скачать книгу бесплатно
Ударил корабельный колокол, как будто
упала гулко древняя монета
давно исчезнувшего государства,
будя воспоминанья и преданья.
Но гимнастка не унималась, а потому мои усилия не возымели никакого успеха. А когда красотка эффектно уселась на планшире на продольный шпагат, балансируя раскинутыми в стороны словно крылья руками, – все экскурсанты в один голос изумлённо ахнули, а я натурально схватился за сердце.
Испугавшись, что она вот-вот свалится за борт, я резко бросился к ней, схватил за талию и, потянув на себя, грохнулся вместе с девицей прямо на палубу. Да так, что она оказалась на мне.
Все вокруг как по команде схватились за смартфоны, чтобы запечатлеть эту выдающуюся сцену. Со всех сторон кричали кто во что горазд: «Гарна дивчина!», «Вот это жопэ!», «Волочкова отдыхает!»
А один чудак на букву «м» сдуру даже ляпнул: «Харассмент!»
Это надо ж было такое придумать! Как только в голову могла прийти такая хрень? Никаких предварительных намерений хватать эту девку – да хоть даже и за её сексапильную задницу! – у меня и в помине не было. Хотя, по правде сказать, выглядела она потрясно.
Как только мы поднялись на ноги, чтобы как-то сгладить конфуз, я сделал ей замечание, что, мол, на яхте существуют определённые правила безопасности, и вести себя так, как она, на экскурсиях недопустимо. В ответ красотка кокетливо, но с нагловатым взглядом проворковала:
– Но я же актриса! У нас впереди премьерный показ, и мне постоянно нужно держать себя в форме.
Что ж, формы у неё действительно были аппетитными! Не буду скрывать, в тот момент я испытывал некоторое возбуждение оттого что всего минуту назад крепко сжимал их своими руками.
Но нужно было продолжать экскурсию, и когда все немного остыли и успокоились, я решил возобновить свой рассказ про кошек святого Николая, хотя сам монастырь к тому времени уже начал скрываться из виду. Но тут на палубе как раз наконец-то воцарилось молчание, и стихи Сефериса легли в самую жилу:
– «Как странно, – оборвал молчанье капитан, –
но этот колокол сегодня, в рождество,
напомнил мне о колоколе монастырском.
Историю о нём мне рассказал монах,
чудак, мечтатель и немножко не в себе.
Так вот, когда-то страшное несчастье
постигло этот край. За сорок с лишним лет –
ни одного дождя, и остров разорился,
и гибли люди, и рождались змеи.
Мильоны змей покрыли этот мыс,
большие, толще человеческой ноги, и ядовитые.
И бедные монахи монастыря святого Николая
ни в поле не осмеливались выйти,
ни к пастбищам стада свои погнать.
От верной гибели спасли их кошки,
взращенные и вскормленные ими.
Лишь колокол ударит на заре,
как кошки выходили за ворота
монастыря и устремлялись в бой.
Весь день они сражались и на отдых
недолгий возвращались лишь тогда,
когда к вечерне колокол сзывал,
а ночью снова начиналась битва.
Рассказывают, это было чудо:
калеки – кто без носа, кто без уха,
хромые, одноглазые, худые,
шерсть клочьями, и всё же неустанно
по зову колокола шли они сражаться.
Так пролетали месяцы и годы.
С упорством диким, несмотря на раны,
в конце концов они убили змей,
однако вскоре умерли и сами,
не выдержав смертельной дозы яда.
Исчезли, как корабль в морской пучине,
бесследно… Так держать!
…Могло ли быть иначе,
коль день и ночь им приходилось пить
пропитанную ядом кровь врага.
Из поколенья в поколенье яд…»
«…держать!» – откликнулся, как эхо, рулевой.
В этом месте я привычно сделал драматическую паузу, и спустя пару секунд вся палуба уже восторженно рукоплескала мне. Не хлопала одна лишь гимнастка. Она смотрела на меня по-кошачьи оценивающе, одновременно с любопытством и ревностью.
Это, как вы уже догадались, и была Руслана Лемурова.
В программе прогулки на яхте всегда предусмотрен обед, во время него Мавританский с гимнасткой и подсели ко мне поболтать. Тогда-то я и узнал от них все подробности про их мистерию и репетиции на Кипре. В свою очередь, поделился и собственными впечатлениями от театрального фестиваля этого года.
К тому времени по приглашению других театральных трупп, ранее также побывавших на моих экскурсиях, я успел уже посмотреть несколько спектаклей. На открытии фестиваля в пафосском Одеоне я в полной мере насладился режиссёрской работой Яши Кочели со Словенским национальным театром «Нова Горица»: они показали трагедию Еврипида «Троянки» с Марютой Сламич в роли Гекубы – эта антивоенная постановка собрала самые восторженные отзывы прессы и зрителей! Там же, в древнем Одеоне, я побывал и на инновационном спектакле «Вакханки» японского режиссёра Изуми Ашизавы, попытавшегося соединить приёмы традиционного японского театра Но с классической древнегреческой драмой. Плюс в античном театре Куриона я видел уморительную комедию Аристофана «Лисистрата» в исполнении итальянской труппы Туллио Соленги с великолепной Элизабеттой Поцци в главной роли – о том, как главная героиня с помощью женской «сексуальной забастовки» смогла остановить войну между Спартой и Афинами, и постановку «Ифигения в Авлиде» Янниса Калаврианоса из Национального театра Северной Греции про то, как царь Агамемнон перед походом на Трою хотел принести в жертву богам собственную дочь.
Уж лет пять как я перестал быть заядлым театралом, но признаюсь: каждый из этих спектаклей мне понравился – время на них я потратил не зря. И когда Мавританский поделился со мной идеей своей мистерии, соединявшей греческий миф с советским шлягером, я, напустив на себя вид знатока, не без скепсиса провёл аналогии между его замыслом и тем, что уже показали на фестивале японцы:
– Так это же смешение жанров! Симбиоз! Я такое здесь уже видел!
Мавританский закивал головой:
– Да-да, мы тоже хотим удивить публику! Тем более, что у нас есть такая замечательная актриса! – и он кивнул на свою балерину.
– А, скажите, стихи Сефериса, что вы читали сегодня, – вы их сами перевели? – неожиданно спросила она меня.
– Нет, что вы, – зарделся я. – Это перевод Ильинской.
– Какой Ильинской? – Тут же ревниво встрепенулась она: – Не той ли, что из грыжевского театра – давеча играла здесь в «Дездемоне»?
– Да нет же! Ту зовут Светлана, и она не знает языков. Я имел в виду Софью Борисовну Ильинскую – профессора янинского университета.
– А откуда вы знаете про Светлану? – подозрительно посмотрела на меня Лемурова.
Тут я прикусил губу, поняв, что сболтнул лишнего: своё знакомство с актрисой Светланой Ильинской мне совершенно не хотелось афишировать, и на то были свои веские причины. Пришлось им рассказать, что ровно за день до этого здесь же, на яхте, я столкнулся с ней на такой же экскурсии, которую проводил для актёров из труппы театра режиссёра Юлиана Грыжева.
На самом деле Светлана Ильинская была бывшей – первой и единственной – женой моего нижегородского приятеля Игоря Скромного, пару лет назад без вести пропавшего во время своей журналистской командировки в Лашман. Эту историю долго здесь рассказывать, да и, наверное, незачем: её подробно описал с моих слов в книге «Фарфоровый чайник в небе» кинорежиссёр Георгий Молоканов. Правда, под псевдонимом и, как это часто бывает у режиссёров, многое там переврал и напутал. Хотя суть изложил верно: косвенно я был причастен к гибели журналиста Игоря Скромного в лашманских болотах.
По вине Гоши я влип тогда в жуткую передрягу, из-за чего меня могли обвинить в несовершённых мною преступлениях и посадить. Именно поэтому мне и пришлось срочно уносить ноги из России. Но и за границей из-за того же Скромного я оказался в заложниках у азиатской мафии и уж только потом, когда после долгих мытарств и приключений еле вырвался из её лап, наконец-то сумел осесть под чужим именем здесь, на Кипре. В общем, кому интересно – читайте «Чайник в небе».
Светлана Ильинская разошлась с Игорем Скромным после того, как однажды на московских гастролях познакомилась с новомодным режиссёром Грыжевым из тусовки Серебренникова и Богомолова. При первой же встрече она сразу дала ему, а он из постели взял её потом и в свой театр. Переводом, получается.
Ильинская, как и все лицедейки и лицедеи, была не очень разборчива в половых связях ради славы и денег. И при встрече со мной про своего бывшего она вспомнила только потому, что после исчезновения Игоря никак не могла продать их общую квартиру в Нижнем Новгороде. Гоша тогда как в воду канул и до сих пор числился пропавшим без вести: тело-то его так и не нашли.
Пресса писала, что Скромный бесследно исчез во время своей командировки в Лашман. В той поездке рядом с ним фигурировала и моя русская фамилия, но и я тогда вслед за Игорем тоже как в воду канул. Поскольку Скромный с тех пор так и не объявился, а я вот теперь попался ей на глаза, то его жёнушка и вцепилась в меня клещом:
– Куда делся мой бывший муженёк? Где прячется? Я уж грешным делом думала, что его, может, убили! Но ты же был тогда в Лашмане вместе с ним, и смотрю – живой и невредимый, да ещё на Кипре и под чужой фамилией. Лукас Макрис какой-то – что это за хрень? Говори – где он? Что за аферу вы провернули? Я этого так не оставлю – выведу вас на чистую воду! Квартиру, видите ли, он решил у меня отжать. А я вот теперь даже в права наследства без него вступить не могу!
Я попросил её не шуметь на экскурсии, пообещав, что всё объясню по возвращении на берег – когда мы встретимся с ней без лишних глаз в Пафосе.
Афродита, Дездемона и маньяк
В номере Мавританского стоял такой затхлый и смрадный запах, что я сразу же инстинктивно прошёл к балкону и распахнул дверь. И на мгновенье замер: вид отсюда был просто шикарный! За небольшим приотельным садом глазу открывалась величественная панорама знаменитого археологического парка Пафоса с маяком на горизонте.
– Историческое место, – кивнул я хозяину на вид с его балкона.
– Да уж, влипли мы в историю, – продолжая думать о своём, отозвался человек с рыбьими глазами.
Совершенно не стесняясь меня, он стянул с себя заляпанные красным вином штаны, бросил их прямо на пол и, покопавшись в шкафу, натянул на свои жирные ляжки тёмно-бордовые шорты в белый горошек. Только теперь, в тени комнаты, я обратил внимание на то, что и лицо его за дни пребывания на Кипре заметно побагровело от южного загара.
Пока он пошёл умываться в ванную, я окинул взглядом интерьер его номера. Стены здесь были расписаны всё теми же красочными изображениями дельфинов, осьминогов, античных воинов и древнегреческих триер, что и в холлах и коридорах гостиницы. Сама же обстановка была довольно скромной: широкая двуспальная кровать, кресло, гардеробный шкаф, тумбочка с телефоном, холодильник с баром, панель телевизора на стене да расписанный теми же античными героями журнальный столик с деревянным стулом. Ещё один небольшой пластиковый стол с двумя такими же стульями виднелись за стеклом на балконе.
Осмотревшись, я не спеша снял с себя пиджак и повесил его на спинку кресла. Потом, вспомнив, достал из него и бросил на кровать Мавританского купленную накануне местную газету «Cyprus Mail», уже немного помятую, и свой шёлковый платок, которым часто повязывал шею в ветреную погоду, а в жару убирал в карман. Нет-нет, не такой, как у шекспировского Отелло с земляничным узором, а обычный синий – цвета моря с традиционной в этих местах лефкарской вышивкой.
