Практика по брачному контракту. Магия не пригодится!

– Да, Эдвин. – ответила я.

На сердце сразу стало неспокойно. Знакомство со свекровью в отсутствие мужа не казалось мне хорошей идеей. Но мои возражения не были интересны Эдвину – он тут же вышел и захлопнул дверцу.

Карета тронулась. Мы отъехали от города и свернули в лес. В открытое окно ветер приносил запахи хвои и мокрого пепла… Пепла?

В этот момент карета остановилась. Я услышала встревоженные голоса прислуги и решилась выйти. В нос сразу ударил запах гари. Сильный, едкий. Свежий. Сердце сжалось, меня окатило волной липкого страха. Запах прочно ассоциировался с опасностью. Усилием воли я отогнала мрачные воспоминания и осмотрелась.

Карета стояла у выжженной поляны на краю леса. Впереди упавшие ветки перегородили дорогу, и теперь Сандро и Жак – кучер и слуга – возились, пытаясь оттащить их в сторону.

Жак повернулся ко мне и, пыхтя, доложил:

– Тут недолго, леди Рокфосс. Скоро управимся и поедем.

Я кивнула и снова повернулась к пепелищу. От мокрой земли кое-где еще шел дымок. Сначала краем глаза я заметила какое-то движение. А затем до моих ушей донесся слабый отчаянный писк. И было в нем что-то такое, что заставило меня мгновенно преодолеть отвращение к пеплу и смело шагнуть к обгоревшим кустам. Сандро окликнул меня, но я не оглянулась. Писк повторился. Тогда я осторожно развела остатки черных ветвей и замерла, удивленно рассматривая свою находку.

Глава 3. Находка

На мокром пепле лежал тощий лисенок. Серебристо-черная шкура почти сливалась с землей, поэтому я не сразу поняла, что за зверь передо мной. Только когда он снова начал метаться и пищать, заметила пушистый хвостик с белым кончиком, и поняла, что это всё же лиса. Редкого окраса, в народе их звали чернобурками.

Он не был ранен, но глаза и часть лба были залеплены зеленоватой кашей. Несмотря на то, что подобное я видела только на картинке в учебнике, недуг я узнала сразу. Его вызывало одно редкое растение – змеерост. Я огляделась в поисках опасного куста, но вокруг были только пепел и обгоревшие ветви.

Лисенок отчаянно тер лапами морду. Но я знала, что без специальных снадобий это не пройдет. Похоже, он лежал здесь уже давно. Как только выжил в пожаре, да еще ужаленный змееростом…

Малыш, наконец, выбился из сил и затих.

– Да ты родился в рубашке, бедолага, – ласково заговорила я и протянула ему ладонь.

Сначала звереныш оскалился, но затем принюхался и снова затих. Я призвала элементаль. Лекарские заклинания удавались мне лучше всего. Правда, в диагностике я была не сильна. Но вот успокоить боль, убрать воспаления, залечить рану получалось без проблем.

Я сплела пару легких заклинаний. Лисенок поднял мордочку и лизнул меня в щеку. Повозился, свернулся калачиком у меня на руках. Я погладила грязную шерстку и спохватилось, что на темно-синем платье остались серые разводы. Но вспомнила, что отстирывать бархат буду не я, а служанки. Это немного утешало. Плохо, конечно, что я предстану перед временной свекровью в таком виде… Но жалость к бедному ослепшему лисенку пересилила всё остальные чувства.

Я решительно повернулась, чтобы отправиться к карете, и обомлела. То, что дорога свободна, а Сандро и Жак уже спешат ко мне, я заметила не сразу. Сначала мой взгляд приковала гора. Огромная, поросшая лесом, она возвышалась над кронами деревьев. У ее подножия блестела гладь реки. И эта картина показалась мне невозможно красивой.

– Как называется это место? – спросила я у подоспевшего кучера.

– Это? – удивился он. – Дорога к имению Рокфоссов, леди.

