Одноклеточная

Федя включил конфорку, выставил на стол чашку с сахаром, проверил, есть ли свежая заварка.

– Сейчас! – ответил матери, перекладывая рафинад в любимую чашку Нины.

– Ладно, я спать пойду, а ты это, – почесав затылок, Игорь посмотрел на брата исподлобья и выдавил застенчивую улыбку. – Наташку не обижай. Себя вспомни в её возрасте. Сегодня побаловалась, а завтра голова болеть будет – вся охота пробовать пропадёт.

– Иди уже. Спокойной ночи, – уткнувшись в одну точку, Фёдор вспоминал себя в подростковом возрасте.

Ну, было дело, выпил впервые не в шестнадцать, как сказал при всех, а в тринадцать. Рвало дальше, чем видел. От батьки получил по ушам, а Игорь, брательник, заступился. М-да, всё-таки Игорь – отличный брат, за Федю стоял горой, а вот с младшим отношения с самого детства не складывались. Стёпка вырос баловным, хотя мать больше Игоря любила. Да и сейчас, если так посмотреть, чаще об Игоре вспоминает, волнуется за него, мол, как он там со своей мегерой поживает? Жёнка его матери сразу не глянулась: крикливая, задиристая, больно уж не уважает мужа, может при всех за столом гаркнуть на него, хотя Игорь не обращает внимание, продолжает шутить, клоун цирковой.

На плите вскипел чайник. Федя налил кипяток в чашку, разбавил крепкой заваркой, размешал сахар чайной ложкой.

– Мам, – стукнул два раза в дверь. – Я тебе чай принёс.

– Заноси, – сиплым голосом ответила мать.

Открыв дверь, Федя увидел спящую дочь и рядом сидящую маму.

– Садись, сынок, – Нина показала рукой на кровать. – Поговорить с тобой хочу.

Поставив чашку на комод, стоящий у кровати, Федя сел у материных ног. В комнате стоял жуткий перегар. Наташа посапывала и стонала во сне, зарывшись лицом в подушку.

– Наташку обижать не дам, – устало прошептала Нина, поглаживая внучку по спине. – А вот с Анфиской надо бы разобраться.

– А что такое?

– А то. Покуда я тут болела, – провела второй рукой по одеялу, – она шибко ухаживать не желала. А если я насовсем слягу, тогда что? Ты-то мужик, это всё ясно, тебе доступ к лежачей женщине закрыт, а она? Брезговала… Её не волнует, что я твоя мать, понимаешь? У самой матери не имеется, а на чужую плевать. Думай, сынок, думай. Я уже пятнадцать лет за ней наблюдаю, больно любви к тебе не ощущаю. Помнишь её первого, а? Вот те крест, – перекрестилась три раза, – о нём все думки. Я, как опытная женщина, вижу это с первого взгляда. Анфиске твоей Борька по душе, а на что она за тебя вышла – понять не могу. Думай, сыночка. На то тебе голова и дадена, чтобы думать.

Фёдор слушал мать, опустив голову. Неприятно, когда такие слова говорят о жене, но, если так подумать, Анфиса уже не та, на которой он женился. Эта какая-то нервная, озлобленная, смотрит исподлобья, а та молодушка была яркая, весёлая, улыбчивая. Возможно, с возрастом женщины и меняются, но почему жена Юрки Попова какой была, такой и осталась: задорной, шутки шутит да смеётся всё время? Стоит только столкнуться с ней на улице – сразу душа в пляс просится. Взглянешь на её белоснежную улыбку, и в груди песни поют. В глазах огонёк, голос – закачаешься. А как она двигается! Каждый шаг, что лебедь белая – плавно переступает, будто не по земле идёт, а парит.

– Мам, всё-то ты верно говоришь, – Федя выдохнул после долгой паузы. – Вот только, – повернул голову на мать, – девка у нас.

– И что? – Нина не видела преград. – Наташенька с нами останется, а эта… пусть идёт, куда хочет, – сказала, как отрезала.

Ну, дела-а… Взбаламутила мамаша мужика, ударила в самый центр, прониклась своей болтовнёй в сердце и заставила заволноваться.

