Одноклеточная

– Носки сыну штопала, а иголку сюда приладила! Да где же она?

– Там! – палец Наташи указал на место рядом с подлокотником.

Найдя стальную виновницу, Нина вытащила её и продела в клубок с чёрными нитками.

– Ох, и напугала ты меня, – обняла зарёванную внучку. – Пойдём, я тебе пластырем…

– А можно забинтовать? – всхлипывала четырнадцатилетняя кобыла, строя из себя пятилетнюю девочку. – Боли-ит.

– Давай забинтуем.

На следующий день, придя в школу, Наталья демонстративно держала руку прямо перед собой, якобы с ней произошло что-то ну очень серьёзное. Одноклассницы, заметив странность в девушке, принялись любопытствовать.

– А что у тебя там?

– Не скажу, – важничала Наташа, открывая учебник по истории левой рукой.

– Обожглась?

– Нет, хуже, – поправила локон у виска и уткнулась в книгу.

– Да ладно тебе, рассказывай, – не отставали девушки, окружив увлёкшуюся чтением раненую.

– Сломана, – с гордостью ответила Наталья, подняв светящиеся хитрые глаза.

– Ох, ты-ы ж, – протянула одна из девочек, представив, насколько это болезненно и страшно – сломать руку. – Очень больно было?

– Не то слово, – подёргивая округлыми плечами, зазнайка изображала на лице смелость и отвагу.

– Ты кричала?

– Нет, – сложив губки бантиком, при всех погладила правую руку от локтя до запястья, показывая тем самым, что ей пришлось вчера пережить.

– Да врёт она! – голос с последней парты первого ряда перевёл внимание девушек на коротко стриженного парнишку с фингалом под глазом. – Ничего и не сломана.

– А ты видел? Видел? – хвастунишка покраснела как бурак и втянула губы.

– Не видел, но знаю, – побитый Васька приподнялся и пристально посмотрел на рукав школьной формы. – Гипса нет, значит, ушиб, а не перелом, – сделал умное заключение и плюхнулся обратно на стул.

– Точно! – вспомнила светловолосая девица, поправив плечики фартука. – Мой брат в прошлом году ногу сломал, и ему гипс наложили до самого колена.

– Это нога! – воскликнула Наташа, предчувствуя скорое разоблачение. – А то – рука!

– А какая разница? – зашевелились девушки.

– Большая! – насупилась Наташа, прослезившись. – Не понимаете, вот и не лезьте!

Девчонки потихоньку разбредались по своим местам, ожидая первого звонка, а Наталья чувствовала стыд перед всем классом. И зачем было врать? Теперь все будут смеяться…

Ох, любила она это дело – хвастаться и врать напропалую. Излюбленная родной бабушкой, которая потакала всем её капризам, Наталья не видела границ, что можно делать, а что нельзя. Принесёт, бывало, в школу новую куклу и рассказывает о ней небылицы, мол, родственники из-за границы прислали. Или придёт в новых туфлях и давай заливать о том, как эти туфли ей прислала сама Эдит Пиаф, которой не стало аж в 63-ем.

Кто из одноклассниц знал какие-то факты – сразу их озвучивали, тогда Наташа ловко выкручивалась, говоря о том, что девочки не верно расслышали, и эту вещь прислала не сама известная личность, а её родственник. Таким путём и родилась мечта стать знаменитой на весь белый свет.

Целыми днями проводя время впустую перед телевизором, Наташа представляла себя на сцене Большого театра в длинном белом платье в пол и с накрученными локонами, украшенными блёсточками и огромным красным бантом. Зрители рукоплещут стоя, кричат «Браво!» и шлют воздушные поцелуи своему кумиру. Под ноги летят букеты различных цветов, а за кулисами её ожидает сам Ален Делон в строгом костюме и лаковых чёрных ботинках.

– Новикова! – в пустой кабинет вошла учитель физкультуры. – А ты почему здесь? Для тебя нужно особое приглашение?