Я мотнула головой и указала на гору:

– Нет. Вот это место. Гора, река.

Вместо него ответил Жак:

– Гора – Лишка. А реку местные зовут Толко.

В этот момент оба мужчины заметили в моих руках лисенка и разинули рты. Первым нашелся Сандро:

– Где вы его взяли, леди Рокфосс?

– Там, – кивнула я в сторону кустов. – Получил жалящий укус змеероста и выжил в пожаре. Он так отчаянно сражается за жизнь. Я смогу его выходить.

Сандро протянул было руку, но тут же с шипением отдернул ее. Острые зубы щелкнули, и на пальце кучера выступила кровь. Затем звереныш снова лизнул меня в щеку и затих.

– Чернобурка, – задумчиво произнес Жак. – Подрастет – можно сделать воротник на шубу, леди будет к лицу.

– Прекрати, – цыкнул Сандро. – Оставь эти шуточки для столицы. В Хэлмилэне такое не любят. Вам лучше вернуться в карету, леди Рокфосс.

Прижимая к себе лисенка, я заняла свое место, и мы поехали дальше. Зверек совершенно не боялся меня. Я, как могла, отерла платком грязную шерстку. С зеленой массой этого делать было нельзя. Поэтому мордочку я обработала одним из лекарственных настоев, которые нашлись в сумке. Лечение будет долгим и сложным, но я надеялась, что смогу спасти зрение лисенка.

Подумав, я сказала вслух:

– Раз уж какое-то время ты останешься со мной, нужно подобрать тебе имя. Пожалуй, назову тебя Кетту.

Лисенок приподнялся и снова лизнул меня в лицо, а затем свернулся на моих коленях и затих.

К имению мы подъехали через час. Я выбралась из кареты, прижимая к себе лисенка. Кетту проснулся и теперь водил мордой из стороны в сторону. Его ноздри широко раздувались, черные уши жадно ловили звуки. Я быстро оглядела дом. Отметила, что постройка старая. Стены из желтого кирпича, красно-коричневая черепичная крыша. Над флигелем возвышалась покосившаяся башенка. Навстречу уже спешили хозяева, и я натянула улыбку.

А вот меня улыбкой не удостоили. Женщина, которая остановилась напротив, несомненно, была стара. Морщин не так много, но волосы наполовину седые. Они были собраны в тугой пучок, и я порадовалась, что не изменила своей привычке носить строгую прическу. Глаза незнакомки были карими, а взгляд – таким же жестким, как у Эдвина. В этот момент я уверилась, что передо мной его мать и тут же склонилась. Слова приветствия прозвучали, ответ был сухим.

Жак поспешно представил меня:

– Госпожа, это жена вашего сына, леди Лина Рокфосс. Господин Эдвин прибудет чуть позже, его задержали дела.

Мадлен Рокфосс, – именно так звали свекровь, – скривилась и заявила:

– Тощая… Надеюсь, в родах не умрешь и сможешь подарить хотя бы пару девчонок этому дому. Я – не смогла.

От этих откровений я немного опешила. Мысленно перебрала пункты брачного контракта, которые заучила наизусть. Не нашла там пункта о родах и вздохнула с облегчением. Судя по всему, никаких детей в планах Эдвина не было. А исполнять желания его матушки я не подписывалась. Но, на всякий случай, возражать не стала. Натянула улыбку и смиренно ответила:

– Если будет угодно богам.

Госпожа Рокфосс снисходительно улыбнулась. Но в этот момент Кетту вытянул шею, продолжая принюхиваться. И улыбка хозяйки дома мгновенно сменилась отвращением.

– Что это? – раздраженно произнесла она. – Лиса?

– Лисенок, – поправила я. – Его ослепил змеерост. Я подобрала его на пепелище.

– На пепелище, – едва слышно повторила свекровь, а затем повелительно взмахнула рукой. – Немедленно выбросите эту дрянь за ворота!

