Невидимка

«Да, надо закончить», – пробормотал он себе и бросил взгляд на стол. Столешница была почти идеальной: узорчатые прожилки сосны переливались в тусклом свете лампочки, и даже Макар, с его особенным чувством прекрасного, ощущал какую-то гордость за своё умение.

Он отложил тряпку и вздохнул. Где-то под слоями сегодняшней тоски его терзал вопрос: сколько ещё таких столов сможет создать он сам? Совсем недавно по городу поползли слухи. Будто бы Макар планировал передать своё многолетнее мастерство внуку. Но реальность складывалась куда прозаичнее. У него давно не было ни семьи, ни близких друзей, с которыми он мог бы обсудить свои мысли или, наконец, выпить стакан-другой водки за душевным разговором. Всё, что осталось, – это мастерская и бесконечная работа.

Но в далекой молодости, всё начиналось иначе. В детстве мальчишка самозабвенно наблюдал, как отец разбирал старую «Победу» во дворе: запах бензина, звук мотора и даже смазанные руки казались магическим ритуалом. В двадцать лет Макар записался в секцию автоспорта при ДОСААФ (Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту в советские времена играло важную роль в жизни молодёжи. Это была не просто организация, а настоящая кузница кадров: от профессиональных военных авиаторов и связистов до будущих мастеров спорта, инженеров и гонщиков. Для многих парней и девушек ДОСААФ стал той искрой, которая зажгла в них страсть к технике, скорости и состязаниям).

Это был период, когда энергия и азарт кипели в жилах, а желание испытать мир на прочность подгоняло его к новым свершениям. Первый день в секции запомнился надолго. Вокруг всё было новым и неизведанным: автомобили, инструменты, схемы и чертежи, а главное – наставники, которые жили этим делом. Так судьба свела Макара с Рамилем Рашидовичем Хайрутдиновым. Для него мужчина стал не просто преподавателем, а вторым отцом, жизненные уроки которого он потом не раз вспоминал. «Упорный труд, помноженный на любовь к делу, способен творить чудеса», – часто повторял сам себе Макар слова Хайрутдинова.

Вторым ключевым человеком для Макарова стала его будущая жена – Елизавета: белолицая, с ярким румянцем да с лёгким нравом. Их роман завязался со стремительной искры, которая молниеносно разожгла и поглотила влюбленные сердца. С её легкой подачи Макар решил продолжить семейное столярное дело и быстро осознал, что нашёл не только источник дохода, но и настоящее призвание. Каждый новый предмет, созданный из, казалось бы, безжизненной древесины, был для него вызовом, подарком миру и одновременно доказательством собственных возможностей

Однако в 1987 году семейное счастье, словно ветхий дом, полетело под откос. Елизавета, уставшая от того, что её супруг начал терять себя, взяла ситуацию в свои руки. Она настояла на том, чтобы Макар сходил на так называемую «кодировку», пытаясь вернуть его к нормальной жизни. Но их любовь закончилась, как только действие кодировки сошло на нет. Сейчас, в начале девяностых, когда мир рушился под нахлынувшей чрезмерной свободой, Макар позволил себе уверовать, что от него, как от старого соснового пня, уже мало толку. Впрочем, вседозволенность, подаренная началом новой эпохи, сыграла с ним злую шутку. Теперь можно было пить без боязни: ни государство, ни бывшая жена больше не мешали.

Его деревянный дом, старый, но крепкий, стоял в окружении высотных новостроек и казался нелепым анахронизмом в мире стекла и бетона. Но Макар наотрез отказался менять уютное родное жилище на серую халупу в «человейнике». Соседи много раз спрашивали, почему он не уступил место прогрессу, но мужчина махал рукой и отвечал: «Да разве родной угол стоит менять на тесную клетушку? Здесь мои корни, мой воздух, мои воспоминания».

В отличие от большинства жителей высоток, Макар не гонялся за удобствами. Он пил чай из эмалированного чайника, чьи облупившиеся бока давно просились на пенсию, топил баньку дровами, радуясь, как ребёнок, треску поленьев и запаху нагретого дерева.

