скачать книгу бесплатно
Вся последующая история конституционализма – это в первую очередь история становления и развития представительного правления, сменившего деспотизм абсолютной монархии. Представительное начало в формировании высших органов власти, признание права граждан на юридическое равенство и защиту собственности со временем становится высшей потребностью политического образа жизни, именуемого конституционализмом.
Следует подчеркнуть, что конституционализм, в каком бы смысле о нем ни говорилось, никогда не существовал в виде одной, а тем более единственной модели. Он всегда носил конкретно-национальный и конкретно-исторический характер. Никогда не было конституционализма вообще, а всегда был конституционализм английский, американский, французский, германский и т. п., причем каждый из них всегда связывался с определенной эпохой своего существования.
Например, И. А. Кравец, характеризуя современный российский конституционализм, считает, что основными его чертами как правовой категории являются следующие:
для него характерно значительно более позднее правовое формирование по сравнению с другими европейскими государствами;
он отличается переходным характером современного состояния, в связи с чем многие принципы конституционализма, получив конституционное-правовое оформление, пока не обеспечены широкой общественной поддержкой и в процессе реализации часто теряют качество нормативности;
ему присуще целеполагание в значительно большей степени, чем демократическим государствам со стабильной конституционной системой, поэтому российский конституционализм – это телеологический (целевой) конституционализм с внутренними запасами пока не реализованных возможностей;
интеграция России в европейское и международное сообщество заставляет видоизменять многие традиционные правовые институты и интерпретировать отечественные конституционно-правовые нормы и принципы, а также соответствующие нормы и принципы международного и европейского права[72 - См.: Кравец И. А. Российский конституционализм. С. 69–70.].
И. А. Кравец считает, что современный российский конституционализм ориентирован в своем развитии на три ключевых компонента программы – на основы: а) демократического конституционализма; б) неолиберального конституционализма; в) социального конституционализма[73 - Там же. С. 75–76.].
Однако все это не означает, что у всех этих «конституционализмов» нет ничего общего, позволяющего сформулировать какое-то общее понятие конституционализма.
Прав А. Шайо, который полагает, что «конституционализм не определяется путем исчерпывающего перечисления свойств»[74 - Шайо А. Самоограничение власти. С. 20.]. Просто это сделать невозможно. Однако выделить то главное, что характеризовало бы конституционализм, не только возможно, но и необходимо, и прежде всего с практической точки зрения.
Во все времена и во всех странах, избравших конституционализм в качестве доктрины государственного строительства, государственный строй должен был отвечать большинству следующих требований:
а) обеспечение основных прав человека, и прежде всего права частной собственности;
б) верховенство законов;
в) формальное равенство всех перед законом;
г) разделение государственных властей;
д) осуществление законодательной власти органом народного представительства, избранным широким кругом лиц с исключением каких бы то ни было сословных принципов;
е) ответственность исполнительной власти перед высшим законодательным органом;
ж) определение государственных доходов и расходов законодательным органом народного представительства.
Все эти требования имели неодинаковое значение и соотношение в различных странах. Их соотношение изменялось даже в одной стране в различные периоды ее истории. Однако сущность их всегда была в основном одна: на основании большинства указанных признаков всегда можно было решить вопрос о соответствии государственного строя данной страны общим требованиям конституционализма.
Одними из существенных признаков конституционализма являются сам факт наличия конституции (писаной или неписаной) и ее активного влияния на политическую жизнь страны, верховенство и определяющая роль конституции как основного закона в системе действующего законодательства, опосредованность политических отношений конституционно-правовыми нормами, конституционная регламентация государственного строя и политического режима, конституционное признание прав и свобод личности, правового характера взаимоотношений гражданина и государства.
Конечно, наличие в государстве конституции, даже соответствующей по своему содержанию требованиям конституционализма, совсем не означает, что такое государство является воплощением идей конституционализма. Дело в том, что конституционализм, подобно самой конституции, может быть как реальным, так и фиктивным, т. е. мнимым. Фиктивен конституционализм, когда конституция, построенная на его идеях, и действительность расходятся. Не фиктивен конституционализм, когда они сходятся.