Я инстинктивно прижала к себе Кетту. Он оскалился и зашипел. Словно понимал, что сейчас решается его судьба. Мне на помощь неожиданно пришел Жак. Он начал лебезить:

– Госпожа Рокфосс, да вы посмотрите на него. Худой, весь в соке змеероста. Того и гляди подохнет сам. Пусть девушка возится, если уж ей хочется. Негоже знакомство с ссоры начинать. Господин Эдвин так хотел порадовать вас женитьбой…

Старуха смерила Кетту взглядом и смилостивилась:

– Ладно. Оставляй его себе. Но не вздумай выпускать из комнаты. А как подохнет – сразу выброси тварь за ворота. Интересно, как Эдвин отнесется к такому соседству? Увидимся за ужином, Лина.

После этого она развернулась и направилась к дому. Мне тут же поклонился пожилой слуга:

– Леди Рокфосс. Следуйте за мной.

Отведенная мне комната оказалась большой и светлой. Точнее, не только мне. Я оглядела кровать, на которой смело можно было спать вчетвером, и сообразила, что теперь отдельная комната мне не полагается. Интересно, что будет делать Эдвин? Нам и правда придется спать в одной постели?

Мысль об этом вызывала смущение. Я вроде понимала, на что подписываюсь, но большей частью старалась не думать о деталях. Но теперь «детали» станут повседневностью, и к ним придется приспособиться. Впрочем, ректор в постели ничуть не хуже комнаты на троих, которая у меня была в общежитии. Эдвин не был ко мне ни добр, ни приветлив. Скорее, не замечал. А однокурсницы стремились уязвить и делали пакости.

Ванная меня порадовала. Несмотря на старую постройку, водопровод с подогревающими артефактами в доме был. Поэтому сначала я вымылась сама и выкупала Кетту. Лисенок не сопротивлялся. Я переоделась в чистое платье и вынесла из ванной завернутого в полотенце Кетту. Устраивать больного на полу не хотелось, и я опустила его на постель. Но вместо того, чтобы устроиться на мягком одеяле и уснуть, зверек неожиданно зарычал и начал рвать зубами подушку.

– Эй, прекрати! – закричала я, и попыталась вырвать ее у Кетту.

Но из прорехи мне в руки выпало что-то твердое. А в следующий миг жар, который всё эти дни мирно спал внутри, всколыхнулся и расцвел на моем лбу.

Эдвин

В отделении городской стражи Хэлмилэна было шумно и людно. Капитан тут же поклонился Эдвину, и тот небрежно кивнул в ответ.

– Что у вас, Батт?

Стражник подкрутил тонкие усы и серьезно ответил:

– Снова риспи, господин. Перешли реку и оставили пепелище.

– Сколько? – на лице Эдвина не было никаких чувств, но внутри он начал закипать.

Проклятые твари! Обнаглели и снова пошли жечь… Ну, ничего, Лина уже на пути в имение. А, значит, скоро они потеряют право гадить на его земле. Как только девушка переступит порог дома Рокфоссов.

– Жертвы? – будничным тоном продолжал расспрашивать он.

Капитан отвечал:

– Никаких. К селениям они не пошли. Выжгли кусок леса у дороги, словно предупреждение. Слава дождю, уже потушили. Но горело знатно, воистину жар был, как в преисподней.

Эдвин сжал кулаки и приказал:

– Проедемся. Возьми пятерых. Посмотрю, что нужно было этим тварям.

Батт кивнул и улыбнулся:

– Задержитесь на ночь? Сьенна только вчера вспоминала вас.

Сьенна… Пухлые губы, соблазнительное тело, и никаких обязательств. Перед Линой у него тоже нет обязательств. Можно остаться. Эдвин сам удивился, когда услышал свой голос:

– Нет. Не в этот раз.

После этого он многозначительно продемонстрировал капитану сжатый кулак. На одном из пальцев поблескивало обручальное кольцо. Лица стражников вытянулись. Эдвин развернулся и первым вышел во двор, чувствуя только раздражение.

