Джеронимо & Сидящий Бык

– Осмелюсь предположить – немецкой?

– Да. А Вы откуда знаете?

– Последний вопрос. Было еще что-нибудь необычное?

Это уже граничило с наглостью. Ладно. Потерпим.

– В складках газетного обрывка были найдены несколько осколков белого материала.

– Со следами коричневой краски?

Этот старик всё знает. Хотя стариком Алехина назвать трудно. Не толстый, не худой, среднего роста, с хитрыми глазами. Если бы не абсолютная седина, можно было бы дать лет пятьдесят.

Грипалис не верил ему, но испытывал симпатию.

– Вы не думаете, что пора всё рассказать?

– Ну, это моя обязанность. Я думаю, что страницу из каталога Звонареву подложил убийца.

– Так сразу и убийца? Опять гены…

– В конце января Звонарев попросил меня посмотреть одну вещь – не смогу ли я её восстановить. Он купил её по интернету в Германии ещё в начале осени. Еще сетовал, что посылка шла больше трех месяцев, и он считал её уже пропавшей. Это была огромная коробка, по стенкам проложенная пенопластом и набитая немецкими газетами. В газетах лежала фарфоровая фигура орла, разбитая на несколько частей. Видимо, неаккуратно транспортировали посылку. Я провозился с ней около недели, пришлось придумывать фиксирующую конструкцию – размах крыльев был больше полуметра, да и вес фигуры был немалый.

– Нельзя ли ближе к убийце?

– Это важно. Наверно. Я склеил этого орла, между прочим Джузеппе Армани, не хватило только трех мелких осколков. Я перерыл всю коробку, перетряс каждый клочок газет и ничего не нашел. Сообщил об этом Звонареву. Он подозревал, что коробку вскрывали, она была сильно помята и повреждена. Несложно предположить, что страница из каталога находилась в посылке, завернутая в газету, иначе как бы осколки попали в сверток.

– И изъял его из коробки не Звонарев.

– Точно. Он бы обязательно отдал мне осколки для полного восстановления орла, слишком дорогая вещь. Флоренция, 1988 год.

– Но получается, что убийца даже не смотрел что в свертке, иначе бы эти частицы выпали.

– Ему и не надо было, он знал, что там. И еще не хотел оставлять отпечатков.

– Но тогда, он подставляет того, кто положил страницу в посылку. Или вырвал её из каталога.

Алехин начал уставать от неудобного стула. Он незаметно сползал, пытаясь выгнуть поясницу.

– Звонарев говорил, что где-то в Германии у него есть человек, который собирает все купленные вещи по всей Европе и пересылает в Калининград. Что-то вроде агента.

– Я вижу, Звонарев успел Вам много рассказать.

– В сущности, он был одинокий человек, и его тянуло иногда поговорить. Почти год после карантина мы просидели с ним бок о бок. Он любил пространно рассуждать о различных перипетиях в жизни коллекционеров. Особенно о том, кто и как разбогател, скупая старые вещи в интернете.

– Значит, Вы знаете, кто был его почтовым агентом в Европе.

– Нет. Но его имя написано на каждой коробке.

Грипались чертыхнулся про себя, что не догадался посмотреть надписи на коробках. Как ловко этот Алехин выведал у него всё про страницу из каталога. И с орлом всё так складно, теперь вот иди и проверяй. Если получится. Учитывая нынешние отношения с Германией. Может " старших братьев" придется попросить?

– И еще. – Алехин заелозил на стуле, – Я, по-моему, догадываюсь, почему тело замотали черной пленкой.

Глава 7.

Говорила же Ленка, держи язык за зубами. Не выдержал. Этот Вадик не такой простачок. А может и нет. Обыкновенный следователь.

Алехин не спеша ехал по Пролетарке вдоль Верхнего озера домой. В былые времена озеро называлось Обертайх, и в нем можно было купаться. А теперь? Хорошо еще рыба кое-какая осталась. Сергей свернул на улицу Тельмана, раньше она называлась Бисмаркплац. В такие моменты, слушая, как шины автомобиля стучат по брусчатке, а в небе то и дело ревут моторы самолетов он, почему-то, представлял себя Штирлицем. Ему всегда было интересно, что чувствовал Исаев, когда видел вывороченные столетние вязы и расколотые стволы дубов, которые так уютно оттеняли дорогу, разрушенные двухэтажные домики в осколках красной черепицы? Ведь эти улицы могли быть ему домом несколько долгих лет. Некоторые старые немецкие коттеджи хорошо сохранились и сильно выделялись среди новоделов постсоветской эпохи. Они были проще, изящней, и органичней смотрелись на этой старой улице.

