Лаванда и чернила

– Притворяться? – переспросила она, садясь за стол. – Или прятаться?

Он опустился на стул напротив, чувствуя, как слова рвутся наружу.

– И то, и другое, – признался он. – Я был у герцога. Ел их фазанов, слушал их тосты за короля, но все, о чем я мог думать, – это вы, Пьер, Клодин. Ваш мир стал моим, Мариэтта, и я не знаю, как вернуться назад.

Она молчала, перебирая перья на столе. Потом встала, подошла к полке и достала тонкую тетрадь, перевязанную веревкой.

– Это мои записи, – сказала она, протягивая ему. – О том, что происходит. О людях, которых вы видели в таверне. Если вы хотите быть с нами, начните с этого.

Анри взял тетрадь, открыл ее. Страницы были испещрены ее почерком – стихи, заметки, наброски речей. Одна строчка привлекла его внимание: «Пламя спит под пеплом лет, но стоит дунуть – и его нет». Он поднял взгляд.

– Это о революции? – спросил он.

– Это о нас, – ответила она. – О том, что внутри. Вы чувствуете это, Анри? Этот огонь?

Он кивнул, ощущая, как что-то теплое и тревожное разгорается в груди. Это был не страх, а предвкушение – как перед прыжком в неизвестность.

– Я хочу пойти дальше, – сказал он. – Не просто слушать, но действовать. Скажите, что мне делать.

Мариэтта улыбнулась – впервые за утро искренне, без тени насмешки.

– Тогда приходите сегодня ночью. В «Красном петухе» будет собрание. Пьер и Клодин планируют что-то большое. Они не доверяют вам полностью, но я попрошу за вас.

Анри встал, чувствуя, как решимость крепнет в нем, как корни дерева в земле.

– Я буду там, – сказал он. – И… спасибо, Мариэтта.

Она проводила его до двери, и когда он шагнул на улицу, обернулся. Ее силуэт в проеме, освещенный утренним светом, казался ему символом – не просто женщины, но надежды, что он искал.

День прошел в ожидании. Анри вернулся домой, но не мог усидеть на месте – он ходил из комнаты в комнату, перебирал книги, смотрел в окно. Париж за стеклом был тем же, но теперь он видел в нем не только красоту, но и трещины – нищету, гнев, жажду перемен. К вечеру он снова надел плащ и отправился в таверну, сердце его билось в ритме шагов.

Глава девятая. Ночь без звезд

Таверна «Красный петух» в эту ночь была полна народа. Дверь подвала скрипела от каждого нового гостя, а воздух, густой от дыма и пота, дрожал от приглушенных голосов. Анри спустился по знакомым ступеням, чувствуя, как сердце стучит в груди – не от страха, а от предчувствия, что эта ночь изменит все. Мариэтта ждала его у входа, ее плащ был влажным от вечернего тумана, а глаза блестели решимостью.

– Вы пришли, – сказала она, беря его за руку и ведя сквозь толпу. – Это хорошо. Сегодня они решают.

– Решают что? – спросил он, но она только покачала головой, указав на центр подвала.

Там, за грубым столом, стояли Пьер и Клодин. Пьер, как всегда, возвышался над остальными, его шрамы казались еще глубже в неверном свете ламп. Клодин держала в руках лист бумаги, испещренный чернилами, и читала вслух, ее голос прорезал шум:

– Завтра на площади Сен-Мишель пройдет ярмарка. Там будут люди – сотни, тысячи. Мы используем это. Раздадим листовки, зажжем их сердца. Пусть знают: время ждать кончилось.

Толпа загудела, кто-то крикнул: «Долой короля!» Анри почувствовал, как кровь прилила к лицу. Это был не просто разговор – это был план, шаг к тому, о чем он читал у Вольтера, но никогда не видел наяву.

Пьер поднял руку, призывая к тишине.

– Мы не просто кричим, – сказал он. – Мы готовим. У нас есть люди в мастерских, в порту, даже в гвардии. Но нам нужны все – каждый, кто готов рискнуть. – Его взгляд упал на Анри, и в нем мелькнула тень недоверия. – Даже ты, господин. Или ты здесь только для забавы?

Анри шагнул вперед, ощущая, как взгляды всех в подвале прикованы к нему. Мариэтта сжала его локоть, но он мягко высвободился.

– Я здесь не для забавы, – сказал он, и его голос, хоть и дрожал, был тверд. – Я видел ваш Париж, слышал ваши слова. Я хочу быть с вами.

Пьер прищурился, но Клодин кивнула, словно давно ждала этого.

– Тогда докажи, – сказала она. – Завтра ты пойдешь с нами. Будешь раздавать листовки, говорить с людьми. Если сдашь нас – Пьер найдет тебя быстрее, чем королевские шпионы.

Толпа засмеялась, но в этом смехе была угроза. Анри кивнул, чувствуя, как внутри него что-то ломается и тут же начинает расти заново.

– Я не сдам, – сказал он. – Клянусь.

Мариэтта посмотрела на него с чем-то похожим на гордость, но не сказала ничего. Собрание продолжалось: обсуждали детали – кто где будет стоять, сколько листовок напечатать, как уйти, если появится стража. Анри слушал, впитывая каждое слово. Это был хаос, но хаос с целью – как река, что рвется к морю, сметая все на пути.

Когда собрание закончилось, люди начали расходиться, растворяясь в ночи. Анри остался с Мариэттой, Пьером и Клодин у стола. Пьер протянул ему пачку листовок – грубая бумага, черные буквы, призывающие к свободе.

– Это твое первое дело, – сказал он. – Не подведи.

Анри взял листовки, ощущая их вес. Это был не просто бумага – это был выбор, который он не мог отменить.

– Я не подведу, – ответил он, глядя Пьеру в глаза.

Клодин улыбнулась, а Мариэтта положила руку ему на плечо.

– Идем, – сказала она. – Ночь еще не кончилась, а нам нужно подготовиться.

Они вышли в темноту, где небо было затянуто тучами, и звезды прятались, словно боясь смотреть на то, что грядет.

Глава десятая. Искры над площадью

Площадь Сен-Мишель к полудню превратилась в бурлящий котел. Ярмарка раскинулась вдоль мостовой: телеги с яблоками и сыром громоздились у фонтана, торговцы выкрикивали цены, а жонглеры в ярких лохмотьях крутили горящие факелы под восторженные вопли детей. Воздух пах жареным мясом, мокрой шерстью и дымом от костров, где пекли каштаны. Над всем этим висел гул – сотни голосов, слившихся в хаотичную мелодию Парижа.

Анри стоял у края площади, сжимая в руках пачку листовок, спрятанных под плащом. Его сердце билось неровно, как барабан перед битвой. Это был его первый шаг за пределы слов – шаг в мир действий, о котором он лишь читал в книгах. Рядом с ним была Мариэтта, ее глаза внимательно следили за толпой. На ней был старый капор, скрывавший лицо, и грубое платье, делавшее ее похожей на торговку.

– Не стой столбом, – шепнула она, слегка толкнув его локтем. – Смешивайся с людьми. Дай им листовки, но не суй всем подряд – выбирай тех, кто выглядит голодным или злым.

Он кивнул, проглотив ком в горле, и шагнул вперед. Толпа поглотила его, как река – камешек. Он прошел мимо старухи, что торговала кружевами, и мальчишки, что ловил монеты у жонглера. Наконец, остановился у мужчины в потрепанной куртке – тот стоял, опираясь на костыль, и смотрел на телеги с едой с тоской в глазах.

– Возьми, – тихо сказал Анри, сунув ему листовку. – Прочитай. Это важно.

Мужчина взял бумагу, пробежал глазами первые строки и сунул ее за пазуху, бросив на Анри быстрый взгляд.

– Ты один из них? – буркнул он.

– Да, – ответил Анри, удивляясь, как легко это слово слетело с губ.

Мужчина кивнул и отошел, растворившись в толпе. Анри двинулся дальше, раздавая листовки – рыбаку с мозолистыми руками, женщине с ребенком на плече, молодому парню, что точил нож у стены. Каждый брал бумагу молча, но в их глазах мелькало что-то – искра, которую он видел в таверне.

Вдруг над площадью раздался крик. Анри обернулся: у фонтана стоял Пьер, его мощная фигура возвышалась над толпой. Он держал листовку высоко над головой и гремел:

– Люди Парижа! Сколько еще вы будете голодать, пока они пируют? Это ваше право – жить, а не выживать! Читайте, думайте, действуйте!

Толпа зашумела, кто-то подхватил его слова, кто-то начал освистывать. Мариэтта потянула Анри за рукав.

– Пора уходить, – шепнула она. – Стража близко.

Но он не успел. Из переулка выскочили солдаты – четверо в синих мундирах, с саблями наготове. Их командир, молодой офицер с тонкими усиками, указал на Пьера.

– Взять его! – рявкнул он.

Пьер бросился в сторону, толпа расступилась, но солдаты были быстрее. Один ударил его прикладом в плечо, другой схватил за руку. Анри замер, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Мариэтта дернула его сильнее.

– Беги, Анри! Сейчас!

Он побежал, спотыкаясь о камни, ныряя в узкий проход между телегами. За спиной слышались крики, звон металла, топот сапог. Он оглянулся – Пьера тащили к карете стражи, его лицо было в крови, но глаза горели яростью. Клодин мелькнула в толпе, раздавая последние листовки, прежде чем исчезнуть.

Анри и Мариэтта выскочили на соседнюю улицу, прижавшись к стене. Дыхание рвалось из груди, руки дрожали. Она посмотрела на него, ее лицо было бледным, но спокойным.

– Ты видел? – спросила она. – Это только начало.

Он кивнул, все еще держа в руке скомканную листовку. Искры, о которых говорил Пьер, уже летали над площадью – и одна из них горела в нем самом.

Глава одиннадцатая. Эхо в тишине

Туман опустился на Париж, как саван, скрывая очертания домов и заглушая звуки. Анри и Мариэтта пробирались через узкие улочки Латинского квартала, держась теней. Шаги их гулко отдавались от мокрых камней, а дыхание вырывалось белыми облачками в холодном воздухе. Площадь Сен-Мишель осталась позади, но крики, звон сабель и образ Пьера, уводимого стражей, все еще стояли перед глазами Анри.

Они остановились у старого склада, чьи стены поросли мхом, а дверь висела на ржавых петлях. Мариэтта толкнула ее, и они вошли внутрь. В помещении пахло сыростью и гниющим деревом, слабый свет пробивался сквозь щели в крыше, рисуя полосы на полу. Здесь было тихо, только капли воды срывались с потолка, падая в лужи с мягким плеском.

Анри прислонился к стене, чувствуя, как адреналин покидает тело, оставляя за собой дрожь. Он смотрел на свои руки – пустые, листовки остались где-то в толпе. Мариэтта стояла напротив, снимая капор. Ее лицо было напряженным, но в глазах не было страха – только усталость и что-то похожее на решимость.

– Пьер… его взяли, – сказал он наконец, голос его был хриплым. – Это моя вина?

Она покачала головой, отбрасывая мокрые волосы с лица.

– Нет, Анри. Это не твоя вина, и не моя. Это их риск – наш риск. Пьер знал, на что идет.

Он опустился на ящик, покрытый пылью, и закрыл лицо руками. Образ солдата, бьющего Пьера прикладом, не отпускал его. Он видел кровь, слышал треск кости – и впервые понял, что слова о свободе имеют цену, которую он раньше не мог себе представить.

– Я думал, это будет иначе, – признался он тихо. – Что мы раздадим листовки, люди услышат, и… все изменится. Но это не игра, Мариэтта. Это война.

Она подошла ближе, сев рядом. Ее плечо коснулось его, и в этом простом жесте было больше тепла, чем в любом балу Версаля.

– Это всегда была война, – сказала она. – Просто ты не видел ее раньше. За каждым стихом, за каждым криком на площади – кровь. Но без этого ничего не сдвинется. Ты все еще хочешь быть с нами?

Анри поднял голову, глядя на нее. В ее глазах отражались полосы света, и в этот момент она казалась ему не просто женщиной, а частью чего-то большего – силы, что дышала в этом городе.

– Да, – ответил он. – Но я боюсь. Не стражи, не смерти даже… боюсь, что не смогу сделать достаточно.

Мариэтта улыбнулась – слабо, но искренне.

– Достаточно – это не слово для нас, Анри. Мы делаем, что можем, каждый день, каждый шаг. Сегодня ты был там, раздавал листовки, смотрел в глаза людям. Это уже больше, чем многие.

Он кивнул, чувствуя, как ее слова успокаивают его, как бальзам на рану. Тишина склада обволакивала их, и в этом покое было что-то целительное. Анри вдруг заметил, что ее рука лежит рядом с его, всего в дюйме. Он протянул пальцы и коснулся ее ладони – осторожно, словно боясь разрушить момент. Она не отстранилась, только сжала его руку в ответ.

– Что теперь? – спросил он, глядя на их переплетенные пальцы.

– Теперь мы ждем, – сказала она. – Клодин ушла собирать людей. Если Пьера не отпустят, мы найдем способ вытащить его. А ты… тебе нужно решить, как далеко ты готов зайти.

Анри смотрел на нее, чувствуя, как ее тепло проникает в него. Решение уже зрело в нем – не словами, а ощущением, что он больше не может вернуться к зеркалам и шелку.

– До конца, – сказал он тихо. – Куда бы это меня ни привело.

Глава двенадцатая. Ключи от клетки

Ночь опустилась на Париж, как тяжелый занавес, скрывая город под покровом тьмы. Улицы Латинского квартала затихли, лишь редкие шаги ночных сторожей да скрип ставен нарушали тишину. Анри и Мариэтта покинули склад, когда туман рассеялся, оставив за собой холодный, влажный воздух. Они двигались быстро, держась переулков, где фонари не горели, а тени были их союзниками.

Мариэтта вела его к старой пекарне на улице Сен-Жак – месту, где, по ее словам, Клодин собирала людей для следующего шага. Дверь пекарни была приоткрыта, и оттуда доносился запах угасающего огня и ржаного хлеба. Они вошли, и Анри увидел Клодин, стоящую у печи. Ее рыжие волосы были собраны в узел, а лицо освещалось красноватым светом углей. Вокруг нее собралось человек десять – мужчины и женщины с усталыми глазами, но горящими взглядами.

– Пьер в тюрьме Сен-Лазар, – начала Клодин без предисловий, ее голос был резким, как удар ножа. – Стража забрала его после площади. Они держат его в одиночной камере, но мы знаем, где ключи.

Анри шагнул ближе, чувствуя, как напряжение в комнате давит на него. Мариэтта стояла рядом, ее рука слегка касалась его рукава.

– Как мы его вытащим? – спросил он, стараясь звучать увереннее, чем чувствовал.

Клодин посмотрела на него, ее губы дрогнули в слабой улыбке.

– Ты быстро учишься, месье. Один из наших, Жиль, работает в тюрьме уборщиком. Он видел, где висят ключи – в комнате надзирателя. Ночью там мало охраны, но риск все равно велик.

Один из мужчин, худой, с длинным шрамом на щеке, поднялся с ящика.

– Я могу отвлечь стражу, – сказал он хрипло. – Подожгу телегу у ворот. Пока они тушат, вы войдете.

– А если тебя поймают, Матье? – спросила женщина с седыми прядями, сидевшая у стены.

– Тогда я уйду с боем, – ответил он, и в его голосе не было ни тени сомнения.

Анри слушал, чувствуя, как реальность этого плана врезается в него. Это была не раздача листовок – это был прямой вызов властям, шаг, за которым могла последовать виселица. Он взглянул на Мариэтту, с какой-то маленькой надеждой, ища в ее лице ответ, но она смотрела на Клодин, кивая.

– Я пойду внутрь, – сказала Мариэтта. – Я маленькая, незаметная. Я постараюсь остаться незамеченной и возьму ключи от одиночной камеры.

– Нет, – вырвалось у Анри прежде, чем он успел подумать. Все повернулись к нему, и он почувствовал, как жар приливает к щекам. – Я пойду. У меня есть опыт… я знаю, как двигаться тихо. В детстве я лазил по крышам в поместье отца.

Клодин прищурилась, оценивая его. Сначала в ее глазах проскользнуло легкое недоверие, но потом оно сменилось на уверенность. После раздумий она кивнула.

– Хорошо. Ты и Мариэтта – вдвоем. Матье даст вам время. Мы уходим через час.

Собрание закончилось быстро: люди разошлись, шепча последние детали. Анри остался с Мариэттой у печи, чувствуя тепло углей на лице. Она посмотрела на него, ее взгляд был мягким, но серьезным.

– Ты уверен? – спросила она. – Это не игра, Анри. Если нас поймают…

– Я знаю, – перебил он. – Но я не могу стоять в стороне. Не теперь.

Она кивнула, и в ее глазах мелькнуло что-то новое – уважение, смешанное с тревогой. Они вышли из пекарни и направились к Сен-Лазар, держась теней. Ночь была их щитом, а Париж – ареной, где решалась их судьба.

Глава тринадцатая. Тени у стен

Тюрьма Сен-Лазар высилась над Парижем, как мрачный страж, ее стены из серого камня были покрыты пятнами сырости и лишайника. Башни, увенчанные железными шпилями, торчали в небо, словно когти, готовые схватить любого, кто осмелится подойти. Ночь окутала ее черным плащом, но свет факелов у ворот дрожал, отбрасывая длинные тени на булыжники. Анри и Мариэтта притаились в переулке напротив, их дыхание смешивалось с холодным воздухом, а сердца бились в унисон с далеким звоном часов – полночь.

Рядом с ними стоял Матье, его худое лицо было напряжено, а руки сжимали кремень и огниво. Телега с сеном, которую он украл из соседнего двора, ждала своего часа у стены тюрьмы. План был прост, но хрупок, как стекло: Матье подожжет телегу, отвлечет стражу, а Анри и Мариэтта проникнут внутрь через боковую дверь, о которой говорил Жиль. Ключи от камеры Пьера висели в комнате надзирателя – маленькой, но охраняемой.

– Готовы? – шепнул Матье, чиркнув кремнем. Искры вспыхнули, но тут же погасли.

Анри кивнул, хотя внутри его трясло. Он вспомнил детские игры в поместье отца – как лазил по сараям, прячась от гувернера, как крал яблоки из сада. Тогда это было приключением, теперь – делом жизни и смерти. Мариэтта сжала его руку, ее пальцы были холодными, но твердыми.

– Двигайся за мной, – сказала она. – И не смотри назад.

Матье наконец разжег огонь. Сено занялось с тихим треском, и через минуту пламя взметнулось вверх, освещая ночь. Он толкнул телегу к воротам и крикнул:

– Пожар! Спасайтесь!

Стражники у входа – двое в синих мундирах с мушкетами – обернулись, их лица исказились от удивления. Один бросился к телеге, другой побежал за водой, крича что-то о подмоге. Анри и Мариэтта рванули к боковой двери – низкой, покрытой ржавчиной, почти незаметной в тени стены.

Мариэтта достала тонкий нож и вставила его в замок, шепча под нос:

– Давай, давай…

Щелчок – и дверь поддалась. Они проскользнули внутрь, оказавшись в узком коридоре. Здесь пахло плесенью и страхом, стены были холодными, а тишина – тяжелой, как камень. Где-то вдалеке слышался гул голосов стражи, но пожар пока держал их у ворот.