Зачем он это сказал? Теперь будут считать, что он верен жене. А это не вяжется с его характером. Ни одна женщина не задерживалась надолго в его мыслях, а его сердце было закрыто для всех. После того, что случилось с женами его брата.

От городских ворот они свернули к имению, и Эдвин нахмурился. Сердце кольнула тревога, но он отогнал ее. Риспи не должны напасть днём. Боевая магия у Лины почти на нулевом уровне… нужно было всё-таки проводить девчонку.

К счастью, путь к месту пожара не занял много времени. Эдвин долго и внимательно рассматривал следы на дороге, а затем выжженную траву. Полосы от колес на дороге, тонкая цепочка девичьих следов среди мокрого пепла… Что Лине понадобилось здесь?

Батт негромко спросил:

– Ваша карета? Кто мог решиться ступить на то место, которое выжгли риспи?

– Моя супруга не местная, – ответил Эдвин.

После этого он призвал элементаль. На пальцах вспыхнул яркий свет. Нити послушно сплелись в тройной поисковый контур. Заклинание мгновенно накрыло нужную территорию. Эдвин постановил:

– Двое. Они будто преследовали кого-то, но следов третьего риспи или человека я не нашёл.

– Может, увлеклись погоней за оленем, – предположил один из солдат.

– Риспи? – скривился Эдвин. – Сомнительно. Но следы ведут обратно. Твари ушли за реку. Если вылезут, призову к порядку. Возвращайтесь в город. А я… поехал домой.

Стражники отвесили поклоны и вскочили на коней. Эдвин немного постоял, глядя на гору, и прошептал:

– Ничего… Лина уже в имении. Набеги прекратятся. А о том, чтобы она уехала отсюда целой и невредимой, я позабочусь.

После этого он тоже сел в седло и подхлестнул лошадь.

Лина

Я выронила камень и закрыла руками лоб, пытаясь усмирить рвущийся изнутри жар. Снова артефакт из яшмы!

Кетту вскинул мордочку и повёл носом. А затем схватил камень в зубы и понёс прочь. К лисенку будто вернулись силы. Он спрыгнул с постели, добежал до окна. Сначала вскарабкался на стул, затем на подоконник. Створка была приоткрыта, и я с удивлением наблюдала за тем, как лисёнок высунул голову в окно и разжал зубы. А затем он вернулся ко мне. Не верилось, что он по-прежнему слеп.

Я подхватила нового друга на руки и пробормотала:

– Спасибо, Кетту.

Жар медленно отступал. Я подошла к зеркалу, чтобы ещё раз рассмотреть печать. Татуировка в виде язычка пламени переливалась всеми цветами рыжего и красного. Продолжая держать Кетту на руках, я наблюдала, как печать медленно исчезает. Жар ещё продолжал ворочаться где-то внутри, но это уже могла чувствовать только я.

– А бабушка говорила, что после совершеннолетия сдерживать её будет труднее. Мама ей тогда не поверила, – прошептала я.

Воспоминания о прошлом привычно кольнули сердце. Кетту оперся лапками о мою грудь. Шершавый язык коснулся щеки. Я погладила черную шерстку и произнесла:

– Ты понимаешь, что со мной происходит, да? Звери и правда знают больше людей.

Печать на лбу исчезла, и я отнесла Кетту обратно на постель. Пока я старательно запихивала в подушку перья и делала вид, будто ничего не произошло, лисенок свернулся рядом и уснул. Любуясь спящим зверьком, я поплотнее запахнула халат и тоже прилегла.

Мне показалось, что я закрыла глаза всего на миг. А когда открыла, то рядом с кроватью уже стоял Эдвин. Он смотрел на Кетту, и по этому взгляду я поняла, что нелюбовь к лисам у Рокфоссов фамильная.