В отечественной правовой литературе постановка вопроса о понятии российского конституционализма обычно связывается с его происхождением. В современной юридической литературе существуют три точки зрения на характер происхождения идей, принципов и институтов российского конституционализма. Одна из них исходит из того, что российская идея конституционализма не была заимствована у Запада. Она имеет свои традиции и уходит корнями в глубь веков[75 - См.: Пархоменко А. Г. Идеи российского конституционализма и их реализация в отечественном конституционном (государственном) праве. С. 4.]. Вторая точка зрения предполагает, что для большинства государств, в том числе и для России, конституционализм может иметь только заимствованное происхождение. Теория полной рецепции конституционализма исходит из того, что вызревший в недрах западной цивилизации политико-правовой феномен переносится в неадекватную социальную среду, не имеющую необходимых внутренних природных условий развития[76 - См.: Пастухов В. Б. Россия на конституционном перекрестке Конституция как фактор социальных изменений. Сб. докл. М., 1999 С. 7–9.].
В литературе высказано правильное, на наш взгляд, мнение о том, что обе эти теории страдают недостатками, которые могут быть преодолены только через интеграцию позитивных сторон каждой из них, отражающих реальные процессы формирования и развития конституционных учреждений в России. «По-видимому, только интеграционная, или синтетическая, теория происхождения российского конституционализма может объективно объяснить общее и особенное в конституционном развитии России. Такая теория основывается на предположении, что конституционализм все же имеет набор универсальных принципов, характерных для конституционных и демократических государств, различающихся по этническим и социально-экономическим характеристикам, но в то же время подобные принципы могут иметь национальные особенности реализации в конкретных государствах и существовать наряду с уникальными (специфическими и неповторимыми) конституционными учреждениями»[77 - Кравец И. А. Российский конституционализм. С. 50.].
Вместе с тем не могут не настораживать разговоры «о мировых стандартах конституционализма, которые нашли прямое или опосредованное закрепление в современной системе международного права, особенно через международные стандарты в области прав и свобод человека, а также международные требования, предъявляемые к организации демократического порядка осуществления государственной власти и проведению в жизнь принципа господства права»[78 - Там же. С. 51–52.].
Думается, что не может быть никаких международных требований, предъявляемых к организации демократического порядка осуществления государственной власти. Такие требования противоречили бы не только идее суверенного государства, но и самой идее конституционализма, основанной на идее народного суверенитета.
§ 2. Развитие идеи конституционализма и его становление в России
Появление конституционно-демократических идей в России относится к XVIII в. Именно они положили начало формированию и развитию российского конституционализма как теоретической доктрины, которое проходило в рамках трех основных периодов.
Первый из них включал возникновение конституционных идей и разработку проектов конституции, ни один из которых так и не был реализован в общероссийском масштабе.
Второй период – период монархического конституционализма. Его идеи нашли воплощение в думской монархии, возникшей в 1906 г.
Третий период, начавшийся после Февральской революции 1917 г., провозгласившей республиканскую форму правления, был прерван Октябрьской революцией.
Первые конституционные проекты в России были связаны с именами представителей дворянской аристократии и получили название дворянского конституционализма.
В правовой литературе начало дворянского конституционализма обычно связывают с подготовленными членами Верховного тайного совета[79 - Верховный тайный совет (верховники) – высшее государственное учреждение в России в 1726–1730 гг., упраздненное Манифестом 4 марта 1730 г.] кондициями (условиями), которые должна была подписать курляндская герцогиня Анна, приглашенная на русский престол.
В этих кондициях (1730 г.), обращенных к будущей императрице Анне Иоанновне, посредством которых члены Верховного тайного совета пытались ограничить ее власть, говорилось:
«1. Ни с кем войны не счинять.
2. Миру не заключать.
3. Верных наших подданных никакими новыми податями не отягощать.
4. В знатные чины как в стацкие, так и в военные, сухопутные и морские, выше полковничья ранга не жаловать, ни же к знатным делам никою не определять. Гвардии и прочим полкам быть под ведением Верховного Тайного Совета.
