простое совпадение, в случайность их знакомства.