скачать книгу бесплатно
Они помогут ей, те не помогли, эти помогут. Глеб снова сел неподалёку, прижавшись спиной к холодной стене. Но почему-то они не спешили помогать, они что-то соскребали со стен и пола, опрашивали соседей, около Эллы сидел судмедэксперт и что-то писал. Сидя в уголке, сжавшись в комок, Глеб, ничего не понимая, наблюдал за их действиями. Их голоса, шаги то вырастали до невероятных звуков, что ушам было больно, а то и вовсе пропадали, как в немом кино, они открывали рты, а звука нет. Иногда он слышал «групповое изнасилование, предположительно, трое», «нож», «смертельное ранение», «кровопотеря, упустили время, не сразу нашли», и монотонное бормотание: «резаная рана в районе живота, размером…». И тогда он закрывал глаза, отключался и слышал нежный голос «я так боюсь насилия, меня пытались двое в подъезде, соседи помешали", и Глеб начинал биться затылком об стену, по щекам текли злые слёзы. За что? Почему? Кто посмел? И где был он сам? Насилие их свело, насилие и разлучило, нет, это всё сон, бред, такого быть не может, два часа назад она целовала его в машине, живая, тёплая, её запах ещё с ним, на шее ощущение прикосновения нежных губ, она хотела поговорить с мамой, переночевать дома, а завтра остаться у него. Он будет завтра, после учёбы, ждать её. «Она скончалась, скончалась, скончалась»…
Эллу накрыли простынёй. Зачем? Она же задохнётся, Глеб рванул к ней, но ему не позволили, и он, как улитка, снова заполз в свой угол. Он уткнулся лицом в колени «с завтрашнего дня начнётся новая жизнь», «любимый, всё будет хорошо», «не провожай, не надо, это в последний раз». В последний раз… Это бред, просто у него сильно болит голова, он заснул и ему снятся кошмары, девочка, где ты ходишь? Куда ты потерялась? Он видел удаляющуюся лёгкой походкой в темноту фигурку, несущую торт и цветы для своей мамы, чтобы помириться с ней и сказать, что будет свадьба 21 июля. Она уходит, стучат каблучки, ветер треплет длинные волосы, и вот её ножки отрываются от земли, и она летит на небо, сразу на небо, чтобы не переживать этот кошмар перед смертью… «Она скончалась, скончалась, скончалась»…
Кто-то потряс его за плечо, Глеб поднял голову. Где он? Что с ним? Перед ним на корточках сидел какой-то мужчина в штатском.
– Твоя девушка?
Глеб перевёл взгляд на тело, лежащее под простынею и начал проваливаться в темноту, но почувствовав резкий запах нашатыря, очнулся. Совершенно бессмысленно он смотрел на лицо оперативника, оно расплывалось, то удаляясь, то приближаясь. Ему снова поднесли нашатырь, Глеб вздрогнул.
– Говорить можешь?
Едва заметный отрицательный качок головой. Глеб жестом показал, чтоб ему дали сигарету. Мужчина сунул ему в рот папиросу и помог прикурить. Подошёл судмедэксперт.
– Может укольчик успокоительный? Парень переживает.
Глеб помотал головой, оперативник сунул в карман его куртки визитку с телефоном.
– Позвони, как сможешь, нам надо поговорить, чтобы выяснить, кто мог так её изувечить.
Глеб ещё раз посмотрел на тело, кровь бурыми пятнами уже стала проступать и на простыне. И вдруг, как удар молнии, электрический разряд по телу, прострелило виски, голову, резко затошнило: нет больше малышки, она улетела, здесь только её оболочка, изуродованная маньяками, он ничем ей больше не поможет.
Глеб оттёр ладонями слёзы, вскочил на ноги и расталкивая всех, побежал вниз, на улицу. На улице его согнуло пополам и вырвало, и продолжало выворачивать, пока всё вокруг не начало кружиться, и он не упал. В какой-то снежной луже он обтёр лицо и руки, на них была кровь. Откуда на нём кровь? Он же не ранился. Удар молнии, темнеет в глазах, тошнота, это же её кровь «она скончалась, скончалась, скончалась»… Найдя в кармане свои сигареты, он побрёл вперед, не зная куда.
