Закон подлецов

Вот так в комнате, где проходили встречи адвокатов со своими подзащитными, в срочном порядке установили камеры видеонаблюдения. Ну а как иначе, уж коли в этом застенке появилась такая особая подследственная, что каждый шаг ее требовал наблюдения.

Глава девятая

– И учти, Андрей, в следственной группе не должно быть ни одного москвича, – наставлял генерал Мингажев своего подручного. – Более того, с особой тщательностью надо проверить, чтобы отобранные люди не имели в Москве не то что родственников, но даже и знакомых. Причем проверять надо не по анкетным, а по агентурным данным.

– Но такая проверка может занять очень много времени, – попытался возразить подполковник Прутков.

– У тебя не хватает людей, средств, может быть, недостаточно полномочий? – грозно поинтересовался Чингисхан.

– Надо полагать, территориальный, так сказать, критерий, хотя и важный, но отнюдь не единственный при отборе кандидатов в следственную группу? – ушел Прутков от прямого ответа.

– Ну что ж, – генерал поднялся. – Я всегда ценил в тебе способность понимать гораздо больше, чем сказано. И еще одно: на обещания можешь не скупиться. Повышение в звании, должности – это само собой. Для особо одаренных и отличившихся – перспектива остаться в Москве или в столичной области. Думаю, за такие посулы они будут носом землю рыть.

Поняв, что начальник собирается уходить, Прутков счел необходимым кое-что уточнить:

– Учитывая важность этого дела, я «посадил» на него «важнячку» из управления.

– Твой кадр?

– Именно.

– Поступим так. Когда группа будет скомплектована, руководителем назначишь одного из прикомандированных. А твой человек будет осуществлять негласный контроль, ну и вмешается, если возникнет необходимость. Но исключительно по согласованию с тобой.

– Ну это само собой.

***

Мингажев не ради красного словца отметил способность подполковника Пруткова понимать гораздо больше, чем произнесено начальством вслух. Вот и теперь он предельно ясно понял поставленную перед ним задачу. В периферийных городах следовало подобрать группу следователей, готовых ради карьерного роста выполнить любое указание – не раздумывая и ни в чем не сомневаясь. Собственно, никаких особых осложнений в таком подборе он не предвидел. Следственный аппарат, как, впрочем, и вся правоохранительная система страны, уже давно превратился в коррупционную структуру – мощную и от сознания собственной силы практически безнаказанную. Закон давно стал средством манипуляции, и чем беспринципнее были манипуляторы, тем искусней и изощренней использовали они закон. Тот самый закон, который теперь не людей защищал, а создавал возможность благоденствовать и властвовать тем, кто погонами надежно прикрывал свою подлую сущность лицемеров. Ибо именно лицемерие всегда было главным оружием тиранов и палачей.

Сплоченная коррупционной силой, правоохранительная система огромной многонациональной страны приобрела власть поистине всеобъемлющую и сама по себе стала грозной, могущественной и по сути бесконтрольной силой.

В глазах народа полиция, прокуратура, следствие, судебная система – все они сами превратились в символ беззакония. Взятки, хищения, даже убийства – вот тот далеко не полный набор их преступлений.

Карьеристы, мерзавцы, растленные души, лишенные понятия чести и нравственности, получили неограниченные и по сути бесконтрольные права вершить людские судьбы. И государство, в котором народ не более, чем сплошная масса, именуемая электорат, издает законы, не утруждая себя индивидуальным подходом к каждому конкретному человеку.

Никого из тех, кто прикоснулся к «делу Александры Лисиной», ее судьба никоим образом не тревожила. Они, бездушные, ломали человеческую жизнь, не думая о чужой боли, а лишь преследуя собственные корыстные цели, вершив свой собственный закон – закон подлецов. Подлецов души.

Именно подлецами души назвал когда-то Юрий Герман таких же вот, просто выполняющих приказы, бездушно жестоких. Назвал, как формулу вывел – только очень талантливым врачам и очень талантливым писателям дано поставить диагноз двумя словами. Виновна Александра или невиновна – какое это могло иметь значение? «Старший сказал» виновна, значит, виновна. А они лишь выполняют приказ. Какая прекрасная позиция – ни о чем не думать, только приказ выполнять.

Правда, однажды эта, казалось, незыблемая во все времена позиция суд не удовлетворила. Произошло это в 1945 году, и назывался тот суд – Нюрнбергским. Фашистские преступники тогда все как один утверждали, что всего лишь выполняли приказ. Но никого из них это «оправдание», как известно, не спасло. Но кажется, этот случай был чуть ли ни единственным в истории судопроизводства.

Глава десятая

В комнате для свиданий Сашу ожидали Наталья Смирницкая и Тамара Быстрова – адвокатов теперь было двое. Это Смирницкая предложила отцу Александры пригласить Быстрову, опытнейшего адвоката с более чем тридцатилетним стажем.

В свое время Тамара Геннадьевна закончила один из лучших в стране юридических вузов, несколько лет проработала в прокуратуре, потом ее избрали народным судьей. И все же окончательный профессиональный выбор Быстрова остановила на адвокатуре. Своим подзащитным Тамара Геннадьевна обычно говорила: «Адвокат как врач, ему нужно говорить все и без утайки, только тогда я смогу помочь».

Когда Смирницкая рассказала ей про свое новое дело, Тамара Геннадьевна поначалу даже усомнилась, хотя и не верить Смирницкой, с которой знакома была давно и не одно дело провела вместе, у нее оснований не было.

Но, встретившись с Сашей Лисиной, адвокат отчетливо поняла, что это дело не просто заказное. Ей, с ее многогранным опытом, как никому иному стало ясно, что за этой «заказухой» стоят ох какие грозные силы. Также отчетливо понимала опытная защитница, что Саша вовлечена в чью-то большую и грязную игру. И для себя она решила, что будет биться за нее что есть сил.

Повидавшая на своем юридическом веку многих подследственных, Тамара Геннадьевна видела, как ломает, корежит тюрьма сильных, еще вчера самодостаточных мужчин, превращая их порой в слабовольные ничтожества, подчинившиеся обстоятельствам. Она никого из них не осуждала, знала и видела, что испытание тюрьмой – это испытание особого рода. И от того особым уважением прониклась к новой своей подзащитной. Эта, хрупкая на вид, молодая женщина не сломалась и не дрогнула от тех испытаний, что выпали на ее долю; похоже, испытания эти даже укрепили ее характер. Стойкость, с какой переносила Александра все невзгоды заключения в изоляторе, не могла не вызывать к ней уважения. И доверия, того самого, которое оба адвоката испытывали с первого дня знакомства. Ни Тамара Геннадьевна, ни Наталья Григорьевна ни на йоту не сомневались, что Сашиной вины в этом искусственно запутанном деле нет вовсе. При объективном рассмотрении дела ее можно и нужно было признать пострадавшей, но уж никак нее обвиняемой.

– Ты знаешь, Наташа, чем больше я о Саше думаю и обо всем, что с ней произошло, чем больше убеждаюсь в ее полнейшей невиновности, тем больше прихожу к неутешительному выводу: она – жертва.

Готовясь к первому допросу, адвокаты тщательно обсуждали все возможные варианты. С их опытом это была уже не раз отработанная схема. Но жизненные реалии, как известно, преподносят нам сюрпризы весьма и весьма непредсказуемые…

– Сегодня тебя допросит следователь по делу, – предупредила Быстрова Лисину. – Так что не волнуйся…

– Да я и не волнуюсь, – ответила Саша. – Я волновалась, что меня целый месяц не допрашивают. Сижу в этой камере, а обо мне как будто позабыли.

В этот момент в комнату для свиданий зашел довольно еще молодой человек, в новеньком, с иголочки мундире, с погонами старшего лейтенанта.

– Следователь Колчак Александр Васильевич, – представился он.

– Ну, надо же! – изумилась Смирницкая. – Прямо-таки полный тезка и однофамилец знаменитого адмирала.

Но следователь добродушного тона не принял: «Это к делу не относится, – сухо заявил он и предложил, вернее, распорядился: – Приступим». Заполнив протокол допроса неизбежными анкетными данными, задал первый вопрос по существу:

– Когда, кому, и при каких обстоятельствах вы выписали доверенности на приобретение земельных участков на территории Московской области?

Саша рассказала то, что говорила уже не раз – близкий друг семьи предложил, она оформила доверенности, человек умер, она решила, что сделка не состоялась, поскольку узнать об этом было не у кого, про ситуацию с землей забыла. Следователь, не перебивая, выслушал ее ответ, сложил листки протокола в кожаную папку, буркнув почти невнятно: «Скоро вернусь», – вышел. Он исчезал на протяжении всего допроса множество раз, но возвращался действительно довольно быстро.