– А Вам никто не сказал? – в воздухе повисла неловкая пауза. – У меня… вот…

Приподняв правую руку, Наташа показала на неё глазами.

– Что «вот»? – Ирина Вячеславовна стояла в недоумении.

– Сломана, – у Наташи замлела спина, то ли от долгого сидения, то ли от волнения.

– Когда успела? – Ирина направилась к девушке, чтобы убедиться в правоте её слов. – Показывай.

Расстегнув пуговицу, ученица задрала рукав до локтя и виновато посмотрела на физрука.

– Это что, шутка такая? – женщина в спортивном костюме нахмурилась. – Быстро переодеваться и на улицу.

Теперь точно девчонки засмеют.

Нужно было срочно что-то придумать, но ни одной умной мысли за пять минут, которые дала на переодевание Ирина Вячеславовна, не пришло. Медленно развязывая пояс фартука на пояснице, Наташа поглядывала в окно на бегущих по стадиону одноклассников и молила Бога, чтобы сейчас, сию секунду, он спас её от постыдных насмешек. Вдруг издалека, за невысоким заборчиком, она заметила знакомую женскую фигуру. Не понять, кто это так торопится, рьяно размахивая косынкой, но уж больно знакомы ей эти незамысловатые телодвижения несущегося, словно на пожар, человека.

Женщина подлетела сначала к прохаживающемуся по натоптанной дорожке физруку, а после рванула к входной двери.

– Мамка! – округлив и без того огромные глаза, Наташа встала как вкопанная, и её рука застыла на предпоследней пуговице, застёгнутой на груди. – Ой-й, наверное, узнала про моё враньё…

Скуксилась, скривилась, нагнулась, будто прячется от кого-то, и проскользнула к стулу, на котором лежал фартук. По длинному школьному коридору побежали тяжёлые ноги от одного кабинета к другому. Поначалу был слышен быстрый разговор с одним из учителей, а через минуту эти же ноги неслись в дальний угол пустого коридора. Дверь кабинета с тоскливым скрипом распахнулась, и Наташа узрела запыхавшееся лицо встревоженной матери.

– Собирайся, пошли домой, – задыхаясь после пробежки, затараторила Анфиса. Утерев лицо косынкой, которая недавно порхала в воздухе, пока она торопилась в школу, подошла к первой парте, положила руки на шершавую поверхность и сквозь слёзы простонала, – бабушке нашей плохо-о…

– А что с ней? – Наташа завязала сзади двойной узел, поправила бретельки фартука и взяла сумку.

– Вчера спину прихватило, а сегодня всю левую сторону парализовало, – жалея ехидную свекровь, Анфиса выпрямилась и, кряхтя, потёрла поясницу, – врач был, говорит, надо бы в больницу, а где ж её заставишь? Лежит, рот скособочен, только правой сторонкой пошевеливает. Упирается, ложиться в районную не хочет. Ну ни в какую.

Всплеснула руками от безвыходной ситуации.

– А папка? – Наташа направилась к двери.

– А что папка? Говорит, это бабские дела, разбирайтесь сами. А её же мыть теперь надо да кормить. А когда мне? Вот за тобой и прибежала, – последовала за дочерью.

– Мам, кормить? У неё же правая рука работает, как я поняла, – поравнявшись с матерью, Наташа сбавила шаг и задумалась. Это что ж получается, после школы придётся за бабкой присматривать?

– Она вся в расстройствах. Плачет. Сама не рада своему положению.

– Да отвезите вы её в больницу, – возмущённым голосом сказала Наташа, представив картину, как она будет кормить старушку кашей и вытирать ей рот. А она сидит и плюётся во все стороны.

Видела Наташа такое, когда сама в больнице лежала вместе с мамой. Палата была огромная, тут тебе и дети, и взрослые – все в кучу. Стариков почему-то селили по углам, наверное, чтобы не мешали никому. В одно время приходили родственники, а в другое – медсёстры, чтобы убрать за пожилыми и ещё раз покормить. Кто-то из них сидел смирно, а кто-то лежал и плевался или вовсе зажимал губы и не давал шанса всунуть в рот ложку с мутным бульоном.

– Не хочет, – поторапливаясь на работу, Анфиса резво перебирала ногами по истоптанной людьми тропинке. – Ты беги домой, а я – на работу. Кашу я уже сварила. Поговоришь с ней, язык-то шевелится, только не всегда понятно, что она там лопочет. Покормишь, если захочет.

Анфиса вышла к дороге, остановилась и ласково посмотрела на опечаленную дочь.

– Не переживай, и не такие на ноги вставали. Выздоровеет бабушка. Она крепкая, хоть и… – замолчала, уставившись в грустные глаза Наташи. После пятисекундной паузы продолжила подбадривать подростка. – Всё будет хорошо, доченька, – погладила по голове. – Ей сейчас наша забота нужна. Терпение и забота. Иди домой, там соседка за ней присматривает, но и у неё тоже свои дела есть. Некрасиво задерживать женщину.

Развернувшись, Анфиса пошла в противоположную сторону, а Наташа опустила голову и нехотя пошлёпала домой – ухаживать за больной бабулей.

– А если она обосрётся? Мне ей жопу вытирать, что ли? Ну уж не-ет, я на это согласие не давала…

Наташа медленно шла по дороге, представляя ясную картину, как бабуля лежит на кровати поверх одеяла, её лицо застыло, будто мёртвое, а правая сторона рта свисает вниз, растягивая бледные губы и оголяя нижние пожелтевшие зубы, стёртые временем и любимыми трубчатыми костями. Правая рука упала с кровати и болтается над полом, скрючившиеся пальцы посинели от холода, а большой живот провалился к позвоночнику, превратившись в яму из дряблой кожи.

– Бр-р, – содрогнулась девочка, представив бабулю отошедшей в мир иной. – Страх божий…

Она подошла к калитке своего дома, нащупала деревянную щеколду и откинула её. Калитка со скрипом и под натиском девичьей силы отворилась, приглашая Наташу войти.

– Лучше бы я на физру пошла, – буркнула она, закрывая за собой «ворота в ад».

Ноги не слушались, не переступали, как только Наташа оказалась на своей территории. Щиколотки отяжелели и не желали сгибаться, сустав как будто застрял, как механизм часов, у которого заржавели шестерёнки. Передвигая свинцовыми ногами, Наталья добралась до крыльца с пятью ступеньками и встала как заворожённая.

– Не хочу-у, – пронеслось в её голове с диким отвращением и брезгливостью. – Почему я?

– Наташенька, – окно кухни открылось, и в проёме появилось улыбчивое лицо соседки. – Ты уже пришла? У меня время поджимает. Ниночку я уже покормила, ты только попить ей дай.

Довольная голова скрылась за занавеской, и Наташа, набрав в лёгкие свежего майского воздуха, поднялась по ступеням вверх.

– Привет, бабуль! – вошла в дом, как обычно раскидала свои вещи: сумку – к порогу, туфли – в полуметре друг от друга и подошвой кверху.

Помощница смылась за секунды, оставив после себя немытую тарелку, где была бабкина каша, и кружку, из которой сама же пила чай… или компот…

– Что? – Наташа прошла в комнату бабули, присела на стул, пустующий у постели болезной, и уставилась в грустные глаза пожилой женщины. – Совсем встать не можешь?

Нина смотрела на внучку с каменным лицом, не пошевелив ни одним мускулом. Хотела поздороваться, но неуправляемый рот и волнение за свою немощность не дали произнести ни звука. Правый уголок губ потянулся книзу, оттягивая щеку назад, и Нина стала похожа на уродливого мужчину из фильма «Человек, который смеётся». До сих пор мурашки от этого кошмарного героя с разрезанным, а после зашитым вкривь и вкось ртом.

– Уф-ф, – вспомнив Гуинплена с ярко выраженным уродством, Наташа отскочила к стене. Её лицо побледнело моментально.

Наконец старушка смогла справиться с рукой и приподнять её над одеялом. Её кривые, пухлые пальцы вытянулись, и рука развернулась к Наташе.

– Чё тебе надо? – с каким же отвращением смотрела внучка на любящую бабулю. – Пить хочешь? – вспомнила слова соседки. – Сейчас принесу.

Набрала кипячёной воды из чайника и сквозь неприязнь и мерзкое состояние души поднесла кружку к неподвижным губам.

– И как тебя поить? – опешила девушка, представив, что бабуля сейчас захлебнётся, если ей налить в рот жидкость. Нина находилась больше в полулежачем состоянии, чем полусидячем.

Немного подумав, Наталья поставила кружку на стул, подхватила бабушку под мышки и потянула наверх, пытаясь её усадить. Бабка не сдвинулась с места ни на миллиметр. Естественно, комплекция ребёнка не совместима с весом толстой женщины.

– Ну, и что мне делать? – покрасневшая от натуги девочка прерывисто дышала и расстёгивала пуговицы платья, чтобы освободиться от жара, пробравшегося под плотную ткань школьной формы. – Может, ты мамку подождёшь? – спросив с надеждой в голосе, Наташа вышла из комнаты и подошла к умывальнику.

Вся запаренная, не понимающая, как обеспечивать уход лежачему больному, она открыла кран, набрала полные ладони прохладной воды и окатила лицо. После ополоснула потную шею, прополоскала рот, сопровождая сие действие звуком «А-а», и вытерлась чистым мягким полотенцем.

– И что теперь? – посмотрела на своё растерянное отражение в небольшое овальное зеркало без рамы и повесила полотенце на железный крючок, пристроенный рядом с зеркалом. – Позвать кого? Так все ж на работе…

Вроде и бабку жалко… но Наташа не подписывалась на эти трудности жизни. Никто её заранее не готовил, не предупреждал, да и надо ли? Вообще-то, бабуля – мать отца, вот пусть он и корячится над её телом, ну, на крайний случай, мама – её невестка, она тоже может поухаживать… Они же взрослые, в конце концов! А Наташа – ещё ребёнок, несмышлёный, слабый, ранимый… Котёнка, видите ли, заводить не разрешают, а немощную бабку подсунули. Нет, с ними однозначно нужно, просто необходимо поговорить серьёзно.

Из комнаты послышалось шипение, чем-то напоминающее отдельные звуки или слоги. Повернув голову набок, девочка прищурила глаза и настроила слух на нужную волну.

– А… ша… а… ша…

– Заговорила, – с сожалением выдохнула внучка и поплелась к с сегодняшнего дня ненавистной полумёртвой старухе. – Что? – облокотилась рукой на косяк и состроила недовольную мину.

Бабуля через силу подняла правую руку и оставила её висеть в воздухе.

– Ну что ещё? – изображая плаксивость, девчушка сгорбилась и приблизилась к постели. – Что, а? – встала ровно посередине, разделив визуально кровать напополам своим телом. – Фу! Что это?

Ощутив ужасно отвратительный, гнилостный запах, сдобренный нотками свежей блевотины, Наталья зажала нос двумя пальцами и выбежала на крыльцо.

– Да пошли вы все! – проговорила вполголоса, хватая ртом насыщенный, свежий воздух и избавляясь от приступа тошноты. – Я не обязана! Это не мои проблемы! – непрошенные слёзы покатились из глаз давящейся рвотными позывами девочки. – Сами за ней говно разгребайте, а я и пальцем не пошевелю…

Отдышавшись и вытерев слёзы отчаяния, Наташа села на верхнюю ступень, сунула руки под мышки и устремила свой безразличный взор вдаль, туда, где засаженная картофелем усадьба соприкасается с соседским высоким забором Володьки Калинина. Сегодняшнее утро расколотило более-менее хорошее настроение на мелкие прозрачные стекляшки, не оставив приятного впечатления.

– Лучше бы я в школе осталась, – прошептала Наташа, не сводя глаз с сетчатого забора Володи, сквозь тонкие клеточки которого виднелись окна его дома и какие-то фигуры, мечущиеся на заднем дворе. – А лучше… – наиглупейшая мысль взбрела девочке-подростку, ничего не понимающему во взрослой жизни, – выйти замуж и не касаться никаких проблем с бабками, уборкой, а самое главное – учёбой. Ненавижу учиться…

Поднялась, поправила воротничок платья, прикрыла дверь, повесив на петельку щеколду – знак, что дома никого нет, и отправилась в гости к взрослому, симпатичному парню. Вышла на тропинку, протянувшуюся вдоль усадьбы, и опомнилась – на ногах нет обуви. Вернулась в дом, добежав вприпрыжку, надела туфли и направилась осуществлять несбыточную мечту, только что придуманную на крыльце. Проходя мимо ещё одного соседского дома, огляделась. Между деревянными постройками был небольшой зазор, отделённый дощатым забором, куда частенько лазали ребятишки, когда нужно было попасть домой не по большому пути, а по короткому. Но на этот раз проходная была перегорожена старой заржавелой кроватной спинкой, потому как кто-то из пацанят повадился прятаться в этом проёме и курить батькины папиросы. Однажды, обнаружив облако дыма за сараем, дядька Антон поймал малолетних курилок и надрал им уши, а затем оттащил к родителям, предупредив: если ребятня спалит сарай, то придётся заплатить кругленькую сумму за убытки.

– Понаставят тут, – отодвинув прикрученную толстой проволокой спинку, Наташа просунула ногу в образовавшуюся щель, поднажала на железную деталь и всунула вторую ногу. – Ни пройти, ни проехать, – поругала про себя глупого дядьку, поправила решётку и после отряхнула руки от обвалившихся хлопьев вековой краски и ржавчины.

Пробежав вдоль забора и наслушавшись грохота молотка, вышла к дороге, обошла угол забора. Глянула на задний двор, чтобы понять, кто есть дома. Под яблоней, растущей близко к стене жилища, на корточках сидел человек спиной к общей улице, судя по голому торсу и короткой стрижке – это был мужчина. Он энергично взмахивал молотком и также резко опускал его на новёхонькую осиновую доску, вбивая в свежее полотно гвозди-соточки. Наташа стояла по стойке смирно и любовалась игрой мужских мышц и крепкой рукой в районе плеча. Какие же у него красивые бицепсы!.. Гладкие, волнистые, так и хочется потрогать…

– Тебе чего? – в открытую дверь дома выглянуло серьёзное, хмурое лицо младшего брата Вовы – Генки.

– Я… к Володе, – немного неловкая ситуация получилась, но Наташа справилась с девичьей нерешительностью и робко подошла к незапертой калитке.

– Вов! Это к тебе! – выкрикнул Гена и скрылся за занавеской.

Парень обернулся, услышав голос брата.

– Привет! – призывно улыбнулся и быстренько вогнал последний сантиметр огромного гвоздя в доску, пристукнув пару раз напоследок расплывшуюся шляпку.

С трудом приподнявшись на замлевших ногах, потянулся, разведя руки в стороны, и встряхнул промокшей потом чёлкой.

– Как дела? – опять улыбнулся. Боже, какой же он… слов нет описать его внешность.

– А что ты строишь? – выдавая безразличие за интерес, Наташа приподнялась на носочках и посмотрела на длинную, широкую доску, от которой пахло осиной. Подошла ближе и засмущалась, пряча глаза.

– Лавку, – Володя покрутил плечами, как это делают на уроке физкультуры, чтобы размять одеревенелые мышца, и опять встряхнул головой.

– А зачем? – закусывая нижнюю губу, Наташка начала строить глазки взрослому парнишке и откровенно флиртовать.

– Много будешь знать – скоро состаришься, – усмехнувшись над детскими наивными жеманностями, Володя опустил свой зад на недоделанную лавку, стоящую на трёх ножках, достал из кармана трико пачку сигарет и прищурился, окинув карими глазами школьную форму девочки. – А ты почему не в школе? – поднёс к лицу зажжённую спичку.

– Не хочу, – Наташа заложила руки за спину и шагнула вправо, к небольшому яблоневому садику.

– Как это? – парень вытер тыльной стороной руки лоб, а потом – шею и покосился на школьницу.

– Легко, – с каким-то томным выдохом произнесла Наталья, прохаживаясь вдоль цветущих деревьев, источающих удивительно приятный аромат.

– А ты смелая, – сделав затяжку и тут же выпустив кольцо дыма, Вова вспомнил последнюю встречу с девчонкой. – Только не до конца.

– Да, смелая, – подтвердила соседка, повернувшись к Володе. Поставила ноги крестом и покачалась взад и вперёд, будто готовится к прыжку.

– У нас в субботу праздник намечается, – сделав глубокий вдох, выпустил дым и поднялся, плюнув при этом на красный уголёк окурка. – Придёшь?

– Угу, – Наташа только этого и ждала. Так хочется иметь взрослого парня, чтобы все обзавидовались.

– Точно придёшь? – Володя открыл коробку с гвоздями и приготовился продолжить начатую работу.

– Не веришь?

– Ловлю на слове, – приладил гвоздь к нужному месту и стукнул молотком по шляпке.

Наталья поняла – пора уходить.

– А что за праздник-то? – сделав два шага к калитке, обернулась.

– Про́воды. Слыхала о таком? В армию меня забирают, – не отвлекаясь от работы, Вовка ударил ещё два раза.

– Ну бли-и-ин, – настроение упало ниже плинтуса. Открыв калитку, Наташа сделала ещё несколько шагов и вновь обернулась.

Какой же всё-таки Вовка классный, глаз не оторвать. Широкоплечий, мускулистый, весёлый, наконец. Задумчиво отметила внешние достоинства и поплелась к дому.

– Сейчас приду, а там – тоска зелёная… – борясь с нежеланием возвращаться, девочка топала по дороге (решила не сокращать, чтобы подольше побыть с собой наедине). – На проводы пригласил, – шептала себе под нос, глядя на чёрные мысы туфель, покрывшиеся тонким слоем пыли. – На два года?

Наташа знала, что ребят забирают на два долгих года. Видела, как девушки, провожающие свою любовь в дальний путь, плакали и крепко обнимали юных парней. Ждали их возвращения, а кто-то не ждал, уезжал учиться и привозил из города новую любовь.

– Так-то он мне нравится, – рассуждала Наташа, представляя перед глазами чернобрового Володю. – Но два года…

Она уже вовсю чувствовала себя его девушкой, считала, что просто обязана дождаться, писать письма и сидеть целыми днями в своей комнате. Подходя к дому, уже успела вообразить себя женой, носящей фамилию Калинина.

– Наташа! – голос с противоположной стороны улицы был чем-то встревожен.

Повернув голову, Наталья увидела Люду.

– Тебя папа искал! – соседка подкинула благую весть.

– Папа? – прикинув, который сейчас час, Наталья ответила подруге в довольно-таки грубой форме и тут же задала вопрос, – а ты почему не в школе? Прогуливаешь?

– Вообще-то, я болею, – прижав пальцы к шарфу, намотанному вокруг шеи, Людмила покашляла.

– Ври дальше, – махнув рукой, Наташа направилась к двери.

Войдя в дом, сразу нарвалась на злющего отца.

– Какого чёрта?! Ты где шляешься?

«Значит, уже обед», – промелькнуло в голове девочки.

– Тебя зачем домой из школы забрали?! – Фёдор сидел за кухонным столом и морщил нос, будто в доме чем-то воняло. – Это я должен делать, или кто?

Он кричал надрывисто, выплёскивая негативные эмоции и навязывая взрослые обязанности на хрупкую девочку.

– Быстро нагрела воды и пошла мыть бабку! В доме не продохнуть! Я открыл окна, а толку! – папа скривил лицо, будто его сейчас стошнит.

– А почему я? – возмутилась Наташа, снимая туфли.

– Ты совсем с головой не дружишь?! – ещё громче заорал взбесившийся отец и вскочил на ноги. – Она женщина!

– И что? Я тоже… – что-то не то ляпнула Наталья. Впервые в жизни поставила туфли рядом с остальной обувью в конец ряда и зашагала в свою комнату.

М-да-а, в доме действительно стоит такая омерзительная вонь, будто пару минут назад здесь кто-то сдох и разложился. Натянув рукав на кисть, девочка приложила руку к лицу. В комнате её ждало продолжение скандала с отцом. Не успев закрыть за собой дверь, Наташа отпрыгнула в сторону, так как отец рванул дверную ручку от себя, и дверь распахнулась настежь.

– Ты оглохла?! – встал в проёме, дрожа от гнева. – Ставь воду, я сказал!

– И не собираюсь, – содрогнувшись от яростного крика и обезумевшего отца, Наташа присела на кровать.

В эту минуту в прихожей стукнула закрывающая входная дверь – это и спасло девочку от отцовской истерики. Скорее всего, он мог бы даже и ударить, потому как выглядел, как сумасшедший: его выкатившиеся из орбит глаза вот-вот выпадут и покатятся по старенькому советскому паласу.

– Федя, ты дома? – Анфиса переступила порог и заметила ботинки мужа. – Как там Нина Антиповна?

Отец моментально развернулся и выскочил из комнаты встречать жену.

– Ты ничего не чувствуешь?! – он еле сдерживал озлобленный тон, чтобы не накричать на жену. – Такой шмон стоит, хоть топор вешай!

– Так говорят, когда в доме дымно. – поправила раздражённого мужа Анфиса. – Чувствую, у нас что-то протухло, – ответила спокойным голосом и сняла обувь.

– Она вся обосралась! А эта!.. – вытянул руку на дверь комнаты, где живёт дочь. – Сбежала и бросила свою любимую бабушку гнить заживо!

– Так, подожди, – Анфиса пришла пообедать, а не выслушивать истерики зрелого мужика.

Не торопясь, помыла руки, вытерла их и заняла табурет, на котором недавно сидел Фёдор.

– Кто сбежал? Куда? – её лицо казалось безразличным, но это всего лишь усталость.

– Дочь твоя! – лицо Фёдора раскраснелось от перенапряжения.

Анфиса перевела взгляд на сторону и негромко позвала Наташу. Девочка вышла из комнаты.

– Я за домашним заданием ходила, – промямлила и опустила глаза в пол.

– Врёшь! – взъерепенился Фёдор. – Тебе до уроков никогда дела не было!

– Можешь проверить, – прошипела Наташа и быстро удалилась к себе.

– Пожрать не приготовлено! А мне через полчаса на работу! – отца трясло, как потерпевшего после наводнения или ещё чего.

Анфиса поставила ведро с водой на плиту, зажгла конфорку и заглянула в холодильник.

– Так суп есть, – вынула пятилитровую кастрюлю с гороховым супом.

– Позавчера гороховый! Вчера гороховый! Ты не можешь приготовить что-нибудь другое?! – натянув растоптанные боты, Фёдор с треском захлопнул за собой дверь и вышел на улицу. – Столько баб в доме, а пожрать нету!

Второпях спустился с крыльца, чуть не упав с третьей ступени, и побрёл на пилораму, слушая голодное бурчание в пустом брюхе.