Глава 4. В доме Рокфоссов

В этот момент лисенок широко зевнул и оскалился. Я инстинктивно накрыла его рукой. Не знаю, что я хотела сделать – защитить Эдвина от моего зубастого друга, или Кетту – от гнева моего фиктивного мужа.

Эдвин мрачно произнес:

– Ты не могла придумать ничего лучше, чем подобрать на дороге лисицу и притащить ее в мою постель?

– Я его вымыла. И могу приучить спать на полу.

Мой голос не дрогнул. Ректор закатил глаза:

– То есть в моей ванной теперь тоже шерсть? Прекрасно, прекрасно…

Я села на постели и укоризненно сказала, глядя ему в глаза:

– Это беззащитное раненое существо. Он ослеп и выжил в огне. Я выпущу его, как только вылечу. Чем он вам так не угодил? Это семейное, да? Ваша мать не рада ни ему, ни мне.

В следующий миг Эдвин оказался сидящим напротив меня. Он прижал мои ладони к кровати, не позволяя сбежать, и его лицо теперь было слишком близко. На оскалившегося лисенка он не обратил внимания и на удивление спокойно заговорил:

– Моя мать не подарок. Но тебе придется с ней ужиться. А ей – ужиться с тобой. И помни про диплом. Ради него потерпишь.

Я закусила губу, чтобы не наговорить гадостей в ответ, и в глазах Эдвина промелькнуло раздражение. Он резко выпустил меня и поднялся. А затем отошел к окну и продолжил:

– Правила здесь несложные, но тебе придется неукоснительно соблюдать их. Первое – присутствовать на завтраке, обеде и ужине обязательно. Второе – запрещается покидать комнату ночью. Третье – запрещается посещать дальний флигель с башней. Всё ясно?

– Ясно, – кивнула я, но не смогла скрыть подозрений. – А что будет с тем, кто выйдет из комнаты ночью?

– Разнос за завтраком и часовая проповедь от леди Мадлен Рокфосс, – сухо ответил он и направился к выходу.

Уже у двери Эдвин добавил:

– Ах да… Можешь и дальше спать со своей тварью. Я всё равно не собираюсь ночевать с тобой в одной комнате. Но говорить об этом моей матери не стоит.

С этими словами он ушел. Я должна была испытать облегчение, но почему-то было обидно. А еще меня всё больше тревожил этот дом и его правила.

Довольно скоро пришла служанка и помогла мне собраться. Я долго вертелась перед зеркалом. Из платьев, купленных Эдвином, голубое мне нравилось больше всего. В нем я чувствовала себя очаровательной, и это было очень непривычно.

До ужина я провозилась с глазами Кетту. В доме Рокфоссов нашлись всё, что нужно для лечения лисенка. Мне удалось почти полностью счистить зеленую кашицу, и теперь только едва заметный зеленый налет напоминал о ранении. Веки моего нового друга пока оставались плотно сомкнутыми.

Перед ужином за мной зашел Эдвин. Ректор оглядел меня с ног до головы и удовлетворенно кивнул. А затем протянул мне руку со словами:

– На людях придется вести себя как влюбленные.

– Раньше вас это не волновало, – бросила я, но послушно протянула руку.

Стальные пальцы Эдвина сжали мою ладонь, и он холодно напомнил:

– Раньше на нас не смотрела мать. Мне плевать на мнение остальных, но она ничего не должна знать о контракте. Ты заполучила невероятно выгодный брак. Улыбайся и будь милой. Думай о дипломе, который у тебя уже в кармане.

Я кивнула и позволила ректору вывести меня из комнаты. Пока мы шли по коридору, я украдкой разглядывала своего мужа. За прошедшие дни я так и не поняла, как он ко мне относится. Большей частью Эдвин был вежлив и равнодушен. Лишь изредка позволял себе насмешку, а злость старался сдерживать. Но я помнила, что адепты Артейской Академии звали этого человека Безжалостным. А еще у меня была тайна, и она могла стоить мне жизни.

Он внезапно покосился на мою руку и спросил:

– В личном деле указано, что твоя мать простолюдинка. По тебе этого не скажешь. Лицо, руки… В этом платье ты смотришься, как аристократка в десятом поколении.

Я не смогла сдержать улыбки. Его комплименты были приятны. Но говорить о прошлом не стоило, и я неохотно пояснила:

– Отец постарался.

– И кем же он был? – в голосе Эдвина был неподдельный интерес.

Я пожала плечами:

– Понятия не имею. Мать никогда не говорила о нем.

Врать об этом было легко и привычно. Я делала это, не задумываясь, и мне всегда верили. Но не в этот раз.

– Ложь, – припечатал ректор. – И зря. Возможно, он бы признал тебя. Учитывая то, что сейчас ты Рокфосс.

Я отвела взгляд и резко ответила:

– Это мое дело, правда? Вы просили меня не лезть в ваши дела. Может, тогда не будете лезть в мои?

Я видела, что Эдвин недоволен моим ответом и собирается ответить в том же духе. К счастью, в этот момент мы подошли к столовой, и разговор пришлось прервать. Ректор напомнил:

– Зови меня по имени. А к матери обращайся «госпожа Мадлен». Другого она от невестки не потерпит.

Я кивнула, и первая шагнула в распахнутую дверь.

Мадлен Рокфосс восседала во главе стола. Пока мы занимали свои места, хозяйка дома не сводила с меня взгляд. Я старалась улыбаться и думать о дипломе и сумме ежемесячного содержания, которую со стипендией было не сравнить.

Большую часть ужина мы молчали. Эдвин отпустил пару сухих комплиментов повару. На мать он старался не смотреть, и я подумала, что эти двое успели не только переговорить, но и поссориться. Знать бы еще, из-за меня или нет. А госпожа Мадлен теперь смотрела оценивающе. И в этом взгляде наряду с сомнением проскальзывала надежда. На внучек, не иначе.

Остаток вечера я посвятила изучению дома. Эдвин сам провел меня по всем этажам. Кроме запретного флигеля, разумеется. Я еще никогда не была в таком большом доме, поэтому запомнила только самое главное – расположение библиотеки, из которой вынесла три справочника по магическим болезням, дорогу к комнатам свекрови и кабинету Эдвина. Напоследок ректор сказал мне:

– Если что-то случится, обращайся ко мне в любое время дня и ночи.

На этом мы распрощались. И стоило только моей голове коснуться подушки, как я тут же уснула.

Не знаю, что меня разбудило. В какой-то момент я резко открыла глаза и поняла, что рядом со мной нет Кетту. Тут же села на постели и коснулась лампы на столике у кровати. Слабенький артефакт-осветитель озарил комнату. Я огляделась, но не увидела лисенка. Зато обнаружила то, от чего сердце мое упало. Дверь была приоткрыта. Я мысленно застонала. Комнату я точно запирала. Неужели кто-то из обитателей дома решил тайком избавиться от неугодного хозяйке лисенка? Или специально приоткрыл дверь, зная, что выходить ночью мне запретили…

Пару минут я колебалась и продолжала сидеть, надеясь на чудо. Затем я соскребла себя с постели и тщательно обыскала комнату. Лисенка нигде не было. И только после этого я обреченно подошла к двери и тихонько позвала:

– Кетту! Иди сюда, Кетту.

Коридор остался тёмным и пустым. Я постояла в замешательстве, а затем где-то вдалеке мне послышался слабый писк. Сквозняк холодил ноги, и я не сразу поняла, что лисье тявканье доносится из приоткрытого окна. Больше я не медлила. Поспешно набросила на себя тяжелый халат, потуже затянула пояс и бросилась вниз.

Я была уверена, что Кетту покинул комнату не без чужой помощи. Ожидала поймать за руку слугу, который тащит лисенка за ворота. Но и в доме, и во дворе царила тишина. На небе не было ни облачка, а от луны остался тонкий серп. Я призвала элементаль и собрала магию на ладони, чтобы осветить путь.