– Спасибо, я подумаю, – бросив короткий взгляд на спящую дочь, Федя поднялся и вышел из комнаты.

Спать бы надо ложиться, но у Федьки закралась даже не доля, а девяносто девять процентов глубокого сомнения. Мать говорит, что все пятнадцать лет замечает за Анфиской какую-то отдалённость от семьи. Борьку вспомнила. Так он уехал из деревни и вроде как в городе живёт. Или в селе? Да Бог его знает, не попадался на глаза, и ладно.

– Да не-е, не может этого быть. Анфиска не такая. Не станет она встречи с ним искать и семью позорить. Не-ет, не хочу даже думать, – вышел на улицу, чтобы перекурить мамкины слова.

Курить пришлось много. Подкуривая одну за одной, Федя вспоминал прошлое и сопоставлял факты. Значит так, Борька с Анфисой повстречались полгода, так? Так. После он ушёл в армию, а там и Федька нарисовался. Окрутил девчонку, взял под заботливое крылышко, привёл к матери, мол, благослови, мать согласилась. Через год Наташка родилась. Анфиса вся в заботах, в домашних делах, мать – на подхвате. Всё чин по чину. А, ну да, Борька через два года вернулся, несколько месяцев покрутился в деревне и отчалил. Всё верно. Анфиске к нему бегать некогда было – девка на руках. А с другой стороны: если и встречались, то только для разговора. Может, Борька и звал обратно, да Анфиска-то с хвостом. Нет, не сходится. Кому чужой ребёнок сдался? Значит, не звал. Свыкся с мыслью о её новом положении и уехал, чтоб глаза не мозолить, или чтоб она не мозолила.

– Ну, вот! – выкурив шестую папиросу, Федя открыл дверь, чтобы пойти спать. – Вот так сходится. А то, что матери ни одна из невесток не понравилась – так это давно известно. Ладно, придёт время – притрутся и перестанут скандалить.

Успокоив себя, Федя лёг на кровать рядом с женой и положил руку ей на плечо. Рано утром первой всегда просыпалась Анфиса: корову подоить, поросят накормить, вычистить стойло, приготовить завтрак. Но сегодня на уши всех поставила Наташа. Ближе к пяти часам её начало сильно тошнить. Соскочив с кровати, Нина мигом сбегала за ведром и подставила под голову блюющей внучки.

– Ой, девонька, ну и напугала ты меня. Я чуть со страху не померла. Подумалось, что в окно кто-то лезет, а тут ты хрипишь, – придерживая волосы внучки, щебетала бабушка. – Вот так, вот так её, плюй, плюй всё, что есть. Да очистится нутро девичье от пакости безбожной, – начала вслух придумывать молитвенную речь, чтобы помочь Наташе.

– Ты где вчера была? – проснувшись, Анфиса сразу побежала в комнату свекрови. – Кто тебе наливал?

– Ни-ик-то-о, – Наташа заплакала, почувствовал поганый привкус в горле и ощутив боль в желудке.

– Не ври, где взяла? Отвечай! – настаивала мама, запахивая домашний халат на груди. – Все наши знают, кому сколько лет! Кто посмел налить?

– Не кричи, – бабушка начала заступаться за любимую внучку. – Не видишь, ей плохо!

– Ну да, а вчера, видимо, было очень хорошо, – язвила Анфиса, глядя на скорчившуюся дочь. – Нахалка!

Следом подтянулся и Фёдор. Встал позади жены, широко зевнул и попросил завтрак.

– На работу пора. Мы с ней потом поговорим, – занял почётное место за столом в кухне.

Анфиса поняла – сейчас серьёзного разговора не получится. Закрыла дверь, поправив волосы на затылке, и направилась к холодильнику. Повезло Наташе, бабушка – заступница рядом, в обиду не даст. Сейчас очистится от яда и отоспится до обеда, а там и дядька своё слово в защиту вставит. Мать и отец успокоятся. А позже забудут об этом неприятном инциденте.

Всё бы ничего, да только батька на обед вернулся с «подарочком», который ему преподнёс отец Володи.