– Глеб? Ты чего? Ночь на дворе, – в дверях стоял заспанный Влад.
Глеб шагнул из темноты в квартиру, и Влад осёкся. Грязные джинсы и куртка, на джемпере подозрительные пятна, с волос стекает вода, попадая за ворот, губы синие и трясутся и глаза, такие страшные глаза.
– Брат, ты чего?
Из комнаты вышла Алла.
– Ты чего, брат? – начал трясти его Влад.
Ноги подкосились, и Глеб упал.
– Пьяный? – спросила Алла.
– Не похоже.
– Глеб, мы тебя любим, но у нас младенец и…
– Да подожди ты, – грубо оборвал жену Влад, – тут что-то не так.
– Выпить есть? – треснутым голосом спросил Глеб.
Влад принес из холодильника водку и хотел плеснуть в рюмку, но Глеб выхватил бутылку и начал глотать из горла. Отбросив бутылку, он побежал в туалет, где его снова вывернуло. Прямо в туалете он упал и у него началась истерика. Влад и Алла с ужасом смотрели на него.
– Она скончалась, скончалась, скончалась, – сквозь рыдания, как попугай, начал твердить Глеб.
– Братишка, кто?
– Малышка, она скончалась.
– Что ты несёшь? – чуть ли не закричал Влад, упал рядом и обнял Глеба.
В комнате заплакал малыш, но ни Алла, ни Влад не в силах были подойти к ребёнку. Глеб привалился Владу на плечо и всхлипывая сказал:
– Её убили, изнасиловали и убили в подъезде. Она так боялась насилия. А меня не было, и никого не было.
Влад поднял Глеба, снял с него куртку.
– Пойдем на кухню.
– Идите в комнату, – сказала Алла, – сегодня уже никому не до сна.
И она разрыдалась. В комнате Глеб, отказавшись от дивана, лёг на пол, на ковёр, Влад сел рядом, машинально гладя его руку. Они молчали и плакали, говорить было не о чем.
Рано утром, Глеб поднялся с пола. Влад спал рядом, Алла свернулась калачиком на диване возле ребёнка.
– Останься, – встрепенулся Влад. – Куда ты сейчас?
– Домой. Я хочу побыть один, – прохрипел Глеб.
И не смотря на все уговоры друга, он покинул квартиру. Он плёлся вдоль дороги, пока не поймал машину. Рухнув на заднее сиденье, он согнулся пополам, его трясло.
– Брат, перебрал? – радостно воскликнул водитель.
Глеб не ответил. Когда он вошёл к себе в квартиру, на него набросился радостный Вовка:
– Глеб, где ты был так долго? Мне надо…
Глеб молча выставил руку ладонью вперёд, показывая, чтобы Вовка замолчал. Схватив в баре бутылку виски, Глеб прошёл в свою комнату и прямо в одежде рухнул на кровать. Хлебнув из горлышка, он уткнулся в подушку, его трясло, голова кружилась, он изо всех сил подавлял в себе крик, только судорожно рвал простынь. Как осознать, что её нет и больше не будет, когда только пару дней назад она была здесь с ним, в этой постели? Она улыбалась, шептала про любовь, отдавалась ему, не ведая, что это в последний раз… Она лежала с ним, здесь, эта простынь помнит ещё её тело, подушка пахнет её волосами, как им было хорошо и уютно в этом маленьком гнёздышке, они сливались в одно целое, шептали друг другу всякие нежности… Его маленькая, милая девочка, любимая до обожания. Глеб резко сел, сбросил куртку на пол и судорожно начал глотать виски. Комната закружилась вихрем перед глазами, заплясали стены, мебель, но тут он на стуле увидел белый махровый халат: она надевала его, когда оставалась у него. Такой же халат, какой он снял с неё тогда в отеле, первый раз, когда она доверчиво отдалась ему. Глеб вскочил, почти упал, чудом удержавшись, и схватив халат, повалился на кровать. Он уткнулся лицом в её вещь и уловив знакомый запах почти взвыл, на воротнике зацепились пара её длинных волос, темные ниточки, оставленные еще тогда живой Эллой на белой махре… У Глеба началась настоящая истерика. Он выл и плакал, прижимая к себе бездушную вещь, в кармане нашёл её расчёску, стал гладить пальцем каждый зубец. Только вчера утром, пока он спал, девочка сходила в душ, причесалась и надев этот халат, сварила ему кофе и принесла сюда. Он проснулся, она