Полная версия:
ОСНОВАНИЕ ВЕРЫ. Опыт русского православного миссионера из Америки
Для тех, кто не любит или не умеет читать, существует, кроме того, «Евангелие для безграмотных», как иногда называют второй снизу ряд икон на традиционном православном иконостасе. Слева направо по нему можно «прочесть» об основных событиях новозаветной истории: Благовещении, Рождестве, Крещении, Воскресении, Вознесении и т. д. С людьми, владеющими языком иконописи и умеющими считывать её образы символы и смыслы, это происходит и в век всеобщей грамотности. Оказавшись в храме, человек погружается в библейский «зрительный ряд» и находит в нём то, что откликается его опыту, знанию и художественному вкусу.
* * *Азия, как известно, – «дело тонкое», и христианское миссионерство в странах и культурах традиционно мусульманских бывает затруднено не только различиями мировоззрений и культур, но и прямыми административными ограничениями. Однако и в условиях, казалось бы, далеко не самых благоприятных, историческая правда находит и прокладывает путь к людям внимательным и готовым её услышать. Или увидеть! Так, например, священнику одного из православных храмов, восстановленных в Чечне по окончании войны, открыто проповедовать веру во Христа среди местного населения категорически запрещалось. Окружающая обстановка, надо сказать, в целом не слишком к этому располагала, и храм приходилось охранять буквально с оружием в руках. Совершенно неизгладимое впечатление произвёл на меня российский воин огромного роста и в полном боевом снаряжении, встречавший прихожан за калиткой церкви – настоящий Архангел Гавриил во всей его грозе и мощи! Беда только в том, пожаловался мне настоятель, что храм, тем не менее, разрушался вот уже несколько лет сам по себе. Строили его на скорую руку, гидроизоляцию не проложили, плесень уже съела часть росписей, и штукатурка отваливалась целыми пластами. Пришлось позвать местных мастеров-ремонтников. Так вот, работая над разборкой части стен и пола, они стали невольно обращать внимание и на те росписи, которыми покрыт весь храм изнутри. Знакомые с мусульманским учением, работяги без труда узнавали на фресках и иконах имена и сюжеты, общие Корану и Библии и, естественно, подступали к настоятелю с вопросами, касающимися того или иного персонажа или события. Открыто проповедовать Христа за пределами храма ему категорически запрещалось, но отвечать на вопросы пришедших в храм он чувствовал себя в полном праве. Сами стены храма – причём ценой своей жизни! – оказывается, способны нести Евангельскую весть там, где человеку это почему-то невозможно.
* * *Людям грамотным предлагается ознакомиться с этой важнейшей страницей человеческой истории по книгам Нового Завета, в которых приведены события земной жизни Христа, Его собственные слова и множество исторических, культурных, политических и экономических подробностей, в контексте которых эти события имели место. Только вот ведь в чём вопрос: истинны ли эти евангельские повествования? Происходили ли эти события на самом деле? На этот счёт существуют самые разнообразные мнения.
Пройдясь однажды по улицам Москвы с микрофоном, я собрал некоторую по-своему замечательную коллекцию ответов на вопрос «Считаете ли вы Библию исторически достоверным документом?». Вот лишь некоторые из ответов, услышанных мною в тот день:
– Очень спорно. Это, я бы сказал, «политизированный» вопрос. С подвохом.
– Думаю, что нет. (Почему?) Не знаю даже. Не могу вам сказать.
– Я не силён в этом. Не могу этого сказать.
– У меня двоякое отношение к Библии, честно сказать. Но учить надо – для культуры не помешает.
– История – это субъективная вещь, и Библия тоже – это взгляд определённого слоя людей в конкретный временной период и их отношение к своему богу, к своей вере и к своим внутренним мироощущениям.
– Я как-то не задумывался над историческим значением Библии, но, скорее, нет. У меня, вообще, отношение к религии сложное, и на эту тему я, вы уж извините, не хотел бы разговаривать.
– Ну да, Новый Завет, Ветхий Завет – почему бы и нет?
– Я – мусульманин, но я и про Библию, и про… другую книгу знаю, что так оно и было про Иисуса. Мы тоже считаем, что Он наш пророк, и всегда Его чествуем.
К похвале москвичей и гостей столицы надо сказать, что подобных ответов было всё-таки менее половины, и большинство респондентов в моей небольшой подборке относились к достоверности библейского свидетельства более положительно и уважительно. Сам вопрос, однако, вызывал у многих немалое недоумение: как, вообще, можно говорить о Библии в качестве исторического источника? Разве она – об этом? Разве не достаточно признать её безусловный авторитет, чтобы в дальнейшем черпать из неё готовые ответы на все возможные вопросы, которые когда-либо возникнут в нашей жизни, подбирая поисковиком или по так называемой библейской Симфонии (собрании в алфавитном порядке всех встречающихся в Библии слов и выражений с указанием соответствующей книги, главы и стиха) подходящие по смыслу или контексту императивы? Дело в том, что Библия, являясь, как уже сказано, собранием книг, – очень многожанровое литературное произведение. В ней, и на самом деле, можно найти прямые и недвусмысленные требования и законы, подлежащие безоговорочному следованию и исполнению. Но ведь имеются в её составе и, напротив, глубоко лирические и даже романтические книги, главы и стихи, которые ни в коем случае не следует понимать буквально и принимать в качестве императива. Содержащийся в них опыт эмоционального, чувственного и эстетического приобщения к вере необыкновенно важен, но и восприниматься такой опыт должен, соответственно жанру, в котором он испытан, осмыслен и описан автором, то есть в жанре лирическом. С другой же стороны, никак не абстрактно-образно, а вполне конкретно-исторически следует относиться к тем реалиям прошлого, которые описаны в жанре исторической хроники, но также и не воспринимать их в качестве примера для непременного и неукоснительного подражания. Библия – очень честная книга, и в ней подчас описываются столь нелицеприятные страницы истории человечества, что учиться на некоторых из них мы могли бы разве что методом «от противного». Многих, впервые читающих Евангелие или Павловы Послания, не на шутку смущает то, что самые, казалось бы, «положительные герои» в них описываются в ситуациях, нисколько их не красящих и даже, Боже упаси, бросающих тень на их святость и авторитет как учителей и образчиков праведности и благочестия.
Вопрос о достоверности Библии, тем не менее, остаётся в наш «век информации» вполне насущным и актуальным: если вера христиан покоится на историческом событии, то насколько достоин доверия, то есть, буквально, достоверен тот источник информации, откуда они черпают сведения о нём? Состоит этот вопрос из трёх основных частей.
Во-первых, насколько он древен, на самом ли деле ему 2000 лет, и на самом ли деле этот документ составлен людьми компетентными, то есть знавшими, как происходило дело, современниками, участниками и свидетелями событий? Ведь существуют версии о том, что вся эта история, да заодно и вся Библия, была написана три с лишним столетия спустя, в эпоху императора Константина, причём по его же личному указанию. Несколько лет назад вышел побивший многие рекорды популярности детективный роман на эту тему под названием «Код Да Винчи», а впоследствии был снят и фильм по его сюжету. Речь в них, в частности, ведётся о том, что, поскольку со времени земной жизни Христа прошло уже целых три столетия и живых свидетелей в ту пору уже не было, то и писать можно было всё, что угодно… императору Константину. Бытует на бескрайних просторах интернета даже такая забавная версия из серии «теории всемирного заговора», что, на самом-то деле, вся эта история со скандальным романом и фильмом – это такой тонкий ход Ватикана. Мол, вбросим-ка мы в культурное пространство и общественное сознание этакую провокационную идею, чтобы задумались люди, наконец, во что именно они верят: в фантазии популярного британского новеллиста и голливудскую «клубничку» или – в документы и артефакты, имеющиеся в распоряжении исторической науки? Как бы то ни было, для миссионера, во всяком случае, разговор о «Коде Да Винчи» представляется благодатнейшим поводом обратиться именно к этому вопросу: насколько достоверны те источники, на которых покоится ваша вера… или ваше неверие? Ведь циркулируют по мутным потокам той же всемирной паутины и такие забавные версии, согласно которым Библия была составлена двумя русскими монахами в XVI веке… за один вечер. Грамотные были люди, подставили соответствующие ссылочки и цитаты и – готово! То есть первый вопрос – это вопрос о древности нашего источника.
Во-вторых, необходимо вспомнить, на чём писали в те далёкие времена. Современных цифровых носителей информации к тому времени ещё не изобрели – они появились несколькими столетиями позже. А в те времена носители информации – пергамент или папирус – были очень хрупкими и хранились совсем не долго. В открытом виде папирус, например, сохраняется всего 20–30 лет. Без доступа света, кислорода и влаги, то есть в герметичных сосудах, свиток может, конечно, пребывать в полной сохранности хоть две, хоть три тысячи лет. В Книге Пророка Иеремии как раз на этот случай содержится подробнейшая инструкция по хранению древних рукописей: «Так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: возьми сии записи, эту купчую запись, которая запечатана, и эту запись открытую, и положи их в глиняный сосуд, чтобы они оставались там многие дни».[52] Беда, видимо, в том, что мы с вами зачастую инструкций не читаем и, полагаясь на собственную сообразительность, сначала всё безнадёжно ломаем и только потом открываем какие-либо «правила пользования». Может быть, поэтому из оригиналов древних рукописей до нашего времени не дожило ни одного: ни Нового, ни Ветхого Заветов, ни Аристотеля, ни Цезаря, ни Гомера. Дошли до нас лишь копии и копии копий, и наука текстология (совместно с палеографией) восстанавливает по ним текст оригинала. Вопросы, естественно возникающие при этом, обычно звучат так: «Откуда мы знаем, что сегодня мы читаем тот же самый текст, который был составлен авторами оригинала 2000 лет тому назад?» И, в самом деле, может же быть, что большая часть его содержания была утеряна или безнадёжно искажена при бесконечных переписываниях и переводах с языка на язык.
И, наконец, третий вопрос – о достоверности самого содержания текста: «Откуда мы знаем, что ещё тогда, 2000 лет тому назад, никто ничего не приукрасил, не добавил от себя, не перепутал и, в конце концов, просто не забыл?». Ведь если ещё первоначальные авторы описали событие неточно, неполно или неверно, от того, что оно копируется и повторяется из столетия в столетие множество раз, оно не становится сколько-нибудь достовернее. «Сколько ни повторяй “халва, халва”, во рту сладко не станет», – гласит древняя восточная пословица. Правда, современные психологи утверждают, что станет, но ведь самой-то халвы всё равно не получится. То есть, чтобы эти события для нас сегодня имели какой-то смысл и значение, надо, чтобы они ещё тогда были описаны именно так, как они происходили. Есть ли у нас сегодня достаточно оснований верить в достоверность фактов и событий, описанных в новозаветных текстах?
Все эти три вопроса почти два столетия тому назад ставил перед ищущим веры человеком замечательный русский православный миссионер, святитель Иннокентий, митрополит Московский и Иркутский, просветитель Аляски, переведший Евангелие на язык алеутов (и создавший ради этого алеутскую письменность): «Итак, прежде, нежели ты пойдёшь за Иисусом Христом, должен сделать следующее. Во-первых, внимательно испытать основание христианства, то есть те самыя книги Св. Писания, на коих основана наша православная вера: узнать, [1] откуда оне произошли, кто и когда их написал, [2] как они сохранились и перешли к нам, и [3] почему оне называются божественными и священными, и проч.»[53] Само основание христианства видел он покоящимся на достоверности происхождения, сохранности и, собственно, содержания того исторического документа, из которого нам известно о Боге во Христе, и призывал ищущего веры к пытливому исследованию этого основания.
Само же исследование, чтобы быть продуктивным, должно проводиться в соответствии с требованиями соответствующего предмету познания научного метода, каковых на сегодня известно ровно два. Естественные науки – физика, химия, биология и т. д. – естественно, пользуются естественно-научным методом, который в данном случае оказывается совершенно не неприменим, ибо его требованиями являются наблюдаемость события, контролируемость среды, повторяемость и т. д. Он вообще не применим к уникальным историческим событиям, поскольку история отвечает на вопрос не «как бывает?», а «как было?», то есть имеет дело с событиями, не обязательно закономерными, а сплошь и рядом совершенно исключительными. К уникальным событиям истории применяется, соответственно, научно-исторический метод, заключающийся в приведении свидетельств, документов, артефактов («вещественных доказательств») и логических доводов в пользу некоего неповторимого исторического явления (не важно, двухнедельной или двухтысячелетней давности), необходимых и достаточных для компетентного и безучастного решения о том, насколько вероятным и достоверным оно является. Поскольку речь в новозаветном тексте идёт именно о таком уникальном событии истории, то к ним – и к тексту, и к самому событию – пытливый ум имеет полное право применить весь исследовательский аппарат исторической науки. Важно лишь не забывать при этом, что никакое количество представленных свидетельств не может «заставить» человека принять то или иное решение по поводу достоверности или ложности события, но лишь обеспечивает исследователя основанием для личного и ответственного ответа на поставленный вопрос. Так ведь и Исаак Ньютон не видел всех на свете падающих яблок, однако на основании наблюдения за всеми теми яблоками, которые он видел падающими, сделал вывод о законе всемирного тяготения. Какой-нибудь зануда-скептик ведь и в этом случае мог бы возмутиться: «Какое право сэр Ньютон имеет делать столь широкое обобщение на основе своего весьма ограниченного опыта?! А, может быть, все остальные яблоки, которых он не видел, как раз и не падают?!» Так, однако, наука не работает, и её самые общие выводы практически всегда покоятся на опыте, заведомо ограниченном и неполном. Обнаружить и исследовать все свидетельства и доказательства истинности каждой детали в каждом эпизоде новозаветной истории никому и никогда не удастся, но, например, сравнив их с числом и качеством свидетельств достоверности других исторических событий, в которых никому не приходит в голову сомневаться, всякий здравомыслящий человек в состоянии принять вполне личное, ответственное и информированное решение по этому вопросу.
Библия Гуттенберга Факсимиле. 1454 г.
Другие древние документы?
Рассмотрим несколько, ставших уже отчасти хрестоматийными, примеров такого сравнения вполне заслуживающих доверия историков документов древней письменности с новозаветными источниками, применяя и к тем, и к другим исследовательские методики и критерии, выработанные текстологией – прикладной историко-филологической дисциплиной, как это следует из самого её названия, изучающей историю возникновения и судьбу различных текстов, а также собственно и восстанавливающей древние тексты. Одним из таких критериев, применяемых текстологией ко всем древним документам (политическим, поэтическим, экономическим и т. д., по разным причинам не дошедшим до нас в оригиналах) в целях выяснения их достоверности, является количество рукописных копий. Чем больше рукописей утерянного оригинала имеется в распоряжении учёных, с тем большей достоверностью они могут восстановить оригинал. Представим себе, что какой-то древний документ дошёл до нас в виде одного единственного манускрипта. Он может при этом быть насквозь фальшивым или самым, что ни на есть, подлинным. Мы никогда об этом не узнаем, ибо сравнивать-то нам его не с чем, и мы не в состоянии выявить тех ошибок, сокращений, добавлений и других искажений, которые могли возникнуть при его переписывании. И, наоборот, чем больше рукописных копий того или иного документа имеется в распоряжении учёных, тем больше вероятность («Гарантии – на небесах, на земле – вероятность», – гласит древняя мудрость) того, что учёным удастся восстановить первоначальный текст.
Возьмём для примера, ну конечно, Цезаря! Про его «Записки о Галльской войне» в любом учебнике истории и в любой энциклопедии пишется как о самом полном, самом достоверном и самом подтверждённом свидетельстве событиях и времени его правления – 50-х годах до Р. Х. Ведь и на самом деле, большую часть того, что известно учёным об этом периоде либо прямо происходит из этого источника, либо обнаружено, благодаря ему. И, что особенно важно, источник был написан вполне компетентным и во многих отношениях авторитетным автором – будущим римским императором Гаем Юлием Цезарем. Однако, как уже было отмечено выше, того самого первоначального, оригинального экземпляра, вышедшего из-под пера одного из Цезаревых писцов (не императорское это дело – касаться августейшими перстами таких низменных предметов, как перо и пишущие машинки), ловивших и запечатлевавших на папирусе каждое слово императора, до нас не дошло. По счастью, этот текст продолжал копироваться усердием переписчиков из столетия в столетие, и так – до середины XV века, пока никому дотоле не известный шлифовщик полудрагоценных камней и точильщик зеркал по имени Иоганн Гуттенберг не изобрёл в Германии первый печатный станок, и копии не стали более или менее одинаковыми. Почти сто лет спустя точно такой же станок изобрёл и Иван Фёдоров Москвитин, так что и в России тексты тоже стали более или менее стандартными. Понятно, что сравнивать печатные копии, вышедшие из-под одного и того же станка, большой нужды нет, но сколько же рукописных копий, манускриптов (от лат. manus – рука и scribo – пишу) различных документов древности, содержащих разночтения, ошибки, сокращения и дополнения переписчиков, имеется в распоряжении учёных?[54]
Количество сохранившихся копий древних текстов
Большую часть того, что историкам известно из периода правления Цезаря, по которому в университетах в основном и изучается История Древнего Рима, дошло до нас по 251 списку его «Галльских войн». Много это или мало? Если сравнить эту цифру с другими заслуживающими доверия историков источниками – философскими трудами Платона (210 копий), «Историей» Геродота (109 копий), «Историей от основания города» Тита Ливия (150 копий), «Царём Эдипом» Софокла (193 копий) – этот показатель окажется чуть выше среднего. То есть обо всей платоновской философии, по отношению к которой вся современная европейская философия представляет из себя «не более, чем ряд примечаний на полях Платона»[55], науке известно по двумстам десяти более или менее объёмным отрывкам. От нескольких десятков до нескольких сот рукописей того или иного древнего документа принято считать вполне надёжным их числом, но, конечно, бывают и исключения, каковым является Гомерова «Илиада», дошедшая до нас в количестве 1757 копий. Но на то оно и исключение, чтобы подтверждать известное науке правило.
А теперь посчитаем, сколько новозаветных рукописей имеется в распоряжении учёных, то есть применим к жизнеописанию Христа те же самые критерии, которые применяются текстологами к другим документам древности. Если речь и в самом деле идёт об историческом событии и историческом документе, имеем на это полное право. «Как Слово стало плотью в определённом месте и в определённое время, так и текст Писания, да и всякое иное проявление веры, возникает и живёт внутри исторического процесса, а значит, его внешние, исторические формы могут быть изучаемы с помощью обычных научных методик», – пишет современный филолог-библеист Андрей Десницкий.[56] Так вот, за тот же период рукописной передачи текста, то есть со времени создания оригинала до изобретения печатного пресса, до нас дошли 27974 более или менее полных новозаветных манускрипта, из которых 5795 – на языке оригинала (греческом), плюс латинский, коптский, арабский, славянские языки и т. д. Таким образом, мера достоверности евангельского текста согласно этому критерию превышает все другие древние тексты, в том числе совершенно исключительные, не намного и даже не во много раз, а на несколько порядков. С точки зрения человека, верующего в живого Бога и Его продолжающееся участие в бытии сотворённого Им мира в этом нет ничего ни невозможного, ни даже странного. И, даже напротив, нет ничего неожиданного в том, что Он, с одной стороны, позаботился о том, чтобы свидетельство о Его явлении миру сохранилось в достаточно достоверном виде и качестве, а с другой, оставил за человеком достаточно оснований для совершения выбора без принуждения и подавления его свободной воли. Перефразируя итальянскую пословицу, можно сказать, что, когда Бог оставлял по Себе свидетельство, Он оставил его достаточно. Не без иронии замечал по этому поводу просветитель и богослов протопресвитер Александр Мень: «Скудость источников обычно не мешает создавать жизнеописания великих людей, о которых сохранилось куда меньше достоверных данных [чем об Иисусе Христе – О. В.]».[57]