– Комната надзирателя наверху, – сказала Мариэтта, указав на лестницу. – Жиль говорил, второй этаж, третья дверь слева.

Они поднялись, ступая тихо, как кошки. Лестница скрипела, и каждый звук казался громом в ушах Анри. На втором этаже коридор был длиннее, освещенный одной лампой, что висела на крюке. Они дошли до третьей двери, и Анри толкнул ее. Она открылась без сопротивления.

Комната была маленькой: стол, стул, кровать с тощим матрасом. На стене висела связка ключей – ржавых, тяжелых, с бирками, на которых едва виднелись цифры. Анри схватил их, пальцы дрожали.

– Какой номер? – спросил он.

– Семь, – ответила Мариэтта, заглядывая через его плечо.

Он нашел ключ с выцветшей семеркой и сунул остальные в карман плаща. Но в этот момент за дверью послышались шаги – тяжелые, уверенные. Мариэтта замерла, ее глаза расширились.

– Надзиратель, – шепнула она.

Анри огляделся. Укрыться было негде, кроме как под кроватью, но это было слишком очевидно. Он схватил Мариэтту за руку и потянул к окну – узкому, с мутным стеклом. Открыв его, он выглянул: второй этаж, но под окном был навес, покрытый соломой.

– Прыгаем, – сказал он.

– А ключи? – возразила она.

– Я возьму их с собой. Пьер подождет.

Шаги приблизились, ручка двери начала поворачиваться. Анри не дал ей времени спорить – толкнул ее к окну и прыгнул следом. Они упали на навес, солома смягчила удар, но он все равно почувствовал боль в коленях. Мариэтта приземлилась рядом, тут же вскочив.

– Бежим! – крикнула она.

Они спрыгнули на землю и бросились в переулок, когда из окна раздался крик надзирателя:

– Воры! Держи их!

Стража у ворот уже тушила телегу, но пожар ослаб, и солдаты заметили беглецов. Анри слышал топот за спиной, свист сабли, вынутой из ножен. Он бежал, не оглядываясь, чувствуя, как ключ с номером семь впивается в ладонь. Мариэтта была впереди, ее плащ развевался, как крылья.

Они свернули за угол, потом еще раз, пока крики не стихли. Остановились в тупике, прижавшись к стене. Анри дышал тяжело, сердце колотилось, но он улыбнулся – впервые за ночь.

– Мы сделали это, – сказал он.

Мариэтта покачала головой, но ее губы дрогнули в ответной улыбке.

– Мы это начали, – поправила она. – Пьер еще там. Но у нас есть ключ.

Глава четырнадцатая. Шаги в темноте

Тупик, где укрылись Анри и Мариэтта, был тесным и сырым, окруженным высокими стенами, что пахли плесенью и старым деревом. Ночь стояла глухая, без ветра, и только далекий лай собак да редкие крики стражи нарушали тишину. Анри прижимал ключ к груди, чувствуя его холод через ткань плаща. Это была их добыча, их надежда – но Пьер оставался за решеткой, и каждая минута делала его спасение сложнее.

Мариэтта прислонилась к стене рядом, ее дыхание все еще было неровным после бега. Она смотрела в темноту, туда, где переулок сливался с тенями, и молчала. Анри заметил, как ее пальцы сжимают край плаща – не от страха, а от напряжения, что копилось в ней с площади Сен-Мишель.

– Мы вернемся за ним, – сказал он тихо, пытаясь убедить и ее, и себя. – У нас есть ключ.

Она повернулась к нему, ее глаза блестели в слабом свете, пробивавшемся из-за угла.

– Ключ – это только начало, Анри. Стража теперь настороже. Они будут ждать нас, или хуже – переведут Пьера туда, где мы его не найдем.

Он кивнул, ощущая тяжесть ее слов. Это была не игра в прятки, как в детстве, а шахматная партия с противником, у которого больше фигур. Но отступить он уже не мог – не после того, как увидел кровь Пьера и не после того, как почувствовал огонь, о котором говорила Мариэтта.