5. У шляхетства живота и имения без суда не отнимать.
6. Вотчины и деревни не жаловать.
7. В придворные чины как русских, так и иностранцев без совету Верховного Тайного Совета не производить.
8. Государственные доходы в расход не употреблять.
И всех своих подданных в неотменной своей милости содержать. А буде по сему обещанию не исполнено, то лишена буду короны»[80 - Конституционализм: исторический путь России к либеральной демократии. М., 2000. С. 36.].
Анна Иоанновна была вынуждена подписать эти кондиции, при которых она могла бы занять русский престол, а заняв его, 25 февраля 1730 г. разорвала кондиции, не получившие поддержки широких слоев дворянства и влиятельных государственных деятелей.
В литературе указывается на сходство кондиций с «крестноцеловальными записями», которые давали, вступая на престол, В. Шуйский и М. Романов, а также с избирательными капитуляциями польских королей (Pacta conventa). Это позволяет предположить, что верховники опирались на исторический опыт России и Польши[81 - См.: История буржуазного конституционализма XVII–XVIII вв. С. 240.].
Одним из видных представителей дворянского конституционализма был граф Н. И. Панин (1718–1783), представивший Екатерине II проект манифеста об учреждении Имперского совета, без ведома и санкции которого не должен был издаваться ни один акт монарха.
Имперский совет уравновешивался сенатом, который мог возразить против решения монарха, согласованного с советом, если такое решение нарушало существующие законы или благосостояние народа.
Манифест был подписан императрицей 28 декабря 1762 г., но не был введен в действие.
В общем плане проект Н. И. Панина был первым шагом к введению конституции. Позже Н. И. Панин разработал проект такой конституции, который не сохранился. Однако известно, что Н. И. Панин предлагал основать политическую свободу сначала для одного дворянства. Важная роль отводилась сенату, который должен был быть облечен полной законодательной властью, а императору оставалась бы власть исполнительная с правом утверждения обсужденных и принятых сенатом законов и обнародования их.
В проекте говорилось о необходимости постепенного освобождения крестьян и дворовых людей.
После смерти Н. И. Панина часть его бумаг перешла к его брату – П. И. Панину, который на их основе написал «Прибавление к рассуждению, оставшемуся после смерти министра графа Панина, сочиненное генералом графом Паниным, о чем между ними рассуждалось иметь полезным для Российской империи фундаментальные права, не переменяемые на все времена никакою властью». В рукописи излагались вопросы, подлежащие урегулированию законодательным путем, среди которых значились, в частности, вопросы «О праве собственности каждому», «О не суждении ни за какие злодеяния и преступления, ни какого звания людей в иных особых местах как единственно в учреждениях публичных для всех на то судах» и др.[82 - См.: История буржуазного конституционализма XVII–XVIII вв. С. 241–244.]
В 1767 г. Екатериной II была созвана Комиссия об Уложении, для которой она составила «Наказ» (1767 г.), заимствуя для него идеи передовых мыслителей Запада[83 - См.: Конституционализм: исторический путь России к либеральной демократии. С. 27—109.].
В «Наказе», в частности, подчеркивалась необходимость «всякого согражданина особо видеть охраняемого законами, которые не утесняли бы его благосостояния, но защищали его от всех сему правилу противных предприятий».
В нем указывалось, что «законы весьма сходственные с естеством, суть те, которых особое расположение соответствует лучше расположению народа, ради которого они учреждены… Надлежит, чтоб законы, поелико возможно, предохраняли безопасность каждого особо гражданина. Равенство всех граждан состоит в том, что все подвержены были тем же законам».
В «Наказе» подчеркивалось, что «ничего не должно запрещать законами, кроме того, что может быть вредно или каждому особенно, или всему обществу».
Касаясь устройства судебной системы, «Наказ» подчеркивал, что «ответчика в суде должно слушать не только для узнания дела, в котором его обвиняют, но и для того еще, чтоб он себя защищал. Он должен или сам себя защищать, или выбрать кого для своего защищения… Защищать значит здесь не что иное, как представить суду в пользу ответчика все то, чем его оправдать можно. Законы, осуждающие человека по выслушиванию одного свидетеля, суть пагубны вольности».
В «Наказе» говорилось, что употребление пытки «противно здравому естественному рассуждению: само человечество вопиет против оной и требует, что она была вовсе уничтожена… Надлежит, чтоб судимые в великих винах с согласия законов избирали себе судей или по крайней мере могли бы отрицать из них толикое число, чтоб оставшиеся казались быть в суде по выбору судимых преступников. Также бы надлежало нескольким из судей быть чина по гражданству такого же, какого и ответчик, то есть ему равным, чтоб он не мог подумать, будто бы он попал в руки таких людей, которые в его деле насильство во вред ему употребить могут».
В «Наказе» подчеркивалось, что «самодержец, представляющий и имеющий в своих руках всю власть… может один издавать общий о наказании закон, которому все члены общества подвержены; однако он должен воздержаться… чтобы самому не судить. Почему и надлежит ему иметь других особ, которые бы судили по законам».
Русский общественный и государственный деятель, историк и публицист М. М. Щербатов в сочинении «Разные рассуждения о правлении» старался по возможности беспристрастно отнестись к различным формам правления: монархическому, аристократическому и демократическому[84 - См.: Конституционализм: исторический путь России к либеральной демократии. С. 133–142.].
М. М. Щербатов подчеркивал, что «никакое сообщество… не может пребывать без некоторых правил и законов… Сие сочинило разные роды правления: монархическое, которое от патриаршего правления начало свое имеет; деспотическое, иль самовластное, введенное мучителями; аристократическое и демократическое, о каких можно мнить, что они произведены неудовольствием вельмож иль всего народа правлением сих деспотов, которые по тому, колико они имели участие в сих переменениях, более или менее участие в правлении взяли».
«Все сии правления (окромя самовластного) имеют их полезности и пороки: часто монархия переменяется в самовластие иль в ужаснейшее мучительство, аристократия весьма утесняет подлый народ, демократия производит беспорядки и смущения, которые иногда и самого государства погибель приключают. И так можно сказать, что несть ничего совершенного в делах человеческих, но понеже совершенство нам не дано в удел, то будет, по крайней мере, стараться от пороков избежать».
Характеризуя монархическое правление, М. М. Щербатов считал, что «государь – по избранию ли, иль по праву рождения, на престол бывает возведен – должен не только себя почитать царем народа, который управляем, как отцом, а они себя его (должны) детьми считать: он есть их покровитель, защитник, судия и проч. И как в правлении каждого рода хотя вышняя власть и в персоне единого отца пребывает, однако и тот в важных делах спрашивает совету у старейших иль мудрейших своих детей, то тем наивяще понеже в монархическом правлении более важных дел случается, и что когда же надлежит сохранить установленные уже законы иль новые установить для благополучия народов: не необходимо ли нужно государю иметь совет, сочиненный из мудрейших и более знания имеющих в делах, людей его народа, которые должны ему представлять то, что может служить счастию государств, и отсоветовать колико возможно в вещах, предосудительных государству и клонящихся к самовластию».
Аристократическое правление, по мнению М. М. Щербатова, «установилось через некоторые возмущения, сочиненные главными фамилиями, которые, видя, что монархия зачала в самовластие пременяться, выдумали другой род правления, сиречь, такой, в котором власть вверена некоторому числу людей, отличаемых их достоинствами и летами. С первого взгляду, несть ничего прекраснее главностей сего правления: тут мудрейшие люди сочиняют Сенат: не по своенравию одного, но по здравому рассуждению разумнейших мужей государства дела течение свое имеют».
Вместе с тем он подчеркивает, что «если столь мудрые люди, сочиняющие Сенат, также бывают заражены честолюбием и собственною к себе любовию; каждой, хотя и равен в Сенате, однако хотел бы властвовать, и чтобы его голосу предпочтительно пред другими последовали… Хотя дела и решаются по большому числу голосов, однако большее число не всегда лучше бывает… Предпочитая пользы своих родов интересам государства, стараются учинить вечными в их домах достоинства и богатства со исключением других, и утесняя подлый народ, который нигде столь не несчастлив, как под аристократическим правлением».
