Краснодар: годы испытаний 1942-1943 годы. Книга первая

В утреннем донесении № 0423 от 11 августа начальник штаба 56й армии генералмайор Иванов докладывал командующему СевероКавказским фронтом:

«1. 56я армия в течение ночи занимала прежний рубеж обороны. Соединения и части армии вели разведку перед передним краем обороны, производят инженерные работы по усилению обороны участков. Арьергардные части армии удерживают прежний рубеж и ведут бои с разведывательными органами противника. Штаб 30й стрелковой дивизии находится на югозападной окраине станицы Пашковской. Штаб 56й армии находится на восточной окраине станицы Бакинской.

2. Противник в течение ночи активности не проявлял. Отдельными группами автоматчиков вел разведку на всех участках фронта армии. С утра 11 августа непрерывно подтягивает танки, бронемашины, мотоциклы и начал наступление на станицу Пашковскую (последнее дописано от руки). Из отдельных домов на южной окраине станицы Пашковской, приближаясь небольшими группами автоматчиков, вели огонь по переправе. Стрелковоминометным огнем не допускает подвоза боеприпасов через реку Кубань. Выделены силы для уничтожения автоматчиков (3го батальона 308го пехотного полка 198й пехотной дивизии)»208.

17летний доброволец Юрий Тимофеевич Просоедов, участник обороны переправы, 11 августа в 4.00 участвовал в последней рукопашной схватке с врагом.

Участник обороны Пашковской переправы Просоедов Юрий Тимофеевич вспоминал, что в конце июля 1942 года он со своими пашковскими друзьями – бойцами истребительного батальона Шурой Башой, Васей Егоровым и Борисом Красновым, брошенные своими командирами на произвол судьбы, оказались в расположении 30й Иркутской дивизии (призыва мальчишек 1925 года рождения тогда еще не было), но они упросили командование принять их добровольно на службу. Прошли первое боевое крещение под РостовомнаДону, а затем под Краснодаром на Пашковской переправе. «Нас, хорошо знавших окрестности, командир батальона включил в разведгруппу во главе с младшим лейтенантом Мазаем. Нам необходимо было разведать маршрут предполагаемого отхода 3го батальона 71го полка и доставить донесение командиру полка, штаб которого должен быть у железнодорожного разъезда Лорис.

8 августа 1942 года наша группа из восьми человек двинулась в путь. Только на следующее утро нам удалось добраться к разъезду. В ходе следования нам неоднократно приходилось скрываться от немецких истребителей, летающих на

предельно низкой высоте в охоте за каждым передвигающимся по дорогам человеком. На пустынном разъезде мы чуть не нарвались на немецкий бронетранспортер с пехотой, залегли за насыпью. Надежда была только на неожиданность. Когда немцы приблизились к нам на расстояние 20–30 метров, мы по команде нашего командира забросали бронетранспортер гранатами. Несколько мгновений – и вражеская машина застыла на месте. Внутри оказался десяток погибших гитлеровцев. Младший лейтенант снял с турели вражеский ручной пулемет. Коробки с запасными пулеметными лентами и немецкие гранаты с длинными ручками мы забрали с собой. Теперь мы представляли собой вполне хорошо вооруженную боевую группу. Комбат предупреждал Мазая, что если штаб не окажется у разъезда, то нужно выдвигаться к Пашковской переправе. Мы снова двинулись в путь. Солнце нещадно палило. Лето выдалось на редкость сухим и жарким. На западе виднелись строения города. В разных концах Краснодара высоко в небо поднимались клубы дыма от многочисленных пожаров, гулкие хлопки от разрывов снарядов и мин, трескотня пулеметов. Это говорило о том, что бои шли уже в городе. Нашим ориентиром стала труба «Соломаса» (масложиркомбината). Приближаясь к саду у станицы Пашковской, мы чуть не нарвались на немцев. Под деревьями стояли немецкие бронетранспортеры, а солдаты беззаботно разбрелись по саду, обжираясь яблоками. Воспользоваться этой ситуацией мы не могли, т. к. наши силы были далеко не равными. Против нас было не менее батальона вражеских солдат, а вот доложить командованию о скоплении врага мы были обязаны.

Так описывал рукопашную схватку участник защиты Пашковской переправы Ю. Т. Просоедов

Передвигаясь ползком по высокой траве, мы приблизились к лагуне Кубани (у нынешнего микрорайона Гидрострой) и двинулись в направлении переправы. Там мы нарвались на заградотряд. После выяснения обстоятельств нашего нахождения вблизи переправы согласно приказу комдива нас влили в состав поредевшего в боях батальона 35го стрелкового полка, обороняющего Пашковскую переправу.

В то время как основные силы дивизии вели упорные бои на улицах города, оборону Пашковской переправы держал один ослабленный батальон 35го стрелкового полка. В помощь ему 349я дивизия передала батальон, в который входили новобранцы, призванные в Краснодаре и близлежащих станицах. С подходом к Пашковской 125й и 198й пехотных дивизий противника нажим гитлеровцев усилился. Нередко бои переходили в рукопашные схватки… Появление изза зарослей заброшенного сада фашистов, – вспоминал ветеран Ю. Т. Просоедов, – для нас не было неожиданным. Мы притаились, огонь не открываем. Я уже различаю потные физиономии фашистов, оказавшихся между минометчиками роты и нашей позицией. Наконец раздалась долгожданная команда «Огонь!». А затем – «В атаку, вперед!». С винтовкой наперевес выскакиваю из нашего окопчика. Не останавливаясь, я кинул гранату под ноги ближайшей группе солдат и бросаюсь врукопашную. Вот когда пригодилась тренировка, полученная на занятиях по штыковому бою в техникуме! Отбив кинжалообразный штык, нацеленный мне в грудь, выбрасываю винтовку вперед с такой силой, что не могу вырвать штык, глубоко ушедший во чтото мягкое и почемуто застрявший в нем. С трудом вытаскиваю штык, фашист заваливается набок, а я краем глаза замечаю какойто блеск справа от меня, совсем рядом: мне в бок нацелен вражеский штык. Понимаю, что его не успею отбить, и явственно ощущаю, как сейчас он войдет в меня, разворачивая ребра. Тело словно леденеет, я перестаю слышать… И вдруг оскаленное, потное, жирное лицо фашиста искажается гримасой нестерпимой боли – вопля я не слышу, – и он опрокидывается навзничь. Только теперь узнаю своего спасителя. Наш командир Мазай! Его кряжистая, мускулистая фигура то появляется перед глазами, то исчезает в гуще врагов. Ручным пулеметом он орудует, как кайлом в забое: короткими резкими взмахами обрушивает приклад на головы наскакивающих на него фашистов. Слух снова четко воспринимает шум боя: топот, яростную ругань, сопение, вопли, хрипы умирающих. Слепящая ярость охватывает меня, лицо пылает, невольно вылетают слова: «Гады! Гады! Гады!». Отчаянным рывком с трудом поспеваю на помощь Мазаю: в последний момент удается отвести от него вражеский штык. Оказывается, командир ранен, но не выходит из боя. Морщась от боли, он яростно размахивает прикладом пулемета. Слева, прижимаясь вплотную ко мне, неуклюже мечется мой долговязый дружок Шура Баша. Каждый выпад винтовкой он сопровождает таким надрывным уханьем, словно колуном рассекает дубовые поленья. Изза спины носатого немца высунулся офицер: холеная физиономия, усики аля Гитлер. Он стреляет из пистолета. Видимо, онто и ранил Мазая. «Ну, держись, гадюка!» Перекинув винтовку в левую руку, выхватываю револьвер, подобранный мною на месте боя у разъезда Лорис, и, почти не целясь, дважды нажимаю курок. Пули не прошли мимо: первым падает солдат, закрывавший офицера, за ним скрываются и усики. Сберегая патроны, продолжаю орудовать штыком. Перед глазами мелькают обезображенные звериным оскалом зубов лица врагов, почти неузнаваемы и лица моих боевых товарищей. И впервые возникла мысль о том, что несколько таких рукопашных схваток могут искалечить психику человека. Война – скопление ужасов, но рукопашный бой, когда обезумевшие от ярости люди нередко буквально вгрызаются друг другу в горло, – это самое страшное ее порождение! …Боль от скользящего удара прикладом по левому плечу разъярила меня. Пробиваюсь вперед с одним желанием: побольше уложить фашистов, пока вражеская пуля или штык не достанут меня. Слева, орудуя винтовкой, чтото яростно выкрикивает Вася Егоров. В пылу схватки с него сбили каску. На лицо стекает струйка крови. Младший лейтенант пошатывается от слабости, но, подбадривая нас хриплым голосом, с трудом отбивает наседающих фашистов. Поняв, что Мазаю грозит смертельная опасность, пытаюсь пробиться к нему. В последний момент замечаю, как Вася Егоров и Боря Краснов, спасая своего командира, принимают удар на себя. В некотором отдалении от меня сражаются минометчики во главе с капитаном Винниковым. Помнится, в первые часы моего пребывания в 35м полку капитан поразил меня блестящей техникой штыкового боя. Но в этой смертельной схватке он превзошел себя. Бойцы инстинктивно жмутся к нему. В центре его группы замечаю его командира взвода лейтенанта Черноградова, который, расстреляв, видимо, все патроны, размахивает над головой револьвером, как кавалерист шашкой. До меня долетает его звенящий, голос: