Лист Мебиуса. Часть первая

– Сейчас начнется любимый сериал моей матушки. Она потеряет бдительность, а мы проберемся на кухню и заберем водку, – глаза Володи блестели. Партизан перед атакой на французский обоз!

Услышав в соседней комнате мелодию, предваряющую начало сериала, настоящий потомок генерала Платова – «полковник» Володя – опустился на четвереньки и быстро-быстро побежал к кухне. Он обернулся и махнул нам рукой: мол, айда за мной! Мы с Сашкой переглянулись, пожали плечами, опустились на четыре конечности и прогалопировали вслед за командиром. Что-то это мне напоминало… «Приключения Гекльберри Финна». Есть там похожая сценка. На кухне, не меняя положения, Владимир вытащил из буфета бутылку и передал мне:

– Спрячь…

Вторую «беленькую» он доверил Александру. Тот засунул бутылку за пояс под рубашку. Я последовал его примеру. Третью бутылку… взяла Зинаида Петровна:

– Паразиты! Вам не стыдно? Взрослые мужики ползают по полу ради какой-то водки! Что вы в ней нашли? Она ж противная! Как ее можно пить?

– Не пробовала, не критикуй! – парировал Володя, пытаясь не отдавать бутылку. Но на четвереньках у него это плохо получалось, и он завалился на бок. Зинаида Петровна с видом победительницы подняла бутылку и, продолжая обвинительную тираду в адрес всех крепких напитков и тех, кто их употребляет, унесла ее в свою комнату.

– Пошли, – махнул нам рукой «полковник». Почему-то мы все «пошли» точно так же, как и «пришли» – в виде парнокопытных. В зале мы рассмотрели трофеи – две бутылки водки! Небывалый урожай, если учесть непредвиденные обстоятельства и трудности их преодоления.

– Тсс! – опять приложил палец к губам Володя. – Здесь нельзя, опять отберет. У меня есть идея. – Он снова махнул рукой – айда! В этот раз – на балкон. Там невозможно было стоять на четвереньках, и мы приняли наконец-то человеческий вид – встали на ноги. Балкон узенький – сантиметров восемьдесят в ширину и метра два с половиной в длину.

– План такой: мы перебираемся на соседний балкон. И стучимся изнутри в комнату. Там живет моя соседка. Во такая баба! Сюрприз ей будет – то ни одного мужика, то сразу – три! – разработал стратегический план потомок военачальника. Только с тактикой мне было не все ясно: между балконами – расстояние около метра, а высота… – пятый этаж! Экстрим на уровне девятого вала. Если взять шкалу сложности по винно-водочному альпинизму. Я указал на это обстоятельство стратегу.

– Будь спок, зря я, что ли, спортом занимаюсь, – успокоил меня Володя и тут же сделал «мостик» в прямом и переносном смысле – ногами (вернее, ступнями) уцепился за прутья этого балкона, а руками – за перила того. Образовался натуральный живой мост на высоте пятого этажа. – Лезьте!

– А мы того – не пикирнем подбитыми «юнкерсами» на асфальт?

– Там бетон, а не асфальт, – поправил Сашка.

– Сколько мне ждать?! – прорычал Платов. Тон не допускал возражений, и я пополз по животу Володи на соседский балкон. Принял следом Сашку. А потом вдвоем мы вытянули грузноватого «полковника». Его лицо покраснело от напряжения. «Гипертоник, – подумал я, – ему надо…»

– Тудыт твою, разтудыт! – грозное ругательство заведующего отделом информации прервало мои размышления на тему «что ему надо…» – Дверь на балкон закрыта изнутри!

– А снаружи хозяйка никогда не закрывает? – спросил Сашка.

– Нет. У нее парашюта нет. И самой ее нет, тудыт, твою, растудыт.

– Надо постучать – может она в ванне или туалете? Может, к соседям ушла? – со слабой надеждой проговорил обескураженный Сашка.

Мы стали громко кричать: «Верочка, Верунчик!» и стучать, рискуя разбить стекло балконной двери. А, кстати, почему бы…

– Она уехала к маме! – прервала наше беспомощное занятие Зинаида Петровна, которая услышала стук и крики из своей комнаты и вышла на – теперь уже получалось, – соседний балкон. – Допились, голубчики! Ой, Володька, только вернись домой, я тебе такую взбучку устрою!

– Мама, я могу вернуться прямо сейчас, – Платов попытался перелезть обратно, но мы с Сашкой не дали ему этого сделать.

– Сидите теперь до утра, не рыпайтесь.

Пока была водка, мы сидели и пили. В принципе, ничего страшного не произошло – условия цивилизованные, балкон, а не отхожее место, стакан есть, его Володя из кармана вытащил. Закуска? А вот она закуска, произрастает прямо на балконе соседки Верочки – банка с капустой. Хорошо сидим. Не рыпаемся. Уснули.

24.

Мы покурили с сержантом в тамбуре, затушили бычки в банке и отправились допивать спиртное. Я зашел в вагон первым, оглянулся и увидел появившегося со стороны соседнего вагона солдата с красными погонами на плечах, в фуражке с малиновым околышем и… с автоматом ППШ в руках! Что-то екнуло во мне и заставило на три четверти прикрыть дверь вагона.

– Товарищ сержант, разрешите обратиться, – скорее в приказном тоне, ежели в вопросительном, произнес рядовой в красных погонах. Он обращался к сержанту автомобильных войск, который остановился и повернулся к автоматчику. От увиденного он слегка офигел:

– Ты че, зема? Зачем маскарад напялил? В кино, что ли, снимаешься? – он показал рукой на автомат.

– Никак нет! Ищем опасного преступника – врага народа! – ответил рядовой и добавил. – Товарищ сержант, необходимо срочно серьезно поговорить. Вы должны оказать всемерное содействие органам Министерства государственной безопасности.

Я весь внутренне сжался. Неужели это за мной?! Из далекого 1953 года? Что я там мог натворить? Когда успел стать врагом народа? Но ведь не зря же меня поливали свинцом из автоматов? От греха подальше я заскочил в купе проводницы. Шахерезада, увидев мой испуганный вид, всполошилась:

– Что стряслось?

– Сумасшедший какой-то с автоматом разгуливает! – выдохнул я.

– Да ты что? – ужаснулась Закира Шихановна. – Правда? Что делать-то? Я сейчас вызову милицию!

– Погоди ты с милицией. Надо сначала у него автомат отобрать.

– Герой выискался! Как ты один это сделаешь? Он тебя пристрелит!

– Тише ты, не кричи… Они идут, – прошептал я, заслышав стук двух пар солдатских сапог. «У нас в купе поговорим, – голос сержанта, – там удобнее будет». «Пройдемте в купе», – соглашается голос рядового МГБ.

– Я не один. Дембеля, думаю, помогут. Ты мне сюда сержанта пригласи. Потолковать надо. Только, Шахерезада, – я погладил ее по голове, – поосторожней там.

Шахерезада, поняв, что у меня есть четкий план, успокоилась и пошла выполнять поручение. Через пару минут в купе вошел сержант автомобильных войск.

– Звал, зема? – он как-то настороженно посмотрел на меня.

– Небось, поверил этому идиоту, что я враг народа? – усмехнулся я.

– Те приметы, что он описал, указывают на тебя. Ты один у нас тут в красной рубашке.

– Ты что? Не видишь, что он с катушек съехал? Какие, к черту, враги народа? Ты на форму его смотрел? А автомат? ППШ сняты с вооружения сто лет назад!

– Может, у них там оружия не хватает? Вооружают старыми образцами, – сержант стоял на своем.

– Хорошо, скажи мне, дембель, – я положил ему руку на плечо, – каким органам ты должен оказать содействие?

– Министерству государственной безопасности.

– Но МГБ тоже давно переименовали! В Комитет государственной безопасности! – привел я последний аргумент.

– Слушай, точно! – он хлопнул себя по лбу. – Как-то не втюхал с разгону… Он же: «Товарищ сержант, разрешите обратиться!» Тьфу ты! Значит, он точно – того?

– Ага. Того-того. Вооружен и очень опасен! – я перешел на шепот. – Ты его как следует отвлеки, порасспрашивай там, водочки предложи, может, выпьет? А сам втихаря ППШ его мне передай в коридор. Я за дверью буду стоять. Автомат я у Шахерезады спрячу…

– У кого? – переспросил сержант.

– У проводницы, понял?

– Понял, зема! – растянулся в широкой улыбке дембель.

– Хватит щериться. Иди уже, действуй! – я подтолкнул к выходу сержанта. Зашла Закира. Я сказал ей, чтобы она ждала у своего купе, и что я ей передам автомат, который надо спрятать.

– Есть куда?

Закира Шихановна утвердительно кивнула, подняла нижнюю полку. Там лежала стопка одеял:

– Между одеялами спрячу.

На цыпочках я подкрался к купе дембелей. Прислушался. Рядовой МГБ слегка размяк, почувствовав поддержку от военных людей, но в голове его творилась сумятица. Он, оказывается, несколько часов прочесывает весь поезд, но найти преступника не может. Очень поразила его одежда пассажиров, хотя этому он особого значения не предал. Вольность и раскованность в поведении людей, их разговоры, их реагирование на его появление – вот что беспокоило и обескураживало рядового. А самое главное, он не знал, что ему делать дальше. Когда лейтенант приказал прыгнуть в удаляющийся поезд и задержать врага народа, он только успел крикнуть в след:

– На ближайшей станции доложишь…

А когда эта ближайшая станция? Поезд еще ни разу не остановился.

– Ближайшая станция часа через три будет, – заворковал сержант автомобильных войск. – А ты отдохни пока. Солдат спит – служба идет. Жрать, небось, хочешь? Поешь, выпей малость.

– Не положено на службе…

– Да ты чо? – саркастически изумился дембель. – Твоя служба на станции начнется, когда сойдешь, когда доложишь. От выпивки и следа не останется, все выветрится.

– Ну, не положено…

– Да ладно тебе. Дают – бери, бьют – беги. Когда тебе еще выпить улыбнется? – настойчиво гнул свою линию сержант. – А что ты начальнику поезда не доложил, милиции?

– У нас разная работа… Да и дело-то, в общем-то… локальное. Узкое дело – сугубо лейтенанта нашего. Парень, которого мы ищем, в морду дал лейтенанту. Наших помял. Их двое было – вывались из поезда прямо в середину нашей группы. Лейтенант приказал им руки за голову и все такое. И полетел по железнодорожной насыпи в кусты. А следом и мы все. Даже выстрелить не успели.

– А сколько вас было?

– Лейтенант, старшина и нас – рядовых – четверо. Но это – государственная тайна.

– Могила, зема, ты что? Разве ж мы не понимаем? – заверил эмгэбэшника сержант. – Только, заковыка получается: вас шестеро, а их двое? Вас же там обучают, приемы там всякие и прочее.

– Лейтенант и старшина – специалисты по рукопашному бою. А мы – месяц, как после присяги. Еще не обучены.

– «Пухи», значит, – пренебрежительно сказал сержант. – А как же ты, такой необученный, в государственную безопасность попал?