М. М. Щербатов считал, что те же причины, «которые подали случаи переменить монархию во аристократию, сиречь, мучительство государей вельможам, были причиною установления народного правления, то есть мучительства вельмож подлому народу… Демократическое правление, с первого взгляда, является быть сходственнейшее с естественным законом: понеже быв все рождены от единого отца, не все ли имеют справедливость требовать сию равность состояний, которая (ныне) является изгнанною из сообществ? Но, рассмотря сие, с другой стороны, несть ничего непостояннее сего правления: оно снедает свои недра, разделялся в разные партии, которые разные смутные поджигают, как корабль на волнующемся море – хотя часто искусством кормщика от потопления избегают, но чаще еще и погибают иногда у самой пристани».
Говоря о самовластии, М. М. Щербатов сомневался в возможности «по справедливости самовластие именем правления именовать, понеже сие есть мучительство, в котором нет иных законов и иных правил, окромя безумных своенравий деспота (самовладетеля). Вместо что в монархии государь есть для народа, в самовластном правлении народ является быть сделан для государя».
Касаясь прав народов в условиях разных правлений, М. М. Щербатов приходит к выводу, что «ничто более действия не имеет над правами человеческими, как воспитание, и как воспитание разнствует по разным родам правления, и так под всяким правлением народ имеет особливые нравы, более иль менее сходственные с законами государства. Таким образом, в монархии люди честолюбивы, во аристократии горды и тверды, в демократии смутнолюбивы и увертчивы, в самовластном же правлении подлы и низки».
Ряд конструктивных идей высказал А. А. Безбородко (1747–1799) в составленной им в 1799 г. записке. Он считал, что в России насчитывается три сословия: дворянство, мещанство и крестьянство.
Дворянство и мещанство имеет свои законы, которыми служат жалованные грамоты 1785 г. Он полагал, что и крестьянство также должно иметь свои законы, которые при сохранении крепостного права гарантировали бы неприкосновенность движимого имущества.
Он предлагал избрать в губерниях по два депутата от каждого сословия, с участием которых министр рассматривал бы дела, касающиеся губернии. Собрание этих депутатов от всех губерний должно было рассматривать проекты законов, которые затем подлежали одобрению общим собранием сената и утверждению царем. Таким образом, собрание депутатов выступало как законосовещательное учреждение, хотя самодержавная власть сохраняла за собой право издавать законы без предварительного обсуждения их палатою.
По мнению А. А. Безбородко, Россия может быть только самодержавным государством, отличающимся от деспотии тем, что самодержец, издающий свой закон, сам первый его чтит и повинуется ему.
Идеи дворянского конституционализма разделял и А. Р. Воронцов (1741–1805). Он разработал проект реорганизации сената, предложенный в «Записке неизвестного лица о сенате и государственном устройстве».
По мнению автора «Записки», сенат должен осуществлять функции «власти, посредствующей между государем и народом». Он наделял его правом представлять императору кандидатов на посты президентов коллегий, губернаторов и т. п.
А. Р. Воронцов предлагал некоторые узаконения сделать коренными, «заимствовать из существующих в Англии… как-то Grande Charte и Habeas corpus, соглашать, однако же, с нравами и с настоящим нашим состоянием».
Аналогичные идеи о реформе сената А. Р. Воронцов изложил в записке, направленной Александру I (1801 г.)[85 - См.: Конституционализм: исторический путь России к либеральной демократии. С. 175–177.].
Однако наиболее интересным документом, отражающим политические воззрения А. Р. Воронцова, является «Грамота Российскому народу». Основная задача «Грамоты» заключалась в том, чтобы «подтвердить и возобновить права и преимущества, данные дворянству предыдущими государями».
«Грамота» А. Р. Воронцова воспроизводит некоторые основные положения Habeas corpus act. Его «Грамота» предусматривает право выезда из страны, а также запрещает конфискацию у крестьянина его инвентаря.
Эти идеи дворянских либералов оказали заметное влияние на развитие идей конституционализма в XIX в.
Во второй половине XVIII в. в России сформировалось новое течение общественно-политической мысли – просветительство, наиболее яркими представителями которого были С. Е. Десницкий, Д. И. Фонвизин и Н. И. Новиков.
Русский юрист и социолог С. Е. Десницкий был автором одного из наиболее развернутых конституционных проектов тех лет – «Представления о учреждении законодательной, судебной и наказательной власти в Российской империи»[86 - См.: Конституционализм: исторический путь России к либеральной демократии. С. 110–128.], направленного Екатерине II в 1768 г.
С. Е. Десницкий полагал, что «законы делать, судить по законам и производить суд во исполнение – сии три должности составляют три власти, то есть законодательную, судительную и наказательную власть, от которых властей зависят все почти чиноположения и все главное правление в государстве».
При учреждении этих властей «тут надобно осторожность иметь, чтоб одна власть не выходила из своего предела в другую и чтоб притом всякая из сиех властей имеет своих надзирателей, которых описанию чтоб она была всегда подвержена».
Характеризуя законодательную власть, С. Е. Десницкий утверждал, что «сей власти в Российской империи, кроме монархов, никто в полном значении не может иметь». Вместе с тем он отводил в законодательной власти определенное место и Правительствующему Сенату, действующему по воле монарха.
Сенат должен был состоять из 600 или 800 персон. Эти люди по соизволению монархов должны были избираться из «земельных владельцев в губерниях и провинциях, сверх сего из купеческих и художественных людей и, наконец, из духовных и училищных мест так, чтоб всякая губерния, провинция и корпусы имели своего в законодательной власти представителя, заступника и ходатая, которому бы своих сограждан соподанных и соседов обстоятельства и жалобы всегда известны были, и через него всему государственному правлению в Сенате на рассмотрение представляемы были».
С. Е. Десницкий считал, что «законодательная власть будет состоять и будет собираема из всей Российской империи в одно место, то есть в столичный город как в свой центр; судительная, напротив того, власть не меньше требует, чтоб распределена была во всей империи…».
Он полагал, что в России «по крайней мере в восьми местах известное число искусных судей безотступно присутствовало, как-то: в Риге, в Санкт-Петербурге, в Тобольске, в Новгороде, в Москве, в Казани, в Оренбурге, в Глухове и, если можно, еще в каком-нибудь месте и на границах польских».
«Для скорого отправления дел и для безобидного оных решения, – писал он, – судебная власть во всех вышеупомянутых местах должна состоять из двенадцати человек, в котором числе должен заключаться генерал-адвокат, четыре генерала-судьи криминальные. Прочие семь должны быть генералы-судьи тяжебных и криминальных дел в месте, где совокупно со всеми двенадцать судей составлять будут».
«Искусство и знанье судии, зависимо:
1) От свойственности его рассуждений о том, что добрым и худым слывет в свете.
2) Также его знание несравненно еще больше усугублено может быть из учения премногих примеров судебных дел».
«Чтоб судья беспристрастно всякому суд и правду предписывать мог, невзирая ни на кого, то должно его столько не подверженным никаким угрожениям и ни от кого не зависящим сделать, чтоб он за свое правосудие и за строгость свою суда никто не мог опасаться, чего действительнее сделать никак не можно, пока монархи не соблаговолят узаконить, чтоб судья, однажды сделан, по самую смерть судьею и при своей должности пребывал завсегда и чтоб притом ему полная власть дана была судить всякого без изъятия так, что и апелляции на него делать никому б не дозволялось, разве в случае, когда он явно против закона кого осудит. И тогда адвокату или виноватому можно дозволить на судью апелляцию учинить в Правительствующий Сенат, где он произвольному монарха штрафу или наказанию подвержен должен быть».