А что дальше? Фирма была опечатана. И когда можно туда зайти, не известно. А зайти очень хотелось. Алехин хотел проверить одну свою версию. Почему труп оставили сидящим в кресле? Возможно, его просто бросили, потому что он пришел в цех. Тогда кто-то должен был быстро спрятаться, не попадаясь на глаза Алехину. Где? Только в маленькой каморке в мастерской. А ведь там была дверь, завешенная баннером. Правда на ней висел ржавый замок, и с улицы она была завалена бревнами и ветками. Года три назад на территории фирмы спилили старое дерево, но большие чурбаки так и не вывезли и свалили в дальнем углу участка, завалив тем самым и дверь. А ведь там удобно с бревен через забор перелезть. А забор – это идея. Хорошо бы узнать, был ли с утра патруль ДПС на нашей улице? Они вечно ошиваются по утрам на нашем участке дороги и могли видеть, подъезжал ли кто-нибудь к воротам фирмы. Алехин хотел прямо сейчас позвонить следователю, но не был уверен, что это будет хорошо. Да он, наверно, и без него догадался.

"В конце концов, это не мое дело" – подумал он, уже подъезжая к дому.

– Приехал. Долго ты, – жена что-то жарила на кухне,– ну как все прошло?

Сергей уселся в кресло-качалку, вдыхая вкусный запах жареного лука.

– Нормально прошло, как там может быть?

– Надеюсь, ты не болтал без умолку?

– Да нет, ты же меня знаешь.

– Вот и именно, – она всегда так говорила – вот и именно, – небось, следователю не дал и рта открыть.

– Да дал я ему, открыть, – пробурчал Сергей.

Он никак не мог решиться пересказать жене разговор, произошедший в кабинете следователя Грипалиса.

Надо рассказать!

– Ну, подсказал мальчонке пару идей.

– Ясно. Про мусорку все выложил.

На кануне, вечером они с женой вместо кроссворда, долго обкатывали версию с черной мумией в кресле. Так они, не сговариваясь, назвали труп Звонарева.

Вообще, это было их любимое занятие, прочитав первые две-три главы детектива, делится предположениями, кто же убийца. Вот и теперь, они

выдвигали версии исходя из скудных первоначальных сведений.

– Вот так и знала, все разболтал?

– Ну, положим не всё, – Сергей выгнулся в кресле – в пояснице заболело,– пока только про плёнку.

– … значит, вы уверенны?

– На девяносто восемь процентов. Мусор увозят по четвергам. Если вы обратили внимание, у нас очень большой мусорный контейнер. С крышкой. Я иногда выбрасываю большие мусорные мешки черного цвета, или просто мотки отработанной пленки. Если замотанный в черную пленку труп положить в контейнер и сверху присыпать мусором, не у кого не возникнет и тени сомнения, что это не моток пленки.

– Но Вы могли догадаться.

– Да. Но я недавно выбросил такой мешок, следующий будет не скоро. А через день контейнер бы выгрузили, мусор увезли и всё. Никто ничего не знает.

– А мусорщики?– Грипалис равнодушно смотрел на Алехина.

– Да они уже все знают, ничего хорошего здесь не будет, думаю, они давно перестали заглядывать в контейнер. Тем более, пять часов утра. Выгрузка мусора в мусоровоз происходит без участия коммунальщиков, им только контейнер подкатить к машине. Нет, здесь всё было рассчитано.

– Но что то помешало… Послушать Вас, так все идеально продумано, – Грипалис встал и заходил по кабинету.

– Не все, – Алехин развел руками, – и вообще, я думаю, что убийца не он.

– Или она, – задумчиво пробурчал следователь.

– Ворочать мужика под восемьдесят килограмм требует не дюжей силы. И не забывайте, нужен опыт обращения с клеющейся пленкой.

– А почему Вы думаете, что это не убийца?