– Активный комсомолец, историю на пять сдал, – рядовой обиделся, – Думаешь в МГБ мускулы только нужны? Там мозги в первую очередь нужны, глубокие знания марксизма-ленинизма. Они ж как с неба свалились – эффект неожиданности, – вернулся к теме рядовой. – Необузданные какие-то. На команду не реагируют. Нормальный советский человек при команде «Руки за голову» – тут же… А эти сразу руки распускать. Ну, одного-то мы повязали. Он второму в красной рубашке запрыгнуть в поезд помог, поэтому сам не успел. А лейтенант кричит: "Рядовой Стопка, задержать врага народа!" – я ближе всех к поезду был. А потом вот: «Доложишь на следующей станции…»

– Как-как твоя фамилия? Стопка? – сержант заржал. – Нам сам бог велел выпить с тобой. Давай, давай, зема. Автомат сними уже. Никому он на хрен не нужен. Мне это оружие за два года, знаешь, как надоело? Дело-то ваше, действительно, выеденного яйца не стоит. По какому такому праву за какую-то потасовку людей во враги народа записываете?

– Так он же не кого-то там ударил, а лейтенанта МГБ. Это статья – сопротивление власти.

– Ну это как повернуть дело. Пей уже, закипит сейчас… Это простая «хулиганка». Дело максимум на пятнадцать суток тянет.

– Наш лейтенант так не считает.

Я терпеливо ждал, затаив дыхание. Сержант хорошо исполнял свою роль. Было слышно, как рядовой Стопка, поставил автомат в угол нижней полки, при этом слегка потревожив уснувшего чернявого (по-моему, в купе спали все, кроме сержанта). Затем стук стаканов – чоканье. Затем чавканье – закусывают.

– Наш лейтенант много врагов народа задержал. Не хулиганов каких-то, а настоящих. Он нам рассказывал, как допрашивать их надо. Постоит задержанный по стойке «смирно» сутки, и все – сдался. Особо упрямым можно «библиотеку» устроить. На голову стопку книг кладешь, а потом чем-нибудь тяжелым… Можно руки связать хитрым узлом, враг народа через полчаса выть будет от дикой боли. А особо несговорчивым можно «циклопа» сделать.

– Это как?

– Бьешь кулаком в висок, а костяшка среднего пальца выдвигается вот так. Бац – и глаз на ниточке повис…

– Ну и сволочь твой лейтенант, садюга отмороженный, – процедил сквозь зубы сержант.

– Ты чего это? Разве можно так про командира говорить? Это антисоветская агитация… – запротестовал Стопка.

– Да пошел ты на х…! – выкрикнул сержант. Раздался очень мне знакомый звук – это так бьют по лицу. – Вместе со своим марксизмом-ленинизмом!

– Ты что кричишь, забурел? – проснулся чернявый.

– Да вон, «пуха» учу. Попридержи его пока, как очухается, – сержант вышел из купе, держа за ствол пистолет-пулемет Шпагина. Он передал его мне:

– Держи, зема. Контора отдыхает пока. Вырубил я его, заколебал, сучара.

– Однозначно – нокаут. Занимался? – я принял автомат.

– А то! – подмигнул мне сержант. – Если бы не мент, досталось бы тебе на орехи.

– Замяли же. Ты чего опять?

– Дуй к своей. Прячьте быстрее.

Я двинулся к Шахерезаде.

– Постой! А с этим что делать?

– Милиции сдай!

– На хрен мне твоя милиция. Я его свяжу, а ты там дальше действуй. Ништяк?

– Ништяк, – Шахерезада уже взяла автомат из моих рук и исчезла с ним в купе. Подождав пару секунд, я зашел за ней. И стал поспешно закрывать за собой дверь, но она не закрывалась до конца. В самом низу ей мешал это сделать чей-то ботинок. Я выглянул из купе и изумился:

– Иван Григорьевич, какими судьбами!?

25.

Вы когда-нибудь открывали банку латвийских «шпротов»? Разумеется. Прекрасный вид прокопченных спинок «шпротин», плотно прилегающих друг к другу и залитых подсолнечным маслом, вызывает восхищение перед рыбоконсервной промышленностью Латвии. После того как вы ткнете вилкой пару-тройку раз в открытую банку, рыбки выглядят уже менее привлекательно. Они становятся похожими на сигаретные окурки. Именно такое зрелище представляла наша троица – я, Сашка и потомок Платова. Без подсолнечного масла, конечно. Мы все лежали на правом боку, я – у стены, Платов – посередине, Сашка – у балконных перил. Как мы так утрамбовались на восьмидесяти сантиметрах ширины балкона, уму непостижимо! Так, наверное, произошел электрический скат. Имел, как все рыбы, нормальный вид – плоский по вертикали – кормился на дне моря всякой всячиной. Но при появлении на свет китообразных жизнь стала меняться. Киты то и дело придавливали ко дну моря бедного ската, и тому, чтобы приспособиться к окружающей среде, пришлось видоизмениться – стать плоским по горизонтали. А электричество – это от нервов. Никаких нервов не хватит, когда пузатое млекопитающее норовит день изо дня превратить тебя в масленичный блин. На тебе, многотонный самодвижущийся фонтан, электрический разряд! Не все киту масленица!

Утром, увидев на своем балконе трех сплющившихся мужиков, дрыхнувших без задних ног, соседка Верка чуть не грохнулась в обморок. Она попыталась закричать что-то среднее между «Помогите!» и «Караул!», но горло ее издало только какой-то сдавленный звук:

– Ааииее!

Я хотел вскочить на ноги, но вырваться из брикета мужских тел с первой попытки не смог. Тем временем Верунчик разглядела в середине псевдоакробатической композиции что-то знакомое:

– Вовка, ты, что ли?

– Наверное, – ответил заведующий отделом информации. Над его лицом склонялись, как листья южноафриканских пальм, пальцы трех рук – моей, Сашкиной и его собственной. При подсчете у него что-то не сходилось.

– Давайте все вместе выдохнем, – предложил я, чтобы появилось какое-нибудь дополнительное пространство. Хотя бы сантиметр! И тут же пожалел о своем предложении, так как у потомка Платова выдох изо рта совместился с «выдохом» из другой части тела. Теперь я понял, почему изобрели противогаз. Как ужаленный, я выскочил из тисков дружеской троицы, ударившись при этом головой о подоконник, – подальше от очага газовой атаки.

– Ба, «Явление Христа народу»! – съязвила соседка Вера.

– Картина Репина – «Приплыли», – подал голос Сашка.

– «Казаки пишут письмо турецкому султану», – добавил Платов.

– Сальвадор Дали: «Утренний сон с тиграми и леопардами», – вставил и я свои знания живописи. Платов долго переваривал услышанное, потом изрек:

– Эрудит, тудыт твою, растудыт!

– Так, умники! – повысила голос Вера, – Что вы делаете в моей квартире?

– Мы еще не в твоей квартире, вот пустишь в дом, тогда и будем… в твоей квартире, – отпарировал Платов.

– Не пущу! – отрезала категорически соседка. – На кой ляд вы мне сдались? Грязные, вонючие и пьяные?

– Ты того, не обижай моих гостей. У Александра вчера свадьба была, если хочешь знать, а Олег, вообще… из Сибири, – надулся Владимир.

– У Александра свадьба? Поздравляю. А невеста-то где?

– Волной смыло! Гы-гы-гы, – как идиоты заржали мы.

Достаточно продержав нас на балконе, чтобы мы осознали всю гнусность и незаконность своего поступка, его глубину и ширину (ширину-то мы точно осознали!), Вера смилостивилась и разрешила… пройти транзитом через комнату в подъезд.

– Чтобы больше я тебя не видела! – сказала напоследок Вера Володе и громко захлопнула за собой дверь.

– Завтракать хотите? – обреченно спросил нас Платов. Он не хотел, чтобы мы хотели завтракать.

– Какой завтрак? Пивка бы… – отреагировал Сашка.

– А мне билет надо… – вдруг вспомнил я. – На поезд.

– Организуем! – повеселел Платов. – Пошли.

– Погоди, гитару у матери забери.

– Ладно, – опять поник Платов. – Я сейчас.

Минут десять его не было. Потом красный, как вареный рак, с гитарой под мышкой вывалился из своей квартиры потомок генерала Платова:

– Мама, ты не права!

Он подошел к нам и произнес:

– У, су… – и осекся.

– Чего? – с похмелья плохо соображалось.

– Узурпатор, говорю, маманя моя, – стушевался богохульник Володька.

Только к обеду мы добрались до вокзала, так как передвигались мелкими перебежками от пивной к пивной, от закусочной до рюмочной. Маршрут получился зигзагообразным. Зато настроение поднялось на небывалую творческую высоту. И к вокзалу мы подошли, весело распевая песни.

На нас обратила внимания компания «бичей», распивающая «шмурдячок» на заднем дворе магазина. Они сидели на пустых ящиках, курили, делать им было нечего, так как, скорее всего, бригада только что разгрузила товар из грузовика в магазин, получила расчет и потихоньку его пропивала.

– Причаливайте сюда, блесните талантом, не побрезгуйте с нами замахнуть за воротник! – радушно пригласили грузчики.

Это мы-то побрезгуем? Для тех, кто пьет все, что наливается, булькает и горит, «шмурдяк» – изысканный напиток! Эх, пропади оно все пропадом! Все пропьем, а флот не опозорим!

В самый разгар пьянки, среди шума громких песен и скабрезных анекдотов, в дыму десятка сигарет и папирос раздался до боли знакомый голос:

– Это вы, ребята? Ни в п…, ни в Красную Армию!

Ба! Знакомые все лица!

– Федя? Толсторюпин? Какими судьбами?

Винни Пух смущенно улыбался и радовался, как ребенок, которому Дед Мороз выдал конфетку за рассказанный стишок. Рассказать Феде пришлось не стишок, а историю о том, как он вообще здесь оказался. По его словам, он вчера с раннего утра ушел на электричку, но не осмелился сесть на нее без билета. От поселка Солнечный до Сарапула – 55 километров. Это на электричке, а по прямой – 40. Тогда Толсторюпин выбрал короткий путь и почапал, солнцем палимый. Естественно, заблудился. Кружил до самой ночи и заночевал на лесной опушке. Сегодня еще до рассвета его укусами разбудили муравьи. Рядом с ночлегом он обнаружил рельсы и пошел по ним на север. Так добрел до вокзала и автовокзала. Они тут рядышком. Но денег нет, и он не знает, что делать.

– Так! – сказал Владимир Платов. – Вы мои гости, и я займусь вашим вопросом. Куда нужны билеты?

– Мне на поезд «Москва-Чита» до Иркутска, – сказал я.

– А мне на автобус. До Толсторюпинки.

– Я все оформлю в лучшем виде, – сказал Платов. – Сидите здесь.

Владимир подошел к привокзальной кассе и попросил билет до Толсторюпинки. Ему сказали, что это – на автовокзале. Там он попросил билет на поезд «Москва-Чита». Его послали… обратно к привокзальной кассе. Тут до него что-то дошло, и он-таки купил билет до Иркутска на поезд «Москва-Чита».

Платов вернулся с видом победителя, держа, как флаг, билет на поезд:

– Танцуй! – сказал он Толсторюпину. Федор весело запрыгал под песню «Ну что сказать, ну, что сказать? Устроены так люди – желают знать, желают знать, желают знать, что будет!» Песня окончилась, танец окончился, а я билета не получил. А Толсторюпин, выхватив у Володи билет, уже вприпрыжку, как бы продолжая танец, помчался в сторону автобусов.

– Где мой билет? – спросил я Платова.

– Упс, – развел он недоуменно руками.

– Все ясно, – поднялся с ящика Сашка. – Я пойду куплю. Я точно куплю.

Немного погодя он вернулся к нашей компании, которая выпивала, весело горланила, пела и плясала. У грузчиков появилось второе дыхание, новый неисчерпаемый запас энергии. Возникни сейчас перед ними десять, двадцать, тридцать грузовиков – вмиг разгрузят и… обратно загрузят! Вернулся и Толсторюпин, стал возмущенно что-то говорить потомку генерала Платова, размахивая билетом на поезд, а не на автобус. Володя выслушал его, взял билет, положил его во внутренний карман коричнево-бурого «спинжака». Подумал немного, вытащил кошелек, сунул его в задний карман брюк, снял «спинжак» и одел его на Тосторюпина. Потом пожал ему руку. Толсторюпин расплылся в довольной улыбке.

– Триста двадцать второй поезд «Москва–Чита» прибывает на вторую платформу, – раздался в репродукторах голос диктора.

– Это наш! – закричал Сашка Нетленный. – Хватай Олега, грузи в вагон!

Он прокричал номер вагона, потом засунул билет, которой он купил, в задний карман моих «вранглеров» и, схватив меня с левой стороны под локоть, потащил в сторону платформ. С правой стороны и с тыла ему помогали два грузчика. Рядом чуть ли не на руках тащили Платова. Еще два грузчика весело транспортировали Федю Толсторюпина.

– Хватай Олега, грузи в вагон! – жизнерадостно галдели «бичи». Им было абсолютно пофигу, кого грузить, да и некогда было разбираться, кто Олег, а кто не Олег! Главное – грузить. Действие знакомое и отработанное. В итоге в вагон залетели: сначала я, потом гитара, потом Толсторюпин, в конце – Платов.

– Я не еду! – вспомнил Платов и вышел на платформу.

– Я тоже не еду! – сказал Толсторюпин, но выходить не стал. Поезд стал набирать скорость. С платформы мне подали сумку с продуктами.

– До следующей сессии! – махал рукой, прощаясь, Сашка. Платов отдал честь. Грузчики, махнув разок вослед, развернулись и потопали к магазину.

Я прошел немного по вагону и бросил сумку и гитару на свободное боковое место. На другое боковое положил «спинжак» Толсторюпин.

– Я на следующей сойду. Не буду же я на ходу из поезда выпрыгивать.

– Пойдем покурим.

Не успели мы в тамбуре докурить сигареты до конца, как поезд стал сбавлять ход. Темнело. Я открыл дверь.

– Вроде, не станция, Федя.

– Дай-ка гляну, – сказал он и стал спускаться по лестнице наружу. Я последовал за ним. И тут же услышал:

«Стой! Руки за голову!»

«Что за…» – мелькнуло в голове, и я увидел перед собой офицера, направляющего в мою сторону пистолет. Вокруг него стояло пятеро солдат. «Бей первым, Фредди!» – сработал боксерский инстинкт и, получив от меня апперкот, лейтенант полетел вниз по насыпи, увлекая за собой солдата. Я тут же толкнул туда же сразу двумя руками еще двоих. От неожиданности они покатились к кустам. Тем временем Толсторюпин, видимо, глядя на меня, также ударил стоявшего рядом солдата и оттолкнул другого.

– Тикай, Олега! – он помог мне запрыгнуть в вагон. Самому ему это сделать не удалось, потому что тот солдат, которого он ударил, а не оттолкнул, остался стоять на месте и схватил Толсторюпина за руку. Завязалась борьба.

– Все будет нормально! – крикнул мне Федя. – Тикай!

У основания железнодорожной насыпи в районе кустов раздалась автоматная очередь.

«Рядовой Стопка! Задержать врага народа! Доложишь на следующей станции…»

Что-то тяжелое ударило меня по затылку – может, камень прилетел, а может, пуля отрикошетила и по касательной прилетела? Пуля? В глазах потемнело. Ошарашенный, я двинулся в сторону своего места, спотыкаясь и хватаясь за поручни. Как я сел, уже не помнил – потерял сознание…