Обычно уже на третий-четвёртый запойный день улица у дома Макара значительно оживлялась. Соседи с интересом поглядывали на его двор, где он сидел на старой лавке в семейных трусах, но в головном уборе, и пел русские народные песни, чаще всего «Ой, мороз, мороз». Сегодня его любимая суконная кепка сбилась набок, а на губах играла едва заметная улыбка.

– Что, Егор, отдыхаешь? – с усмешкой спросил дядя Коля, проходя мимо с полным мусорным ведром.

Макар поправил кепку, махнул рукой и ответил рифмой:

– Вот сижу отдыхаю, да жизнь свою изучаю!

Николай засмеялся, а его жена Нина, вытряхивая видавшую виды ковровую дорожку у забора, подтрунила.

– Это у него природа такая, понимаешь? А не будь его, так и скучно бы стало!

Хозяин крикнул: «Входи, раз пришел».Под вечер, когда солнце почти закатилось, и в доме разлился теплый ламповый свет, наружная лестница испуганно заскрипела, словно разбуженная чьими-то шагами. Раздался осторожный стук.

Эмиль вошел в небольшую комнату, затянутую едким папиросным дымом, словно еле видимой завесой. В воздухе пахло табаком, старым деревом и выветрившейся самогонкой. За тяжелым дубовым столом, в одной майке, сидел Макар. Его широкие плечи лениво покачивались от дыхания, а перед ним стояла причудливая композиция из бутылок – больших, маленьких, узкогорлых, пузатых, и даже гранёных. Всё это богатство казалось расставленным по его неведомой логике, как фигуры на шахматной доске.

Хозяин глубоко затянулся папиросой, выпустил едкое облако сероватого дыма, устремил взгляд в туманное пространство и, наконец, прорычал:

– Как тебе? Мировая шахматная партия!

Хайрутдинов растеряно остался стоять у двери. В первые минуты своего оцепенения он вообще не понял, что Макар задумал, но затем сцена обрела для него странное очарование. Хозяин решительно водрузил рядом с бутылкой из-под шампанского почти опустевшую прямоугольную четушку «Столичной». Так он двигал свою «королеву».

– Мировая? – спросил Эмиль и шагнул в комнату.

– Да-а-а-а, – протянул Макар. – Ладья – вот она, «Русская» с красной полоской. Конь – «Портвейн 777» в стекляшке с жёлтой этикеткой. А где мой король? – он вдруг отвернулся к окну, заметил бутылку спирта «Royal» на подоконнике, который больше годился для протирки оптических приборов и розжига каминов, чем для внутреннего потребления, и радостно поставил её в центр «доски».

Хайрутдинов присел на край старого, продавленного диванчика и облокотился на стол, заворожённый этой комичной сценой. Макар, энергично размахивая руками, строил новые ходы. Казалось, его увлечение достигло какого-то детского энтузиазма, вырванного из реальности маленького, задымленного мирка.

– Слушай, давай выпьем за твоего отца. Мировой был мужик. Если бы ты знал, как я его уважал, – протянул столяр.

–Хорошо, – поддержал Эмиль. – Только немного плесни, мне нужно брата встретить.

–Ты меня уважаешь? – резко спросил Макар. – А ну, отвечай быстро и не раздумывая.

– Егор, да ты что, конечно уважаю.

–Тогда пей со мной на равных, – приказал Макар, взял с подоконника второй стакан, дунул в него, чтобы выветрилась пыль, и разлил остатки водки в две ёмкости.

Хайрутдинов сделал глоток и незаметно спрятал стакан за пузатой бутылкой. Макар отвернулся, вдохновенно захохотал, резко отодвинул стул, схватил с угла гитару и заиграл. Струны под его пальцами ожили, то ли заплакали, то ли засмеялись. Он пел что-то несуразное, но задушевное, как всегда своё.

Эмиль смотрел на него с лёгким недоумением. Но и ему, после нескольких минут, захотелось каким-то образом включиться в это затянувшееся пьянство. Поэтому он решительно взял с края стола «ферзя», напал на «короля» и с непроницаемым выражением заявил:

– Шах.

Макар, не сдержавшись, хохотнул так, что задребезжала посуда на полке старенького серванта. Звук гитары смолк. Он почесал затылок и с уважением произнес:

– Мда-а-а-а… какой ты шустрый, а, сосед.

Хайрутдинов вкрадчиво улыбнулся, как человек, который понимал простые радости знакомых ему людей. Помолчав минуту, он слегка подался вперёд.

– Слушай, Егор, одолжи на часок свою машину.

Макар дернулся, слегка опешив.

– Ты шутишь? Её никому нельзя доверять! Да ты не понимаешь, это же моя девятка! – начал он, надувая грудь, и затараторил длинную, обстоятельную речь. – Это не просто машина, понимаешь? Это реликвия! – кричал он так сильно, что мелкие капли слюны разбрызгивались во все стороны. – Это же хэтчбек! Зачем ты хочешь его, а? Для чего? Ты знаешь, что двигатель у неё прошёл уже больше ста тысяч, но работает как часы? Знаешь, сколько нервов ушло, чтобы эту коробку на ходу сохранить? За руль моей ласточки может сесть только такой человек как я, с руками инженера и душой поэта! А ты кто вообще такой? – Макар ткнул корявым указательным пальцем в грудь соседа.

– Подожди, подожди, это же я, Эмиль. Ты мне не доверяешь?

– А где твой жигуль? Мы же его делали в прошлом месяце.

– Да, только он опять встал, а мне сегодня нужно Камиля забрать. Он ночью с конференции приезжает,– Хайрутдинов привстал, словно для большей убедительности. – Мне всего на час.

Пьяный Макар глянул на бутылки-шахматы, потом на облезлую гитару и обратно на Эмиля.

– Ладно, бери.

– Я мигом.

Мужик почесал затылок ещё раз, покрутил голову, и, наконец, махнул рукой.

– Ну, чёрт с тобой. Только смотри…если что случится – ты меня знаешь….

Эмиль рассмеялся, встал, хлопнул Макара по плечу и протянул ладонь:

– По рукам.

Вернувшись домой с заветной бутылкой, Макар уже забыл о том, как странно стояла машина.Ближе к полудню следующего дня Макар, слегка протрезвевший, окинул помутневшим взглядом свою машину, стоящую у забора. На первый взгляд всё выглядело вполне обычно. И всё же что-то было не так. Осознание пришло быстро – автомобиль, обычно скромно стоящий передним бампером к дому, в этот раз стоял наоборот. «Странно», – подумал Макаров, «Избушка, избушка, а ты почему ко мне задом стоишь?» – пробормотал он вслух, чего, кстати, никогда за собой не замечал, если был полностью трезв. Минутное замешательство сменилось легкой ухмылкой. Ему вспомнилось, как вчера появилась идея «поехать за добавкой». Эта мысль, вероятно, на тот момент показалась ему потрясающей, а главное – абсолютно осуществимой. Но сейчас, осмысливая увиденное, Макар не мог с уверенностью сказать, чем закончилась эта поездка. Он проверил карманы, заглянул в салон машины и даже пытался вспомнить, где ключи. В голове же всё отчётливее стучала другая мысль: «Опохмелиться». Забыв на время о странностях парковки, Макар осторожно направился в сторону магазина. С каждым шагом он понимал, что привычное лекарство в виде бутылки какого-нибудь крепкого напитка способно расставить всё по своим местам. «Подумаешь, сел вчера за руль… Главное, что доехал», – успокаивал он себя. Хотя в его сознании оставался маленький голос, напоминающий, что это могло закончиться не так радужно.

Глава 3. Авария

Первые летние дни выдались жаркими, с бессонными, знойными ночами. Воздух казался густым, насквозь пропитанным ароматом цветущего барбариса и горячего асфальта, еще неостывшего после солнечного дня. Эмиль сидел в автомобиле перед домом Елены, окруженный чернильной темнотой. Подъездная дверь открытая настежь, словно раскрывала сокровенные тайны, что таились за бетонными стенами. Одинокий фонарь у подъезда, будто единственный свидетель внезапно подошедшей ночи, тускло освещал всё вокруг. Его матовый рассеянный свет отчаянно боролся с темнотой, но битва была не равна. Невыносимая липкая духота заставила Хайрутдинова опустить окно. Он курил уже четвертую сигарету подряд, надеясь, что ментоловый дым упорядочит спутанные мысли. Но легче не становилось. Мужчина наблюдал за нужным ему окном, но свет не горел. Видимо, никого не было дома, а может, домочадцы уже спали. Часы тянулись медленно, и с каждой ускользающей минутой Эмиль всё больше осознавал, что Евгения не уехала из города. Она была здесь. Где-то совсем рядом.

Часы убежали за полночь. Запас терпения иссяк, поэтому он уехал домой. Эмилю показалось, что он целую вечность ворочался в постели, пока мысли одна за другой роились в голове, как назойливая мошкара на летнем водоёме под вечер: «Наблюдай за мелочами, и они расскажут тебе обо всем мире и о каждом человеке в частности». Не выдержав, Эмиль встал и, взглянув на циферблат, понял, что прошло лишь несколько часов с момента, как он уехал. Едва первые, редкие всполохи рассвета пронзили ночное небо, Эмиль окончательно понял, что оставаться в этом состоянии бессмысленно. Хайрутдинов сполоснул лицо холодной водой, схватил ключи и уже через полчаса снова оказался перед домом Елены. В бардачке он нашел старую дурацкую кепку Макара, из дома захватил солнцезащитные очки. Взглянув на себя в отражение, он увидел небритого, осунувшегося незнакомца, и слегка ему улыбнулся.

На этот раз ему повезло. Короткий ночной дождь оставил за собой не только мелкие зеркальные лужи, но и живительную свежесть, поэтому ждать оказалось гораздо легче. Да, порой холодное спокойствие во время томительного ожидания сменялись минутами тревоги: «Если я ошибаюсь? Вдруг она никогда не появится, а я гоняюсь за призраком?» Но Эмиль гнал от себя пессимистичные мысли.

Примерно через час, стрекотание кузнечиков, лениво разрывающее летнюю дрему, внезапно оборвали звуки тяжело урчащего мотора. Казалось, что тёмно-зелёная «Лада» сопротивлялась любому желанию водителя двигаться вперёд. За рулём автомобиля сидел крепкий, немного полноватый рыжеволосый мужчина, который сразу бросался в глаза ярким цветом волос и уверенностью в движениях. Хайрутдинов его узнал мгновенно – это Денис, брат Елены, рожденный от первого брака их матери. Анна Ивановна, скромная, умная женщина страдала частичной потерей зрения на фоне перенесенного инфекционного заболевания в детстве. Она работала в Обществе слепых, добиваясь профессионального признания и находя утешение в помощи другим. Но её страх одиночества, порожденный чувством собственного несовершенства, подталкивал к сложным, неоднозначным решениям. Первый муж Яков Забродский – мужчина строгий, но справедливый тепло относился к сыну, пытаясь быть для него и отцом, и наставником. Но брак продлился недолго. То ли различия в характерах, то ли невидимые трещины в отношениях привели к разводу. Через несколько лет бывший муж скончался от сердечного приступа.

Спустя несколько лет одиночества, за ней стал ухаживать мужчина из соседнего дома. Георгий Захаров – человек тонкого ума, учёный с блестящей репутацией, приезжал из Казани к своим родителям достаточно часто. Для Анны он стал героем сложного романа, построенного на надеждах и, как оказалось позже, иллюзиях.

Анна была наивной и доверчивой, поэтому с головой окунулась в чувства, веря обещаниям Георгия о совместной жизни. Для неё перспектива переезда в Казань была настоящей мечтой: там могло быть будущее для её сына, её самой, там открывались новые горизонты. Но Георгий был женат, и его слова о разводе оказались пустыми утешениями, продиктованными, возможно, минутным увлечением, но никак не серьёзным намерением. Мимолётные встречи и редкие письма не могли стать основой для настоящей любви, однако Анна отчаянно верила и ждала.

Рождение дочери стало и счастьем, и испытанием для Анны. Георгий почти исчез из её жизни, появившись лишь спустя три года. Он признал девочку, названную Еленой, и начал оказывать материальную поддержку. Но настоящей любви и близости между ними так и не случилось. Анна была вынуждена сама справляться со всеми трудностями, растить дочь и искать в себе силы идти дальше. Только одиночество стало для нее самым постоянным спутником.

Когда спустя два десятилетия родители Георгия резко ушли из жизни один за другим, академик, возможно, окончательно почувствовал угрызения совести или понял, насколько сильна была преданность Анны. Он совершил неожиданный и, по мнению многих, благородный поступок – переписал родительскую квартиру на Елену. Это стало своего рода актом признания и искупления за годы невнимания и несбывшихся надежд. Для Анны же это был жест, который напомнил ей, что её жертвы не остались совсем незамеченными.

Родившийся в первом браке Денис рос непростым ребенком. В его характере переплетались такие противоречивые качества, как доброта и грубость, чувство долга и внутренний протест. Появление сестры Елены через 7 лет лишь добавило сложности. Леночка росла мягкой, мечтательной девочкой, будто из совсем иного мира. Поэтому их детство было наполнено контрастами: играли вместе, но нередко спорили, веселье сменялось непониманием. Прозвища, подаренные детским окружением, «Верзила» и «Кнопка», лишь подчёркивали невидимую дистанцию между ними.

Денис повзрослел, поступил в военное училище, где столкнулся с трудным для себя периодом. Курсанты с лёгкой насмешкой дали ему кличку «Чак Норрис», которая скорее служила отражением его яркого образа и не всегда покладистого характера, чем истинным уважением. Среди его сверстников был и Эмиль, с которым отношения не заладились с самого начала. Ситуацию осложнила личная неприязнь между Денисом и Эмилем, которая вспыхнула из-за Софии. Она нравилась обоим, но их подходы к общению с ней были совершенно разными. Денис, прямолинейный и искренний, предпочитал действовать открыто, тогда как Эмиль, более изворотливый, пытался завоевать её симпатию с помощью хитрости. Эта невидимая дуэль усиливала напряжение, превращая простое соперничество в настоящую борьбу характеров.

Стекло опустилось, и на пассажирском сиденье отчетливо проявилась она. Женя. Её бледное сонное лицо слегка оживилось от первых солнечных лучей. «Так вот ты у кого пряталась!» – в сердцах шепнул Эмиль, теряя самоконтроль, – «Как же я сразу не догадался, болван!» Ему захотелось рвануть к машине, выйти, устроить скандал, посмотреть ей в глаза и спросить: «Как ты посмела? Что ты себе позволяешь? Почему?» Но он сдержался. Месть – это блюдо, которое должно подаваться холодным.

Тем временем из подъезда выбежала Елена. Она огляделась по сторонам, подошла к машине, перекинулась парой слов с Женей, судя по жизнерадостной улыбке, что-то шутливое сказала своему брату. Несколько минут они переговаривались, до Хайрутдинова доносились обрывки фраз: «молодец….выстояла…новая жизнь…пиши». Подруга крепко обняла Евгению, поцеловала её в щёку и помахала на прощание. Девушка подняла стекло, как по команде «Задраить люки, отдать швартовы», и автомобиль медленно, без спешки, будто времени было вдоволь, а каждое прощание – это век, тронулся в путь. Эмиль приготовился и, как только они свернули к выезду из города, включил двигатель. Он держал дистанцию, следуя на достаточном расстоянии, чтобы его ВАЗ не привлекал к себе внимания.

«Лада» уверенно мчалась вперёд, рассекая густое, пахнущее травой зыбкое марево. Летние утренние часы обладают особым очарованием. Шоссе пусто, воздух свеж, ярко-оранжевый свет заливает бескрайние просторы дороги. Денис держал руль небрежно, одной рукой. Другую он то и дело клал на подлокотник, исключая всякую суету. Машина слушалась его идеально, а дорога, совершенно пустая, казалась нерушимой границей между прошлым и будущим.

– Ты надолго в Казани останешься? – спросил Денис, повернув голову к Евгении.

– Скорее всего. Город большой, затеряться легко. Да и с работой гораздо легче, – ответила Женя, пытаясь скрыть нервозность. Неуверенность и тревога улавливались в её голосе, но она старалась быть сильной. Меньше всего девушка хотела показывать слабость.

– А почему к родителям не захотела вернуться? – задал прямой вопрос Денис.

– Во-первых, не хочу посвящать родных в свои проблемы. Они начнут жалеть меня, а я это терпеть не могу. Во-вторых, Эмиль очень умный и хитрый человек. Он сразу поймет, что я уехала к ним. Поэтому, в-третьих, не хочу подвергать их лишнему стрессу.

– Ну, не знаю, чего ты его боишься. Разведитесь по-хорошему и живите спокойно, – предложил парень, не понимая всей серьезности ситуации.

– Если бы всё было так просто, я была бы счастлива, – едва слышно, но с горькой усмешкой ответила Женя. – Я только со временем поняла, в какую змеиную клоаку я попала.

– Да ладно тебе, не сгущай краски. Я учился с Эмилем в училище. Скажу честно, друзьями мы не были. Но вот отец у него, царствия ему небесного, классный мужик.

– Я и не сгущаю, поверь. К сожалению, я не застала Муслима Рашидовича живым, когда познакомилась с Эмилем, поэтому ничего хорошего или ничего плохого сказать о нем не могу. Кстати, у тебя есть знакомый юрист? Мне нужно начинать бракоразводный процесс.

–Надо вспомнить, подожди….у Ленки есть…вроде Василисой зовут…я у нее спрошу.

–Хорошо, спасибо.

В зеркале заднего вида Денис заметил две яркие точки – автомобиль с включённым дальним светом, начал стремительно приближаться. Позади мчалась вишнёвая «девятка». Она резко пыталась уйти на обгон, но затем вдруг замедлилась и словно «прилипла» к корме «Лады». Водитель девятки, как будто играя в нервную игру, время от времени подъезжал ближе, ослепляя светом фар и вызывая у Дениса раздражение.

– Господи, откуда такие раздолбаи берутся? И ведь рожает их кто-то. Купят права, мать их ети, а потом за руль садятся, – такое поведение могло бы насторожить внимательного водителя, но Денис лишь скривился, считая это очередной шалостью неопытного или безрассудного дурака.

– Мудила, – тихо добавила девушка, слегка нахмурившись.

На горизонте дороги внезапно вырос силуэт медленно ползущего грузовика. Участок трассы начинал расширяться, но сложный изгиб дороги ограничивал видимость. Тем временем «девятка» предприняла ещё одну попытку обгона. Неожиданно водитель «Лады», пытаясь держать скорость, понял, что «девятка» слишком близко. Внезапно она оказалась на встречной полосе, почти поравнявшись с ними. Ситуация напоминала страшный сон, где все движется, но время тянется невыносимо медленно. Водитель грузовика, который неспешно ехал навстречу, вдруг увидел хаос на своей полосе. Зеленая «Лада» пыталась уйти от столкновения, но «девятка» внезапно дернулась обратно на свою полосу и… произошло то, что невозможно предотвратить. Мгновение тишины сменилось оглушительным грохотом металла. «Лада» потеряла управление, её кузов искорёженный ударом, отлетел с дороги, перевернулся несколько раз и рухнул в глубокий кювет.

Грузовик, проехав полсотни метров, останавливается на краю своей полосы. Водитель, ошарашенный и потрясённый, сидел без движения, навалившись на руль, издавая беспомощный, тягучий звуковой сигнал клаксона, словно крича о случившейся беде.

Вишневый автомобильостановился на безопасном расстоянии. На минуту могло показаться, что водитель готов ринуться на помощь, но он лишь сидел за рулём, просто разглядывая то, что осталось от «Лады». Эта пауза, как вскоре стало очевидно, была вовсе не моментом раздумий о помощи. Убедившись, что никто из пострадавших не делает попытки выбраться из покорёженных машин, водитель ВАЗа вновь завёл двигатель и, двигаясь медленно, а затем всё быстрее, покинул место аварии. Дальний свет погас, словно автомобиль растворился в утренней дымке.

Проехав окольными путями и потратив на это около часа, Хайрутдинов оставил девятку у забора Макарова, вернулся домой и включил местный канал. Журналист с озабоченным видом говорил: «На данный момент на месте происшествия работают спасатели и сотрудники ГИБДД. Судьба водителя зелёной «Лады» и его пассажирки, оказавшихся в обломках автомобиля, остаётся неизвестной, как и состояние водителя грузовика, который находится в шоковом состоянии. Однако самый острый вопрос – личность и уход с места аварии водителя вишнёвой «девятки». Его действия требуют глубокого расследования и оценки с точки зрения закона. Ведь именно он мог предотвратить роковой исход».