– Вадим Вадимович, Вы так и не сказали мне, как был убит Звонарев.

"Опять торгуется – подумал Грипалис, – нет ничего хуже, чем доморощенные детективы. Хотя нельзя не согласиться с некоторыми его выводами"

– Рубленая рана на шее, – следователю не хотелось распространяться об этом раньше времени, – более точно будет известно дня через два.

– У тебя же был топор,– сказала жена.

Сергей с силой зажмурился.

– Был. С зеленой пластмассовой ручкой.

– Ну? Ты его видел? – на Ленкином, всегда бледном лице стали видны капилляры – ты следователю сказал?

– Сказал…

– Сергей Викторович, а где Вы были в среду между восьмью и двенадцатью часами ночи?

Грипалис не смотрел на Алехина. Открыв ежедневник в коричневом кожаном переплете, он делал вид, будто внимательно что-то там рассматривает.

– Значит его убили ближе к ночи… – Алехин на секунду задумался. – Я был дома, после ужина мы с женой решали кроссворд, а потом начался какой-то сериал. Если Вы про алиби, то, примерно в девять пятнадцать мне звонила внучка, напоминала, что у нее утром тренировка. Можете проверить биллинг телефона. В десять мы, по-стариковски, легли спать.

– Проверим. У вас есть камеры на подъезде?

– Нет, только на воротах. Там же калитка для входа на территорию.

– Хорошо. А где последний раз Вы видели топор?

Глава 8.

– Слушай, ну никак не вяжется этот топор, он из другой оперы. Так грубо убить, а потом ловко придумать с пленкой.

Алехин прошел в спальню. Жена, полулежа на кровати, мерила давление. Молча ждала, когда перестанет жужжать маленький компрессор на руке.

– Ну как?

– Низковато. Всё плохо.

– Что плохо?– Сергей сел рядом на кровать.

– Все! Ты нашел труп, в мастерской, где кроме тебя там почти никто не бывает, да еще и убили твоим топором. Чего молчишь, кибальчиш?

– Думаю.

Сергей думал, как все по-дурацки выглядит, не логично. Убить, бросить, потом принести труп в мастерскую, замотать в пленку. При этом, не опасаясь, что кто-то найдет труп или увидит убийцу. Кто?

– Не логично как то всё.

– Какая может быть логика в убийстве, – Ленка смотрела в потолок, часто моргая, – тут уж не до логики.

" Нет. Должна быть определенная последовательность.– Сергей был убежден, что каждое последующее действие предопределено предыдущим,– выпил-закусил, ударил топором – пошла кровь, замотал в пленку – осталась бумажная подложка.

– Кровь!

– Какая кровь?

– Если рубануть топором по шее должна быть кровь, возможно, много крови.– Сергей не мог сидеть,– точно, точно.

Он стал шагать по спальне.

– Когда следователь попросил меня осмотреть мастерскую, крови нигде не было, и на пленке, в которую был завернут труп, крови я не заметил.

– Да ты слепой,– Елена приподнялась на кровати,– ты в очках то ничего не видишь.

– Нет, нет. Теперь все начинает проясняться,– Сергей уставился на натюрморт на стене над кроватью.

Мазки были густые, сочные, будто плавились под солнечными лучами. Охапка васильков весело торчала из круглой вазы, пытаясь рассыпаться по столу, залитому летним солнцем. Работа была выполнена мастихином, что придавало некоторый объем изображению.

– Понятно. Теперь все понятно.

– Что ты там бормочешь? – жена пристально смотрела на Сергея, – что тебе понятно?

– Ну, а ты? Не догадываешься? Крови нет. Это значит, что…?

– Да ну тебя. Хочешь йогурт? – Жена медленно поднялась с кровати.

– Хочу, – Сергей поплелся за ней на кухню.

– Кровь вытекает, когда сердце работает. Ну?

– Рубанули по шее уже мертвому?

– Согласись! Живому и здоровому очень трудно попасть по шее топором без его согласия, – Сергей открыл холодильник, – Ты какой будешь?

– Вишневый, – Лена села за стол.

– Тогда я абрикосовый, – Сергей сел напротив, – Теперь понятно, почему следователь так легко согласился рассказать, как убили Звонарева.

– Он тебя хотел проверить.

– Проверялка еще не выросла. Смотри, что получается. Притащить труп из другого места сложно, но можно. Только я думаю, что он в мастерской умер, а топором ударили потом, что бы на ложный след навести или меня подставить.

– Надо этого мотальщика мумий найти. – Лена доела йогурт – может, он что то видел.

– Ты права. Я тоже думаю, что убил другой. Ну, этого мотальщика найти как раз проще всего.

Глава 9.

Вот уже час Грипалис сидел у себя в кабинете и переваривал разговор с коммерческим директором и по совместительству младшим компаньоном Андреем Рыбалко. У этого мотивов для убийства Звонарева было хоть отбавляй.

По словам Рыбалко погибший был одним большим разорением. Постоянно брал новые кредиты, не погасив старые. Тратил деньги на ненужные товары. Легко кидался в различные авантюры. Все это вызывало частые ссоры между компаньонами. Неудавшаяся личная жизнь Звонарева только лишний раз доказывала, что ждать перемен к лучшему не стоило.

Грипалис видел, что Рыбалко не хотел рассказывать о последней ссоре с

покойным, но здравый смысл победил. И тут открылись интересные подробности.

– С полгода назад Звонарев увлекся криптовалютой и игрой на бирже, – Рыбалко говорил медленно, подбирая каждое слово,– я думал, что это быстро пройдет, поговорит на модную тему и всё. Но он стал брать деньги из кассы на складе и в магазине, всё чаще и всё больше. Не чем стало платить по кредитам, не говоря уже о зарплате. А месяц назад Звонарев предложил заложить наш последний магазин и взять новый огромный кредит.

– Чем он объяснял это? Я так понимаю, что заложить магазин – это крайняя мера?

Рыбалко улыбнулся про себя, как улыбается мать проказам своего годовалого ребенка.

– Он хотел создать ферму, майнинговую ферму в цехе рекламного агентства.

Неожиданный поворот от пластмассовых солдатиков к добыче биткоинов. Грипалис давно ничему не удивлялся, но тут слегка растерялся. Это дело ему сразу не понравилось.

Жил-был вполне себе нормальный бизнесмен, жена, двое взрослых детей, неплохая работа, дружный коллектив, подарки на Новый год. И вдруг судьба делает зигзаг. Любовница, разрыв с семьей, уход из дома. Маленький ребенок, долги, кредиты, жадная молодая жена. Работа не клеится, коллектив распался, смерть родителей, болезнь ребенка. Друзья и знакомые потихоньку отдалились, с братом не общается, часто ночует на работе. И вот в один из таких вечеров кто-то зачем-то убивает этого нормального человека и совсем не нормально упаковывает его труп в пленку. Ну "зачем" возможно разобрались, а вот " кто"?

– Но ведь это наверно сложно? Нужно дорогое оборудование?

– Очень дорогое. Денис говорил, что уже нашел, где купить двадцать видеокарт, всего по двести пятьдесят тысяч за каждую.

– То есть, он хотел взять кредит на пять миллионов?

–На пятнадцать,– Рыбалко тяжело вздохнул, – кроме видеокарт еще много чего надо. Предполагаю, что цифра сильно занижена. Я был против, мы сильно поспорили.

– Насколько сильно?

– Настолько, что я решил уйти.

Грипалис смотрел на коммерческого и не мог понять, что за человек этот Рыбалко. Выше среднего роста, поджарый, густая, слегка вьющаяся шевелюра с проседью, очки в тонкой элегантной оправе, хорошо и со вкусом одет. Такой должен нравиться женщинам, а на работе все продавщицы его не любят. Почему? И не только продавщицы.

– Андрей Петрович, в цехе и мастерской была сигнализация?

– Нет, только на складе,– Рыбалко безразлично смотрел на то, как следователь быстро пишет его ответ в протокол.

– А тревожная кнопка? И кстати, кто предложил расторгнуть договор с охранным агентством?

– Ну, я. Надо было сокращать расходы,– казалось, что Рыбалко сейчас взорвется, но он спокойно продолжил дальше,– за последние пятнадцать лет мы ни разу не пользовались тревожной кнопкой – зачем платить? Раньше, в масштабах фирмы, эта сумма была незначительной, но теперь приходится считать каждую тысячу. Я был вынужден идти на крайние меры.