– Тогда что делать? – спросил он. – Клодин, Матье… они ждут нас?

Мариэтта выпрямилась, отряхивая грязь с рук.

– Мы идем к пекарне. Клодин должна знать, что случилось. Если Матье выбрался, он будет там. Нам нужен новый план – быстро.

Они двинулись обратно, держась подальше от главных улиц. Париж в эти часы был городом призраков: пустые мостовые, закрытые ставни, редкие фонари, чей свет тонул в тумане. Анри чувствовал, как ключ оттягивает карман, напоминая о незавершенном деле. Он смотрел на спину Мариэтты, ее уверенные шаги, и думал, откуда в ней столько силы – в этой хрупкой фигуре, что казалась сотканной из чернил и воли.

Пекарня встретила их теплом и запахом хлеба, но внутри было тихо. Клодин сидела у печи, ее рыжие волосы растрепались, а лицо было бледным от усталости. Рядом стоял Матье, его куртка была порвана, а на щеке виднелся свежий синяк. Остальные ушли – или не вернулись.

– Вы живы, – сказала Клодин, вставая. – А Пьер?

– Еще в тюрьме, – ответила Мариэтта, бросив капор на стол. – Но у нас есть ключ от его камеры.

Матье сплюнул на пол, его взгляд был мрачен.

– Они чуть не схватили меня у ворот. Телега сгорела, но стража вызвала подкрепление. Сен-Лазар теперь как крепость.

Анри достал ключ и положил его на стол. Металл звякнул о дерево, и все посмотрели на него – маленький, ржавый, но полный обещаний.

– Мы были внутри, – сказал он. – Дошли до комнаты надзирателя. Но нас заметили. Пришлось бежать.

Клодин взяла ключ, повертела его в руках.

– Это шанс, – сказала она. – Но одной ночью мы не обойдемся. Они будут искать нас – и тебя, Анри. Ты понимаешь, что теперь ты не просто зритель?

Он кивнул, чувствуя, как ее слова врезаются в него. Он больше не был месье де Лормоном, сыном аристократа, живущим за стеклом. Он стал частью чего-то большего – и опасного.

– Я понимаю, – ответил он. – И я не уйду.

Мариэтта посмотрела на него с чем-то похожим на облегчение. Клодин положила ключ обратно на стол и скрестила руки.

– Тогда слушайте. Утром я узнаю, где держат Пьера —, Жиль может пробраться в тюрьму как уборщик. Если его перевели, мы найдем его. Но нам нужно больше людей – и оружие. Анри, у тебя есть связи. Можешь достать хоть что-то?

Он задумался. Его мир – Версаль, салоны, герцоги – был далеко, но там остались люди, которых он знал. Оружейники, лакеи, даже шевалье де Монфор, чьи насмешки скрывали острый ум. Это был риск, но другого пути не было.

– Я попробую, – сказал он. – У меня есть знакомый в гвардии. Он может знать, где взять мушкеты.

Матье фыркнул, но Клодин кивнула.

– Хорошо. Мариэтта, ты с ним. Держитесь тихо, никаких площадей. Встретимся здесь завтра ночью.

Они разошлись, оставив Анри и Мариэтту у печи. Она взяла ключ и спрятала его в карман.

– Ты правда готов просить помощи у своих? – спросила она, глядя ему в глаза.

– Если это спасет Пьера, – ответил он. – И нас.

Она кивнула, и они вышли в ночь, где шаги их звучали как эхо будущего.

Глава пятнадцатая. Мосты и клинки

Утро в Париже началось с серого света, что пробивался сквозь низкие облака, окрашивая город в оттенки стали и пепла. Анри и Мариэтта шли вдоль Сены, держась подальше от людных улиц. Река текла настолько медленно и спокойно, что ее воды отражали силуэты мостов и редкие пятна солнца, что боролись с туманом. Анри чувствовал усталость в костях – ночь у тюрьмы и разговор в пекарне выжали из него последние силы, но отступать было некуда.