И, что замечательно, новозаветные копии эти относятся к различным столетиям и, когда скептики выражают подозрение в том, что в период рукописного копирования в текст, вероятно, проникли описки, разночтения и другие погрешности, то мы вправе спросить их: когда же это произошло? Почему же в таком случае, практически идентичные рукописные копии Нового Завета доходят до нас (естественно, в разном количестве и разной степени полноты и сохранности) из первого, второго, третьего, четвёртого и т. д. столетий вплоть до изобретения печатного пресса? Подозрения скептиков, впрочем, вполне понятны и оправданы, ибо самые ранние копии некоторых, например, античных авторов, и в самом деле дошли до нас в средневековых переводах на арабский, то есть с разрывом в несколько столетий (об этом мы подробнее ещё поговорим). То же, с их точки зрения, «должно было бы» произойти и с новозаветными текстами. Если, однако, мы будем иметь дело не с нашими собственными предположениями и фантазиями (в сослагательном, то есть нереальном наклонении), а со вполне реальными историческими фактами, то окажется, что и в этом отношении Новый Завет представляет собой замечательное исключение: преемственность в передаче его текста от поколения к поколению никогда не прерывалась, даже несмотря на периоды жесточайших гонений и преследований христианского учения и Христовой церкви.
Как уже говорилось, учение ислама покоится не на исторической достоверности событий, упоминаемых и описываемых в Коране, а на авторитете пророка, а потому и строго исторический подход к нему не вполне применим и оправдан. Однако уже и чисто количественное сравнение между признаваемыми христианами и мусульманами авторитетными рукописями соответственно Нового Завета и Корана обнаруживает колоссальную разницу между этими источниками. Согласно учению ислама вскоре после смерти Мухаммеда халифом Усманом были сведены воедино имевшие хождение в устном предании и потому отчасти различавшиеся версии Корана. Пять идентичных копий созданного таким образом документа были им разосланы в пять городов тогдашнего исламского мира, и только они признаются истинными и исключительно достоверными. Увы, современные исследования двух дошедших до нас «Усмановых» текстов показали, что эти манускрипты являются более поздними копиями, снятыми с неизвестных источников около двух с половиной столетий спустя. Что именно было написано в оригинальных документах, и насколько им соответствует канонизированный в 1989 году современный текст Корана, приходится принимать, что называется, «на веру», то есть без каких-либо историко-текстологических оснований и даже, как мы далее убедимся, вопреки им.
* * *По моим наблюдениям, далеко не все мусульмане отдают себе в этом отчёт, точно так же, впрочем, как и многие христиане не особенно задумываются над тем историческим основанием своей веры, которое отличает её от всех без исключения религий на свете. Соображения такта и уважения к иным, традиционным для различных народов, верованиям, доведённые до своей почти уродливой крайности насаждением к месту и не к месту политкорректности и толерантности, чаще всего не позволяют миссионеру впрямую сравнивать религии по конкретным мерилам и критериям. Если же мне приходится выступать со своими презентациями, например, в учительских или других профессиональных аудиториях, то строгость научного подхода позволяет делать это без лишних церемоний и экивоков. Так, однажды я представлял только что рассмотренный нами материал на курсах повышения квалификации школьных учителей истории, по обыкновению, оставив добрых полчаса в конце встречи на вопросы и ответы. Едва ли ни первым прозвучал именно вопрос о политкорректности: не боюсь ли я оскорбить религиозные чувства кого-то из уважаемых коллег, если вдруг окажется, что в аудитории присутствуют, например, буддисты или мусульмане? Заранее извинившись, если это произошло, и заверив слушателей в том, что это никак не входило в мои намерения, я набрался смелости напрямую спросить зал: нет ли среди нас мусульман, которым мои сравнения письменных источников показались бы обидными. Молодая учительница подняла руку, встала и ответила, как мне показалось, не столько мне, сколько ревновавшему о её достоинстве коллеге-историку:
