скачать книгу бесплатно
– Все готово, быстро и без хлопот, – сказала я себе вслух и подумала: «Мыться я бы здесь не согласилась, все же это стайка, фу».
Возле скамейки на полу лежал небольшой деревянный щит. Отец принес тазик, ведра с холодной водой и подкинул угля в печь.
Баня была готова, и вода согрета кипятильником. Баб Маруся медленно вошла в свою баню, а я за ней, неуверенно и нехотя. Внутри стало душно и жарко. Я помогла раздеться бабули и сложила белье на табурет. Она села на скамью и глубоко, с удовольствием вдохнула жар. Видно, она любила баню. А мне, одетой, становилось очень жарко – лицо покраснело и на спине выступил пот.
– Да, жарковато, – сказала я, вздыхая.
Тогда моя подопечная, погруженная в свои мысли, отвлеклась и обратилась ко мне:
– А ты, Ольга, иди на улицу. Я справлюсь.
– Точно?
– Да, ступай, а то запреешь.
Я вышла в свежую, волнующую ветром прохладу и облегченно вздохнула. Отец ходил по огороду и вырывал большую траву. После дождей она росла очень быстро.
«Опять придется тяпать да окучивать» – подумала, с сожалением я.
– Ольга! Ольга! – крикнула баб Маруся из стайки-бани.
– Иду! Иду! – я набрала побольше воздуха и зашла внутрь.
– Потри-ка мне спину.
– Конечно, – я согласилась, взяла из ее рук намыленную мочалку и стала тереть ее спину, как она любит.
– Ничего, ничего, три шипче, – повторяла она.
– Да я тру, тру.
– Так. Иди опять на улицу.
Я вышла. Баб Маруся мылась всегда подолгу, тщательно терлась мочалкой по два-три раза (зачем – я не понимала). И моим удивлениям не было придела – так долго да при такой жаре, с ее давлением.
Прошло еще несколько долгожданных минут, а бабуля все не кликала меня, и тогда я заволновалась – зашла внутрь. Она сидела с закрытыми глазами, не двигалась, а когда услышала скрип, вздрогнула и приоткрыла веки. Cтала потихоньку одеваться, и я ей помогла.
– Ой, слава богу! – вздохнула я, с облегчением.
– Как я намылась! – протянула хозяйка стайки-бани.
Раскрасневшаяся, с мокрым лицом вышла она на улицу.
Отец произнес: «С легким паром!» и вошел внутрь стайки, открыв дверь – ему предстояла уборка.
– Пап, я домой пошла.
– Иди. Я сейчас тоже пойду.
– Баб Марусь, до свидания! – крикнула я вслед ей, но она не обернулась.
Дорогой мне размышлялось очень хорошо. И о чем небыли бы заняты мои мысли, в конце – концов все сводилось к одному – зачем мы живем и какие беспомощные станем в старости, если доживем.
На небе опять сгущались тучи, шелестела листва от ветра и где-то в лесу куковала кукушка.
«Может быть пройдет много лет, и я вспомню этот хороший день», – подумала я, заходя к себе в дом.
Осенью 1988 года мы переехали в поселок «П». Все у нас складывалось не плохо. Но меня всегда тянуло в поселок моего детства. Я скучала.
Я влюбилась. 1989 год
Мне было уже четырнадцать лет. И я была наивна, беззаботна, мечтала о большой чистой любви и думала, что она вот-вот придет, одурманит, затуманит мою светлую голову.
И она действительно пришла и принесла мне много радости, счастья, а потом огорчение и разочарование.
Случилось это в поселке «Щ», куда я летом приезжала погостить к своим бабушкам: Шуре и Маруси. Но жила я у семидесяти пятилетней бабушки Шуры, а бабушку Марусю навещала редко, так как она была не очень общительной, и, по моему мнению, стала совсем затворницей. Она по-прежнему часто болела и получала помощь от двух своих сыновей.
Заканчивался июнь. Я уже пять дней, как жила в небольшом уютном домике на краю леса, хозяйкой которого была маленькая, худенькая, но шустрая старушка, моя бабушка Шура. Она не знала покоя, всегда была в работе и в суете. Я же, по своей молодости, была ленива, любила больше посидеть и помечтать за кружкой чая или за тарелкой супа.
Спала я до десяти или до одиннадцати часов утра. Потом завтракала и уходила гулять в лес со своей подружкой Олесей. Красивый и ароматный хвойный лес пугал нас своей таинственностью. Мы бродили, болтали ни о чем. Я рассказывала Олесе о жизни в своем поселке, она о жизни у них; о своем несносном старшем брате, который болтается по ночам с друзьями; о мальчишках из ее класса, которые еще не доросли и озорничают, как дети.
Двенадцатилетняя Олеся сама в сущности была ребенком. Ее еще детское тело требовало веселья, игры. Она была ниже меня ростом на целую голову, по-прежнему пухленькая и с длинной русой косой чуть ниже пояса. Я часто наблюдала, как она, прежде чем закинуть свою не послушную косу назад, гладила ее, поправляла бантик, а потом бережно откидывала за спину, да так важно, точно говорила: «Видите, какая я красавица! Смотрите и завидуйте!» Я ей завидовала и думала, что, если бы у меня вместо жиденького хвостика была такая красивая и толстая коса, я бы ходила с высоко поднятой головой, и все бы девочки в нашем поселке на меня смотрели и удивлялись. Хохотушка Олеся на первый взгляд казалась беззаботной бездельницей. Но, когда ее мама заставляла что-нибудь сделать по дому, она беспрекословно и даже с радостью подчинялась. И я видела, с каким рвением маленькая девочка приступала к работе, как взрослая.
Веранду и крылечко Олеся мыла каждый день. Я помню, как однажды полил сильный дождь, и мы забежали на крыльцо в грязных сандалиях. Она очень разволновалась, увидев на окрашенных в темный цвет досках, следы.
– Надо срочно вымыть пол! – вскрикнула она.
– Но твоя мама придет не скоро, – проговорила я, не понимая подругу. – И отец тоже на работе до вечера. Да и брата нет.
– Ну и что, надо помыть пол, я не люблю, когда грязно. – Олеся забежала в дом и уже скоро возвратилась с ведром и тряпкой.
Она очень тщательно мыла, точно сама была хозяйкой этого дома.
Потом Олеся сказал, что у нее еще много дел, надо помыть посуду, убраться в комнатах и почистить картошку, так как мама может прийти раньше и будет не довольна.
А мне показалось, что я ей просто надоела, и таким образом она решила от меня избавиться.
Я еще немного постояла одна на мокром, но, чистом крыльце, подождала пока закончится дождь, а потом обулась и ушла очень грустная, думая только об одном: «Неужели она, двенадцатилетняя девчонка, действительно будет мыть посуду, убираться в доме и чистить картошку. Ладно, пол, а вот картошку и я чистить толком не умею…». Но, на Олесю я никогда не обижалась.
Мама у нас тоже была очень строгая, но, почти всю работу по дому делала сама, не надеясь на нас, дочерей: Варю и меня. Может быть, потому что на нас нельзя положиться. Единственное к чему нас мама приучила, так это наводить в своем шкафу порядок. Однажды она просто выкинула все вещи на пол и заставила все сложить стопочкой, при этом сердито произнесла: «Какие из вас
выйдут хозяйки, если я не приучу вас к порядку, бездельницы… И в кого вы такие ленивые. Я в вашем возрасте уже коров пасла и на покос ходила». А я представила, как наша мама пасет коров, косит сено, и мне стало очень весело. Но мама разозлилась еще сильнее: «Ты мне тут не ухмыляйся, а быстро собирай вещи». И мы с Варей нехотя взялись за дело, маленькая же сестренка Маша бегала на улице.
Баба Шура же относилась ко мне снисходительно, жалела меня. Правда пол в ее доме мыла я сама, без чьей-либо указке, а иногда наводила порядок в комнатах, от нечего делать. И когда приходила соседка, пятидесяти пятилетняя Августина, или просто Гутя, важная, хозяйственная, полная особа и, видя, как я убираюсь, говорила: «Вот помощница приехала, какая молодец!» Взгляд же у соседки был хитрый, высокомерный и мне казалось, что она думает так: «Вот нахлебница приехала к бабке, прибавила хлопот, хоть бы раз в огород вышла, лишь бы болтаться».
Как-то раз мы гуляли долго по поселку, потом прошлись по лесу. Кругом щебетали птицы, стучал где-то дятел, легкий ветерок обдувал мои распущенные темно-русые волосы. А Олеся бережно поправляла косу. Я была в красном ситцевом платье и в туфлях, а подруга в зеленом легком сарафане, на голых ее ногах красовались белые сандалии.
Хотелось развлечений, каких-нибудь шалостей, моя душа истосковалась.
Мы уже подходили к дому бабушки Шуры, как на высокой каменистой горе, которую мы все называли «Лысой», из-за отсутствия на ней травы, я увидела две мужские фигуры.
– Олеся, смотри, кто это? – спросила я.
– Не знаю, – ответила она. – Да они очень далеко, их трудно разглядеть.
– Давай подойдем поближе, – предложила я.
Мы подошли к подножию горы, где был хвойный лес, и спрятались за деревья. Но, видимо, были замечены, и парочка побежала с горы очень быстро по направлению к нам. Мы же поспешили к дому Олеси. Прибежали и сели на скамейку за оградой, взволнованные и едва переводя дух. Я почувствовала, что настроение у меня поднялось. Именно этого мне и не хватало, почти, целую неделю. А подруга тихонько смеялась и тяжело дышала.
Фигуры быстро вышли из леса и направлялись к нам.
– Зайдем в ограду? – запереживала Олеся.
– Нет, зачем! Мне интересно узнать, кто это?
Это оказались мальчишки. Один был низенький, другой повыше, и оба они были худощавы и энергичны.
– Что же вы убегаете от нас! – уже подходя близко, крикнул парнишка повыше.
– А мы не убегаем, мы пешком шли, – сердито сказала Олеся, поджимая губки, чтобы не прыснуть смехом.
– А! Вы пешком шли, – улыбаясь, красивым голосом проговорил тот же парнишка.
Голос у него был очень хорош, такой мужской и уверенный, с четкой дикцией. И он не как не сочетался с худощавой и невысокой фигурой. Одет был парнишка в синий спортивный костюм и черные кроссовки. Лицо его выглядело серьезным и строгим. Тут он улыбнулся, и на щеках образовались ямочки. Я стала рассматривать незнакомца, и он мне показался не симпатичным. Но брюнетом, что, не плохо, так как я не люблю рыжих и блондинов. Я считаю, что мужчине подходит темно-русый и черный цвет волос. А девушке – рыжий и белый.
– А как ваши имена? – спросил парнишка пониже, с мягким детским голосом и довольно симпатичным лицом. Небрежный и слегка развязный, он был одет в трико и белую рубашку с коротким рукавом. Темно-русый волос взъерошен.
– Я Оля, она Олеся, – сказала я также уверенно, как тот парнишка повыше.
– Очень приятно познакомиться. А я Женя, а он Андрей, – сказал тот же парнишка.
– Тоже очень приятно познакомиться, – произнесла я.
Если бы у Андрея был такой же голос, как у Жени, я бы подумала, что это еще глупый ребенок. Но, уверенный и четкий тембр делал его взрослым и умным. И если слушать Андрея с закрытыми
глазами, то можно подумать, что перед тобой стоит высокий, накаченный и широкоплечий парень, а не худощавый маленький парнишка.
– Чем вы занимаетесь сегодня вечером? – спросил Андрей.
– Чем придется, – ответила я.
Олеся все еще стояла с поджатыми губами и хотела смеяться. Видимо все это ее забавляло.
– Не желаете с нами прогуляться по лесу? – опять спросил Андрей.
– Мне сегодня некогда, – вдруг выпалила Олеся, которая сделалась очень серьезной. – Мне нужно помыть пол в доме и прополоть грядки. А сколько, если не секрет вам лет? – вдруг, неожиданно даже для меня, спросила подруга.
– Мне четырнадцать, – сказал Андрей.
– А мне двенадцать, – проговорил Женя.
– Надо же, как нам с тобой, Оля, – обрадовалась подруга. – Ей четырнадцать, а мне двенадцать.
– Правда, удивительное совпадение! – произнес Андрей. – Так что, не желаете прогуляться?
– Сегодня не желаем, завтра в это же время на этом месте, – ответила уверенно я.
– Так, а сколько сейчас на наших соломенных? – Андрей отодвинул манжет спортивной кофты и взглянул на наручные блестящие часы, которые казались для его руки, не совсем сформировавшейся, громоздкими и тяжелыми. – Сейчас три часа дня. Встретимся завтра в это же время, – точно военный, отрапортовал он.
Олеся забежала в ограду.
– Пока! – крикнула я и зашла следом за подругой.
– До завтра, – произнес Андрей.
За высоким и сплошным забором из дерева я, наконец, выдохнула. Общение с мальчишками меня почему-то напрягло, и мне захотелось скорее где-нибудь укрыться. А за забором не было видно улицы.
И теперь я думала: «Стоит ли завтра идти с ними гулять. Андрей был чуть-чуть ниже меня, мне так показалось, а Женя и вовсе малыш. Разве это парни. Пожалуй, их предложение мы проигнорируем».
– Сейчас я быстро прополю грядку, и мы попьем чаю, – сказала Олеся, как взрослая.
– Тогда я тебе помогу.
Небольшую грядку с морковкой мы быстро освободили от сорняков и пошли пить чай в летнюю кухню, построенную совсем недавно. Там было чисто, уютно, и вся посуда была перенесена из дома тоже недавно.
– Когда это вы успели сюда перебраться? – поинтересовалась я.
– Вчера вечером, папка тут кое-что доделал, и мы все перенесли.
– Здесь здорово! – восхитилась я. – Кругом зелень, как в раю.
– Мне тоже здесь нравиться, – улыбнулась подруга.
Она взяла чайник с горячей печки, которая уже не топилась, но держала жар и разлила кипяток в фарфоровые кружки. Потом налила из чайничка заварку. Все это она делала очень ловко и быстро. А я наблюдала за ней и думала: «А ведь я старше Олеси, но не такая хозяйственная, как она и не гостеприимная…» Затем она поставила на стол жареные шанежки и банку сгущенки. Мне, конечно, стало как-то неловко, я сыпанула в чай три ложки сахару, быстро размешала и стала его пить.
– А шанежки ешь, они очень вкусные, – проговорила Олеся, с набитым ртом.
– Хорошо, – я тоже взяла стряпню, но не стала ее обмакивать в сгущенное молоко.
Ела Олеся очень много, шумно причмокивала, облизывала с пальцев сгущенку, потом опять макала стряпню в сгущенное молоко, и оно текло по пальцам, она его снова слизывала с наслаждением. Все это меня очень забавляло.
Когда она наконец-то наелась, то откинулась на спинку стула и погладила свой животик.
– Фу, наелась, очень вкусно! – выдохнула она. – А что ты так мало съела?
– Я много не ем.
– А я люблю покушать, особенно что-нибудь стряпанное.