– Где она? – Фёдор влетел в дом, как ураган. – Наташка!

Наталья только-только пришла в себя, отоспавшись как следует и плотно пообедав куриным бульончиком, сваренным бабушкой специально для внучки, чтобы привести в порядок кишки.

– Иди сюда, паскудина такая! – отец стоял в дверях и громко сопел, выпуская «пар» через расширенные ноздри.

– Ты чего такой? – послышалось из сеней. – Случилось что-то?

Обернувшись, Федя увидел брата с ведром в руке, наполненным молодой крапивой.

– Наташку не видел?

– В огороде они, загорают.

– Я ей сейчас, мать твою, позагораю, – отпихнув брата, Федя рванул в огород.

Рядом с домом, со стороны огорода, где растут морковки с огурцами, есть небольшая лужайка. Её специально не скашивают, оставляют травку для возлежания или небольшого пикничка. Вот туда-то и направился Фёдор, нервно размахивая лаковыми туфельками.

– Лежишь? – приоткрыв дощатую калитку, резко дёрнул её на себя. – А мне тут птичка на тебя донесла…

– Не кричи, только вздремнула, – заговорила мать, приподнимая махровое полотенце.

– Дома надо спать, – одёрнул полусонную маму Фёдор. – Иди сюда, – грозно взглянул на дочь, лежащую рядом с бабушкой. – Иди и забери свои тапки.

– Это туфли, – голос Наташи звучал уныло.

Ох, откуда они у него? Где он их нашёл?

– Иди, я сказал! Вставай! – у отца лопалось терпение.

– Федя, у меня сейчас голова разболеется, – в строгости мать не уступала. – Обед готов, иди и лопай.

Федька закатил глаза, как кокетливая девчонка, и выдохнул.

– Если ты сейчас же не встанешь…

– Ба-абушка-а, – тоненьким голоском протянула Наташа, видя, как отец злится.

– Пойдём в дом, внученька, – Нина закряхтела, приподнимая торс. Сдёрнула с лица полотенце и попросила сына подать руку. – Не отдохнёшь с вами, – пожурила Фёдора, когда тот помог подняться. – Что это у тебя в руке? – обратила внимание на обувь. – Наташины?

Наташа старалась держаться бабушки, чтобы ненароком не схлопотать подзатыльника от рассерженного отца. Она его, конечно, побаивалась, но любимая бабуля-то рядом, она всегда спасёт.

– Её, её, – Фёдор пристально смотрел на дочь. – Хочешь знать, кто мне их принёс?

– Кто? – свернув плед, Нина направилась к калитке.

– Виктор Петрович, – медленно выговаривая имя и отчество, Федя напряг челюсти. – Бригадир наш.

– И что? – Нина вышла с огорода, придерживая внучку за руку.

Наташа семенила, пытаясь проскочить между столбиком, на котором держится калитка, и неторопливой бабулей, чтобы отец не успел стукнуть по макушке, но не успела. Фёдор размахнулся и треснул дочь по заднице туфлями.

– Ай! – ухватившись за правую ягодицу, Наталья подпрыгнула на месте.

– Ты где вчера была?! – и тут отца прорвало. Такого бешеного взгляда Наташа ещё не видела за свою короткую жизнь. – Стою, пилю, а он подходит сзади и аккуратненько так ставит эти чёртовы ботинки мне на стол! – потряс в воздухе запылившейся обувью.

– Это туфли, – насупившись, девочка всхлипнула от внезапной боли.

– Так, отойди! – вскрикнула мать, ударив сына по руке. – Я вам дам девку обижать! Потеряла, и что? Нашлись, и слава богу! А вам лишь бы бить!

– Да что ты лезешь всё время? – глаза Фёдора налились кровью. – Ты представляешь, как она опозорила нас? Уже вся деревня в курсе! Ко мне уже один подошёл, спросил, правда или нет! Второй!

– А ты слушай их больше! У нас столько любителей в чужую семью нос сунуть!