Когда Мавританский появился из ванной, вытирая полотенцем обгоревшее лицо, я, прикрыв свой платок газетой, спросил его, почему он со своими артистами поселился именно в этом отеле, а не где-нибудь на первой береговой линии у моря.
– Всё из-за денег! – развёл он руками. – На лучшие варианты бабок не хватило. На время фестиваля цены на проживание в Пафосе взлетели до небес, так что все крутые отели загодя выкупили иностранцы да наши москвичи. А нам – на что хватило, то и досталось. Но и здесь, в принципе неплохо: до променада десять-пятнадцать минут ходьбы, зато прямо за углом через дорогу – крупный молл. Мы туда закупаться ходим: там и шмоток дешёвых, и бухла завались.
– Так что же тут у вас произошло? Что в полиции говорят? – спросил я Геннадия Романовича, усаживаясь без приглашения в кресле.
Он присел на кровать, снова закрыл лицо махровым полотенцем и тяжело вздохнул:
– Что же тут произошло? – эхом донеслось из-под мокрой тряпки. – Если бы мне самому кто-нибудь это объяснил.
– Номер-то ваш, смотрю, не опечатали… Что же всё-таки сказали в полиции?
– Что сказали… – снова эхом ответил он, но уже без полотенца. – Допросили меня, Грубанько и Бескрылова – всех наших, кто жил в этом корпусе отеля. Мы ведь вечером после ужина, перед тем, как убили Руслану, посидели вчетвером у меня в номере, выпили немного, а потом они все разошлись. Поэтому, когда я нашёл труп за дверью, полицейские сразу осмотрели мой номер, но здесь не было никаких следов борьбы, всё культурно-чинно-благородно, сняли отпечатки с посуды да ушли. А ведь Руська в тот вечер обещала прийти ко мне на ночь, а вон оно как всё вышло…
Тут функционер снова взялся за полотенце, чтобы утереть слёзы, но скоро продолжил:
– Я ведь почему хотел с вами встретиться, Лукас. Помните, тогда на яхте вы с Русланой вспоминали Светлану Ильинскую? Так вот: в полиции сказали, что в тот же день, когда убили Русю, здесь неподалёку, в другом археологическом парке – «Гробницы царей», в склепе нашли и труп Светланы. Её еле опознали. У неё всё лицо было разбито камнем. А так как Руслана должна была изображать здесь в моей мистерии Афродиту, а Ильинская в спектакле у Юлиана Грыжева сыграла на фестивале Дездемону, то в полиции пытаются связать эти два убийства между собой. Думают, что какой-то маньяк убивает русских актрис, играющих на фестивале главные роли богинь и героинь. Это по их версии.
– Так здесь в отеле, наверняка, камеры же везде понатыканы. Неужели по ним нельзя было определить, кто убил Руслану?
– Да в том-то и дело, что это вспомогательный корпус отеля. Здесь даже ресторана своего нет – он у них в главном здании, мы туда ходим завтракать и ужинать. Там вот, действительно – кругом камеры! А в нашем корпусе, оказывается, они только на ресепшн, по периметру здания, в саду да на крыше, где бассейн. А в коридорах их нет! Поэтому и не понятно, кто, куда и в какой номер той ночью шастал. Посторонние в гостиницу не заходили – значит, получается, Руслану убил кто-то или из обслуги, или из постояльцев. А раз тело её нашли у моего номера, то и подозрение первым делом пало на меня. Но это же полный абсурд! – возмущённо взмахнул он руками: – Я ведь любил её!
В этот момент взгляд мой упал на его всё ещё продолжавшие валяться на полу обляпанные коммандарией штаны. Так же, как и недавно в кафе на набережной, я снова вспомнил Уайльда, но на этот раз не удержался его процитировать:
– Любимых убивают все,
Но не кричат о том.
Издёвкой, лестью, злом, добром,
Бесстыдством и стыдом,
Трус – поцелуем похитрей,
Смельчак – простым ножом.
Любимых убивают все,