стояла перед ним, с чашкой в руках, её влажные волосы рассыпались по спине, оставляя навсегда две волосинки на вороте… Она не знала, что это последнее её утро, она была весела только немного нервничала из-за мамы. Зачем он спал тогда, теряя часы, которые он бы мог провести с ней? Любить бы её до утра, потом вместе сходить в душ и вместе сварить кофе. Зачем он отпустил её одну, в этот страшный вечер? Надо было силой заставить её ехать к нему или идти с ней, они всё равно собирались пожениться, ничего бы её мамаша уже не сделала, Элла была совершеннолетней, и сама могла решать свою судьбу. Так много зачем и почему, и если бы… Как болит в груди, боль заливается по венам, суставам, лопни, сердце, лопни, перестань стучать, не можешь ты выдержать этой жуткой боли. Глеб качался из стороны в сторону, мял халат, вдыхал ускользающий запах любимой женщины и молил только обо одном, чтобы она забрала его с собой. Он вывалил из шкафа её вещи, она много покупок и подарков хранила у него, потому что у мамы было бы слишком много вопросов. Глеб сгрёб всё в кучу и обнимая всё это, завалился на кровать.
Шли минуты, отсчитывая часы, звонил телефон, потом сел аккумулятор, и он, наконец, замолчал, день ли был, ночь, Глеб ничего не знал, кто-то периодически стучал в его комнату, но он, закрывшись на замок, просил оставить его в покое. Он лежал не двигаясь, обнимая вещи, а разные, принадлежащие ей мелочи, сложил на тумбочку перед фотографией, и красными, воспалёнными глазами смотрел на них. Глеб не спал, не ел, виски и сигареты закончились, но ему было всё равно. Он только надеялся, что она придёт за ним и заберёт его. Но её не было, ни её самой, ни её призрака, ни тени. Где она сейчас? В морге, в своём истерзанном насильниками теле? Нет, она должна быть на облаках, порхать новым ангелом, самым красивым из всех… Но за что ей такая мучительная смерть? Глеб опять взвыл, она не знала мужчин, кроме него, так боялась насилия, а тут трое над его девочкой, маленькой, беззащитной, и его не было рядом, он ехал домой и не знал, что в этот момент издеваются и убивают его малышку. Её схватили трое, наверное, заткнули рот, она уронила тортик и цветы, они потащили её на чёрную лестницу, она маленькая, слабая, да и как ей справится с тремя? Они издевались над ней – скоты, уроды – а потом пырнули ножом, зачем они убили её? Ведь ограбления не было, исчезло только кольцо, а телефон, сумочка – всё на месте. Если бы они просто изнасиловали её, не убивая, она осталась бы жива, и они бы справились с этим кошмаром вместе. Она была бы с ним, он сумел бы залечить ей душевные раны, он бы взял её под своё крылышко и больше никуда не отпускал одну, в крайнем случае, приставил бы ей охрану. Но эти уроды не просто залезли в неё, они воткнули в неё нож, когда она уже не могла им сопротивляться, когда она уже и так была раздавлена ими… Глеб стал биться головой об стену, этим мысли, думы сводили его с ума. Жуткие картины насилия над его девочкой, к которой он сам обращался, как с драгоценнейшей вазой, возникали перед глазами. Они посмели ударить её, возможно таскали её за чудесные волосы, ей было так больно, но ей затыкали рот, чтоб не кричала, потом разорвали юбку, колготки и…. Глеб закричал, закричал громко надрывно, как кричал Вовка в детстве, когда ему что-то не нравилось, или, когда его била нянька. Он кричал и плакал, бил стены кулаками, разбивая их кровь, потом упал на пол и стал биться головой об пол. И вдруг резко подняв глаза увидел окно, а в окне – небо. Скорее, скорее, туда, к ней, там он утешит её, успокоит. Всё, всё… Он резко вскочил и побежал на балкон, он уже занёс одну ногу на перила, как дверь в его комнату с треском открылась, Влад выбил замок, и они с Яной ворвались к нему в комнату. На пороге остался лишь перепуганный Володя.
– Чёрт, – крикнул Влад, оценив обстановку.
Он мигом подлетел к Глебу и оттащил от края. Друзья вцепились в него, не давая дёрнуться, и Глеб, судорожно всхлипывая, вдруг потерял силы, обмяк и повис на них.
– Ну что же ты так? Надо держаться!
– Глеб, завтра прощание и….
– Замолчи, она жива, слышишь! – закричал он. – Она просто уехала, она вернётся ко мне!!!
Глеб бесцеремонно полез в карман Влада и достав пачку сигарет, закурил.
– Возможно это будет самый тяжёлый день в твоей жизни, и мы переживём его вместе, – тихо сказала Яна, – а сейчас я сварю тебе кофе и сделаю что-нибудь поесть.
Влад заставил Глеба сходить в душ и охранял его, чтобы тот ничего с собой не сделал, Яна занялась приготовлением еды, а потом они легли втроём на одну кровать, уложив Глеба посередине. Половину ночи Глеб метался, и друзья пытались его успокоить, но он вертелся, стонал, пока Влад ночью не сбегал в аптеку, и Яна не влила в него лошадиную дозу успокоительного. И тогда Глеб всё-таки заснул, беспокойно, дёргаясь, но всё-таки заснул.
Яна проснулась и сразу повернулась к Глебу, тот уже не спал, но лежал смирно и смотрел в потолок.
– Во сколько? – спросил он.
– В час дня.
Глеб кивнул.
– Мы поедем вместе. Влад сядет за руль.
Глеб опять кивнул и закрыл глаза.
Когда они встали, Глеб хоть и был очень бледен, но казался спокойным. Он выпил сваренный Яной кофе, она даже как-то умудрилась впихнуть в него кусок сыра, сходил в душ, побрился, оделся во всё чёрное и без сопротивления отдал Владу ключи от машины, а сам сел на заднее сиденье рядом с Яной. Купив целый ворох белых лилий и роз, они поехали на прощальную панихиду в церковь. Влад припарковал машину на парковке, но Глеб как будто прирос к сиденью, он долго не мог заставить себя выйти, идти туда? Видеть гроб и то, что от неё осталось? Не могу, не хочу.
– Глеб,– взяла его за руку Яна, – надо проститься, потом будешь жалеть, что не сделал этого.
Глеб кивнул, надел тёмные очки и вышел из машины. Они вошли, когда церемония уже началась, в церкви было много народу: родственники, сокурсники, подружки, Эллу любили все. Но черная фигура Глеба с ослепительно белыми цветами приковывала внимание, все знали об их отношениях, и знали, как они любили друг друга и собирались пожениться. На него посматривали, поэтому Глеб не снимал тёмных очков, ах, как бы он хотел попрощаться с ней один на один без этих перекрёстных сочувствующих взглядов. Отдав пока цветы друзьям, на деревянных ногах он подошёл к белому гробу. На смертном одре лежала кукольно-фарфоровая девушка в свадебном платье. Каштановые волосы обрамляли белое, как бумага, личико – все кровоподтёки тщательно загримировали, длинные реснички, которые он так любил трогать, были нереально чёрными на фоне белого лица, пухлые губы, которые он обожал целовать, крепко сжаты, кончики волос касались сложенных кистей рук, а на её пальце оставили его обручальное кольцо. Она была трогательно нежной, как спящая красавица, заснувшая навеки. Глеб дотронулся до её руки и тут же одернулся, какая ледяная, и эти губы тоже холодны как лёд, их просто накрасили красной помадой… А несколько дней назад он целовал их в машине, они были живые и тёплые, и шептали о любви. Нет больше малышки, это просто кукла. Глебу резко стало плохо, он согнулся пополам и упал бы, если бы не подбежали Влад и Яна, и не увели его от гроба. Мать стояла на коленях перед своей дочкой и плакала, впрочем, плакали почти все. А Глеб стоял в углу, прижавшись к друзьям, с поникшими плечами и горькой складкой у рта.
На улице, пока все прощались друг с другом (на кладбище ехали лишь близкие родственники, молодёжь предпочла уехать – поминать), Глеб, Влад и Яна нервно курили у машины. И вдруг к ним подошла мать Элла, заплаканная, постаревшая. Влад и Яна сели в машину, чтобы им не мешать.
– Ты прости меня, Глеб, я была неправа насчёт тебя.
– Всё поздно. Не надо раскаяний, её ничто не вернёт.
Глеб отвернулся, чётким попаданием в урну, выкинул окурок и тоже сел в машину. Влад, извинившись перед матерью Эллы, дёрнул с места. Они ещё увидятся на кладбище. Глеб, сняв очки и, положив голову на плечо Яны, смотрел на унылый зимний пейзаж. Мама выбрала для неё небольшое кладбище, оно было в пригороде, но зато было маленьким, не таким бездушным, как огромное царство мёртвых на севере и юге города. Неужели тело его малышки положат в землю? Неужели она навечно там останется? Такая красивая, хотя нет, тело истлеет, не будет этих глаз, фигурки, только косточки в свадебном платье, волосы и кольцо. Глеб судорожно всхлипнул и уткнулся в грудь Яны. Живую, тёплую женскую грудь, но не Её грудь не с Её запахом. Яна гладила его волосам, пытаясь успокоить, всё бесполезно, подружка, всё бесполезно.
– Сейчас закончится всё это, мы поедем к тебе и вдребезги напьёмся, – сказала Яна, – Влад ты с нами? Алла отпустит?
– Конечно, она у родителей с ребёнком на несколько дней, она всё понимает.
– Слышишь, Глеб, ну не плачь, продержись немного, а потом мы напьёмся, так напьёмся, чтоб до потери памяти.
В траурной процессии к месту захоронения они шли последними. Неужели всё? Да всё, её не спасли ни он, ни врачи, ни соседи. Она лежала на лестнице, в обмороке, в болевом шоке и не смогла позвать на помощь. Её нашли тогда, когда он начал ей названивать, и кто-то услышал, что на лестнице играет мобильный телефон. Почему он не позвонил ей раньше, может нашли бы быстрее, чем она истекла кровью? А теперь он идет за её гробом по кладбищу, идёт потому что не проводил, не настоял, не позвонил… Глеб снова пошатнулся, согнулся пополам, но друзья вновь не дали ему упасть. Каким страшным, мрачным кажется это место в этот серый зимний день, вот они сейчас все уедут, а она останется здесь, присыпанная мёрзлой землёй. Нет, он не может оставить её здесь одну. Скоро стемнеет, будет выть ветер, сыпать снег. Мать ревёт и ревёт, громко, в голос, надрывая уши плачем, Глеб молчит, лишь в голове стучат молоточки «она скончалась, скончалась, скончалась»… Но вот могильщики предлагают с ней попрощаться перед тем, как её положат в эту страшную яму. Сначала мать, потом родственники и, наконец, он. Он подходит, Яна и Влад мрачными стражами стоят сзади. Глеб смотрит последний раз на оболочку той, которую любил и любит. Его малышка такая красивая, хоть и совсем бледная. Зачем она убрала прядку? Так мило, когда она на её лице. Кажется, что она стала ещё меньше и тоньше, чем была, совсем исхудала. Но почему она не хочет открыть свои зелёные глазки, улыбнуться ему. И когда проснётся, надо ей сказать, что ему не нравится платье, что на ней, он купит ей другое. Но почему снежинки, падая ей на личико, не тают? Ах да, она же мертва… Подавляя в себе рыдания, Глеб наклонился и поцеловал её в уголок рта, и его пронзил, пробрал до мозга костей, холод. Когда он целовал её там, в подъезде, она не была ещё такой ледяной. Возможно душа тогда не покинула тело, что-то теплилось в ней. Как бы он не хотел, чтобы последний поцелуй с ней был связан с ощущением страшного холода. Как бы хотелось, чтоб последними их поцелуями, если б им всё же было суждено расстаться, были те, что в машине в тот страшный вечер: горячие, страстные. Но Глеб слишком долго стоит, согнувшись над ней, и Яна и Влад отводят его в сторону. Увидев, что несут крышку, Глеб отвернулся, вцепился в друзей, не в силах смотреть на это, но каждый заколачиваемый гвоздь вызывал в нём судорогу, как будто гвозди вбивали в него самого. Гроб на верёвках стали медленно спускать в яму, Глеб поднял голову и спросил у Яны:
– Зачем они кладут её в эту яму? Там же холодно, темно, там нет меня. Скажите им, чтоб они не отбирали мою малышку.
Неужели Глеб потерял рассудок?
– Она не там, она на небе, она смотрит на тебя.
Глеб поднял глаза к небу, но там никого не было, кроме маленьких птичек.
– Где?
Он снова перевёл взгляд на яму, гроб стукнулся об земле.
– Нет, – он оттолкнул друзей и попытался броситься туда же, за ней, в чёрную яму.
Влад резким движением отбросил его, и Глеб упал на колени. Мать Эллы опустилась рядом с ним и обняла его. Но он не хочет, чтоб его обнимала её мама, зачем ему её мама, если нет её самой? А эта женщина ему чужая… Комья мёрзлой земли застучали об крышку, они всё-таки засыпают её, она всё-таки остаётся здесь, а его скоро уведут отсюда, но зачем ему куда-то уходить, если она будет здесь? Пусть уходят все остальные, а он будет её сторожить. Неподалёку на кустик какого-то вечно-зелёного растения села маленькая птичка и, смотря на него, стала наклонять головку, то влево, то вправо.
– Смотри, Глеб, это Эллочка, – прошептала мать.
Глеб поднял глаза на нежную птичку, она раскрывала клювик и всё смотрела на него. У него выступили слёзы, задрожали губы, а птичка чирикала и чирикала.
– Это она, – прошептала мама.
Глеб резко повернулся, уставившись на женщину, она вздрогнула, какой страшный взгляд, как будто он сейчас её ударит, разорвёт, раздавит, и вдруг он сбросил с себя её руки и резко вскочил на ноги. Птичка встрепенулась и улетела. А он вдруг сорвался с места и побежал. Перепрыгивая через чужие могилы, он понёсся к выходу, Влад и Яна – за ним, но Глеб бежал так быстро, казалось, он летел, совсем, как та птичка. Добежав до машины, он сел за руль и рванул с места.
– Ты отдал ему ключи? – закричала Яна Владу.
– Нет, конечно, он, видимо, взял из дома второй комплект.
Так оно и было…
– Чёрт! Вон такси, побежали и давай за ним.
Глеб гнал машину по трассе, на ходу прикуривая сигарету.
Всё к чёрту… всё полетело к чёрту. Не быть тебе счастливым, Глеб. Нет больше в твоей жизни ничего стоящего, кому ты теперь нужен Глеб? Зачем тебе жить? Ты не смог уберечь свою девочку, она так любила тебя, звала на помощь, не помог. И ты собираешься с этим грузом жить дальше? Нет, Глеб, не жить тебе на этом свете, не быть тебе счастливым, не быть тебе частью этого мира. За всё надо платить, Глеб, а тебе платить нечем. Всё к чёрту… всё полетело к чёрту… Последняя затяжка, и Глеб вывернул руль, и вдавил педаль газа до конца. Сейчас, малышка, я приду к тебе…
Чёрная «ауди» взревела, со стремительной скоростью вылетела на соседнюю полосу, перескочила через ограждение, и, перевернувшись, слетела в кювет, упав на бок. Через несколько минут рядом затормозило такси. Таксист стал вызывать скорую и полицию, а Яна и Влад побежали к машине. Неужели всё? Влад локтем выбил стекло и влез в окно.
– Он жив! – крикнул он. – Но без сознания, сработали подушки безопасности! Вытаскивать?
– Оставь пока, давай дождёмся скорую, мало ли повредим чего.
А вскоре послышался вой «скорой помощи», полиции, пожарных…
Он выжил, спасла надёжная немецкая машина и подушки безопасности, а также, то что машина упала между деревьев, не задев ни одно, но тогда, в первый раз у него случилась амнезия. Неполная. Он что-то помнил, кого-то узнавал, но мозг заблокировался от произошедшего несчастья, ему казалось, что Элла просто уехала, она жива, она любит его, но почему-то нельзя с ней связаться. Он спрашивал у Влада, когда же позвонит его малышка, Влад уклонялся от этих вопросов, он не знал, что сказать другу. И Глеб терпеливо ждал, звонил по номеру, что принадлежал Элле, но абонент больше не обслуживается. Глеб чувствовал, что ему надо что-то вспомнить, что он забыл что-то важное. Он как слепой натыкался на холодные стены, искал выход из этой пустоты, но мозг упорно не давал ему ничего вспомнить. А может ничего важного и не было, говорил себе Глеб. Но он чувствовал, что это не так, его что-то грызло его изнутри, что-то пыталось вырваться наружу, но не получалось. Сердце болезненно сжималось, страх закрадывался в душу, мозг был заблокирован. Что, что случилось? Но все упорно молчали. А сам Глеб вновь натыкался на стены. И в голове, и в душе продолжала царить зловещая, ледяная пустота…
Правда, это продолжалось недолго, как только он выписался из больницы и приехал домой (Влад в его отсутствие убрал из комнаты все следы Эллы), как на лестничной клетке столкнулся с Ириной, он не помнил её, но она то точно не забыла, поэтому и жила с его соседом. Она просто схватила его за руку и со злобной радостью всё ему напомнила. Каждое её слово как нож вонзалось Глебу в мозг, в сердце. А Ира смаковала свою победу, улыбка не сходила с ее губ. В ушах шумело, перед глазами была красная пелена, острая, нестерпимая боль пронзала Глеба насквозь. Память вернулась.
Глеб дополз до своей кровати, и провалился в глубокий обморок. А очнувшись, позвонил Владу и в истерике наорал на него, почему от него скрыли и где вещи его девочки? Влад примчался, они с ним весь вечер пили и вспоминали, а на утро Глеб позвонил по телефону, который оставил оперативник в ту страшную ночь. Поймали ли этих уродов? По телефону ему ничего не сказали, попросили приехать лично, и он приехал нервный, злой.
– А, наконец то, Глеб Александрович – сказал следователь, – поправились? Пытались с вами связаться, друзья или родственники сказали, что вы в больнице и с головой плохо.
– Лучше уже, – ответил Глеб и без приглашения сел на стул.
– Поймали их. Трое. Сейчас идёт следствие.
– Кто? – процедил Глеб
– Наркоманы, сказали, что увидели девушку поздно одну, ну и решили… Одно неясно, что они делали в этом районе, они не оттуда, обычно наркоманы по своему району шляются. И почему они не взяли ценные вещи, тоже загадка.
Глеб тяжело дышал, у него ходили желваки.
– Забрали бриллиантовое кольцо. Его нашли?
