скачать книгу бесплатно
Его телохранитель, совершив похожие прыжки, атаковал егеря с обнаженным клинком. Через несколько секунд металлические руки, державшие Марпе, ослабли. Он поднялся на ноги и обернулся к егерю, отступавшего с культями, из которых сочилось темное масло.
– Фейсал! – заорал Дахл так яростно, что его бордовый берет сполз с головы. – Ты препятствуешь правосудию «Клэвис». Я могу…
– Ну, попробуй, тупица, – рассмеялся Фейсал.
Повинуясь невербальной команде или действуя по собственной инициативе, егеря бросились на Садиба. Киборг с легкостью уклонялся от их атак и наносил ответные удары, оставляющие вмятины и порезы на корпусах. Фейсал с улыбкой созерцал бой своих творений: более совершенный экземпляр против двух серийных. Когда победа Садиба казалась неизбежной, егеря бросились на него с противоположных сторон и одновременно выпустили из своих горбов по три гарпуна с тросами. Наконечники пронзили металлическое тело киборга.
Садиб с легкостью перерезал два гарпуна, что воткнулись в туловище, и замахнулся, дабы отсечь торчащий из бедра. Однако в следующий миг егеря обездвижили его, натянув оставшиеся тросы, намертво застрявшие в ноге и руке с лезвием.
– Амин! – закричал Фейсал. – Чего стоишь? Помоги ему!
Пожилой мужчина достал из складок кандуры пистолет, но тут же замер в испуге, наткнувшись на угрожающий взгляд Дахла.
– Даже не смей, – предупредил капитан.
Амин как-то обмяк и опустил оружие, а Фейсал зарычал от бессилия. Тем временем бой еще не закончился: егеря медленно приближались к Садибу, держа тросы натянутыми и не давая ему освободить руку со смертоносным лезвием. Телохранитель Фейсала дергался, словно попавшая в сеть рыба. Когда егеря подобрались к нему вплотную, один из них нырнул за спину киборгу и сковал его руки. А другой сел сверху и начал кулаком методично пробивать пластины, защищавшие внутренности головы.
Фейсал бросился на помощь, но Дахл прикладом винтовки сбил его с ног и нацелил дуло на Марпе. Лежа на красной земле, юноша беспомощно наблюдал, как убивают его создание. Еще несколько глухих ударов, и кулак егеря провалился внутрь головы Садиба.
– Вот и все, – удовлетворенно произнес Дахл.
Слезы бежали по смуглому лицу Фейсала. Он поднялся на ноги и хотел броситься на Дахла, но замер в изумлении. Поднявшиеся на ноги егеря не могли видеть, как из пещеры, сверкая на солнце, вылетел нэтс. Золотистая птица пролетела точно между ними, прямыми, словно лезвие, крыльями разрезав металлические тела.
Удивленный возглас вырвался у Дахла. Он открыл огонь из винтовки, забыв про Марпе. И через секунду короткое лезвие скиннера вошло между его шейными позвонками. После падения тела Дахла еще не улеглась пыль, а Фейсал уже опустился на колени возле Садиба. Внутри головы киборга смешались куски металла, черного пластика и мозга. Юноша рассеянно трогал руками осколки, словно размышляя, с чего лучше начать собирать паззл.
Затем Фейсал спрятал лицо в ладонях и заплакал навзрыд. Амин положил руку ему на плечо и беспомощно посмотрел на Марпе. Над ними послышалось хлопанье крыльев, после чего высший хищник приземлился рядом с уничтоженными егерями.
– Спасибо, – громко произнес Марпе.
Нэтс покосился на него, но тут же отвернулся, явно не заинтересованный увиденным. Фейсал поднялся на ноги и подошел к птице.
– Ты понимаешь меня? – спросил он хриплым голосом.
Ответа не последовало, и юноша разочарованно побрел назад. Благодаря этому он первый увидел, что егерь, ранее оставшийся без рук, собрался выполнить то, ради чего его создали. Три гарпуна с тросами вырвались из горба и полетели в нэтса…
Наконечники не достигли цели. Они пронзили вставшего на пути Фейсала и сдернули его лицом в землю. Марпе поднял винтовку Дахла и разнес голову егеря, выстрелив между нащечников «шлема».
Непрерывно причитая на своем языке, Амин перевернул Фейсала и ладонью очистил юное лицо от пыли. На белой кандуре расплылись кровавые пятна, почти неотличимые от красной почвы Ядовитого континента.
– Фейсал, мальчик мой, зачем ты это сделал? Зачем?!
– А вдруг… – прошептал юноша.
– Что? Я не понимаю…
На лице Фейсала вдруг появилась улыбка, когда он разглядел нечто за его спиной. Краем глаза Марпе успел заметить, как нэтс склонил длинную золотую шею в глубоком поклоне.
– Все будет хорошо, – бормотал Амин, гладя Фейсала по голове. Он не обернулся и упустил доказательство разумности нэтса. – Я верну тебя домой.
– Нет, – неожиданно твердо, явно из последних сил, произнес Фейсал. – Я хочу… чтобы меня похоронили здесь. Хочу быть частью земли, куда принес проклятье. Амин, ты должен вернуться и рассказать… рассказать правду.
Это были его последние слова. Сердце Фейсала продолжало биться еще несколько минут, а потом и оно замолчало.
Амин едва сдерживал слезы, когда читал молитву над телом и когда они хоронили юношу у входа в пещеру. Позже Марпе рассказал ему свою историю, проинструктировал насчет действий на Земле и со спокойным сердцем наблюдал, как самолёт исчезает в горчичных облаках.
Неважно, сумеет Амин убедить людей в разумности нэтсов или нет. Теперь Марпе не сомневался в своей правоте, и эта уверенность придавала сил его немолодому телу. Закинув винтовку Дахла и полный рюкзак патронов за спину, он покинул пещеру и по красной равнине направился к спиральному холму, поднимающемуся из-за горизонта.
Александр Сордо
Теорема бродячего пса
Лето в этом году было паршивым. Не таким паршивым, как зима, но я проклял всё на свете, когда меня назначили в бессрочную командировку во Псков. Выдали квартиру на Октябрьском через дорогу от Детского парка, в пяти минутах пешком от научного центра. На первом этаже. Это для Нины. После аварии стало иначе никак.
Оклад, конечно, подняли. С секретностью стало уже не так строго. Ещё и билеты зачем-то выдавать начали каждую неделю: в кино, театры, на экскурсии. Только вот любоваться древними красотами Кремля мне не хотелось и даром. Да и кому бы захотелось, если б его перевели в чёртов Псков?
А задачку поставили такую, что правнукам останется чем заняться.
Когда по весне начали поступать сообщения об аномальной активности по всему Пскову, всё Бюро встало на уши. Таких масштабов сбои ноосферы не достигали ещё никогда. Шутка ли – целый областной центр превратился в сплошную аномалию.
В марте прошли кислотные дожди, разъедая краску на крышах автомобилей и оградах тротуаров. Тогда все удивились, но решили, что всему виной промышленные выбросы. Даже в Бюро не все верили, что дело пахнет аномалией.
В апреле все деревья в Ботаническом саду ожили и пошли по улицам. Перекрыли движение, затоптали несколько бедолаг, выбили стёкла домах, а в конце вывалились на набережную и утопились в реке Великой. Началась паника. Секретность полетела к чертям.
А дальше – больше. По всему городу людям стала мерещиться всякая дрянь. Кто-то видел собаку величиной с автобус, бежавшую по Троицкому мосту. Кого-то избил уличный фонарь. Нет, правда. Я знаю, что Псковская область – самый пьющий регион. Это было при свидетелях.
Всё чаще видели, как вдоль кремлёвской стены у слияния Псковы и Великой кто-то ходит по воде. Издалека не видно, в бинокль не разглядеть – картинка затуманивается. Разобрать удаётся лишь смутную фигуру в чёрном плаще.
В мае на археологических раскопках у старой котельной из земли вылезла огромная сколопендра метров двадцать в длину. Археологи кинулись врассыпную, порушили отвалы, затоптали артефакты, сшибли разметку раскопов. Сколопендра тихо ушуршала лапками через стену и – тоже утопилась в Великой… или спряталась?
А потом началось. Ноосфера корёжила пространство и давала нам прикурить как никогда. Сообщения об сверхъестественных происшествиях посыпались одно за другим.
В окно некоей квартиры каждый вечер заглядывает смеющийся голый человек. Он тычет в хозяев пальцем, скалит кривые зубы, гладит ладошкой дряблый живот. Квартира находится на шестом этаже.
В июне на стенах дома на улице Горького за одну ночь появляется психоделическая роспись в духе «Герники» Пикассо, только страшнее и кровожаднее. Роспись закрашивают, на следующее утро она возникает вновь. Только теперь на ней нарисованы люди с вёдрами и кисточками – и этих людей поедает огромный чёрный пёс. Лица людей искажены в ужасе.
В некоторых квартирах портятся продукты, едва их проносят через порог – жильцам приходится есть на улице.
Всё чаще машины, компьютеры, таксофоны и даже велосипеды внезапно оживают и нападают на людей: то изобьют, то покусают, то съедят.
А дрянь, что мерещится повсюду, ведёт себя непредсказуемо. Иногда наносит увечья, а иногда растворяется в сумерках, оставляя очевидцев с вопросом: оно ещё вернётся?
Жители покидают город в спешке. Кто-то остаётся и пытается жить на насиженном месте, стараясь игнорировать происходящее. Люди ходят, вжав головы в плечи.
То и дело наезжают репортёры и туристы-экстремалы, но после череды несчастных случаев иссякает и этот поток недосталкеров.
На детских площадках не видно детей. Льют дожди. Растёт преступность – любое убийство легко свалить на появившихся из ниоткуда призрачных тварей с глазами, горящими адским огнём. Стало больше самоубийц – пошла мода бросаться в Великую с моста в поисках ответов. Город напоминает дождливый и серый Чикаго из западных гангстерских фильмов, что крутят в кино по выходным.
Сюда-то меня и назначили. Не оперативника, а учёного, специалиста по ноосфере – одного из многих тайных исследователей паранормального, поженивших мистику и науку. Итак, от меня потребовали найти причину этого аномального всплеска. Обещали премию. Дали квартиру в центре, в двух шагах от Бюро и на первом этаже – чтобы легче было выкатывать коляску с женой-инвалидом.
* * *
Мы сидели с Серовым в кабинете и пялились в стену. Это мы так работаем обычно. На стене – фотографии, вырезки из газет, распечатки с показаниями приборов, стикеры и наши криво набросанные цветными карандашами схемы. Всё перевязано нитками, нихрена не разобрать. Да, как в кино про детективов. Только вместо крутых детин в шляпах и пальто – я и Лёша Серов. В посеревших рубашках, с криво повязанными галстуками и пожелтевшими от табака ногтями.
Кажется, только Серов чувствует себя здесь вполне хорошо. Серов на выходных гуляет по Кремлю и смотрит сквозь бойницы, как шагает по воде чёрная фигура. Серов пропускает вечерами пару кружечек в пивной. Серов знакомится с девушками, защищает их от призрачных собак и злобных велосипедов. Серов пьёт кофе с булками, редко ночует один и верит с неистребимым оптимизмом, что мы найдём у всей этой чертовщины и причину, и систему. И даже устраним.
– Слушай, к нам тут вчера новенькую перевели, – бросил он, закурив.
– Только этого не хватало. – Я демонстративно закатил глаза.
– …зовут Юлия. Специалист по фантомам. Молодая, красивая. Без кольца.
– И?
– Ты же к гидрологам без меня съездишь? Я тут с Юлией расчёты не закончил…
Я кисло поглядел на него. Он тихо посмеялся. Сидел и курил, стряхивал в переполненную пепельницу и пялился в стену. Стена не двигалась.
– Мне всё не даёт покоя эта тень на реке, – Серов поскрёб гладковыбритую щеку. – Фантом этот.
– Не фантом. Мы же пробовали в него стрелять. Пули насквозь не проходят, отскакивают. Просто ему на них по барабану.
– Да, но когда подплываешь – растворяется. Как фантом.
– И верно… М-мать его в душу, да что он такое?!
Серов раздавил окурок, отряхнул пальцы. Мне казалось, я слышу, как работает его мысль. Наконец, он повернулся. Смутная идея пробивалась сквозь задумчивый прищур.
– А если класс «Толстяк»?
– Мелковат, – фыркнул я.
«Толстяки» заводились обычно в тоннелях метро, заброшках и дремучих деревнях. Огромные твари, зомбирующие людей волнами пси-излучения. Таких подрывали специально обученные оперативники в специальных защитных шлемах. Как это недавно было с Ховринкой.
Только вот культистов и других идиотов с жертвоприношениями во Пскове пока не замечали.
– Погоди. А если он как айсберг? Может, под водой его туша? Этот свой чудо-отросток он высовывает, а когда кто-то приближается – ну, не знаю, распыляет его как-то, чтоб не оттяпали. Как хвост у ящерицы, только на молекулы…
– Твою ж медь! – Я вскочил.
Если в глубинах Великой действительно завёлся «Толстяк», то это может объяснить… да примерно всё. В том числе, почему аномальный эффект работает только в границах города, а в особенности – центра. А мы-то грешили на реку, у нас уже все гидрологи в мыле – где они только пробы ни брали!
Серов взъерошил волосы, обычно прилизанные до блеска. В глазах его воспылал лихорадочный огонь. Лёха сунулся к стационарному телефону на столе.
– Ты куда? – спросил я.
– Так ведь… наверх же. У нас тут такого сканера нет, чтоб его ультразвуком прощупать. Сейчас закажу, пришлют на неделе – мы его мигом нарисуем. Как одну из моих французских женщин.
– Каких нахе… А, ладно. И что дальше?
– Эвакуируем всех и оцепим Псков, чтоб никто не совался. Придётся, конечно, новую партию данных рассекретить, ну что поделать.
– Как же, – хмыкнул я. – Сразу же полезут, экстремалы чёртовы. Как в Чернобыль.
– Как в Чернобыль, говоришь? – Серов недобро усмехнулся. – Тогда боеголовкой и приложим. Кремль только жалко будет.
– Да знаешь, не особо.
– Быдло ты, Костя.
– Сам дурак.
На том и порешили.
* * *
Из-за суеты с заявкой на новый сканер мы с Серовым задержались дотемна. Но несмотря на это, домой я пришёл в приподнятом расположении духа – впервые за месяц. В гостиной горел ночник. Я разулся, скинул пальто, выглянул в окно на кухне. Фонарь во дворе светил тепло, рыжевато. Полосатый кот подбежал, потёрся об него боком, вытянулся метра на полтора и обвился змеёй. Я отвернулся.
Вошёл в гостиную – увидел Нину, читавшую книгу в кресле. Нина подняла глаза – осторожно, виновато. Я вздрогнул, едва не растеряв всё настроение.
Каждый раз.
Этот взгляд у неё появился после аварии. Даже нет – после того, как её выписали. Я ухаживал за ней, ввинтил поручни по всей квартире, помогал забираться по ним в ванну, в туалет, перетаскивать ставшие чужими ноги на кровать. Сперва она часто плакала, когда я хватал её под мышками, как учили в больнице. Когда укутывал одеялом сухие колени.
Потом в ней что-то закостенело. Она не разрешала мне готовить, всегда делала это сама. Сказала, что у меня всё равно плохо получалось. В ней крепла, вкручиваясь в душу, эта странная одержимость, о которой она лишь однажды проговорилась.
Не быть обузой.
Постепенно окрепли мышцы рук, выработалась сноровка. В пальцах Нины появилась стальная сила. Теперь я просыпался от боли, когда она стискивала ночью моё запястье – и успокаивал её, разрыдавшуюся от ужаса посреди глухой бессонницы. На моей руке оставались синяки.
Я бы хотел сказать, что Нина привыкла. Но к этому привыкнуть нельзя. Пришлось удалить и уничтожить все фотографии, где мы с ней были запечатлены в изящных пируэтах танго. Выбросить все её шикарные туфли. Продавать она не хотела. Гордая.
Лишь одно фото я оставил. Украдкой унёс на работу и поставил в рамочку на рабочем месте. Наша первая встреча: Новый Год, гуляет всё Бюро, сначала утренник для детей сотрудников, а вечером – корпоратив для взрослых. Мы работали на разных этажах и познакомились там, у блестящей шариками ёлки, в цветастом полумраке вечеринки. Уже и не помню, кто нас тогда заснял: я в элегантном костюме с растрёпанной копной волос поддерживаю Нину за бёдра, а она опирается мне на плечи и выпрямляется стрелой, согнув одно колено. И цветастые пятна гуляют по моему распахнутому пиджаку и её открытым ногам. Сильным, красивым ногам.
– Костя, всё хорошо? – спросила Нина тихо.
– Да, – встрепенулся я. – А что?
– Ты какой-то странный.
Я улыбнулся. Присел на пол рядом с креслом, поцеловал жену в сгиб локтя и поднял глаза.
– Кажется, мы нашли решение. Пока проверяем, но гипотеза очень правдоподобная. И если всё выгорит…
Она вытянулась, затрепетав. Нерешительная улыбка тронула губы. Нина погладила меня по голове и с нежностью произнесла:
– Всё закончится?
– Всё закончится, – отозвался я. – Мы уедем, мне дадут безумную премию, сделаем операцию, потом реабилитируешься, и мы будем танцевать, и… И знаешь, на остатки этой премии купим новые туфли. Десять пар. Самых лучших. Каждый день новые, чтобы…