– Одно из двух, – предположила язвительная Наталья, – либо у него непорядки с мочевым пузырем, либо он беспрестанно с кем-то советуется.

– Предполагаю второе, – хмуро заметила Быстрова. – Этот мальчик произвел на меня впечатление послушного сыночка, который без родительского разрешения и шагу не ступит.

Опытный адвокат не ошиблась. Обостренным чутьем патологического труса и карьериста следак уловил, что эти две «акулы», как он с первого взгляда окрестил для себя адвокатов, проглотят его и не поперхнутся. Но поблизости, в соседнем помещении, по видеозаписи наблюдала за допросом опекунша старшего лейтенанта – майор Ганибалова, к которой он беспрестанно и бегал советоваться.

***

В советские годы носить фамилию Колчак было небезопасно. И дело даже не в насмешках. У кое-кого из окружающих то и дело возникало желание проверить родословную и уличить в родстве с «тем самым» белогвардейским адмиралом. Поэтому дед Александра, тоже Александр, фамилию переделал и стал из Колчака Колчановым. Внук, тем более что и по имени и отчеству оказался полным тезкой, фамилию некогда опального адмирала решил себе вернуть. К тому времени бывшему Верховному правителю России и главнокомандующему Русской армии уже и памятники стали воздвигать и героическую его жизнь в романах прославлять.

«Как вы лодку назовете, так она и поплывет», – не про выпускника юрфака Сашу Колчака сложен этот стишок. Знаменитая фамилия не добавила современному Колчаку ни решительности, ни смелости, ни даже интеллекта. Со школьных лет и поныне был Александр умом ленив, характером подл, труслив не в меру, но одно качество в нем начальники ценили превыше всех иных – исполнителен безукоризненно. За водкой в магазин сбегать – пожалуйста, тещу майора на вокзале встретить и на такси домой доставить – без проблем; предъявить обвинение, не вникая в суть дела, – вообще не вопрос.

Когда в кабинете начальника, вольготно развалясь в кресле полковника, с ним беседовал столичный гость, молодой следователь понял – вот он, его шанс. И удержать его старший лейтенант был готов любой ценой. Предельно откровенно высказал он приезжему свое циничное кредо:

– Современные дела бывают часто так запутаны, и за ними стоит столько внешне невидимого, что я понимаю: все нити сходятся в одном месте. И другого мне понимать пока не надо. Беспрекословно выполнять данные указания, набираться опыта – вот моя программа на ближайшее время.

Красиво сказано, цинично, но предельно ясно. Посланник подполковника Пруткова понял, что это как раз тот самый кадр, который ему и требуется. Этот будет все выполнять не просто без лишних размышлений, но и без ненужных вопросов.

– Ну что ж, – резюмировал москвич. – Если вы на деле проявите те качества, которые сейчас декларируете, мы сработаемся. А если сработаемся, то возвращаться сюда, в эту глухомань, вам не потребуется. Для такого исполнительного сотрудника мы всегда подыщем местечко в столице. Собирайтесь.

В самолете, преисполненный радужных ожиданий, Колчак лениво перелистывал приобретенную в аэропорту книжонку о своем знаменитом однофамильце. С удивлением узнал, что грозный на вид полярный исследователь и флотоводец грешил стишками и даже написал известный романс «Гори, гори, моя звезда». Чем романс знаменит, старший лейтенант не понял, он такого романса не слыхал. Потом прочитал историю, как Колчак командовал собственным расстрелом. История, как в книжке излагалось, выглядела так.

Когда большевики, не удосужившись состряпать хотя бы формальный приговор суда, вывели Колчака во двор и объявили, что он приговорен к расстрелу, Колчак поинтересовался, кто расстрелом будет командовать. Узнав, кто именно, спросил: «А вы в каком звании состоите?»

– Я – комиссар, – ответил палач.

– Но вы воевали?

– В германскую воевал.

– И в каком же были воинском звании?

– Рядовой, – гордо ответил большевик.

– Но в таком случае вы не можете командовать расстрелом. Устав российской армии предписывает, что расстрелом может командовать только офицер чином выше, чем тот, кого расстреливают. А я – полный адмирал, и выше меня по званию никого нет. Но я готов вас выручить и сам буду командовать расстрелом.

