Европеец

– Мне там одну девушку-переводчицу надо найти, – пояснил Ник. – Она, возможно, попала в беду. Поможешь?

Ильде аж просиял:

– Ага! Всё-таки донну хочешь! А то я уж, грешным делом, подумал, что ты этот, как его, радужный, – тут он спохватился и добавил:

– При всем моем уважении к ним и этой, как его, торе…, торелантности.

– Так поможешь? – вернул его к интересующей теме Ник.

Ильде хлопнул его по плечу:

– Не парься! Конечно, помогу! Как ее фамилия?

– Я не знаю, – расстроился Ник.

– А фотка есть?

– Нет.

– И адреса ее ты тоже, конечно, не знаешь?

– Нет, но…, – тут Ника осенило, – она тимсе́ры русским помогает продавать – переводит.

Ильдефонсо обрадовался:

– Вот это дело! А то без фамилии и фотографии пришлось бы тебе какую-нибудь запасную донну искать, на время, так сказать, технической паузы в отношениях.

– Не надо мне запасную, – буркнул Ник, – да и отношений у нас никаких нет.

– Не чпокнул ещё, а уже Монжуик9 решил ради неё свернуть?! – Ильде осудительно поцокал языком. – Ну ничего, дело поправимое! Пойдём пока мяска поедим, а то, чувствую, совсем я отощал за утро.

Ник удивленно взглянул на его свешивающийся через ремень живот, но промолчал.

«Акуна патата»

Если хочешь понять ритм жизни страны, спроси сколько там длится обеденный перерыв.

Например, в США обедают от 20 до 30 минут, в России – час, а в Испании … в Испании это понятие растяжимое. Нику нужно было ещё делать домашку, но Ильде явно не торопился. На вопрос когда закончится обед, он, поглаживая живот, назидательно произнес:

– Вот когда ужин начнется, тогда и обед закончится. Транки!10.

Как рассказал Ильде, все обеды в Испании делятся на обычные, то есть с бутылкой вина и травяной самогонкой после еды, и с копами. Нет, полицейские здесь ни при чем. Копами испанцы называют узкие длинные бокалы для коктейля, состоящего обычно из рома и кока-колы.

Этот коктейль ещё называют «кубатой» от названия «Куба либре», или «Свободная Куба», в честь появления американской газировки на Острове Свободы.

За всю историю США кока-кола была самым гуманным способом кого-нибудь "освободить", однако Ника "волшебные пузырьки" припечатали совсем не по-детски. Иными словами, «накубатились» они эпично.

– Понимаешь, Ильде, я влюбился, в первый раз в жизни по-настоящему влюбился, – лепетал он заплетающимся языком. – Она такая! Понимаешь? Такая утонченная!

– Понятное дело, тощая, – по-своему понял Ильдефонсо. – Эти каталонские жмоты, небось, не кормят её совсем. То ли дело в Мадриде! – и он жестом хлебосольной Матрёны указал на стол.

Про стол следует сказать отдельно. Ильде предпочитал обедать в так называемых мясных буфетах. Там ты платишь фиксированную сумму, и тебе приносят столько мяса, сколько можешь съесть.

Хитрость хозяев заключается в том, что сначала подают сытную свинину, и неподготовленные посетители наедаются в первые пятнадцать минут.

Однако у Ильде был свой способ облапошивать буфет. Он приносил с собой в сумке контейнер "для любимого четвероного друга" и "сдувал туда пену", то есть прятал первое жирное мясо в ожидании более ценных баранины и телятины.

Под "четвероногим другом" подразумевался сосед Стив, который действительно под вечер часто терял присущую «хомо сапиенс» прямоту хождения и даже в туалет передвигался на четвереньках, чтобы "избежать всяких факапов11 с неудачно расставленной по квартире мебелью".

– Короче, – стал наконец собираться к выходу Ильдефонсо, – ты не переживай. Как там в песне поется? «Килиманджаро, акуна патата»12.

– Вообще-то, «акуна матата»13, – возразил с улыбкой Ник.

Ильде усмехнулся:

– Это на Килиманджаро «матата», а у нас здесь в Испании везде и всегда «патата»!

Обед закончился почти в шесть вечера.

«Грубиянка я слепая, и немая, и глухая»

Ник открыл дверь аудитории и обалдел. Студенты столпились плотным кольцом вокруг Ниту, который танцевал.

Надо сказать, что в школе учились будущие и даже действующие дипломаты, поэтому дресс-код соблюдался железно: костюм, галстук, а у Ниту к тому же еще и увесистая золотая заколка для галстука с массивным камнем.

Поэтому всё происходящее выглядело гротескно. На парте стоял кассетный магнитофон, из которого звучал вибрирующий голос колумбийской певицы Шакиры: «Брута, сьега, сордомуда», – что можно было перевести как «грубиянка я слепая, и немая, и глухая».

Вот под это "брута, сьега" и танцевал Ниту, крутя по-бразильски задом. Заколка отцепилась от рубашки и сползла почти до кончика галстука, выписывая под музыку ритмичные виражи.

На этом фееричном моменте открылась дверь, и в аудиторию вошёл профессор. Но Шакира продолжала перечислять свои "бесценные" качества: «Я растяпа, хулиганка и упрямая такая». Ниту умудрялся успевать менять положение бёдер буквально под каждое слово, чем вызывал неописуемый восторг своих товарищей.

И тут, наконец, он заметил вошедшего. Зад застыл под углом 45 градусов по отношению к остальному телу. Заколка, казалось, тоже зависла в воздухе.

Профессор подошел к микрофону и с невозмутимым видом произнес:

– В продолжение колумбийской тематики, поговорим о торговом балансе Испании со странами Карибского бассейна. Однако прежде, чем перейти к лекции, не могу не заметить, что в международных отношениях важно не только содержание, но и форма. Вы представляете государство, значит, являетесь его лицом. По вам будут судить о всей вашей стране. И наш друг из Анголы показал сегодня очень симпатичную сторону своей культуры.

Аудитория взорвалась бурными аплодисментами.

Сычужный фермент

Вечером в квартире зазвонил телефон. Ник поднял трубку и услышал знакомое "и-и-и-и-и-и" вместо здрасьте.

Сквозь душащие её слезы Света наконец сумела выговорить:

– Луис уехал во Францию!

– За сыром? – попытался пошутить Ник, сам не зная, как недалёк он был от истины.

– Нет, к жене!

– Что-о-о????

Знания Ника о многожёнстве ограничивались песней из "Кавказской пленницы". В голове назойливо зазвучало: "Если б я был султан, я б имел трех жен…".

– «И тройной красотой был бы окружён», – нечаянно вырвалось у него.

– Чего??? Ты бредишь? Приезжай ко мне, а то я руки на себя наложу, – пригрозила Света и отключилась.

Но наложила она не на себя, а себе, и не руки, а мороженое, использовав для этого большую тарелку из-под борща. По телевизору показывали классику слезливого жанра – фильм "Касабланка". Хамфри Богарт что-то взволнованно говорил своей возлюбленной. Света нацепила пижаму с Микки Маусами и сидела на диване, размазывая по лицу помаду и тушь. Видимо, именно так, по её мнению, должна была выглядеть страдающая западная женщина.

Ник уже собрался было исполнить роль гей-подружки, вспоминая все подходящие под ситуацию утешения в стиле "все мужчины такие противные", но Света уже немного успокоилась и поведала возмутительную историю предательства, не лишенную однако французского шарма.

Жена Луиса жила в Бургундии, а именно, в местечке Эпуас, знаменитом на весь мир своим вонючим сыром. Сын француза ездил туда часто на собственной машине и объяснял это тем, что сыр Эпуас запрещено перевозить в общественном транспорте и тем более пересылать по почте.

Однако самую непостижимую для русского менталитета новость Света по законам драмы приберегла под конец. Оказалось, что жена Луиса про Свету знала!

Нет-нет, не узнала случайно, а именно знала ещё до Светиной свадьбы в России. По словам многоженца, "в этом не было ничего предосудительного". Поскольку "Франция – страна победившей толерантности", то они с женой с самого начала договорились о так называемых свободных отношениях. Это когда спишь с кем хочешь, а потом возвращаешься в семью и под пледом у телевизора делишься впечатлениями.

Света же, по мнению Луиса, "была ещё скована предрассудками своей дикой страны и не смогла бы в полной мере ощутить ценность абсолютной свободы", поэтому во имя любви он "решил лишней информацией её не расстраивать".

И вправду, госпоже Мармонтель – номер 2 "ценность абсолютной свободы" не была очевидна, и она пообещала при удобном случае засунуть неблаговерному галльского петуха в его французскую задницу. На этой угрозе проктологического терроризма её разговор с супругом и закончился. Однако у Ника возник ещё один вопрос:

– Слушай, а почему он всё тебе рассказал именно сейчас? Ведь мог бы ещё лет десять так за сыром ездить?

– Да зашиблась сучка эта, чёрт бы её побрал во все нетолерантные места, – пояснила Света, окончательно теряя европейский лоск.

– Как так "зашиблась"?!

– На сычужном ферменте поскользнулась. Это жидкость такая для производства сыров. Теперь в коме лежит, корова французская. А он поехал у постели сидеть, дыхание проверять.

Ник уже не мог больше удивляться и тоже присел на диван, уставившись в телевизор. В этот момент Хамфри Богарт произнёс свою коронную фразу: "У нас всегда останется Париж". И Светино пронзительное "и-и-и-и-и-и-и-и" с новой силой ворвалось в мадридскую ночь.

Женщину бьют!

Ник открыл дверь своим ключом и собрался уже пройти в свою комнату, но остановился как вкопанный. В салоне с огромными кружками пива восседали Ильде и Стив. В принципе, в этом не было ничего необычного: Ильде иногда расслаблялся после работы, а Стив был расслаблен всегда. Но было что-то подозрительное в их кружках. Ник пригляделся: в них плавали маленькие рюмки для водки.

Незатейливый коктейль назывался субмариной, и от него моментально повеяло родиной. Однако вместо щемящей тоски по берёзкам Ника охватила пронизывающая тревога.

Послышался шум сливного бочка, и из туалета вышел сначала живот, а потом и весь Армен собственной персоной.

– А! Похититель шмар, – весело загоготал он, вытирая мокрые руки о льняную рубашку.

Ник рванулся было к входной двери, но на пороге столкнулся нос к носу с бесшеим Пашей. Паша со всего размаху отвесил ему оплеуху, и Ник влетел обратно в салон, опрокинув по дороге несколько стульев. Во рту появился железный привкус крови, а голова загудела, как все заводы Манчестера вместе взятые. Паша схватил его за шкирку и ещё раз швырнул через всю комнату к окну.

Армен плюхнулся на диван и с невозмутимым видом продолжил:

– А я вот тут корешей твоих учу водяру с пивасом бодяжить. Им ништяк. Вишь, как пиндос кайфует?

Стив и вправду распластался на кресле с блаженной улыбкой. Полёты Ника по комнате впечатления на него не произвели: ну, летает себе и летает, мало ли какие у этих русских традиции?

Зато Ильде вытаращил глаза и сидел на стуле, как школьник за партой, держа спину прямо. Не хватало ему только поднять руку и спросить: простите, можно выйти?

– Ты это искал? – Армен бросил в Ника скомканной бумажкой. Синие чернила расплылись от пивных капель, но прочитать всё-таки было можно: «Улица Жозеп Пла, дом … Тосса-де-Мар».

У Ника похолодело где-то в районе живота, а щеки, наоборот, обдало жаром доменной печи.

– Что с ней? – разлепил он ссохшиеся губы и почувствовал, как струйка крови потекла по подбородку.

– То, что и обещал, – развел руками Армен. – Слово пацана надо держать, да и ребята повеселились. Визжала как хрюшка, – добавил он и самодовольно загоготал. – Но базар не про это. Ты ведь жить хочешь? Если хочешь, то теперь надо…

Однако звук неожиданно пропал. В ушах зашумело, и ярость горячим комком ударила в голову. Ник начал подниматься с пола, опираясь на опрокинутый стул, и неожиданно для себя схватил стул за ножку и ударил с огромной силой по оконному стеклу. В этот удар он вложил всю свою злость. Звук вернулся в уши взрывом разлетающихся осколков. Паша было дёрнулся в сторону Ника, но тот замахнулся ещё раз и начал двигаться с поднятым стулом к Армену, целясь в ненавистную голову.

И вдруг Ильде тонким голосом громко завизжал:

– Женщину бьют, насилие, женщину бьют! Девять Д, квартира девять Д!

Кто-то закричал:

– Полиция, полиция!

Тут Стив вышел из нирваны и тоже заорал:

– Какую женщину?? Где??

У Паши в руках щёлкнуло лезвие выкидного ножа, но в дверь энергично забарабанили.

– Сука! – Армен тяжело поднялся с дивана, коротко бросил Паше "Не сейчас!" и направился к выходу. На пороге стояла разъяренная соседка в домашнем халате. Армен просто оттолкнул ее животом, а Паша ещё и припечатал к стенке.

Силы покинули Ника, и он медленно осел на пол прямо на осколки, даже не чувствуя, как они впиваются в его тело.

– Значит, женщину бьют, да? – спросил он Ильдефонсо, растягивая окровавленные губы в подобии усмешки. Перед глазами всплыл образ Натали, возмущенно морщившей носик: "Ты придурок? У нас здесь вся жизнь, друзья … Куда я поеду?"

– Я и вправду придурок, – грустно сказал он вслух по-русски. Ильдефонсо вряд ли его понял, но почему-то утвердительно закивал головой.

Эф-Би-Ай

Художественные фильмы наносят огромный вред правильному восприятию правоохранительных органов. Мы часто думаем, что в полиции работают особые люди – эдакая смесь бэтменов и шерлоков холмсов.

Мысль о том, что перед нами обычные госслужащие низкого ранга, прячущие под столом контейнеры с вермишелью и часами воюющие с заедающим степлером, приходит только спустя годы вместе с горьким опытом, а некоторым счастливчикам не приходит никогда.

Но Ник до этого не сталкивался с полицейскими, поэтому был ещё полон иллюзий. Процедура составления заявления заняла около двух часов, в течение которых полицейский куда-то постоянно бегал и с кем-то общался по телефону. После этого товарищам по несчастью выдали напечатанный на плохонькой бумаге протокол и показали на дверь.

– Это всё? – удивился Ник.

– А когда нас включат в эту, как её, программу защиты свидетелей? Новый паспорт, имя, квартира, еда? Чего там у вас ещё полагается? – забеспокоился Ильде.

Полицейский аж хрюкнул, но рассмеяться себе не позволил.

– Свидетелей чего? – с издёвкой в голосе поинтересовался он.

– Ну как чего? Босс мафии признался нам в групповом изнасиловании и пригрозил нас убить! – воскликнул Ильде.

– Так. Давайте расставим все точки над "i", – строго сказал полицейский. – Лично вам он вообще ни в чём не признавался, так как по-русски, насколько я понимаю, вы ни бельмеса. Так?

– Ну почему, – обиделся Ильде. – Перестройка, Горбачёв, галаснойст, – запнулся он на последнем слове и замолчал.

– Таким образом, – продолжил полицейский, – все показания получены со слов вот этого молодого человека, – он небрежно махнул в сторону Ника. – Но и они не подтвердились.

– Что? – хором спросили Ильдефонсо с Ником. Стив в это время уже уставился на автомат с пивными банками, и его мысли были далеко.

– А то, что мы послали патруль в Тоссу по указанному вами адресу. Там действительно проживает гражданка Елена Синицына, мать Наталии Маргариты Морено Синицыной, но, по заявлению матери, её дочь никто не насиловал. И она находится сейчас в турпоходе в Сантьяго14 с группой студентов университета. А что касается пьяной драки, в результате которой вот этот, – и он опять небрежно показал на Ника, – разбил стекло, мы вашу троицу ещё вызовем, тем более что владелец квартиры, которую вы снимаете, тоже собирается подать заявление, правда, не на «босса мафии», а на вас, голубчиков.

Дверь полицейского участка неожиданно распахнулась, и в неё ввалилась какая-то куча-мала. Здоровенный цыган в разодранной рубашке пытался скинуть с себя полицейского, которого одновременно лупила холщовой сумкой маленькая смуглая бабулька в цветастой одежде. Бабульку, в свою очередь, пытался удержать второй блюститель порядка, но она ловко уворачивалась и продолжала лупить первого.

– Это позор какой-то! Здесь мы правды не найдем! Надо идти в это, как его, ФБР, – возбуждённо заговорил Ильде, пытаясь увернуться от агрессивной бабульки. Та уже начала награждать ударами всех, кто подворачивался под руку.

– О, да-а-а! Эф-Би-Ай, – радостно заверещал Стив, услышав знакомое слово.

– В Испании нет ФБР, – разочаровал своих товарищей Ник.

– В этой стране ничего нет! – возмущенно воскликнул Ильде. – Нефти нет, газа нет, ФБР и того нет! Зато чокнутых, – он ткнул пальцем в бабульку, которая уже добралась до комиссара и теперь хлестала его сумкой по лысине, – хоть отбавляй!

– Я еду в Тоссу! – решительно заявил Ник. Он ещё не знал, что очень скоро поедет в прямо противоположном направлении.

Настоящий друг

Перед отъездом Ник решил завезти к Свете все свои нехитрые пожитки, так как оставлять их в разгромленной квартире было никак невозможно.

Та встретила его с упрёком:

– Ты куда пропал? Не звонишь, на звонки не отвечаешь! Напомню, что у меня сейчас в жизни серьезные проблемы, а настоящие друзья в такие моменты должны приходить на выручку.

Ник упустил тот момент, когда получил почётное звание "настоящего друга", но выяснять это неожиданное повышение в статусе времени не было, поэтому он лаконично пояснил:

– Был на встрече с Арменом, которая прошла в дружеской и непринуждённой обстановке.

– Непринуждённой? – Света наконец обратила внимание на его разбитую губу. – И к чему он тебя "не принуждал"?

Но Ник не ответил. Вместо этого он сразу перешёл к делу:

– Можно, я у тебя чемодан здесь на пару дней оставлю? Мне надо кое-куда отлучиться.

– Тебе действительно надо кое-куда отлучиться, – тоном заботливой мамочки сказала Света. – Например, в школу, а то они звонили и обещали тебя отчислить в связи с постоянными прогулами.

Ник чертыхнулся. Школа как-то выпала из общей картины его "беспроблемной" жизни, но ссориться с "корифеями дипломатии" было никак нельзя, поэтому он решил на часок присоединиться к Ниту и остальным любителям Шакиры.

– Так можно чемодан оставить? Настоящие друзья же должны приходить на выручку? – с улыбкой процитировал он Свету, но она шутливый тон не поддержала:

– Страховку себе сделай! – приказала она тоном, не терпящим возражений.

– Какую? На похороны? – искренне удивился Ник.

– Тьфу, дурак! Медицинскую! А то кто тебя штопать будет после "дружественных" бесед с Арменом?

Ник вздохнул и пошёл собираться в школу.

Западносахарское урегулирование

В школе Ника встретили как Христа на Голгофе: уксус, конечно, пить не заставляли, но копья в измученное тело воткнули.

Профессор сразу же вызвал его к себе в кабинет и без обиняков спросил:

– Вам, молодой человек, с нами скучно стало? Женский пол, конечно, интереснее западносахарского урегулирования, но мы тоже заслуживаем немного вашего драгоценного времени, не правда ли?

– Правда, профессор, и здесь очень интересно учиться, только… – Ник запнулся, – мне нужно ещё на два дня уехать, чтобы решить одну очень важную проблему. Это вопрос жизни и смерти.

Профессор аж рот открыл от такой наглости, а когда обрёл дар речи, задумчиво произнес:

– Ну что ж, каждый выбирает свою дорогу, но, как говорят у нас в Галисии, все дороги ведут в Сантьяго. Так что уверен, что мы с вами ещё когда-нибудь встретимся, а пока сходите к секретарю и заберите ваши документы. Вы отчислены!

– Что? Что вы сказали?!! – Ник аж подпрыгнул на стуле в радостном возбуждении.

– Что вы отчислены, и похоже, вас это нисколько не опечалило, – удивленно констатировал профессор.

– Нет, нет! До этого! Про Сантьяго! – в голове Ника зазвенел противный голос полицейского, произнесший: "Она в турпоходе в Сантьяго". Воображение моментально нарисовало картину встречи с паломницей Натали у дверей величественного собора Святого Иакова. Она бросится к нему, и он обнимет её крепко-крепко, чтобы никогда уже в жизни не потерять.

Профессор прищурил глаза, как будто пытаясь просверлить дырку в голове непутёвого Ника, и вдруг резко перешёл на «ты»:

– Так! Хватит дурака валять! Что, чёрт возьми, происходит? Быстро выкладывай! – в его голосе прозвучали железные нотки, которые не оставляли сомнения: перед Ником сидел хоть и пожилой, хоть и в цивильной одежде, но самый настоящий офицер, причём очень высокого ранга.

Ник съёжился на своём стуле, тяжело вздохнул и начал максимально кратко, без лишних эмоций излагать события последней недели.

Профессор слушал молча, пожевывая губами и что-то помечая на листочке, а когда рассказ был окончен, опустил голову и задумался. Так прошло несколько минут, потом профессор резко поднял взгляд и как на плацу приказал:

– Пулей отсюда!

– Куда? Документы забирать? – жалобно спросил Ник.

– Западносахарское урегулирование учить, мать твою!

И уже более "гражданским" голосом добавил:

– Я разберусь!

Импортные заморыши

Люди не рождаются бандитами. Бандитов из людей делает слабое государство. Армен был порождением этой слабости России 90-х, поднявшей на пьедестал быдловатую пену воровской романтики.

В Испании органы правопорядка тоже звезд с неба не хватали, но и не скатывались на дно до полного попустительства. Они тупо перемалывали в меру своих скромных возможностей опасные для общества элементы. При этом "порешать вопрос" с блюстителями порядка не представлялось возможным: если попался, то попался.

Армен всего этого не знал, поэтому сидел в придорожном кафе на трассе А-6 в прекрасном расположении духа. Только что его "братки" провели рейдерский захват крупной фабрики под Ростовом, и это означало как новые доходы, так и значительное расширение возможностей возглавляемой им группировки.

Хотелось праздника, но водка уже надоела. Армену было за 50, и на первое место выходило простое человеческое общение. Тупые шмары иностранного производства этой потребности не удовлетворяли, поэтому, когда в кафе вошли две блондинистых девицы и заговорили между собой по-русски, он не мог поверить своей удаче.

– Эй, девчонки! – радостно заорал он, – не разделите с соотечественником скромную трапезу? Небось, соскучились по реальным пацанам среди этих импортных заморышей?

"Шестерки" плотоядно оскалились и возбуждённо загалдели. Девушки переглянулись и подошли к столику.

– Не вижу здесь реальных пацанов, – безапелляционно заявила одна из них. – Тоже мне, джентльмен. Где цветы? Где шампанское?

– Лен, так он нас с тобой боится! – хохотнула другая. – Смотри, сколько нянек у папика. Если до дела дойдет, будут ему, наверное, в постели помогать. Сам-то уже не справляется.

Армен на "папика" обиделся. Он строго взглянул на "шестёрок" и приказал: "Так, метнулись за букетами и бухлом! Если фуфло привезёте, закопаю!"

Паша занервничал. Ему происходящее явно не нравилось:

– Армен…

Но босс его перебил:

– Что Армен? Что Армен? Ты меня от двух сосок защищать собрался? Или и вправду уже в постели помогать пристроишься?

Пацаны встали и направились к стоящей на парковке машине, а Армен широким жестом пригласил девушек к столу:

– Ну, присаживайтесь, рассказывайте, чё вы тут делаете.

– А мы студентки, сейчас в Сантьяго-де-Компостела едем на экскурсию. Эта же дорога ведёт в Сантьяго?

Армен пропустил вопрос мимо ушей.

– Студентки? В каком это, интересно, университете? Шмар, что ли? – и он довольно загоготал в восторге от собственного остроумия.

Вдруг на улице послышался визг тормозов. Машину, в которую только что сели пацаны Армена, блокировали сразу с четырёх сторон полицейские джипы. Из них выскочили люди в форме и грамотно, не попадая друг другу на линию огня, взяли пацанов под прицел.

Армен обернулся к девушкам и увидел перед собой полицейский значок.

– Национальная полиция! На пол! Быстро!

Армен с трудом слез со стула и привычно лёг на живот, заложив руки за голову. Одна из девушек умело завела ему руки за спину и щёлкнула наручниками.

– Что я сделал-то? – спросил он устало.

– Вы подозреваетесь в покушении на убийство гражданина Германии Хельмута Магнуса Кестнера, – отчеканила одна из блондинок.

– Я такого хендехоха не знаю, – удивился Армен.

– Знаете, знаете! И его знаете, и его бедную собачку. Вы их обоих с балкона выкинули! Вчера поступило заявление.

– Шавка тоже заявила? – хохотнул Армен. Жизнь научила его не терять расположения духа в любой ситуации. – И с каких это пор русских шмар в испанскую полицию берут?

– С тех пор, как вот такие грубияны начали приезжать! – сказала та, которую называли Леной, и неожиданно мощным для своей комплекции рывком поставила грузного Армена на ноги. – Пойдем, я тебя с "импортными заморышами" познакомлю.

На пороге кафе их уже ждали двое рослых накачанных полицейских, явно красующихся перед своими коллегами-блондинками.

Только в этот момент Армен с тоской осознал, что его испанское путешествие будет не таким коротким и приятным, как ожидалось.