– Да замолчишь ты или нет? – Федя впервые прикрикнул на мать, та аж опешила. – Её на озере пьяную видели! Виктор рассказал, как она пьяная прыгала у них в саду! Платье задрала, и все трусы наружу!

– Неправда-а! – зарыдала девочка, уткнувшись в плечо бабушки.

– Довели ребёнка! – обняв внучку, Нина ещё раз ударила сына по руке, и туфли упали на траву. – Что вы все к ней лезете? Между собой разберитесь для начала! Вот вовремя я за её воспитание взялась! Вовремя к себе девку привадила, а то выросла бы такой, как её мамка!

Дверь дома скрипнула, и на крыльце появился Игорь. Он не стал встревать в семейные разборки, не его это дело. Сел на верхнюю ступень и закурил, прислушиваясь, о чём это говорит мать.

– При чём здесь Анфиса? – Фёдор попытался перекричать мать. – Что ты на неё наговариваешь? А ты, – зыркнул на рыдающую девочку, – иди домой! Я с тобой вечером поговорю!

– Я тебе поговорю! – прижав к груди вздрагивающую внучку, Нина разозлилась не на шутку. – Я тебе так поговорю, что костей не соберёшь! В кого ей быть, если мать – бестолочь? Если бы не моё воспитание, то Наташка такой бы и стала! Ну, отравилась вчера чем-то и что? Сегодня полегчало! А с Анфиской надо было давно разобраться, а не молчать! Ты из-за неё на девку кидаешься! Я это сразу поняла!

– Мать, – Фёдору надоело кричать. Пнув ногой туфли, направился к крыльцу, – не могу больше…

Не выдержал спора с матерью, пошёл обедать.

– Я тебе о чём говорю! – Нина отпустила Наташу и зашуршала босыми ногами, догоняя сына. – Стой! – поймала его за рубаху и потянула на себя. – Пора бы глаза тебе открыть, сыночек! Пора за жизнь семейную браться! Хватит на Анфиску глядеть и всё прощать!

Вспомни его, вот и оно: из-за угла дома показалась Анфиса. Она спешила домой из магазина со свежим хлебом, чтобы успеть подать его к столу.

– А-а, вот и она-а! – Нина перекинула злость на невестку. – Здравствуй, голубка моя! Пришло время разоблачаться!

– В каком смысле? – Анфиса никак не ожидала застать дома скандал.

Остановившись у крыльца, уставилась удивлённым видом на своих домочадцев.

– А я сейчас покажу! – свекровь юрко взобралась на крыльцо и скрылась в сенях.

– Что здесь у вас? – спросила недоумевающая женщина, поставив тряпичную сумку на ступень. – А? Игорь? Федя? Что здесь происходит?

– А это ты у дочки своей спроси, – ответил Фёдор и ткнул пальцем Наташу в спину.

– Ба-абу-ушка-а! – взревела девочка и побежала в дом – искать успокоения в объятиях бабули.

Из сеней донеслось: «Погоди». Нина спешила на выход.

– А вот, погляди-ка! – встала на крыльце и с довольной ухмылкой вытянула руку с потрёпанным конвертом среднему сыну.

Брови Феди сошлись на переносице.

– Это что? – руки сами потянулись к конверту.

В животе моментально образовалось ощущение тяжести, будто Федя переел, хотя ещё и не успел пообедать. По спине побежали мурашки, ладони вспотели. Конверт оказался вскрыт. Вытащив из него пожелтевшую бумагу, развернул и принялся читать. На середине остановился, поднял глаза на жену, сжал губы так, что заходили желваки на скулах. Анфиса смотрела на мужа и ждала информации. От кого это письмо, что там написано?

Дочитав до конца исписанных два листа, Фёдор сложил письмо, сунул в конверт и вернул матери.

– Пойдём, – жёстко схватил жену под локоть и поволок в дом.

Выгнав Наташу из дома, Фёдор затолкал жену внутрь и захлопнул дверь. Предчувствуя беду, Игорь встал, сплюнул на землю и с презрением посмотрел на мать.

– Куда собрался? – Нина ощущала удовлетворённость, радость и даже величие над невесткой. Наконец-то Федя соберёт её вещички и погонит прочь.