Адмирал велел этой банде построиться и, не отводя взгляда от своих палачей, скомандовал: «Пли!»

«Ну и дурак, – лениво и без всякого почтения подумал бездарный однофамилец адмирала. – Сказал бы им, чтобы нашли кого-нибудь званием выше, глядишь, время затянул, а там, поди знай, как бы все обернулось, может, и обошлось бы». Книжка выпала из его рук, он безмятежно уснул. Ему и в голову не могла прийти такая нелепая мысль, что адмирал Колчак был прежде всего человеком чести и высокой порядочности.

***

Войдя в состав следственной группы по делу «о расхищении земельных участков», старший лейтенант первым делом отправился за советом не к руководителю группы, а к майору Ганибаловой. Безошибочным чутьем он понял, кто тут не формально, а фактически всем рулит. И не ошибся. «Канибалова», хотя в состав следственной группы уже не входила, визит прикомандированного новичка восприняла как должное. И ушел он от нее с чувством полного удовлетворения и облегчения, понимая, что впредь ему, в рамках этого мутного дела, ни о чем думать не нужно, думать будут за него другие. Жизнь, и здесь, в столице, входила в привычное русло.

***

Вернувшись после очередного «инструктажа», Колчак продолжил допрос, назвал две фамилии, поинтересовался, знакома ли Лисина с названными ей людьми. Получив отрицательный ответ, ухмыльнулся:

– Как же так, Александра Сергеевна, люди эти, по вашему утверждению, вам незнакомы, а вы на них нотариальные доверенности оформляете, то есть поручаете совершить для вас дорогостоящую сделку.

– Ни о какой дорогостоящей сделке я понятия не имела, я вообще не знала, по какой цене мне предстоит купить эти земельные участки. Все разговоры о покупке земли были чисто предположительными. А доверенности оформляла потому, что мне сказали, что эти люди – профессиональные риелторы и оформление участков их специальность, они работают в фирме, которая этим занимается. Для чего, с какой целью мне было с ними знакомиться? Я не понимаю, в чем меня обвиняют. Единственное, что я сделала – оформила нотариальные доверенности. Но это, как мне известно, закону не противоречит.

Пропустив реплику подследственной Лисиной мимо ушей, старший лейтенант снова, собрав документы в папку, в очередной раз удалился. Ганибалову уже начала раздражать его манера бегать к ней чуть ли не после каждого вопроса. Но, сдержав раздражение, Полина Андреевна похвалила: «Молодец, что зашел. В принципе на сегодня можешь закругляться. Но перед тем, как ее отпустишь, обязательно произнеси, так, вроде между делом, фразу, что нам, мол, хорошо известно, кто твой отец.

– А кто ее отец? – вырвался у следователя необдуманный вопрос. О чем он тут же и пожалел.

– Ступай, лейтенант, и делай, что тебе говорят. Придет время, узнаешь, кто отец. Если надо будет, – сказала, как отрезала Ганибалова.

Следователь вернулся к ожидавшим его подследственной и адвокатам, достал бланки протокола допроса и не нашел ничего лучшего, чем, ни к селу ни к городу, брякнуть, обращаясь к Саше Лисиной: «Вы напрасно все отрицаете, нам хорошо известно, кто ваш отец. Я бы настоятельно вам советовал не скрывать его участия в незаконном оформлении земли. Иначе вы рискуете лет эдак десять ваших деток не увидеть».

Это уже была прямая угроза. Ко всему еще и шантаж. Но тут за него взялись адвокаты, да так основательно, что ему пришлось кое-что вспомнить из Уголовно-процессуального кодекса. Впрочем, спуску эти двум «шибко умным адвокатшам» он давать не собирался. Сложил свою щегольскую, специально перед поездкой в Москву приобретенную папочку, непререкаемым тоном заявил: «На сегодня допрос окончен», – и нажал кнопку вызова конвоя, отправляя Сашу в опостылевшую камеру.

«Канибалова», продолжавшая за всем этим наблюдать, увидев, как топорно выполнен ее приказ, и не сомневаясь, какие жалобы сейчас накатают дотошные защитники, в сердцах сплюнула и про себя решила больше этого болвана к Лисиной не подпускать. Пусть других допрашивает, или бегает по мелким поручениям – работы хватит. А здесь кто-то посообразительнее нужен.