Лисенок отчаянно барахтался среди кустов и тер лапами глаза. Похоже, зуд и жжение вернулись в самый разгар его путешествия по саду. И теперь малыш отчаянно звал на помощь. Я с облегчением сплела заклинание и коснулась мордочки звереныша. А затем подняла своего питомца на руки и укоризненно сказала:

– Неудачное время для прогулок. Нужно вернуться, пока мы не перебудили весь дом.

Кетту благодарно лизнул меня в щеку. А в следующий миг за моей спиной раздался мелодичный женский голос:

– Верно. Неудачное время для прогулок.

Я вздрогнула и обернулась, лихорадочно подбирая оправдания. Но это оказалась вовсе не служанка. Во всяком случае, темное платье из дорогой ткани было пошито по последней моде и подчеркивало стройную фигуру незнакомки. Тонкие пальцы она сцепила перед собой, на губах играла легкая улыбка, а глаза…

Рыжие волосы мягкими волнами спадали до талии, и такая же рыжая челка полностью закрывала глаза девушки, заканчиваясь у кончика носа. Она что – слепая? И если она не служанка и живет здесь, то почему меня с ней не познакомили? Разве что… ночью нельзя было выходить именно для того, чтобы не встретить ее.

Незнакомка шагнула ко мне и протянула руки. А затем кончиками пальцев ощупала мое лицо. Похоже, и правда слепая. Я не шевелилась и чувствовала растерянность. Страха почему-то не было. Пальцы девушки скользнули по моим плечам, а затем осторожно коснулись морды лисенка. Удивительно, но Кетту тоже не пошевелился и позволил ей погладить свои острые уши.

А затем эти чуткие пальцы скользнули вдоль моей руки и замерли, коснувшись кольца.

– Оу, – сказала девушка.

И это прозвучало так по-человечески, что даже мимолетные подозрения о ее сущности испарились. Незнакомка осторожно ощупала кольцо со всех сторон.

В этот момент за ее спиной раздался голос:

– Сулаки!

Я оторвала взгляд от рыжей челки и увидела Эдвина. Рубашка на нем была распахнута, а сапоги зашнурованы кое-как. Магический фонарик над головой мужа освещал литые мышцы пресса и капли пота на висках. Во взгляде Эдвина был страх. Он еще раз повторил:

– Сулаки…

Рыжеволосая неожиданно улыбнулась и подошла к нему почти вплотную. Она также внимательно ощупала обручальное кольцо на его пальце. А затем с легкой долей недоумения произнесла:

– Даже так.

После этого она развернулась и пошла прочь, не прощаясь. Как только девушка скрылась за кустами, на лице Эдвина появилось непередаваемое облегчение. Он вздохнул и позвал меня:

– Лина, иди сюда.

Я с опаской приблизилась. Но вместо того, чтобы ругаться, муж схватил меня за руку и потащил к входу в дом.

– Кто это? – спросила я, оглядываясь. – Сулаки – это ее имя?

– Да.

– Кто она? Из-за нее нельзя выходить ночью?

– Неважно, – бросил он. – Ты не должна была ее видеть. Нужно вернуться, пока никто тебя не заметил.

Я вспомнила реакцию девушки на обручальные кольца и невпопад спросила:

– Это твоя невеста, что ли?

Эдвин споткнулся и горячо возразил:

– Конечно, нет!

Но я поняла, что снова попала в яблочко. Наверное, также, как ректор чувствовал мою ложь, я чувствовала его… Странно.

Я семенила рядом с ним, одной рукой прижимая к себе Кетту. Лисенок то ли заснул, то ли выбился из сил. В молчании мы дошли до комнаты. Я ожидала, что Эдвин вернется в кабинет. Но пока я перекладывала Кетту на кровать, он захлопнул дверь и рыкнул: