скачать книгу бесплатно
– Тихо, тихо, накаркаешь, – мягко засмеялась она.
Я поцеловал её. Печаль не исчезла из её взгляда, но спряталась вглубь. В серо-зелёных глазах Нины заискрилась надежда.
* * *
Мы с Серовым сидели на парапете набережной и пили пиво. Перед нами стелилась тёмная рябь реки, виднелся чёрный силуэт, издевательски шагающий мимо. Из воды выныривали мёртвые головы, хлопали грустными глазами и скрывались обратно. Моросило – пакостно и мелко – так же, как на душе.
– Что ж с тобой сделаешь, сволота! – в сердцах заорал Серов, швыряя бутылку в сторону идущего по реке.
Бутылка не долетела, раздался всплеск. Из воды высунулась огромная собачья пасть. Мы вскочили на ноги, но пасть скрылась обратно.
– Костян, а она не вылезет?
– Её там нет, это фантом, – устало выдохнул я.
– Сканер уже увезли. А вдруг, пока мы тут сидим, приползёт настоящая собака и нас сожрёт?
– Да какая к чертям разница…
– Тебе никакой. А у меня свидание завтра, хочу до него дожить. Давай-ка до «Пивного дома», там Пскова течёт, она мелкая…
Я поглядел на нервно колышущуюся воду, на деловито топающих по берегу грязно-серых чаек. Кивнул и встал.
Дошли минут за десять. Пару раз осторожно перепрыгивали сочащиеся слизью бордюры. На Троицком мосту пришлось топать по проезжей части – уж слишком угрожающе шевелилась арматура на перилах. Когда наконец уселись за столик в пабе, на душе стало ещё паршивее. Будто в довершение этого поганого дня дряблая морось усилилась, и на мостовую обрушился ливень.
– Итак, ультразвук послал нас нахер, – раздражённо и развязно сетовал Серов, когда нам принесли по кружке. Нет там никакого «Толстяка», нет даже сколопендры и собак. – А головы? – я пошевелил пальцами. – Мы видели головы…
– Тоже… Давай думать. Вернёмся к гипотезе фантомов?
– Да чёрт, Лёша! Эти фантомы – банальная оптика. Иллюзии. Они не могут калечить людей! Не может целый парк деревьев взять и утопиться из-за светопреломления!
Я почти кричал, сдерживая слёзы. Всё по новой. Опять догадки, измерения, гипотезы и расчёты. Опять убогий Псков, тусклые гнойно-жёлтые фонари, опять этот взгляд Нины точно у побитой собаки…
– Там было что-то ещё, – пробормотал Серов. – Что-то на приборе меня насторожило.
– То есть?
– «Толстяка» нет, – загнул он палец. – Собаки нет, сколопендры тоже. И голов… Но фигура есть. Она прощупывается. Она настоящая. Что-то ещё было не так с картинкой на берегу. – Погоди.
Я замер. Мысль соскочила с мозга, не зацепившись. Не знаю, о чём говорил Лёха, но только что у меня была идея. Какая-то странная деталь… Чёрт, надо вернуться к рабочей доске – там всё прояснится…
– Извините? – прозвучал женский голос.
Мы обернулись. Над нашим столика склонилась миловидная светловолосая девушка, одетая в скромную блузку и строгие чёрные брюки.
– Гм, было бы за что, – Серов глянул на меня, поправил сбившийся галстук. – Знал бы, что в этом заведении есть такая красивая леди, не стал бы сидеть с этим занудой.
Я кивнул, выражая всем своим видом полную солидарность с вышесказанным. Девушка засмеялась.
– Я тут сидела по соседству, услышала, что вы говорили о призраках. Так уж вышло, что я в этом понимаю…
– Юлия? – припомнил я. – Из Бюро? Вы присаживайтесь. Я Константин. Ясинский. А с Алексеем вы, кажется…
– …абсолютно не знакомы, – Серов засиял очаровательной улыбкой, наступив мне под столом на ногу. – Алексей Серов, к вашим услугам. Но предпочитаю просто Лёша.
– Ланцева Юлия, – сев рядом с Лёшей, представилась девушка. – Специалист по фантомам, во Пскове чуть больше недели. Видела вас на этаже, кажется, но мы пока вместе не работали, так?
– Верно. Мы проверяли гипотезу…
Серов начал разливаться в объяснениях: про «Толстяка», ультразвук, ходящего по воде, доску с ниточками. Про то, что/ теперь мы будем рассматривать идею фантомов. Про то, как нас вызвали из Москвы из-за нашего послужного списка. Как мы разгадали загадку размножения гудронников в Ярославле и участвовали в разработке классификации типов эктоплазмы. Как разрабатывали антимеметические очки и обезвреживали проклятые файлы в Интернете. И что нас то и дело вызывают для консультаций по особо сложным случаям, потому как мы заслуженные широкопрофильные специалисты… – …по изучению и систематизации анальных явлений.
– Ч-что?
– Я говорю: специалисты мы. По изучению и систематизации аномальных явлений.
Лицо Серова было непроницаемо. Тут бы любой решил, что ослышался, но Лёха эту шутку выкидывал при мне уже в пятый раз. Я откинулся на спинку стула и спрятал улыбку в кружке, глядя, как краснеют уши Юлии.
Потом он перешёл на анекдоты, и мелькнувшую пятью минутами ранее мысль смыла тёплая волна хмельного расслабления. Рассеяла тревогу, сгустившуюся в голове после провала со сканером. Стало на всё плевать, и после очередного Лёхиного анекдота я стукнул кулаком по столу и процедил, не зная, зачем и для чего:
– В этом городе зло. Оно убивает людей. Выкорчёвывает деревья и пускает волнами асфальт. Сколько нам ещё ждать, пока эта гадость разнесёт по кирпичику твой любимый Кремль?!
– Тихо, тихо, ты чего разбушевался, чёрт ты шальной?! подскочил Серов.
Юлия сочувственно сжала его ладонь. Как так? Уже? Вот пройдоха…
– А… Пойду-ка я, пожалуй.
– Осторожнее с перилами!
– Какими ещё… а, ты про арматуру на мосту. Ну.
Я бросил несколько банкнот на стол, двумя глотками допил пиво и вышел. Идти было меньше километра – вокруг площади и немного через двор. Я не уходил дальше центра, мне этот город был неинтересен. Особенно теперь, когда Лёха включил донжуана, и о деле мы не поговорим. Резко пропало настроение слушать его скабрезные шуточки. Осталась вата в ногах и каша в голове – а лёгкость и зубоскальство исчезло. За них в нашем тандеме отвечал Серов.
Я обходил подозрительно трепещущие лужи и дрожащие от возбуждения фонари. Брёл домой, пошатываясь. Подходя к подъезду, замер. Что-то было не так.
Я огляделся. Ливень смолк, оставив только морось. Те же желтовато-серые стены, выщербленный асфальт двора, мертвенно-синий фонарь, точно в морге…
Синий!
Вчера он был тёплым, оранжевым. Во дворе было так уютно, я помню, как глядел в окно, целуя на ночь Нину, и думал, как красивы эти рыжеватые блики в мокрых листьях липы…
Так, а сейчас он синий. Холодный. Нет, ледяной. Напоминает даже не морг, а отделение больницы, куда я приходил навещать Нину после аварии. Тот стерильный блеск процедурной, все эти перевязки и стальной блеск хирургических инструментов…
Вспомнил, как врач рассказывал мне, что собирал её позвоночник буквально из каши. Разбитые на осколки позвонки еле-еле срослись, а уж что стало со спинным мозгом…
Я сел на запачканное бетонное крыльцо, прислонившись спиной к стальной двери, и заплакал. Безнадёга пряталась в ночном дворе и смотрела на меня своими чёрными глазами. Дыхание срывалось, руки тряслись. Врачи говорили, что новая операция может не помочь. Могут не помочь ни пересадка, ни стволовые клетки, ни экспериментальные аномальные методики…
Я размазывал колючие слёзы по щекам и сдерживал вой. Я люблю её, но мне невыносимо видеть, до чего ей больно и тяжело. Эта боль передаётся и мне, но я не могу этого показывать. Иначе это добьёт Нину. Боль копится внутри, воспаляется и перерастает в злость. Я с ужасом замечаю за собой раздражение – а потом корю себя. Каждый раз совершаю маленькое предательство и оплакиваю его наедине с собой.
Но фонарь был синий. И это наводило на мысли. Я сделал глубокий вдох, встал и открыл дверь подъезда.
Так значит, фонарь синий. Значит, ещё не кончено. Надо будет кое-что проверить.
* * *
– Лёха, тебе мерещатся женщины?
– Ч-что?
Серов только зашёл в офис, держа в руках сигарету и чашку кофе. На лице его читалось не столько смятение, сколько испуг. – Женщины. Голые или одетые. Может, они тебе подмигивают? А потом выясняется, что показалось? – терпеливо проговорил я, занося карандаш над блокнотом.
– Для протокола?
– Нет, для личного интереса.
– Тогда да, – он выдохнул и приземлился на кресло. Подкурил, махнул сигаретой в воздухе. – Постоянно. Недавно было – как раз подмигивала… В очереди в магазине оборачивается и подмигивает – представь себе! Я ей кое-чего на ушко шепнул, а она меня как долбанёт баклажаном по уху! Оказалось, ничего такого не было. Только ты-то откуда узнал?!
– Оттуда, – довольно буркнул я, тоже закуривая, что у тебя либидо из ушей лезет.
– Гм, спасибо.
Я насладился произведённым эффектом и испытанным про себя облегчением и сказал:
– Ладно, слушай сюда. Новая гипотеза.
Серов не впечатлился.
– Номер тыща четыреста задолбатая? – проскрипел он.
– Нет-нет, не гипотеза. Теория. Она уже подтвердилась.
Лёха подобрался и уставился на меня, попивая кофе. Я стал излагать свои соображения. Он сперва не менялся в лице, затем просиял; кивнул раз, другой, затем вскинул кулак с зажатой сигаретой к потолку и крикнул:
– Ты гений, Костя! – пепел упал ему на прилизанные волосы.
– Ты же говорил, что быдло?
– Гениальное быдло!
* * *
Спустя полчаса мы забегали по лаборатории, крича: «вода!», «журчит», «протечка», «капает». На нас косились как на идиотов, проверяли все стены и трубы, но протечки не нашли. Потом мы встали у входа и стали громко разговаривать о реках, водопадах и гидроэлектростанциях. Эффекта не было никакого – разве что гидрологи постоянно бегали в туалет.
Но к обеду над нашим кабинетом прорвало какую-то трубу. Закапало на мой стол, и мы с Серовым возликовали, крича: «Это прорыв!». Гидрологи матерились, бухтя что-то вроде «да видим мы, что прорыв, мать вашу в душу, чините давайте». Мы наперегонки мчались вызывать сантехника, обнимались и поздравляли друг друга с успехом.
Пока чинили трубу, Серов собирал фотографии – под моим неусыпным надзором. Мне не нужно было, чтобы он насохранял три сотни голых баб.
Сантехник ещё не закончил, а мы уже убежали в фотомастерскую. Пока печатались фотографии, курили одну за другой, потирали в предвкушении руки и хихикали.
Когда всё было готово, мы пронеслись по этажу ураганом, обклеивая все стены фотографиями пушистых собачек. Такие смешные довольные самоеды, похожие на белые облачка сахарной ваты. Каждый, кто входил в лабораторию, непроизвольно улыбался. Мы проверяли.
К четырём часам дня над зданием института развеялись тучи. Я только тогда смахнул пот со лба и вышел на обед. Сидел, ел пончик в булочной через дорогу и глядел на небо. По витрине кафешки мазали косые струи дождя, а тротуар возле корпуса Бюро был весь сухой, и в окнах бликовало солнце. Я сделал пару фотографий, набросал в блокноте схему, и отправился обратно в лабораторию.
Да. Это был прорыв.
* * *
Вечером мы с Ниной гуляли. Я толкал её кресло по тротуару в сторону Ольгинского моста, людей на улице почти не было видно. Ветер катал пустые бутылки, угрюмо морщились фонарные столбы. Нина вздрогнула и отвернулась, увидев, как возле автобусной остановки велосипед нарезает круги вокруг мёртвой собаки.
Снова моросило. Я поднял воротник пальто, Нина куталась в плед. Она совсем не разделяла моего триумфа.
– Костя, какой раз это уже происходит? Ты неделю назад уже хвастался чудо-гипотезой. Сканер этот, «Толстяк», фантомы… И что? Опять…
– Да нет же, Нин, это другое!
– …пошли в паб, потом опять: Алексей по бабам, ты домой. Хоть на том спасибо! – горько закончила она.
– Да что ты говоришь такое, ну! – Я сжал ручки коляски, скрипнула под пальцами резина. – Ещё чего не хватало, по бабам…
– А я, знаешь, – голос подвёл её, дрогнул. – Всё жду этого. Каждый раз, когда ты задерживаешься, когда вы ставите эксперименты на выезде, когда вы с Серовым отдыхаете… Всё думаю, скоро ли ты поддашься…
– Нина, перестань!
– Ведь я же с тобой всё это время… – она вытерла нос рукавом дублёнки, но не всхлипнула. Держалась. – Ни разу… Да и как я… Н-не могу, Костя. Не могу.
Я, толкая кресло, видел лишь, как Нина опустила голову, качнув хвостом каштановых волос. Но в мыслях передо мной возникло её сморщенное страхом и безысходностью лицо.
Горло стиснула скользкая хватка отчаяния. Я поспешил исправить положение.
– Нет-нет, Нин, не думай об этом. Теперь всё закончится. Да, та гипотеза накрылась… Но эта – она уже подтверждается! – бодро, даже чересчур бодро затараторил я. – Это такой прыжок веры! Мы закончим эксперименты, подведём теоретическую базу… На этой неделе сделаем доклад. Скоро точно всё будет в порядке. Мы с тобой ещё будем танцевать! А если бы я тогда не пришёл домой в отчаянии, то и не заметил бы тот фонарь, и ещё чёрт знает когда бы только до этого додумался!
– И до чего же?
Я стал объяснять ей нашу теорию. Про то, что пси-поле в пределах Пскова приобрело новые свойства и стало ретранслятором психической активности. С какого перепугу так произошло и почему именно здесь – вопрос десятый. Но результат налицо.
Люди хмурятся, ссорятся, пьют и воруют – и город вокруг, чувствуя это, становится угрюмым и враждебным. Меняется цвет фонарей в тон настроению, оживают монстры из ночных кошмаров, страшные городские легенды. Сами улицы порождают опасность. Ожившие столбы, чёрные собаки, кислотные дожди… Всё, что есть светлого и зелёного – деревья из Ботсада – топится в Великой. Вечная слякоть, гниющая еда, рисунки на стенах и тошнотворные фантомы в туманном мареве над рекой. Всё это проецируют на город сами люди. Город эти проекции возвращает – людям становится ещё хуже, они снова проецируют кошмары… Замкнутый круг.
– Одного я не могу понять, – Я развернул кресло к грязным перилам, на удивление смирным на Ольгинском мосту, закурил. – Кто это такой и почему он здесь шляется. Головы и собаки – фантомы. А этот – нет. Фонари и перила – тоже по-настоящему калечат людей. Я что-то упускаю. Ведь должна быть какая-то связь…
Перед нами, метрах в двухстах, размашисто шагала по воде размытая фигура. То ли у меня в глазах всё ещё плясали зайчики от разглядывания белоснежных самоедов, то ли солнце слабо пробивалось сквозь тучи, но мне почудилось, что балахон на фигуре не чёрный, а лишь линяло-тёмный, точно застиранный до бесцветности.
Нина, кажется, успокоилась. Моё учёное бормотание всегда действовало на неё как анальгетик. Не уверен, что она очень уж внимательно слушала, но по крайней мере глаза её были сухими.
– Гляди! – Нина вскинула руку, указывая пальцем на отделившуюся от стаи чайку. – Какая белая! Откуда она взялась?
У меня отвисла челюсть.
– Сканер… – прошептал я. – Картинка на берегу…