***

Прошел целый месяц, а то и больше, когда Сашу снова вызвали на допрос к следователю. Формально все это время следователи занимались проведением «следственно-разыскных действий», фактически издевались над человеком, без вины и всяких на то оснований закрытым в тюремной камере.

– Сегодня допрос будет проводить руководитель следственной группы, – предупредила адвокат Быстрова Сашу и, заглянув в свой блокнот, прочитала, – капитан Чередина Наталья Валентиновна. Командирована из Ростова.

– А я слышала, что она последнее время в Таганроге работала, – уточнила Смирницкая. – Какая-то, вроде, у нее была в Ростове грязная история со взяткой и пришлось ей от Ростова-папы «на сто первый километр» откатиться – до Таганрога.

В этот момент в допросную вошла молодая женщина в мундире капитана. Внешность ее ну никак не соответствовала строгому форменному костюму. Окрашенные в белый цвет пышно рассыпанные по плечам волосы, не в меру яркий макияж, рискованно короткая юбка, туго обтягивающая пышные бедра, блузка, пуговицы которой, казалось, под напором мощной груди вот-вот рассыплются в разные стороны. Заговорила она с певучим неистребимым южным акцентом, не оставляющим сомнений, откуда эта размалеванная «кукла» родом.

«Наташа из Ростова это далеко не то, что Наташенька Ростова», – вспомнилось Саше давно от кого-то услышанное.

Поначалу вопросы у Черединой практически ничем не отличались от тех, что месяц назад задавал незадачливый следователь Колчак: кому выписывала доверенности, кого знаешь, с кем общалась?

– Послушайте, Лисина, – решительно заявила Чередина через час допроса. – Вы с вашими адвокатами выбрали совершенно неверную тактику поведения. Напрасно все отрицаете. Вы совершили тяжкое преступление, к тому же по предварительному сговору с другими лицами, нанесли государству серьезный материальный ущерб на десятки миллионов рублей…

– Товарищ капитан, я не могу допустить, чтобы с моей подзащитной продолжался разговор в подобном тоне, – решительно заявила Тамара Геннадьевна. – Позвольте вам напомнить, что в ваши функции входит сбор доказательств вины, но отнюдь не обвинение. Вину моей подзащитной может признать только суд, так что не надо брать на себя функции судьи.

И тут Наталья Валентиновна показала, что умеет ходить не только прямо.

– Ну, ладно, ладно, госпожа адвокат, что вы, право, завелись с пол-оборота, – промурлыкала она примирительно своим ростовским говорком. – Посудите сами, если принять версию вашей клиентки, то она ни о чем, что ей предъявляется, даже слыхом не слыхивала. Но так же не бывает, потому что так не может быть.

– Известная формула: этого не может быть, потому что этого быть не может. Тем не менее так оно и есть! – решительно возразила Тамара Геннадьевна. – Именно полное отсутствие вины нашей подзащитной мы и пытаемся вам сегодня доказать. Мы, адвокаты, и наша доверительница категорически не согласны с предъявленным Александре Сергеевне Лисиной обвинением и намерены опровергнуть каждый его пункт.

– Ну как же, как же, – и Чередина с нескрываемым сарказмом поинтересовалось: – А если вы уж такие во всем невиновные, то зачем, спрашивается, Лисиной аж два адвоката? Кстати, я слышала, что уже и третий появился. Я не ошибаюсь?

– Нет, вы не ошибаетесь. Родственники Александры Сергеевны считают, что ее будут защищать три адвоката. Как вам, должно быть, известно, закон количество адвокатов не регламентирует. А вот ваши непонятные намеки…

– Я здесь на службе и намекать не собираюсь, а твердо излагаю свою позицию, – отрезала следователь. – Не вы одни закон изучали. Если вам что-то не нравится, пишите жалобу, – в ее тоне нескрываемо звучало такое пренебрежение, что было ясно – никаких жалоб она не боится.

Адвокаты уже привыкли, что в стране, где правосудие давно превратилось в кривосудие, где довлеет не его величество Закон, не презумпция невиновности, а презумпция виновности и принцип «прав тот, у кого больше прав», их деятельность носит теперь явно второстепенный характер. По многолетнему опыту работы и Тамара Быстрова, и Наталья Смирницкая знали также и то, что любой конфликт со следователем в итоге может отразиться на их подзащитной. Следаки давно уже не гнушались сводить счеты с подследственными. А методов и способов сделать и без того тяжкую теремную жизнь невыносимой у них было предостаточно.

***

– Продолжим, – предложила Чередина как ни в чем не бывало. – Итак, Лисина, вы утверждаете, что с риелторами Пирожковым и Никитенко вы не знакомы и даже по телефону с ними никогда не разговаривали.

– Утверждаю: не знакома, не разговаривала, – однозначно ответила Саша и добавила: – Я вообще эти фамилии услышала впервые на допросе.

– Но как же так? – неискренне удивилась следователь. – Вот у вас, судя по анкете, высшее юридическое образование. А сами подписываете нотариальную доверенность, то есть юридический документ, незнакомым людям.

– Именно потому, что у меня юридическое образование, потому и подписала, – заявила Александра. – Я уже обращала внимание предыдущего следователя, что оформление нотариальной доверенности нарушением закона не является. И выписывала я доверенности потому, что, во-первых, мне оба эти риелтора были рекомендованы как специалисты своего дела, работающие в официальной фирме. Сомневаться в данной рекомендации у меня не было оснований. Во-вторых, и это главное, я прекрасно понимала, что без моего ведома и без моего непосредственного участия в дальнейшем никакую сделку осуществить невозможно. И если какие-то люди от моего имени произвели некие незаконные действия, то почему я должна за них нести ответственность?

– Наталья Валентиновна, – обратилась к Черединой адвокат Смирницкая. – Я ни в коем случае не вмешиваюсь в действия следователей, но могу предположить, что и Пирожков, и Никитенко наверняка тоже допрошены и по поводу того, знакомы они с нашей подзащитной или не знакомы, уже дали показания…

– Я не собираюсь знакомить вас с теми материалами следствия, которые напрямую не касаются вашей клиентки, – оборвала защитника Чередина.

– Помилуйте, у меня и мыслей таких не было требовать от вас недопустимого. Но показания Никитенко и Пирожкова касаются непосредственно именно Александры Лисиной. Очная ставка могла бы внести в этот действительно важный для следствия момент определенную ясность, – уточнила Наталья Григорьевна.

– Возможно. По поводу очной ставки я подумаю. А на сегодня – все, – закончила допрос Наташа из Ростова.

***

…Номер-люкс на втором этаже элитной гостинички «Зеленый попугай» был роскошным. Три комнаты, просторная ванная комната, отделанная итальянским зеркальным черным кафелем, посередине уютной спальни огромная кровать, «сексодром», как назвал ее Костя, застеленная пурпурно-алым покрывалом; такого же цвета шелковые простыни. В углах спальни и по всему номеру – высокие вазы со свежесрезанными цветами. Да и на ужин однокашник не поскупился: шампанское «Дон Периньон», французский же коньяк, изысканные закуски, фрукты.

До сих пор Наташе бывать в этой гостинице не приходилось. Проезжая по левому берегу Дона, она лишь издали видела ту гостиничку, напоминающую маленький сказочный дворец, и расположенные поблизости ресторанчики. Знающие люди говорили, что номер и ужин в «Зеленом попугае» стоят целое состояние. Но желающих пригласить ее сюда до сегодняшнего дня что-то не находилось.

С самого детства у Наташи Черединой была страсть: сколько себя помнила, она копила деньги. Отказывая себе в детских радостях – игрушках, мороженом, походах с одноклассниками в кино, – складывала в потайную коробочку монетки, сэкономленные на школьных завтраках и на скупых «карманных» денежках, что изредка, чаще по праздникам, выделяли папа с мамой. Самыми радостными становились для нее дни, когда, собрав изрядную горсть монет, она, в хлебном магазине на соседней улице, обменивала мелочь на денежные купюры, а потом, дома, складывала их в стопочки, бережно разглаживала, пересчитывала несчетное количество раз, словно от этого сумма могла увеличиться. Если бы ее спросили, для чего она копит деньги, вряд ли бы Наташа ответила вразумительно. Но твердо знала: деньги в жизни решают все – и людей, окружавших ее, мысленно оценивала по их благосостоянию. Учась в девятом классе, она даже ухаживания своего одноклассника отвергла потому, что был он из семьи, по ее разумению, живущей от зарплаты до зарплаты. «Ну что он мне может дать? – со старушечьей, но никак не детской сварливостью рассуждала она про себя. – В кино позовет, на трамвае прокатит… Ни подарков от него не дождешься, ни в кафе приглашения».