– Ты зачем это сделала? – задал вопрос строгим тоном. – Тебе больше всех надо?

– А что? Что я такого сделала? Открыла ему глаза на беспутницу. Хватит ей в рот заглядывать да улыбаться. Ещё неизвестно, сколько раз она к нему на свиданку бегала.

– К кому?

– К хахалю своему, к кому ж ещё? И ведь не совестно ж было письма от него принимать, нахалка такая. Долго я молчала, стыд её прикрывала, а теперь пусть Федька покажет ей дорогу, – идиотская ухмылка матери взбесила спокойного сына.

– До чего ж ты глупая, мам. Хочешь обижайся, хочешь нет, но глупости тебе не занимать.

– Ты как с матерью разговариваешь? У жены своей научился? Дал Бог невесток, чтоб их. Что одна – дура, что другая! И что это она с тобой не приехала, а? Меня боится?

– Да сдалась ты кому. Работает, работа у неё ответственная.

– Ой ли? Посмотрите, какая краля, работает она! Помню, помню, как она на меня посмотрела, когда я корову подоить попросила, неженка прям вся стала. Из деревни в город выползла и королевой стала. Не обломились бы, рученьки, а помогать её не научили.

– Хватит всех грязью поливать. Лучше бы на себя посмотрела, – переступил порог и добавил, – сама-то, что придумала? Слегла и вдруг воскресла.

– Цыц, с матерью так разговаривать! Не смей, слышишь, Игорь? Не смей!

Наташа стояла на крыльце и слушала разговоры взрослых, не понимая, откуда вдруг у матери хахаль появился, и с чего это бабушка внезапно взъелась на тётю Раю?

– Бабуль, а хахаль-то из местных? – поинтересовалась девочка.

– Из бывших, – не подумавши ответила Нина и сразу же опомнилась. – Ты-то куда нос свой суёшь? Не твоего ума дело. Иди на лужайку и сиди там, не подслушивай.

Эх, а так хотелось поучаствовать в непринуждённой беседе, узнать прошлое родителей, о котором они почти ничего не рассказывают. Наташа, пригорюнившись, ушла в огород и встала за стенкой. Любопытно же, что ещё нового бабушка выложит о матери?

– При ребёнке… – неодобрительно покачал головой Игорь и вошёл в дом.

Нина осталась ждать снаружи.

– Хоть бы отлупил её, что ли, всё ж наука, – присела на крыльцо в ожидании скандала.

Открыв вторую дверь, Игорь наткнулся на сидящую у порога Анфису. Она закрыла лицо руками и тихо плакала. Фёдор сидел на лавке и не спускал с неё глаз.

– Когда встречались, до рождения Наташки или после? – его гневный взгляд говорил о надвигающемся мордобое.

– Фёдор, – Игорь терпеть не мог драки и громкие ссоры, – ты бы утихомирился. Зачем закатывать истерику?

– Уйди, – прошипел раскрасневшийся Федя, – уйди от греха.

– Федь, а чего она здесь сидит? – аккуратно взял Анфису под мышки и приподнял.

Женщина зарыдала ещё громче.

– Ну встань, – вежливо попросил Игорь, пытаясь поставить невестку на ноги. – Анфис, подымайся.

Почувствовав опору под ногами, Анфиса развернулась и уткнулась в грудь Игоря, вцепившись при этом в его футболку. Тонкая ткань моментально промокла и прилипла к волосатой коже.

– Довёл жену, – прорычал Игорь. Он не терпел женских слёз с детства. Неважно, виновата женщина или нет, ему всегда было жалко хрупкую эмоциональную натуру. – Анфис, ополосни лицо, тебе надо успокоиться.

– Может, ты свалишь наконец?! – вскочил Фёдор, сжав кулаки. – Сами разберёмся, без твоей помощи!

– Кончай орать, – Игорь еле сдерживался. – Зачем ворошить прошлое? Вспомнили и забыли, – подвёл Анфису к умывальнику.

– Что забыли? Прихвостня её бывшего? А как теперь доказать, что Наташка от меня, если она к нему ночами бегала?

– Никуда я не бегала! – взвыла Анфиса, убрав руки от лица.

И тут Игорь заметил красное пятно на её щеке, прямо под глазом, свежее, припухшее.

– Ты её ударил? – Игорь переменился в лице. – Да как у тебя рука поднялась?

Бросился на брата и повалил на пол. Зажал его руки коленями и со всей дури врезал кулаком по лицу.

– Сволочь! – Федя не успел увернуться. – Слезь! Слезь, я сказал! Прибью, зараза!

На крик прибежала Нина. Увидев дерущихся сыновей, заорала во всё горло: «Караул!»

– Я тебя… – хрипел взбесившийся Игорь, нанося удар за ударом, – на женщину руку поднимаешь?

Федя сумел высвободить руки и накрыть ими окровавленное лицо.

– Что ты стоишь? – Нина вцепилась в руку невестки. – Зови на помощь! Они поубивают друг друга!

Услышав голос матери, Игорь прекратил дубасить брата и, задыхаясь, слез с него.

– Если бы не ты, – хватая ртом воздух, встал на колени, – ничего бы этого не было.

– Да я тут причём? – Нина проливала слёзы, не отпуская руку Анфисы. – Это всё она, – толкнула невестку и бросилась к Феде, который сел у печки и сплёвывал кровавые сгустки на пол.

– Зуб выбил, скотина, – прохрипел Федя, потрогав языком дырку в десне. – А ты, – показал дрожащей рукой на жену. – Собирай манатки и на выход.

– Федя, не виновата я! – Анфиса рыдала навзрыд. – Не знаю, чьё это письмо! Я Бориса уже сто лет не видела! Да не встречалась я с ним, Богом клянусь.

– У-у, шельма, – прошипела Нина, успокоившись. – И как только земля тебя носит.

– Честная она, зуб даю, – Игорь поднял с пола выбитый зуб и кинул его в Фёдора. – Моё это письмо.

Услышав о письме, Федя встал в ступор. Мать, пристально посмотрев на старшего сына, поднялась на ноги, отряхнула подол платья и плюхнулась на лавку, положив руки на колени.

– Так это что ж получается? Не с Борькой, а с Игорем любовь крутила? – придя к развратному выводу, Нина поняла, жёсткое воспитание сыновей ни к чему не привело. – Игорь, и как тебе не совестно, а? – Ты ж не себя, ты брата подставил, – в голове не укладывается, как такое могло случится?

Ещё не разобравшись, что к чему, Федя кое-как встал и прислонился к печке.

– Ну вы и сволочи, – вытер ребром ладони красные ручейки под носом, – не брат ты мне больше, – направился к умывальнику, чтобы умыть лицо. Открыл кран и с ненавистью в глазах посмотрел на жену. – Змея, ну ты и змея Анфиска.

– Да вы совсем, что ли? – потирая отбитые пальцы на правой руке, Игорь пересел на лавку. – Она-то тут причём? Не ей писалось, а Машке Шубиной.

– Как Машке? – удивилась Нина. – Зачем Машке?

– Можешь врать, сколько влезет, – Федя уже никому не верил. Ополаскивая болезненный нос, распухшие губы, набирал в рот воды и сплёвывал. – Но прикрыть Анфискины гулянки не получится.

Анфиса стояла рядом с мужем и хлопала ресницами. Ей точно никто из местных писем не писал, тем более, брат Феди.

– Машке это письмо предназначалось, – Игорь стоял на своём. – Мы с ней встречались, так-то.

– Да как ты мог встречаться, она же замужем уже была? – матери не верилось, что Маша, местная скромница, в тайне от мужа имела любовь на стороне.

– Да вы много не знаете, – суставы ломило, и Игорь не переставал растирать правую кисть. – А письмо я Анфисе оставил, в комнате на подушке, когда в дорогу собирался.

– Ой, я вспомнила, – прошептала Анфиса, – ты же просил передать ей… – поймав на себе пристальные взгляды мужа и свекрови, сразу замолчала.

– Э-эх, – покачала головой разочарованная Нина, – сводница. Тьфу.

Надежды на разлуку сына с невесткой рухнули в одночасье. Расстроившись, Нина медленно поднялась с лавки, махнула на всех рукой и потопала вразвалочку на улицу. Ну что за день такой? Ни тебе новости хорошей, ни душевного удовлетворения. А планов-то, планов за последние полчаса успела настроить! Видимо, придётся ещё пятнадцать лет терпеть мерзкую невестку. Да на неё взглянешь – плакать хочется! Серая вся, лицо какое-то задумчивое, ни поговорить, ни слова ласкового…

– Жить с ней – одна тоска, – Нина вышла на крыльцо, покряхтывая спустилась, подошла к огороду и позвала внучку. – Наташка! Подь сюда, поговорить с тобой хочу.

Наталья подошла к бабуле, протянувшей руки, и крепко обняла, демонстративно шмыгнув носом.

– Я так тебя люблю, бабушка, – уткнулась лицом в её плечо. – Они поругались, да? – полюбопытствовала о родителях.

– Наташ, вот скажи мне. Кто для тебе дороже всех на свете? – ласково спросила Нина. – Кого ты любишь больше всех?

– Вас, – вздрогнула девочка, уставившись на бабушку. Вопрос застал её врасплох.

– Кого «вас»? Скажи конкретнее, – Нина улыбнулась, и, чтобы добиться нужного ответа, поцеловала внучку в лоб.

– Тебя, – вполголоса произнесла растерянная Наташа, вглядываясь в хитрые глаза бабушки.

– Ты ж моя девочка! – восторженно воскликнула Нина и ещё сильнее сжала в объятиях драгоценное дитя. – Я так и знала! Ты – мой котёнок, золотце моё, счастье ты моё!

Слёзы потекли из глаз ранимой бабушки. Наташа не смогла удержаться и заплакала вместе с ней.

– А мамку, мамку свою ты любишь? – Нина подходила к главному вопросу осторожно, издалека.

– И мамку, – захлюпала носом растроганная внучка.

– А папку?

– И его тоже.

– А кого больше, мамку или папку?

Наташа нахмурила брови.

– Не знаю, – плакать расхотелось моментально. Сердце девочки предчувствовало, что-то здесь не так. – А что? Зачем ты спрашиваешь?

– Мамка твоя Федю не любит, – выдала Нина без зазрения совести. – А он с ней мучается. Уже пятнадцать лет мучается и не знает, как поступить.

– Они хотят развестись? – сообразила девочка и заплакала ещё громче.

– Хотят, но не могут.

– Почему?

– Из-за тебя, девочка моя, из-за тебя.

– А что я такого сделала? – рёв поднялся на весь двор.

– Жалеют они тебя, вот поэтому и не расходятся. А вот ты мне скажи, скажи, Наташенька, – Нина взялась за мокрый подбородок Натальи и приподняла голову, чтобы видеть её глаза. – С кем тебе будет лучше, с папой или с мамой?

– Не знаю-у! – допекла бабуля внученьку, ужалила в детскую душу.

– А со мной? Со мной тебе, как будет?

– С тобой? – Наташа перестала убиваться. Всхлипнула два раза и ответила с улыбкой. – С тобой мне всегда хорошо.

– Ну вот и славненько, вот и договорились.

Дверь дома распахнулась настежь, благодаря сильному толчку ногой, и на крыльце появился Фёдор. Уже не такой нервный, но задумчивый. Наталья повернула голову, думая, что на улицу вышла мама, но, увидев ужасный вид отца, застыла на месте.

– Во-от, видишь, до чего мамка твоя отца довела? – зашептала Нина. – Из-за её прихоти два брата подрались.

Переведя напуганный взгляд с папы на бабушку, Наташа вздрогнула. Отца избили… Нос набок, губы распухли, на нижней губе трещина, под глазами синяки. Ужас какой, ему же больно!

– Папа! Папочка! – жалость к побитому отцу вывернуло детскую душу наизнанку. Наталья бросилась бежать на крыльцо, пожалеть любимого папочку.