Говоря о наказательной власти, С. Е. Десницкий полагал, что «для того порядок в обществе требует узаконить, чтоб имеющие наказательную власть ничего важного отнюдь от себя не предпринимали без осуждения публичного перед судьями». Он считал возможным доверить наказательную власть «воеводам в губерниях и знатнейших только провинциальных городах так, чтоб один воевода не зависел от другого, а зависят они все от самого монарха, который один бы только доставлять их к такому месту самовластен был. Сие указание для того надобно, чтоб великие люди его не могли низвергнуть за неприятную им строгость, учиненную по воеводской должности».
С. Е. Десницкий выделял также гражданскую власть, которая должна быть поручена «таким людям, которые в городе живут и у которых больше дел отправляется в городе. Следовательно, такую власть иметь можно дозволить гражданам, а быть еще купцам и художественным людям».
Анализ проекта позволяет утверждать, что его автор надеялся на реальные ограничения царской власти, которые должны были возникнуть в ходе осуществления предлагаемой им политической реформы.
Рассуждения С. Е. Десницкого о трех властях не являются доказательством того, что он исходил здесь из теории разделения властей. Дело в том, что теория разделения властей, как известно, предполагает разделение всей власти в государстве между несколькими властями. Между тем в проекте Десницкого органы законодательной, судительной и наказательной власти не являются единственными органами, осуществляющими властные полномочия государства. Он предполагал, что имеются и другие органы государства, не входящие в состав названных им трех властей и составляющие другие власти. С. Е. Десницкий писал не столько о разделении властей, сколько об обособлении друг от друга органов, осуществляющих законодательные, судебные и некоторые административные функции (наказательная власть).
Другим выдающимся русским просветителем был Н. И. Новиков. В издаваемых им журналах и в руководимой им газете «Московские ведомости» Н. И. Новиков излагал свои рассуждения, касающиеся необходимости ограничения власти монарха властью представительного органа и основными законами; критики теории просвещенного абсолютизма; осуждения деспотизма государей; права народа на насильственное свержение тирана. В его публикациях восхвалялась республиканская форма правления.
Конституционные идеи Н. И. Новикова четко отразились, например, в «Прибавлениях к Московским ведомостям» за 1784 г. «Власть давать самим себе законы, намечать подати и брать участие во всех советах об общем благе, – писал он, – суть преимущества, которыми наслаждаются граждане демократических областей».
Издания Н. И. Новикова способствовали распространению западных идей, а это благоприятствовало развитию идей конституционализма.
Важное место в истории русского конституционализма занимают идеи Д. И. Фонвизина. В своих «Рассуждениях о непременных государственных законах» он резко критиковал государственный и общественный строй России, указывал, что «народ пресмыкается во мраке глубочайшего невежества, носит безгласно бремя жестокого рабства», а русское верховное правление – «бездушная машина, движимая произволом государя». Он считал, что государство приводит в движение «вседневными и часто друг другу противоречащими указами», но не имеет «никакого твердого законоположения», а дворянство «придается всякому подлецу, ограбившему отечество». Д. И. Фонвизин осуждал также порядки, когда государь отдает нацию на «расхищение извергам, себе возлюбленным». «Кто может – грабит, – писал Д. И. Фонвизин, – кто может – крадет», а «правосудие превратилось в торжище».
Не исключая насильственного низвержения существующего строя, он подчеркивал: «В таком гибельном положении нация, буде находит средства разорвать свои оковы тем же правом, каким на нее наложены, весьма умно делает, если разрывает. Тут дело ясное»[87 - Фонвизин Д. И. Собр. соч. Л., 1959. Т. 2. С. 256–264.].
«Конституционные идеи просветителей, – писал П. С. Грацианский, – существенным образом отличались от идей дворянских либералов. Они не имели сословно-дворянской окраски; власть монарха просветители стремились ограничить в весьма значительной степени, в механизме государства выдвигали на первый план орган народного просветительства. Проекты просветителей могут быть охарактеризованы, на наш взгляд, как проекты установления в России конституционной монархии»[88 - История буржуазного конституционализма XVII–XVIII вв. С. 258.].
